The Backrooms

      Удивительно, как недавние события, которые должны были лечь неподъемной ношей и оставить тяжелый осадок в голове, в момент перестали иметь такое глобальное значение. Каким-то краем своего разума Сергей понимал, что он все еще не в безопасности. Множество беспорядочных мыслей заполняло всю черепную коробку, просачивалось сквозь плоть и кости, вытекало из ушей, отдаваясь приглушенным звоном, и из глаз, застилая их туманной мутностью, однако смахнуть или отогнать эти мысли никак не удавалось.       Когда военному удалось более или менее обуздать хаос в голове, он взялся за свое тело: мышцы и сухожилия, нервы и кости - все постепенно приходило в чувство, и вместе с этим наполнялось тяжестью и подступающей болью. Возможно, стоит сфокусироваться на чем-то одном, тогда станет хоть немного легче? Например, на ушибе под ребром, царапине на правом плече или…       Капельница. С большим усилием Сергей повернул лицо на левую сторону. Провод катетера тянулся к левой руке, обвиваясь вокруг запястья впивался острием иглы в грубую кожу. Неудобно.        - Советую пока что не двигаться.       Голос незнакомца прозвучал в глубине кабинета. На мгновение Сергей напрягся от неожиданности, но тут же расслабился. Эхо осторожных шагов раздавалось то ли в полумраке помещения, то ли во все еще гудящей голове. Из тени вышла фигура – исхудавшая, блеклая, едва заметно пошатывающаяся – принадлежавшая тому самому человеку. Приблизившись, человек бегло оглядел лежавшего на койке Сергея и придвинул поближе офисный стул с отвалившимися колесами. Лицо у него было болезненно узкое, но при этом поразительно знакомое. Как у тех незнакомцев, чьи лица случайно оглядываешь, проходя мимо на улице, не замечаешь, а потом видишь в ночных кошмарах.        - Т-ты…       Распаковывая очередной пакет с физиологическим раствором, ученый поднимает взгляд на Сергея.       Ты же… один из тех, которые тут с этой дрянью возились!       "Один из тех" осторожно поднимает запястье военного с иглой, оглядывает её, пока Беркут пытается посмотреть ему в глаза.        - Замолчи пожалуйста, я не часто занимаюсь подобным, поэтому попрошу сидеть тихо и молиться, чтобы у меня случайно не дернулась рука.       Руки у сотрудника лаборатории и вправду дрожали, чтобы заменить катетер понадобилось несколько успокаивающих глубоких вдохов. Сергей почувствовал легкий холодок поступающей жидкости.        - Как бы ты не подмешал туда чего.        - Не бойся, солдат, подсоленная водичка тебе ничего не сделает.       Учёный ещё несколько секунд оценивающе смотрел на установленную иглу сквозь толстые круглые линзы, приподнялся со скрипнувшего стула, и собрался вернуться в свой темный уголок.        - Погоди, - остановил его Сергей, - раз уж ты такой заботливый, то помоги мне сесть.        - Я бы не рекомендовал… - с сомнением пробубнил ученый, но не закончил фразу, подставив плечо резко схватившемуся за него и поднявшемуся солдату, - Спокойней…       Ещё с полминуты ушло у Сергея на более детальное изучение комнаты. Узкое, но глубокое помещение с невысоким потолком, серыми стенами, несколькими ящиками-сейфами и шкафами, придвинутыми к выходу и расставленными по углам столами и стульями, и старая, но на удивление практически не скрипучая койка-кровать. Под потолком – простые панельные светильники в нерабочем состоянии, в один из которых электричество каким-то чудом поступало, позволяя вырвать из темноты хотя-бы прикроватный угол. Посередине кабинета - два стола, сдвинутые вместе, а на них кипы бумаг, коробки, папки и файлы. Воздух наполнен запахом пластиковой канцелярии, ржавеющего металла, пылью и мерзкой прохладой, закрадывающейся в тело через оголенную кожу.       