А он придёт и приведёт за собой весну… Кино. «Апрель»
Костя долго думает над тем, что же ему делать: он, спрятавшись за козырек какого-то подъезда, выглядывает на детскую площадку и смотрит, как Эдик сидит там, на качелях, бренча на своей гитаре. И ведь было бы плевать, если бы Бесков в этот день по своей обыденной привычке не решил сходить в соседний спальный район на эти самые качели. Две недели назад он впервые встретил этого додика. Костя смотрел тогда на то, как в их класс зашел новенький. У того патлы в красный перекрашены, цепочки на шее гремят, а в ушах серьги висят. У него совершенно странный видок и не подходит для школы, и выглядит он педик-педиком. По крайней мере, одет был прилично, и одежда выглажена. Бесков решил закрыть глаза на то, что рубаха криво заправлена. — Это Эдуард, и он теперь будет учиться с вами, — нехотя проговорила старуха-учительница, поправляя шаль, постоянно спадающую с ее плеч. — Не будем время терять, так что присаживайся с кем-нибудь. Классуха, женщина в возрасте и живущая по давно устаревшим принципам, не отличалась какой-либо любовью к детям, особенно к таким, которые волосы смели красить и выделяться любили. Костя даже не удивился, когда она демонстративно отвернулась от класса, напоследок скривив свою любимую гримасу отвращения ко всему миру. Эдик, тот самый новенький, лишь вскинул бровь вверх в удивлении, а после махнул рукой и уверенным шагом последовал к рядам парт. Похоже, ему не впервой встречаться с такой реакцией. — Привет, — вежливо поприветствовал он, садясь к Бескову. Тот даже не удивился: он единственный, кто сидит в самом конце, так еще и один, но отвечать все равно не стал. И сейчас он видит его вновь. Тот сидит непринужденно, мерно покачиваясь на скрипучей качели и перебирая струны гитары. Тот не видит Костю, да и есть ему дело, когда музыка успокаивает бунтующее сердце и залечивает раны? Бесков уверен в этом, потому что сам такой же. Он играет песню Кино «Звезда по имени Солнце», но лишь для разминки. Четыре аккорда слишком легко для этого чудака — Костя чувствует это. И он прав, потому что «Мама, мы все тяжело больны», которая звучит после, сложнее, но звучит круче. Небо затянуто серыми тучами, и кажется, что совсем скоро пойдет дождь. Бесков думает о том, что Цой и окружающая действительность обычного спального района со старыми панельками, стоящих здесь со времен СССР, отлично сочетаются. Парень стоит еще, скрытый тенью подъезда какой-то хрущевки, смотрит на патлатого додика, а потом уверенным шагом идет к качели. Он пришел сюда не ради того, чтобы дать слабину и уйти, забыв о своем еженедельном ритуале. Он садится на соседнюю, замечает краем глаза, как его одноклассник повернул голову к нему. Костя не включает музыку, желая пару минут еще понаблюдать. Замершими руками юноша достает пачку каких-то дешевых сигарет и закуривает, ощущая, как горячий табачный дым режет легкие неприятно. Эдик смотрит еще мгновение, а потом отворачивается, гладя гитарные струны нежно. — Зачем ты эту хуйню куришь? — внезапно спрашивает Китов и лезет зачем-то в карман. — Че вякнул? — Бесков хмурится и поворачивает голову к нему, смотря, как ему протягивают пачку Chapman Red со вкусом вишни. Он смотрит внимательно, но не понимает, к чему такая щедрость. Они стоят в два раза дороже тех, что курит он. — Уж получше той херни, что ты куришь, согласен? — Эдик буквально впихивает их в чужие руки, а сам достает себе одноразовую сигарету. Черную, с ярко-оранжевой надписью внизу. — Да нахер мне не сдались твои сигареты, — Костя уже хочет вернуть, но Китов настойчив. — Да я все равно не курю почти их. Мне не нравится запах табака, — отвечает он, делая первую затяжку. Чертовски сладкий запах манго буквально застывает в воздухе, пока белый дым уносится холодным ветром. Бесков вытаскивает одну никотиновую палочку, а дешевую тушит и выкидывает в ближайшую лужу. Потом ему будет