***
Пятничным утром главы НСДАП собрались в старинном особняке неподалеку от Нюрнберга. Яркое весеннее солнце заливало весь зал. Символика партии гордо украшала кафедру, стены и изящные резные колонны. Какой-то высокий несуразный человек монотонно читал воодушевляющую речь о труде во благо величия Германии. Мало кто слушал его: одни болтали, а другие просто были на что-то отвлечены. В зале было достаточно шумно. И вдруг все это прервали выстрелы. Голоса вмиг затихли — же стекло в одном из окон разлетелось на множество крохотных осколков. За долю секунды в зал ворвался полный взвод солдат противника. Раздался грохот, помещение окутало дымом. Гиммлер и Гейдрих сидели с краю… у того самого разбитого окна. Деваться им было некуда, а бежать — тем более. Встревоженные голоса заглушали новые выстрелы… были слышны чьи-то крики. У многих с собой имелось оружие, они пытались отбиться. Но что могут сделать штабные люди с пистолетами против обученной группы солдат? Откуда-то из мрачного дыма появился силуэт солдата в зеленовато-болотной форме. Он прицелился… навел винтовку на Гиммлера. Почти молниеносно Гейдрих метнулся в сторону рейхсминистра. Как бы страшно не было в тот момент Гейдриху, он был готов отдать жизнь, чтобы спасти Генриха. В тот же момент солдат был сбит с ног чьим-то удачным ударом, но все же он успел неметко выстрелить несколько раз: первая пуля пробила фуражку Гиммлера, вторая по касательной задела его руку… а третья попала в Гейдриха. Рейнхард упал на пол. Дальше все было будто бы в тумане: прибыли отряды СС, началась новая перестрелка, раненных стали выводить из здания. Уже на улице Гиммлер внимательно оглядел Гейдриха, раненного в плечо. — М-да, неплохо ты получил… Впрочем, кажется, все не так уж серьезно. Через месяц будешь как новенький… А вот фуражку жалко, — Генрих вздохнул и продолжил рассматривать сквозную дырку в фуражке. — Как жаль!.. Гейдрих скорчил недовольную рожу, Гиммлер тут же обратил на это внимание. — Что же ты такой кислый? — Тебе… ну то есть Вам… фуражка дороже человека… это печально. — Да ведь с тобой ничего не случилось. Жив и, можно считать, здоров. А фуражка совсем новая была! Рейнхард не пожелал ничего отвечать. Тогда Гиммлер с мерзкой ухмылкой куда-то удалился.***
Некоторое время спустя они вновь встретились. Солнце все так же ярко светило, но на улице ещё было достаточно прохладно — местами даже лежал снег. Гиммлер, убрав руки в карманы, топтался на месте. Он явно замерз. Рейнхард заметил это. — Держи, — Гейдрих протянул Гиммлеру свои перчатки. Генрих был удивлен такой невероятной щедростью со стороны Рейнхарда. Но все-таки он принял его предложение, ибо ужасно замерз в легком парадном пиджаке. Перчатки оказались велики ему, но в тот момент это не особо волновало Гиммлера.***
Наконец наступил апрель. Деревья начали покрываться молодой ярко-зеленой листвой, распустились первые цветы. Гитлер и Геббельс неторопливо шли по какой-то парковой аллее. Раньше, когда-то давно, они брели на некотором расстоянии друг от друга, общаясь исключительно по служебным вопросам. Сейчас же они шли столь близко… буквально бок о бок. Гитлер склонил голову, взглянул на Геббельса и улыбнулся. Йозеф не обратил на это внимания. Уже часто он замечал, как Адольф с улыбкой любуется на него. Министр привык к различным странностям фюрера. И тут же Гитлер аккуратно взял Геббельса за руку. Они переглянулись, но, кажется, не смогли найти подходящих слов. И так, в молчании, главы рейха дошли до конца аллеи — здесь они должны расставаться, дальше им было не по пути. Все также в тишине они смотрели друг на друга. В тот момент Геббельса переполняли какие-то особые необъяснимые чувства. Ему так хотелось прижаться к Адольфу, крепко обнять его… Но Йозеф лишь отвел взгляд и бросил, что уже пора идти, ведь он может опоздать на очередное собрание.***