Поэтому теперь у Беркута появилась новая задача – добраться до сброшенной в противоположный угол кровати одежды и снаряжения. Осмотрев то, что осталось от разодранного черного жилета, Сергей поспешно извлёк чудом уцелевшее содержимое нескольких нагрудных карманов. Остальная форма тоже была не в идеальном состоянии, однако военного это не сильно беспокоило – в рюкзаке со снаряжением должен был быть небольшой швейный набор. Сергей огляделся в поисках заветного армейского ранца, но вместо этого наткнулся на пристальный взгляд сидевшего рядом.       - Ты что-то хотел сказать?       - Вам…То есть… тебе уже лучше?       - Ну, можно и так сказать. Наверное, стоит тебя поблагодарить, товарищ учёный, - Сергей ухмыльнулся и выудил из горстки лежавших в кармане вещей именную карточку и протянул её новому знакомому – или к тебе лучше обращаться по имени-отчеству, Иван Евгеньевич?       - А-а-а… Да… - растерянно выдавил Иван. Последние слова явно застали его врасплох, лицо его вмиг помрачнело, - Что-ж… В любом случае, прости за всё это.       Учёный поднял с пола какую-то коробку с документами и поспешно вернулся за стол, что несколько удивило Беркута - единственная работающая настольная лампа стояла у кровати, освещая штатив с капельницей.       Сергей почувствовал, как спустя какое-то время нахождения в положении сидя у него снова закружилась голова. Он постепенно лёг обратно, накрывшись импровизированным одеялом – чьим-то осенним пальто. Тело его было вспотевшее, но остывшее, а из одежды на нём остались нижнее бельё, майка, и носки. При кровати стоял контейнер с водой и несколькими относительно белыми тряпками.       - А что, манипуляциям с пострадавшими вас видимо тоже тут обучают? Так, чисто для себя спрашиваю.       - На кого я по-твоему больше похож: на научного сотрудника или на медбрата? – фраза прозвучала с некоторым укором, или даже отвращением. Нейробиолог дернул головой и еще глубже зарылся в свои бумаги.       - Ну, судя по тому, как ты справился с такой повседневной задачей как сначала завалить, а потом с таким-же успехом буквально вернуть к жизни большого и страшного меня, я уж даже не догадываюсь кто ты.       - Я уже извинился – пробубнил в сторону собеседник.       - А кто сказал, что я принял извинения?       Молчание. Наверное, две или три минуты. Здесь сложно следить за временем.       Беркут притягивает повыше искусственный мех с воротника и заслоняет лицо от холодно-белого света свободной рукой: «Сколько я ещё могу поваляться?»       - Если чувствуешь в себе силы – можешь хоть сейчас помочь мне, быстрее проверим имеющиеся архивы. Тут задерживаться не стоит. К тому же, тот пакет с физраствором был последний.       Сергей прикрыл глаза. В ушах все еще стоял едва заметный звон, однако его заглушали окружающие звуки: потрескивание люминесцентной лампы на последнем издыхании, гул чудом работающей вентиляции, шелест перебираемой Иваном бумаги.       - Где мы?       - Кто знает. Боюсь, придётся совершить небольшую вылазку с целью это узнать.       - Хе-хе. Чем-то эти места напоминают интернетные байки про… как их там… агрх, забыл, как по-английски будет, - Сергей поймал на себе скептический взгляд тёмных полуприкрытых глаз из-под кипы бумаг, - в общем, что-то вроде подсобок в офисах, только там гулять опасно.       Снова на минуту повисла неловкая тишина.       - Почему?       - Почему что?       - Почему там опасно? – повторил Иван голосом, в котором последнее что можно услышать – это заинтересованность. Но лучше заполнить тишину пустым разговором о всяких глупостях чем снова погрузиться в гудящее безмолвие.       - А… Э-э-э… Ну, говорят там очень легко заблудиться, потеряться, и ещё всякая дрянь водится.       Спустя пару описательных предложений Беркут вновь поворачивается к приободрившемуся учёному: «Эй, товарищ Айболит! Дуй сюда, нефиг глаза портить, что ты как будто боишься меня-то.»       - А может мне так удобней, - усмехнувшись отнекивается Иван, но всё-таки перебирается поближе к источнику света.       - Ну что-ж, будем знакомы, - солдат протягивает правую руку – Сергей Данилович Беркут.       Иван вяло пожимает руку своего визави, перехватывает вторую и плавным движением вытаскивает из вены ненавистный катетер.       - Иван Евгеньевич Соболев.       На его лице появляется улыбка, напряжение между новоиспеченными знакомыми постепенно испаряется.              ***              К своему удивлению, в нужный момент Иван невероятно адекватно, даже как-то беспристрастно воспринимал всё происходящее. Это несколько озадачивало Соболева – то ли это одна из защитных реакций его психики, то ли он и вправду справляется с накатывающим физическим и моральным напряжением. Главное, что тревожило ученого – как долго он ещё сможет продержаться в таком состоянии.       Ожидание стабилизации состояния Беркута не прошло напрасно – в нескольких архивах, запрятанных среди обычных отчетов, нашлась информация о «Ливне» и его использовании, вселяя ещё большую надежду на прекращение этого кошмара с зомби и… освобождение?       Места, где люди находились постоянно, сейчас выглядели (и, к сожалению, пахли) как декорации к абсурдному хоррору-слэшеру – пол и стены забрызганы запекшейся кровью, битые осколки стекла, обломки офисной мебели, разбросанные вещи и документы, среди которых крадутся голодные ожившие трупы со сгнившими глазами и покрытой черными венами кожей. Однако, в этом хаосе были и небольшие оазисы - заброшенные технические помещения и проходы. Здесь свою власть пыталась установить только одна единственная форма жизни. Ну, или почти единственная. Большинство проходных коридоров, по которым шли Иван и Сергей, успело почти на метр в высоту покрыться пятнами серо-зеленого мха. В какой-то момент между лейтенантом и нейробиологом возник спор: а безопасно ли ходить по местам с такой флорой-фауной, не опасаясь быть замеченными? Оба согласились, что у коллективного разума, способного уничтожить всё человечество, сейчас явно есть дела поважнее.       На пути им попалась развилка – одна дорога резко сворачивала налево, открывая из маленького окошка в металлической двери вид на большое помещение с десятками труб разной толщины и назначения, тянущимися от стены до стены, и с десяток распределительных щитов. Второй путь тянулся под небольшим углом дальше вглубь. Иван предположил, что сам коридор был в форме правильного шести- или семиугольника, Сергей же просто посетовал на «рукожопых дебилов, которые всё это строили и ничего не обозначали».       Здесь они разделились. Ненадолго, ну или по крайней мере, пока не поймут, в какую сторону им двигаться дальше. Сергей предложил обследовать коридор хотя-бы на пятьдесят метров вперед, если столько вообще наберется и туннель не упрётся в непроходимый тупик.       - Забавно, - подумал Иван, - Наверное, самое время испугаться.       Одна мысль уже долго преследовала его. С того самого момента, как он впервые слился с Симбионтом. Когда погрузился в недолгий сон среди пакетов с отходами, когда почувствовал жар ярости в груди при виде мертвого друга.       «Насколько я изменился?»       Темнота, разрезаемая лишь лучом тусклого света от фонарика.       Ну же. Давай проверим.       Сейчас.       Сначала по спине и рукам пошли мурашки, под сердцем защемило, тут же отпустило, до боли напряглись диафрагма и мышцы живота, ещё больше затрудняя дыхание в тёмном коридоре. Иван оперся вытянутыми руками о влажную стену, постепенно спустился на холодный бетонный пол. Спазм был настолько сильным, что Соболеву ничего не осталось кроме как сжаться на бетоне в попытке утихомирить буйство трансформирующегося организма.       К горлу подступил отвратительный ком, вырвавшийся наружу со сработавшим рвотным рефлексом, наполняя рот желчью и металлическим привкусом.       Кто знает, каков сейчас его предел перевоплощения. Сколько он сможет продержаться и не свалиться полумертвым, да и в принципе, продержаться в себе?       Перед глазами жуткими яркими отрывками вновь проносятся прошедшие события: вой сирены, желтые защитные костюмы, мечущиеся в хаотичном порядке коллеги и рабочие, первые темно-красные капли на полу лаборатории, удушающий запах гари и гниения, оружейные выстрелы. А затем – пронизывающая до самых глубин тишина.       