стыдно, но не сейчас уж точно. Это блядские сигареты с вишней, а вкус лишь на губах — где-то внутри этого вкуса нет и в помине. Одинокая горечь табака и едкий запах, тут же смешивающийся с ароматом манго от одноразки Китова. Последний хмыкает, и только за это Костя готов избить его смазливую морду. Он быстро сдался, и ему за это даже стыдно, но попробовать когда-нибудь еще такую роскошь у него, скорее всего, вряд ли получится. — Нахера тогда покупал, раз парить любишь? — решает спросить Костя, рассматривая пачку. Она усеяна наклейками с Королем и Шутом, и парень примечает для себя, что вкус у этого додика все же есть. — Сестра себе купила, но ей не понравились. Сказала, что сладкие, — отвечает Эдик. — Хотела выбросить, но я не дал. Совсем люди зажрались, думает Костя, когда слышит эти слова. Вообще, он сам-то курит редко, потому что денег купить даже самые дешевые иногда не хватает, что уж говорить о Chapman, но…выкидывать? — М-да, — лишь это говорит Бесков, выдыхая сигаретный дым. Китов лишь плечами пожимает, мол, сам в ахуе, а потом берется за гитару. Она у него тоже черная и вся в наклейках, хотя кое-где раскрашена акрилом. Костя наблюдает за тем, как тот перебирает струны, зажимая левой нужные аккорды. Парень играет какую-то неизвестную Бескову мелодию. Глаза прикрывает, сосредотачиваясь лишь на музыке. Костя мерно покачивается из стороны в сторону: он совершенно позабыл, что пришел не просто покурить, а покачаться в такую хорошую погоду, ибо мелких детей никто в здравом уме не выпустит сейчас гулять. В лужах отражаются серые хрущевки и такого же цвета небо, пока где-то вдалеке рычит мотор какой-то старой машины. Во двор прибегают две дворняги, начиная голосить и лаять паршиво на какую-то драную кошку, и от этого рука Эдика дергает, а аккорд выходит фальшивым. Он цокает недовольно и почти сразу же на эмоциях убирает гитару в чехол, в затяг вдыхая манговый дым. Только сейчас Костя замечает его черные ногти и пластыри на некоторых пальцах. — Чего замолк? — вскидывает бровь вверх Бесков, удивленный тем, что игра так быстро прекратилась. — Перехотелось, — выдает Эдик, перебирая между пальцев одноразку. У него в глазах читается раздражение, и он смотрит на псин с неприязнью и отвращением. Очевидно, что именно из-за них он сбился. Парни молчат, и Костя, до этого ни разу не сидевший здесь без долбящей уши музыки, впервые слышит то, как шумят кроны деревьев, как где-то на первом этаже ругается какая-то семья, а еще как неприятно скрипят цепи у качелей. Вперед-назад — Бесков отталкивается ногой, покачивая себя несильно, и втюхивает наконец пачку обратно, незаметно для себя, выкурив оттуда две или три сигареты. На губах до сих пор остается привкус сладкой вишни. — Забери ее себе, — Эдик, словно назло, отдает ее обратно, прямо в чужие руки. — Мне она нахер не сдалась, а выкидывать жалко. Если портить здоровье, то хотя бы со вкусом, а не той парашей, что у тебя. Это последнее, что говорит ему Китов, пока надевает чехол от гитары себе на плечо и уходит куда-то, видимо, домой. Костя еще пару мгновений смотрит ему вслед, а потом хмурится невольно, рассматривая щедрый подарок у себя в руках. И че, он теперь в долгу у этого додика?***
Эдик, появившись в новой школе, успел обзавестись новыми знакомыми и даже друзьями. Костя и моргнуть не успел, как вокруг их парты часто начали собираться, словно голуби на зов рассыпавшихся семечек, тупицы-одноклассники, хотя до этого никто подходить к нему даже на метр не желал. Бесков даже однажды слышал, как его соседу по парте предлагали отсесть от «бешеного уёбка», как принято было называть в классе Костю. Можно ли было считать победой или поражением, когда Эдик отказался пересаживаться, смахивая все на то, что там сидеть удобно — да никто его не видит — Бесков не знал, потому что присутствие другого человека его подбешивало. Да и хорошо, наверно, что его не видели: когда у Кости в