Несколько дней спустя Геббельс и Гитлер решили вновь прогуляться вместе. Вернее, они совместно выгуливали овчарку Блонди. Она была очень умной собакой, Гитлер гордился ей. Наверное, Блонди была одним из немногих существ, к которым фюрер был по-настоящему привязан. Они гуляли по парку: медленно шагали по тропинкам и дорожкам. Блонди бежала на поводке где-то неподалеку. Геббельс держал Гитлера за руку. Фюрер приобнял его. Вдвоем было так хорошо… Им хотелось, чтобы этот чудесный солнечный день не заканчивался… Чтобы все свое свободное время они могли уделять друг другу. Но, увы! Им никогда не было суждено быть вместе.***
Почти всю следующую неделю Геббельс и Гитлер не виделись — уж больно занятыми людьми они были. Но вот как-то в субботу Йозеф приехал на встречу с Гитлером: ему нужно было обсудить вопрос, связанный с партией. Он посчитал, что это не телефонный разговор. Они беседовали около часа. Из обсуждения партийных планов разговор плавно перешел в обсуждение различных отстраненных вопросов. Беседа все больше удалялась от государственных дел. Геббельс неторопливо пил чай, стоя у распахнутого окна. Он рассматривал какой-то документ с кучей печатей. В этот момент фюрер положил руку на плечо Йозефа, что резко вывело того из раздумий. От неожиданности он слегка вздрогнул. — Ну что? Прочитал? — поинтересовался Гитлер. -А-а. ну да, — Геббельс поставил чашку с чаем на стол. — Любопытная бумажка. Затем министр протянул документ Гитлеру — их руки соприкоснулись. Адольф откинул документ куда-то в сторону и подтянул к себе Йозефа. Они взглянули друг на друга. В тот момент Геббельса переполняла нежность. Он никогда не испытывал ничего подобного, даже по отношению к Магде. Геббельс аккуратно поправил слегка растрепанные волосы фюрера. — Йося… ах, Йося… — прошептал Гитлер. В тот момент его темно-карие глаза казались такими добрыми. Адольф нежно поцеловал Геббельса в лоб. Йозеф прикрыл глаза. Он слышал, как быстро бьется сердце фюрера. Им было так хорошо вместе… Но Геббельс резко оттолкнул фюрера, быстрыми шагами он покинул кабинет. Министр бежал сначала по коридорам канцелярии, а затем по улицам. Йозеф даже не забрал свой портфель! Остановился он только где-то в глуши переулка. «Я… сознательно все испортил… но это же было неправильно! Так не должно быть, нет… Глупость. Как ОН мог позволить себе такое? Да и как Я мог… Это же нарушает все мои принципы. Черт! Черт…» Геббельс оперся на стену и пытался отдышаться.***
Новый съезд партии должен был проходить во Франкфурте. После того неприятного случая в Нюрнберге, охрана была значительно усилена. Вооруженные солдаты стояли не только парами у входа в зал, но также занимали позиции по его периметру. Теперь никакие коммунисты не устроят саботаж! Участники съезда прибыли в город на несколько дней раньше. Все должны были жить в своих роскошных домах или квартирах, но произошла одна неприятная ситуация: в ходе бомбежки от одной из многочисленных вилл Гейдриха не осталось ровным счетом ничего, а, следовательно, жить ему было негде. Партия была готова предоставить ему что-то из муниципального имущества, но обергруппенфюрер решительно отказался, ведь сам Гиммлер предложил Гейдриху временно поселиться у него.***