Нужно остановиться.       Первым делом – начать контролировать дыхание. Если получится – приподняться, или хотя-бы сесть. Опереться на дрожащие локти, затем поставить на скользкий, холодный пол разодранную ладонь…       Соболев замер. Перед его лицом лежала чья-то конечность. Темная, четырехпалая, со срастающимися средним и безымянным пальцами, покрытая заостренными черными чешуйками и одетая в рукав испачканного белого халата и его любимой водолазки.       Осознание резко ударило в голову. Он этого не хочет. Он не станет одним из тех чудовищ.       Боже, а что же будет если его в таком состоянии найдёт единственный человек, который сейчас не пытается его убить?       Как назло, в эту же секунду издается эхо приближающихся шагов, переходящих в бег.       Нельзя дать Беркуту увидеть. Быстро, насколько это возможно, Иван достаёт из кармана завалявшийся скальпель и безжалостно проводит им от тыльной стороны запястья до отросших толстых когтей, сдирая черные наросты вперемешку с собственной кожей.       - Блять! – прорычал Беркут, запихивая найденную карту в нагрудный карман и опускаясь на колено к тяжело дышащему Соболеву, поднимая того за плечи - Ты что творишь?! Твою мать, да тебя самого сейчас бы в больничку запихнуть!       Луч света падает на измазанную с крови руку учёного, которую тот яростно прижимает к себе, пряча её под халат. На левой стороне лица, под глазом выступило несколько черных хитиновых пластинок. А в неестественно ярких зеленых, затуманенных глазах читается одна единственная эмоция – страх.       - Дай мне… пару минут, - умоляюще, будто в бреду бормочет Соболев, - Пожалуйста.       И вот, всё то, что, казалось, было запрятано в самые глубины сознания, вырывается наружу вместе с обжигающими слезами.       Беркут нерешительно берет расслабившегося Соболева за локоть, притягивая поближе учёного и его изрезанную руку, осторожно кладя голову Соболева на свою грудь: «Ну и натворил ты ту без меня…»       - Ты же не…- Соболев уткнулся лицом в плечо Сергея – Ты же не убьёшь меня?       - Ты дурак? Зачем мне это?       - Не смеши меня. Ты прекрасно знал кто я и ты уже понял, что я… Я могу навредить тебе. И не только тебе. Поэтому мы с тобой и встретились – ты должен был... уничтожить тут всех. И меня тоже.        Беркут закатил глаза: «Дурак ты, Ваня. Что-ж ты меня тогда лечил-то тогда если я такой большой и страшный, а?». Неровное дыхание похолодевшего товарища постепенно согревает обоих, тревожная дрожь успокаивается.       Иван всхлипывает и тихо передразнивает: «Действительно, большой и страшный…»       - Не забивай себе голову ерундой. И мне тоже. Мы с тобой сейчас, можно сказать, в эпицентре пиздеца, поэтому давай-ка изобразим бравых зомбиборцев и поползём дальше. Наверняка где-то там тоже есть ценные бумажки, в которых ты захочешь порыться.       Перевязка и сборы проходят в тишине. Оба напарника чувствуют ее давление, поэтому Беркут первым разгоняет неловкость продолжением истории о желтых офисных подсобках, снова проронив, что лаборатория чем-то с ними схожа. Иван, соглашаясь, кивнул.       - Жесть. И кто вообще всё это придумывает? Вот есть же у людей свободное время!       - А вот.       - Да уж, не хотелось бы мне оказаться в таком, извиняюсь, паршивом коридоре - подытожил Соболев, оценивающе разглядывая перебинтованную Беркутом руку.       - А знаешь, что находится в конце этого паршивого коридора? – подбадривающе пробасил Беркут, - Тебе понравится. Если верить карте, то дальше по курсу у нас запасные пожарные лестницы до следующего этажа. Не лифт конечно, но что есть, то есть.       Сергей, перекинув руку Соболева через плечо, довёл обоих до выхода, и по ходу рассказывал учёному о себе и своей жизни, разбавляя воспоминания немного глупыми армейскими юморесками. Вскоре они покинули злосчастный коридор и вышли на красный свет аварийных ламп, оставив позади влажный бетон, леденящую темноту и серо-зеленый мох на стенах.