голове лишь одни интегралы да формулы по физике, у этого додика, похоже, лишь звенящая пустота и корни волос, вросшие в мозг. Тот часто отвлекался, рисовал на полях какие-то рисуночки, а еще иногда раздражающе постукивал один и тот же ритм. Еле слышно, но даже это бесило до трясучки бедного Бескова. Костя был рад лишь тому, что тот практически не донимал его разговорами, за редким исключением, когда забывал учебник дома и им приходилось заниматься по одному. В такие дни парень был рад проклясть весь мир, потому что границы будто стирались. Односторонние монологи со стороны Эдика практически всегда заканчивались тем, что Костя больно тыкал ручкой в бок, заставляя заткнуться. Помогало это, впрочем, только до следующего раза, когда Китов забывал учебник. Новенький не просил что-то взамен за те вишневые сигареты, и, наверно, только за это Бесков его терпел, насколько он мог.***
Дни шли своим чередом, и спустя пару недель Бесков узнает, что живут они оказываются в одном подъезде с Эдиком. Выходя из квартиры, чтобы прогуляться по любимой набережной, Костя тут встречается взглядом с сидящими на ступеньках Китовым и его новым другом — Дисой Камышевым. Решив съебаться побыстрее, Костя тут же захлопывает дверь и быстро уходит подальше от лестничной клетки, спускаясь вниз. И он не зря молится о том, чтобы за ним никто не пошел: Господь, в которого он не верит, все же его слышит, и назойливого Эдика он сегодня больше не видит. Зато видит на следующий день, когда, покидая квартиру, замечает парящего Китова, сидящего на той же лестничной клетке. У них подъезд выглядит, конечно, грязным, и Эдик сильно выделяется среди кучи корок семечек, лежащих окурков и разукрашенных грязных стен, потрескавшихся от времени. — Ты че здесь сидишь? — шепчет зло Костя, когда одноклассник поднимается со ступенек. У него позвоночник хрустит звонко, когда он тянется, разминая затекшие мышцы. — Дису ждал. Но он, походу, забыл обо мне, — улыбается Эдик, поправляя чехол от гитары на спине. — А ты куда? — Ебет? — спрашивает Бесков и тут же получает кивок. — Попрыгай — отойдет. Вздернув подбородок, он гордо начинает шагать вниз по лестнице, а после слышит за собой шаги. Резко остановившись, он скалится, когда Китов чуть не врезается в него сзади. — Че ты за мной по пятам ползаешь? — все так же шепотом говорит Костя. — Сдался ты мне. Я на качелях иду качаться, — отвечает Эдик и дергает губой обиженно. — А ты, похоже, туда же, да? — Сука… — Бесков выдыхает через сжатую челюсть, а после делает то, что хотел сделать еще до этого — уходит, оставляя позади этого идиота. Перепалку, больше схожую на спор двух «личинок», не поделивших качели между собой, продолжать не было смысла. Ну ничего. На набережной тоже красиво, хотя сегодня так хотелось остыть и просто отдаться своей самой главной слабости. И не важно, что он уже учится в одиннадцатом классе. Этот Эдик, вон, тоже качели любит. Хотя было бы чему радоваться. Невольно сжимая пачку Chapman Red в кармане, Бесков злится от того, что все планы так внезапно обломились.***
Костя сдается лишь тогда, когда он с разбитой губой и сбитыми в кровь костяшками проходит мимо площадки. Он видит, что там тот самый придурок, но не может сдержаться, ибо сейчас ему меньше всего хочется идти домой и смотреть на разочарованные взгляды родителей. — Чего такой помятый? — спрашивает Эдик, стоило заслышать скрип цепей соседней качелей. Он пока не смотрит на своего одноклассника и не замечает текущую по подбородку струйку крови. — Заткнись нахуй, — шипит Бесков то ли от боли, то ли от раздражения. Он достает сигарету и пытается поджечь, но руки не слушаются, подрагивая от беспомощности. Еще и холодно на улице: ноябрь привел с собой вечерние заморозки и ледяные дожди, а еще снег мелкий по утрам. Сидение качели не нагрето и холодно; над площадкой сверкает лишь один злоебучий фонарь едко-оранжевого света; вокруг — ни души. Костя