Рейнхард стоял на пороге квартиры Гиммлера. В этот момент он чувствовал ужасное стеснение, но изо всех сил старался не показывать этого. Генрих явно был рад видеть Рейнхарда, что немного поубавило его смущения. — Что-ж, идем, — рейхсфюрер тут же направился прямиком по широкому коридору квартиры. Гейдрих торопливо последовал за ним. Комната, выделенная Рейнхарду, вполне устроила его. Самое приятное, что её окна выходили не на шумную улицу, а на тихий дворик с парой лавочек. Гейдрих стал потихоньку раскладывать вещи. К счастью, их было немного: всего пара рубашек и штанов, парадный костюм да всякая мелочь. За день Гейдрих ужасно вымотался, особенно его утомила долгая поездка, поэтому он решил не тянуть и поскорее идти спать. По пути в ванную Рейнхард решил заглянуть на кухню, где его встретил Гиммлер. Рейхсминистр предложил ему выпить чаю — Гейдрих с удовольствием согласился. Эсэсовцы сидели друг напротив друга и пили чудесный зеленый чай, который был привезен прямиком из Индии. Они наблюдали за багрово-алым закатом. Где-то внизу, на улице, автомобили с шумом проносились по брусчатке. Гейдрих быстро выпил свой чай, поблагодарил Гиммлера и наконец пошел умываться. С каждой минутой ему всё сильнее и сильнее хотелось спать. Ледяная вода ни капельки не освежила его, и по приходу в спальню он тут же провалился в сон.***
Ранним утром Гейдрих проснулся из-за ярких солнечных лучей, бьющих прямо ему в лицо. Он затянул шторы, но, увы, это не помогло ему — Рейнхард так и не смог уснуть. Неожиданно Гейдрих почувствовал тошноту. Он понял, что не съел ни крошки со вчерашнего утра. Очень тихо, буквально на цыпочках, мужчина добрался до кухни. На столе лежала небольшая буханка ржаного хлеба, а в холодильнике он обнаружил кусочек ветчины. Рейнхард нашел ножик в одном из кухонных шкафов и приготовил себе пару сэндвичей на завтрак. «Да уж… не густо» — подумал Гейдрих, жуя бутерброд. — «Но хотя бы что-то… От голода я теперь не умру» Рейнхард, не зная, чем еще он здесь может заняться, решил осмотреть квартиру. Собственно, с первого взгляда можно было понять, что квартира не обжита и приезжают сюда очень редко. Пустая кухня, покрытые пылью вещи, куча пустого пространство — все говорило само за себя. В гостиной стоял маленький кофейный столик и какое-то простое кресло с белой оббивкой. На стене висела прямоугольная картина с борзыми. Вторая картина (видимо, упавшая не так давно) лежала в углу комнаты. От нее на обоях остался квадратный невыцветший след. Гейдрих прекрасно знал, что Гиммлер любитель что-нибудь почитать, но в этой квартире один книжный шкаф был занят четырьмя тоненькими книжонками, а второй и вовсе пустовал, из-за чего между его полками тянулась огромная паутина. Комната Гейдриха была так же пуста: в центре стояла небольшая кровать, а в углу — платяной шкаф. У окна был постелен коврик, который просто донельзя пропитался пылью. Более в комнате ничего не имелось. Интересней было убранство комнаты Гиммлера. Первое, что бросалось в глаза — люстра с резными узорами, украшающая потолок. По бокам кровати стояли две тумбочки с лампами на них. Стул был завален стопкой бумаг, а место на столе триумфально занимал бюст фюрера. Взор Гейдриха привлекла полка. На ней одиноко стояла миниатюрная бронзовая статуя свободы. «Как иронично…» — Рейнхард усмехнулся. Гейдрих почти безмолвно разглядывал окружение и хотел было уходить, но дверь (которую, вероятно, не смазывали уже целую вечность) предательски скрипнула на всю квартиру, в том числе разбудив Гиммлера. Рейхсминистр торопливо надел очки, лежавшие на тумбочке. — О, Рейнхард… тебе что-то нужно? — в его тоне чувствовалось некоторое раздражение. — Нет, вовсе нет, — Гейдрих отвел взгляд. — Я просто осматривал квартиру. Извините… Гиммлер недовольно вздохнул. Рейнхард поторопился удалиться из комнаты. После этого прошло