на эмоциях бросает сигарету куда-то вдаль, в пожухлую траву, и его радует лишь то, что это те самые дешевые никотиновые палочки, от которых он плевался бы полчаса. — Пластыри дать? — совершенно спокойно спрашивает Эдик, отставляя гитару в сторону, когда видит чужие руки и губу. Костя не отвечает, но Китов и без того знает ответ. Пару пластырей, протянутых чужой рукой, тут же забирают и спешно отклеивают с них защитную пленку. — Тебя кто так? — Какой-то уебок с класса, — говорит нехотя Костя, посмеиваясь нервно. Он даже не спрашивает себя в мыслях, откуда у этого идиота пластыри — не до этого. — Не понравилось, что я сказал правду о нем. — Не думал, что у вас в классе мудаки есть, — задумчиво тянет Эдик, беря гитару в ладони. — Че ты ему сказал? — Что он хуесос и мудозвон ебанный, — Бесков выплевывает пленку и клеит последний пластырь себе на губу. — Воу, прямо так и сказал? Теперь ясно, за что тебя, — Китов перебирает струны, а те отзываются на касания нежные еле слышно. — Больно? — Ты че приебался? — вспыливает тут же Костя. — Тебя не должно ебать, че со мной, ясно?! Эдик будто его не слышит и останавливает бой хлопком руки по струнам. Смотрит внимательно своими карими глазами, а потом улыбается, будто насмехаясь над чужим гневом. — А меня и не ебет, — Китов вытаскивает из портфеля две бутылки лимонного Garage. — Будешь? Бесков смотрит на него, как на самого последнего идиота. — Да хер ли тебе от меня надо? Че из себя щедрого строишь?! — его бесит эта лицемерная черта в людях. Подлизаться хочет, а потом бросить, сказав напоследок, что фамилия Кости и вправду ему подходит, как и все сукины дети до него. Не раз слышал такое. Эдик стопорится на секунду, а потом рукой махает, запихивая вторую бутылку обратно в рюкзак. Кажется, он немного огорчен, и Бесков совершенно не понимает, че с этим додиком не так. — Как хочешь. Предлагать по сто раз не собираюсь, — говорит Китов напоследок, а потом достает медиатор из кармана. Он у него оранжевый с красными крапинками и совершенно нелепый, но Эдику, кажется, вообще плевать. Он вертит его пару раз в ладони, а потом подносит к струнам. Громко звучит песня, неизвестная Косте, но он не перебивает, чтобы спросить ее название. Еще с того раза понял, что это сбивает сразу, а музыка должна успокаивать. Все мысли о ней, о нотах, ритме. Бесков видит чужие накрашенные ногти, лак с которых сполз наполовину. У него руки хуже: на костяшках кровь застыла и окрасила пластыри в алый. Едко-оранжевый свет еле как освещает парней: они в вечерней тишине даже не смотрят друг на друга, наслаждаясь звуками гитары и скрипом старых качелей. У Эдика бутылка этого лимонного пива зажата между коленей, мешаясь постоянно. Костя смотрит вдаль, но из размышлений его вырывает чужой голос. — Забери ее. Она мешает, — ему суют в руки Garage лимонный. — Пей уже: хоть нервишки успокоишь. А то, я смотрю, совсем пиздец. Бесков настойчиво ее не открывает, но обратно не отдает — Китов продолжает свой концерт и ему не до этого. У него гитара звучит грозно и устрашающе громко, и Костя немного волнуется за чужие струны, когда оранжево-красный медиатор пробегает по ним быстро и резко. «А за спиной все твердят О том, что ты так плохо, Очень плохо на меня влияешь. И руки пахнут табаком, Но лучше их меня ничто не согревает. Черный блеск твоих ногтей — Я влюбляюсь все сильней. В кабинете у директора Я целую всем назло тебя. Разом все учителя кричат: Завтра нас, наверно, исключат» Голос Эдика звучит мягко, звонко, но с хрипотцой. Лимонад со спиртом Костя все же успешно глотает, морщась от того, что горло немного жжет. Он давно не пил ничего такого, и сейчас он чуть не плюется этой гадостью, но все равно пьет, давясь. Сегодня не тот день, когда хотелось быть сильным: сегодня ему плохо, и раны саднит неприятно, когда капли Гаража попадают на незакрытые пластырем ранки. Он душит успешно в себе чувство неприязни, когда слышит пьяные выкрики каких-то мужиков, вывалившихся из подъезда. Похоже, они вышли, чтобы набить друг другу рожи, но ослабевшее тело их не держит, и они валятся на асфальт оба, матерясь на чем свет стоит. Те эхом разлетаются от стен панелек. Китов затих, и даже не сам — Костя заткнул ему рот ладонью. За пьяными мужиками выкатываются жены и начинают орать вместе с ними, пытаясь разнять. Но что сделают женщины в возрасте против здоровых мужиков? Они лишь причитают и ревут противно, надрывая глотки, а их подрагивающие писклявые голоса выдают суть происходящего: все напились в стельку на каком-то застолье, и теперь, одурманенные водкой, творили какую-то хуйню. — Собирай свою балалайку и бежим нахер отсюда, иначе пизда нам, — шипит ему на ухо Костя, стараясь не греметь цепями от качели. У него подрагивают пальцы, но он держит себя в руках, помогая однокласснику с вещами. Пьяные и оттого агрессивные люди — самое страшное, что можно увидеть поздно вечером в спальном районе, таком, как этот. Бесков радуется, что сам он не успел налакаться, хотя от какого-то Гаража его хер бы расперло. Костя забирает у Эдика рюкзак, пока тот сжимает гитару в чехле в руках. Оттолкнувшись от качели, подростки спешно ретируются от проклятого места. Они несутся по замершей и холодной земле под крики пьяных мужиков и их совершенно таких же пьяных жен. Не слушают, стараясь не наткнуться на люки или ямы — в темноте улиц мало что можно разглядеть. Они останавливаются лишь тогда, когда добираются до своего райончика, и только на козырьке подъезда переводят дыхание. — Господи, чел… — пытаясь совладать с осипшим голосом, выдает Эдик, хотя Костя и без слов его понимает. Они стоят тут, пока горло обоих раздирает от холодного воздуха, которым они хорошо так наглотались, сбегая от тех придурков. — Не умеют же люди пить, блядь, — Бесков недовольно цокает, а после на время смотрит. Лишь за десять вечера перевалило. — Даже думать не хочется, че случилось бы, если не убежали, — Эдик нервно посмеивается. Костя практически не видит его лица, потому что лампочка над подъездной дверью давно лопнула. Заменять ее, как бы подобалось, никто не собирался. — Мать была бы не в восторге, узнав, что меня в какой-то подворотне грохнули. — Не грохнули бы. Но избили точно, — коротко отвечает Бесков, протягивая рюкзак хозяину. — Я пошел. — Может, заберешь Garage? — спрашивает напоследок Эдик, протягивая открытую бутылку. Костя смотрит на нее, потом переводит взгляд на Китова и качает головой. — Потом еще буду должен тебе, — говорит раздраженно Бесков, на что ему тут же прилетает: — Тогда мне выбросить ее? А? Этот сукин сын знает, как подействовать на парня, но в этот раз Костя думает еще с минуту, а потом скалится недовольно и цокает. — Выкидывай, раз денег не жалко. Меня не ебет. Эдик дергает губой, но убирает бутылку обратно в рюкзак, хотя видно, что он огорчен. Бескова это и вправду не ебет: ему бы сейчас от предков не прилетело за разбитую губу и такие же костяшки, а остальное мало волнует, особенно включённый режим обиженки у этого додика. — Блядь, ну ладно, — Китов пожимает плечами, а потом добавляет чуть тише. — Но все равно круто погуляли. Может, как-нибудь еще, согласен? — На хуй пошел, — Костя показывает средний палец, оставляя Эдика недоумевать за закрытой подъездной дверью.***