еще с полчаса. Гиммлер куда-то собирался, что заинтересовало Рейнхарда. — Эй, Генрих. Ты куда сейчас идешь? — Рейнхард не нашел лучшего варианта для вопроса. — «Интересно, с чего это я решил обратиться к нему на «ты»… что он теперь обо мне подумает…?» — в тот же момент задумался Гейдрих, поймавший на себе взгляд Генриха. Его мысль прервал ответ Гиммлера: — В ресторан. Завтракать. Разве ты не голоден? — вопрос несколько поставил Гейдриха в тупик. — Да не особо. Хотя… я бы не отказался сходить с Вами в ресторан. -Хорошо. Тогда поторопись. Если ты не забыл, сегодня первый день съезда партии. — Да-да, я помню, — Гейдрих соврал. На самом деле он уже успел позабыть об этом: почему-то ему казалось, что съезд должен был начаться только завтра… Рейнхард не заставил долго ждать. Буквально за пять минут он привел себя в порядок, и они с Гиммлером направились в ресторан.***
Съезд партии начался с длинной (почти двухчасовой!) речи фюрера. Гитлер стоял за высокой деревянной трибуной с микрофоном. Муссолини с важным видом топтался чуть левее Адольфа. Далее позади них полукольцом стояли Гиммлер, Геббельс, Гейдрих и прочие высокопоставленные члены Рейха. Люди ликовали, слушая фюрера. Когда Гитлер в порыве эмоций переходил на крик, народ будто вдохновлялся и воодушевлялся. А как прекрасно и ладно звучал хоровой возглас в конце: «Слава победе!» Выступление было, несомненно, чудное. После был выход дуче. Честно говоря, это выглядело достаточно несуразно. На подобном мероприятии Муссолини в своем цветастом костюме походил на какого-то клоуна или пародиста, но никак не на серьезного лидера. Когда он начинал говорить, народ едва сдерживался — уж слишком смешно звучал его итальянский акцент. Все это «представление» завершило выступление Геббельса. Съезд был официально открыт. Вечером того же дня вышепредставленные товарищи собрались в саду у Геринга. Изначально они сидели за плетеным столом и что-то оживленно обсуждали. На полянке чуть правее стола бегал и игрался маленький львенок, он с любопытством разглядывал тающий снег. Некоторое время спустя Геринг куда-то ушел. Компания осталась в одиночестве и тут же разделилась. Геббельс, Гиммлер и Гейдрих остались сидеть за столом. Они все так же общались и были вполне довольны этим. Тем временем Гитлер и Муссолини направились к полянке, где все так же бегал львенок. Дуче склонился к котенку, который с недовольством смотрел на него. Бенито ухмыльнулся и взял животное на руки. Львенок попытался вырваться, но, когда его взяли поудобней, быстро успокоился. Он был почти как домашний котенок… только размером чуть покрупней. Его золотистая шубка красиво переливалась на солнце, а в некоторых местах на ней все еще были заметны пятнышки и крапинки. Муссолини хотел было передать львенка Гитлеру, но кот начал шипеть и вырываться из рук фюрера. Адольф с некоторым сожалением передал котенка обратно дуче — у него на руках львенок снова успокоился. Вероятно, малыш уже успел привыкнуть к дуче, который до этого несколько раз посещал Геринга, поэтому к нему он относился к большим доверием. Время от времени Геббельс недовольно поглядывал в сторону Муссолини. — Черт, какой же он противный тип, — наконец с некоторой злобой прошипел Геббельс. — Да, точно! Невероятно отвратительный, — Гейдрих поспешил поддержать его. Гиммлер призадумался. — Знаете, не сказал бы. Но, несомненно, с таким человеком я бы сотрудничать не стал. — Что только фюрер нашел в нем?.. Львенка вновь отпустили и любопытный малыш решил осмотреть кусты. Какого же было удивление котенка, когда на его шоколадно-рыжий нос упала горстка снега. Кот вздрогнул, метнулся назад