У Кости в голове много чего: интегралы, правила русского и многочисленные формулы по физике, потому что ЕГЭ само себя не сдаст, а еще тексты любимых песен и назойливые рекламы, крутящие каждый день по ящику. Но с недавних пор еще кое-что, а точнее, кое-кто… Тот случай, да и нечастые разговоры в школе, немного сблизили его с Эдиком, и теперь они иногда, совсем редко-редко, но гуляли вместе. Точнее, настойчивые сообщения в директ от Китова — который как-то совершенно неожиданно откопал его в ВКонтакте — Костя не выдерживает и поддается. Бесков рад хотя бы тому, что случалось это раз в недели две-три. На улице стоят январские морозы, а город светится разноцветными огоньками, потому что совершенно недавно был Новый Год. Страшные ледяные фигуры Деда Мороза и его внучки, мишура и много-много дешевых гирлянд на окнах домов — этого так не хватало весь год. Даже елка в центре на этот раз не выглядит как бабушкин матрас, потому что в прошлый она была именно такой. Хотя, что удивляться? Этот город редко выделяет много денег на украшения, поэтому Костя даже не удивляется, когда, приходя на набережную, не видит хотя бы шариков на железных прутьях моста. У Эдика в ладонях зажат какой-то пирог, который ему купил сам Бесков, потому что совсем недавно тот подогнал ему яблочные сигареты, тоже Chapman, и Костя ему так долг отдает. Он редко получает какие-то карманные деньги, так что Китов довольствуется беляшом, зато из лучшей (!) пекарни города. И Бесков, конечно, умалчивает, что в этом городке этих пекарней можно по пальцам сосчитать. — Спасибо, — благодарит Эдик, отряхивая руки от крошек. — Пиздец, давно пирогов не ел. Как бабушка была жива, наверно, и все, потому что она готовила. Ты прав, кстати, вкусный беляш. — Угу, — Костя не удостаивает его полноценным ответом, потому что в зубах зажата сигарета. Бесков иногда думает над тем, что зря он вообще заговорил с этим патлатым додиком, но, вспоминая, что тот может купить ему хорошие сижки, сразу запихивает эти мысли поглубже в зад. Хотя в какой-то степени Эдик не надоедливый, если не лезет в личные дела. — Как тебе? — спрашивает Китов, и Костя жмурится невольно, делая первую затяжку. — Пойдет, — отвечает тот. По привычке проведя кончиком языка по губам, он чувствует яблочный привкус. Эти сигареты совершенно отличаются от тех дешевых с фильтром — вкус сразу чувствуется и курить их долго можно. — Сладкие сигареты не всем нравятся, и я впервые вижу, чтобы они кому-то вкатили, — задумчиво тянет слова Эдик, но потом лишь плечами жмет и волосы завязывает в тугой хвост на затылке. Костя смотрит на него с минуту и хмыкает насмешливо. — Выглядишь по-пидорски, — выдает Бесков, но Китова, похоже, ни разу не смущает. — Задеть меня хочешь? — Эдик лыбится и глаза щурит, заставляя Костю взгляд отвести. — Я и не такое слышал, так что меня хер удивишь такой фразой. Бесков хмурится недовольно, но решает промолчать. Не то, чтобы он был гомофобом, но этого додика иногда хотелось хорошо так приструнить. Привычка недоверчиво относиться к новым людям осталась до сих пор, даже если поводов Эдик не давал. — Че тебе вообще от меня надо? — спрашивает тихо Костя, а потом губу нижнюю закусывает, понимая, что вопрос был лишним. Эдик смотрит на него сначала непонимающе. После отворачивает голову. Выдыхает клуб белого пара изо рта. Отвечает на манер Бескова — тихо и будто робко. — Да хер знает. Вроде ничего и не надо, просто пообщаться хочу. Ты какой-то нелюдимый, но и не плохой. О, погнали ко мне? Костя молчит долго, раздумывая. А потом почему-то соглашается, махая на свою гордость. В однокомнатной квартире Эдика приятно и уютно, тепло: пахнет свежесваренным кофе и какими-то сладостями, а еще везде плакаты развешены. Он живет один, без родителей, и, наверно, эта квартира съемная. Они пьют чай горячий, обжигая языки и заедая кислыми мандаринами, и Косте давно не было так спокойно. У них странные отношения: они и не разговаривают почти, но и не отталкивают друг друга. По крайней мере, Костя не всегда посылает далеко и надолго, а просто молчит. У Бескова много что в голове: интегралы, правила и формулы, тексты песен, мысли о ЕГЭ и его предках, а теперь еще о том, как же он до сих пор не послал на хер этого педика и подпустил так близко к себе.***