и, фырча, начал невероятно забавно стряхивать снег. Тогда же из дома вышел Геринг. Все вновь собрались за столом вокруг него. Казалось, что беседа вновь была спокойной и непринужденной, но это только с первого взгляда. Геббельс и Гейдрих продолжали с некоторым упреком смотреть на Муссолини и даже несколько раз посмели абсолютно бестактно перебить его, как бы намекая, что дуче здесь лишний. Но сам Муссолини никак не реагировал на это, он просто не замечал (или хорошо делал вид, что не замечает). После нескольких неудачных попыток «саботажа» они смирились.***
Съезд длился ровно неделю; в воскресенье чиновники уже начали покидать Франкфурт. Гейдрих неторопливо собирал свои вещи. Ему так не хотелось уезжать — всего за неделю Рейнхард успел столь привыкнуть к совместной с Гиммлером жизнью… Хотя, собственно, Генрих давно уже стал для него близким человеком. Гейдрих решил найти Гиммлера. Обойдя всю квартиру, он увидел, что Генрих курит на балконе. Рейнхард направился к нему. Заметив Рейнхарда, Гиммлер предложил ему сигарету. Они молча стояли на балконе… в тот момент ничего большего им и не требовалось. Все еще прохладный весенний ветер трепал их волосы и пытался затушить едва тлеющие сигареты. Гейдрих нервно топтался на месте — ему нужно было что-то сделать… Или хотя бы попытаться. Но при том он сам до конца не осознавал этого и пытался сообразить. Ему в голову пришла одна мысль, которую Рейнхард, казалось бы, счел за глупость… но вдруг он преисполнился какой-то смелости. «Черт с ним… будь, что будет» — решил Гейдрих. Он приблизился к Гиммлеру. Рейнхард боялся. Одним движением руки он слегка приобнял Генриха. Гиммлер даже не взглянул в его сторону. Он затушил сигарету, прикрыл глаза и положил голову на плечо Рейнхарда. Гейдрих отчетливо слышал его медленное хриплое дыхание. — Знаешь, а можно я останусь у тебя еще на несколько дней? — с каждым мгновением Гейдриху все меньше хотелось уезжать. — Конечно… конечно, оставайся. Я буду здесь еще неделю… целую неделю Рейнхард не верил своему счастью.***
Еще три дня Гейдрих пробыл у Гиммлера. Какое же чудесное время это было! Они надеялись вновь приехать сюда уже летом. Но, увы, этому было суждено случиться. Утром третьего дня, незадолго до того, как Рейнхард должен был уезжать, Генриху позвонили. -Мистер Гиммлер? -Да. -Спешу уведомить вас: русские под Берлином. -Как это? Нет, нет. Вы что-то путаете. Этого не может быть! — Гиммлер перешел на крик. — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — Пригород уже частично оккупирован. Взрывы слышны в Рейхсканцелярии. — Я… я вас понял, — голос рейхсминистра сорвался. Дрожащей рукой он положил трубку. Гейдрих тут же все понял. -Сегодня я отбываю в Берлин. К вечеру уже буду там и постараюсь максимально достоверно доложить об обстановке в городе. — Благодарю. Буду ожидать Вашего звонка.***
Рейнхард взял свой чемоданчик, надел фуражку и поправил прическу. Он выглядел как никогда хорошо. Гиммлер и Гейдрих спустились по лестнице, а затем вышли на улицу. Прямо у подъезда стоял тонированный «Фольксваген», ожидавший Гейдриха. Рейнхард потянулся, чтобы открыть дверь и в этот же момент что-то произошло.***