Когда Эдик просит немного помочь с математикой, хотя сам сдает базу и легче этой херни Бесков не видел ничего, Костя ему не отказывает, потому что этот сукин сын подкупает его ягодным чаем. Как он угадывает ещё одну слабость парня, лишь Богу известно, но Бесков в Бога не верит. Фамилия говорит сама за себя. — Знаки, блядь, знаки, — говорит он, сидя за чужим кухонным столом. У него щеки красные, потому что они только с улицы вернулись, набрав кучу какого-то хлама. Дешевые луковые кольца, чипсы и лимонная газировка лежат близко к тетрадям. Эдик предпринимает попытку разобраться, и раза с третьего он наконец понимает свою ошибку. Бесков кивает удовлетворённо и оставляет парня корпеть над примером, пока сам, держа в руках чипсы, смотрит Куплинова на компе. Китова это не отвлекает, и ладно. За окном лениво опускается солнце за горизонт, разливая медовый свет по маленькой кухне. У них в городе всегда закаты красивые, и лишь природой Костя гордится. — Так? — Эдик показывает ему тетрадь. Бесков кивает еле заметно, возвращаясь к просмотру. Inscryption — занимательная игра, даже если Костя предпочитает шутеры. Февраль скоро подойдет к концу, и ЕГЭ на носу. Вспомнив об этом, парень дергается всем телом невольно и Китов это тут же замечает. — Ты че? — спрашивает Эдик, протягивая руку к чужому плечу. Бескова тут же будто током бьет, и он смахивает ладонь Китова с себя. — Не трогай меня, блядь, — сквозь зубы шипит Костя и ставит на паузу видос. К нему давно никто не прикасался так, отчего он даже не уверен, что это исходит не от желания избить. Бесков знает, что его недодруг тактильный, и он удивлен, что трогать тот осмелился лишь сейчас. Но от этого парню не легче, ведь прикосновения ему противны точно также, как и насмешки за спиной. Было что-то отвратное в этом. — А что так? — лыбится Китов, и у Кости губа дергается невольно. И глаз, похоже, вместе с ней. — Тебя ебет? — Бесков пытается закрыть больную тему риторическим вопросом, но Эдик не унимается. — Если попрыгаю, не отойдет, — отвечает он, а потом меняется в лице внезапно. Серьезность не присуща такому человеку, как он, и недовольным Костя видит его чаще, так что немного теряется, когда Китов, постукивая нервно по столу пальцами, спрашивает. — Нет, а если честно… Ты всегда таким был или какая-то сука навредила тебе когда-то? Бесков не находит, что и ответить, потому что до этого его никто и никогда не спрашивал. «Больной ублюдок» и «бешеный уëбок» — прозвища говорят сами за себя. Его боятся и ненавидят, но никак уж не хотят понять. Он думает, что Эдик просто хочет постебаться над ним, и от своей же мысли злится, но ярость улетает прочь, стоит парню сказать: — Если не хочешь, можешь не отвечать. Знаю сам, что тема, может, больная, — Китов улыбается слегка, а потом плечами жмет. У Кости невольно всплывает воспоминание их первой встречи, и он понять не может, как этот додик мог так сильно измениться всего лишь за полгода? — Вообще, если говорить честно, то меня тоже когда-то одноклассники не любили, так что поэтому и спрашиваю. Можешь мне рассказывать, если на душе прям…пиздец. Ну, это я так, к слову. Не думаю, что ты меня другом там считаешь, но иногда выговориться гораздо лучше, чем выкурить одну сигарету. Костя смотрит внимательно, изучающе окидывая взглядом Эдика, а потом еле заметно кивает головой. Сейчас ему не хочется ни о чем говорить. Он впервые за месяц взял в руки чипсы, а голос Куплинова успокаивает шальные нервы, так что Китова он удостаивает лишь кивком. И тому, кажется, этого вполне хватает, потому что он ответно улыбается. Смотреть Куплинова в одиночестве не так круто, как с другим человеком — Костя понимает это, когда Эдик присоединяется к просмотру.***