Гиммлер стоял у распахнутого окна. Небо в тот день было покрыто темными тучами. Ни единый луч не пробивался сквозь них. На улице царил полумрак. Одновременно с новым порывом ураганного ветра все вокруг озарила вспышка молнии. Тут же раздался гром и неистовые потоки воды изверглись из туч. Генрих присел на подоконник. Туманным взглядом он окинул опустевшую комнату. Жизнь будто замерла в тот день… и начался какой-то кошмарный сон, в который невозможно было поверить. Его голову не покидали события того утра… Снова и снова они представали в его воображении: раздается оглушительный грохот и последующий крик, а Гейдрих в крови падает на землю… Окружающие торопятся к ним… Из толпы выбегает какой-то человек с пистолетом. Затем врачи, больница… все так же хорошо он помнит голос: «…простите. Мы сделали все, что могли». И вот он уже стоит у гроба, который постепенно засыпают землей… Гиммлер в очередной раз пошел бродить по квартире. Зачем-то он распахнул тумбу в коридоре и тут же его взор привлекли перчатки… Те самые перчатки, что некоторое время назад Рейнхард отдал ему. Генрих подержал их в руках, а затем побрел в комнату. Он аккуратно сложил бумаги, взял ручку и быстрым движением подписал какую-то записку. Далее он свернул этот листок и вложил его в конверт, на котором подписал «…в Рейхсканцелярию». Он огляделся, провел рукой по столу… Затем немного передвинул статуэтку на полке. Генрих повторял набор каких-то бессмысленных действий, когда, наконец, он склонился к сейфу. Оттуда он достал серебристо-серый пистолет с изображением свастики на рукоятке. Гиммлер взглянул в окно и тут же отвел взгляд; затем Генрих дрожащей рукой поднес пистолет к виску. Одно движение… и все кончено.***
В тот момент у Германии не было времени на всеобщий траур. «Печально, но незаменимых нет». С каждым днем ситуация становилась все плачевней и плачевней. Они грозились взять всю Европу за пару лет, а теперь воюют шестой год подряд… И удача явно не на стороне Германии. Кажется, Бог уже во второй раз был не с ними… А Вильгельм так надеялся на них. В конце апреля Рейхсканцелярия была официально перемещена в бункер. С каждым днем руководство Германии все очевидней теряло надежду… Из последних сил они старались отстоять Берлин. Фюрер пытался предпринять какие-то попытки обороны. Иногда они бывали удачными, но, конечно, истощенные солдаты, старики и дети не могли защищать город… Утром 29 апреля Гитлер проснулся с каким-то дурным предчувствием. Полдня он бездумно ходил по кабинету. Фюрер никак не мог сконцентрироваться. Ближе к обеду он прошелся по бункеру. Вокруг все затихло… только время от времени взрывы снарядов грохотали где-то на поверхности. Фюрер вернулся в свой кабинет и продолжил разглядывать карту с пометками, сделанными красным карандашом. Тишину прервал короткий стук в дверь, а после в кабинет чуть ли не ворвался Геббельс. Он хотел было что-то сказать, но резкий звук телефонного звонка помешал ему. Гитлер ответил на звонок, и в мгновение выражение лица фюрера изменилось. Минуту назад он прибывал в спокойствии, а теперь был мрачнее тучи. Гитлер будто бы был невероятно огорчен и разгневан одновременно. Далее фюрер положил трубку и сел, вернее, даже сполз на стул. Тут же Гитлер приказал позвать секретаршу. Вскоре Геббельс вернулся. — Она скоро придет, — коротко бросил он, а затем подошел ближе к Адольфу. — Мой фюрер, что случилось? — Муссолини… ЧЕРТОВЫ ПАРТИЗАНЫ! — гнев переполнял его. — будь они прокляты! Гитлер ударил кулаком по столу. — В чем дело? Что с Муссолини? — Геббельс уже догадывался, но продолжал надеяться на лучшее. — Он мертв! Муссолини мертв… эти американские гады расстреляли его. Геббельс тяжело вздохнул. Он понимал, что крах империи неизбежен. В кабинет пришла секретарь, за ней следовал комендант по фамилии Б. Они в очередной раз обсудили с фюрером обстановку. На этот раз решение Гитлера было окончательным. Когда Б. покинул кабинет, Гитлер начал диктовать текст своего завещания. В целом, это были просто красивые речи ни о чем и прощание. Немного позже Б. вернулся и сообщил, что яд был опробован на овчарке Блонди, которая умерла быстро и почти безболезненно. Результат обрадовал Гитлера, хотя ему было очень жалко свою собаку. С наступлением тьмы никто не мог уснуть. Покоя им не давала мысль, что этой ночью совершится страшное убийство… настоящая казнь. Магда, Йозеф и сам Б. зашли в детскую комнату. Малыши уже лежали в постелях, но еще не успели заснуть. «Мистер Б. принес вам лекарство. Его нужно обязательно выпить!» — с натянутой улыбкой сказала Магда. Дети и так были напуганы происходящим в бункере, а это действие еще больше усилило их страх. Они пытались отказаться от «лекарства», но Магда заставила их. — Мамочка! Лекарство такое горькое… — с возгласом одна из дочек Магды подбежала к ней, фрау обняла ее и попыталась успокоить, а затем уложила обратно в постель. После того, как все шестеро детей были напоены «лекарством», Магда и Б. потушили свет и покинули комнату. Геббельс ждал их в коридоре. Он отказался участвовать в убийстве своих же детей. — Яд подействует не больше, чем через пять минут. Скоро в рай отправятся шесть ангелочков, — спокойным голосом выдал Б. После этого Геббельс с тяжестью на душе отправился к Гитлеру. Фюрер не спал. Он торопливо записывал что-то на листе бумаги. Как только Адольф обратил внимание на Геббельса, он отвел взгляд. — Кажется, я отвлек тебя… — Нет-нет. Проходи, если хочешь, — Гитлер был рад, что Геббельс пришел к нему. Почти до утра они о чем-то общались. Вначале беседа была не оживленная, они оба были не в настроении. Но тем не менее, в конце концов им даже удалось рассмешить друг друга. Они знали, что уже нечего терять и что сидеть и сожалеть о минувшем теперь бессмысленно. Новый день был еще более пугающе-тихим. Этим утром никто даже не собрался в обеденном зале… Обитателям бункера было не до этого. Ближе к 11 часам Геббельс вновь пришел к Гитлеру. В кармане он уже держал бутылек с ядом. — Мой фюрер, я пришел попрощаться. Гитлер промолчал и приблизился к Геббельсу. Йозеф с некоторым трепетом взял фюрера за руку. — Разве оно того стоит?.. У нас еще есть шанс сбежать. — Нет. Только трусы решаться на бегство. Я сделал для Германии все, что мог. Больше здесь нет места для меня и для нас всех… сегодня игра закончится, — на несколько секунд возникла неловкая тишина. — В таком случае, ты должен привести себя в порядок. Ты должен выглядеть как можно лучше! — Геббельс потащил фюрера к зеркалу. — У тебя даже волосы растрепаны, ну что это такое! Гитлер усмехнулся. Геббельс взял со стола расческу и начал аккуратно водить ею по темные блестящие волосам Гитлера. За этим их и застал Б. — Слушай, — Геббельс обратился к Б. — принеси-ка сюда камеру… Уже через пару минут комендант пришел в кабинет с фотокамерой. Геббельс хотел в последний раз сфотографироваться с фюрером. Гитлер и Геббельс встали в обнимку у стены. Настроение у них было паршивое, но все-таки на фото они улыбались. К половине первого дня все было готово. Геббельс пожал фюреру руку, и они попрощались… в этот раз навсегда. Вначале Б. пришел к Геббельсу. Магда была абсолютно спокойна… Впрочем, это неудивительно, если она смогла столь хладнокровно напоить ядом невинных детей, то и собственной смерти она бояться не будет. Йозеф же заметно нервничал… Министр и его жена выпили отраву почти одновременно. Через четыре минуты комендант констатировал смерть. Теперь дело оставалось за Гитлером. Когда Б. заглянул к нему, фюрер уже держал в руках пистолет, а на столе была приготовлена ампула с ядом. Адольф быстро взглянул на Б. Комендант разглядел на его лице блестящие капли слез — Гитлер плакал… Фюрер принял яд и, возгласив: "Национал-социализм обречен!" — нажал на курок.