Начало марта дается нелегко. Нервы сдают, а фраза, что раз они это сделали, то и ты сдашь, которую выставляют почти в каждом паблике в ВК, просто выбивает Костю из колеи. Он не знает, что ему уже делать, и хочется уже сдохнуть, хотя сам он прекрасно знает все предметы, что будет сдавать. Последней каплей в чаше проблем Бескова становится их разговор с матерью, которая опять начала требовать от него хорошего поведения. Она обнаружила новую пачку сигарет, теперь уже с ванилью, и не была рада такому сюрпризу, потому что самолично урезала карманные деньги сына по минимуму. Юноша упорно молчал, не признаваясь, откуда он их взял. Мать долго кричит на и без того морально истощенного подростка. Ее и его можно было понять: она хотела как лучше, а тот уже просто не мог быть сильным. Поддался искушению и табаку, как самый последний слабак. У него не было зависимости, но и других средств успокоения тоже. И эти бесконечные крики, разочарованные взгляды непонимающих его самого и его взглядов родаков, и это ебучее ЕГЭ, из-за которого он уже два года херачит, как проклятый… Все это пиздец как сложно. И это «пиздец как сложно» вылилось в первую настоящую истерику. Бесков никогда не отличался покладистым характером, но даже его мать, наверно, никогда не слышала таких скверных словечек. Он кричал, матерился и умудрился разбить одну из тарелок, скинув ее на пол на эмоциях — на одиноких осколках расцвели синие цветочки. У них были ссоры и недопонимания, но, кажется, мать никогда не видела его таким злым и в тоже время обессиленным. Он выбегает из квартиры прямо в домашней майке и спортивках и первое, что он видит — стоящего около его двери Эдика. Обеспокоенным взглядом он прикидывает состояние своего одноклассника и понимает, что оно перешло черту «пиздец». Китов не говорит: он кивает головой, намекая идти за ним, и Бесков поддается, следуя за ним наверх. Голыми ногами ступая по грязным ступеням, Костя дышит неровно и раздумывает о чём-то своем, пока его впускают в квартиру, как своего. — Пошли, я тебе чай ягодный налью, — говорит тихо Эдик и снимает лишь носками кроссовки, выкидывая их спешно куда-то в угол. Бесков, невесомо ступая по деревянному полу, идет следом. От горячего напитка идет парок, но заставить себя выпить любимый чай Костя не в силах. У него ком в горле стоит и глаз слегка дергается от нервов, а ещё грудь будто сдавливает что-то. Ему хочется плакать, но рядом сидит Китов, и он просто не может позволить себе такую роскошь. — Если ты хочешь побыть один, можешь закрыться в спальне или поспать, — говорит ему тот, будто заслышав чужие мысли. — А вообще… Можно тебя обнять? У Кости в уголках глаз собираются слезинки, и ему чертовски стыдно за самого себя: одиннадцатиклассник, а плачет, словно маленький мальчик. Эдик распахивает руки и приглашает в объятья, смотря все так же обеспокоенно. — Нет, блядь, сказал же — не надо меня трогать, — дрогнувшим голосом отвечает Костя, но на секунду сомневается в своих же словах. Чужие руки так и манят, а он давно не чувствовал хотя бы что-то, помимо обиды и ненависти к людям. — Да, я помню, — Китов говорит спокойно и будто старается это самое спокойствие через слова передать другому парню. — Слушай, я не собираюсь тебя обижать или как-то тебе вредить. Это всего лишь объятия, хотя я не настаиваю. Просто предлагаю. Гордость Бескова тает так же стремительно, как и снег на улице в апреле. Он делает шаг навстречу и позволяет чужим рукам заключить его в объятия. Он чувствует чужое тепло и запах какого-то мужского шампуня — Костю это успокаивает, хотя ком в горле пропадать еще не желает. — Я ненавижу… — шипит в чужое плечо Костя. — Я ненавижу, блядь, все. Мать, отца, этот ебанный город… Он чувствует соленные слезы на щеках и теперь не в силах оторваться от Эдика, потому что не хочет, чтобы тот видел еще более слабым, чем он увидел сейчас. Односторонние объятия — это уже перебор для него, что уж говорить о иной заботе. Китов кивает и поддакивает на слова Бескова, давая тому выговориться, и лишь потом говорит, когда перестает ощущать напряжение в чужом теле: — Что ты хотел бы поделать? — Эдик отпускает Костю, но тот пока отходить не собирается. Остывший ягодный чай уже, скорее всего, пить никто не соберется, поэтому, стараясь не глядеть на Бескова, парень встает, берет кружку и выливает содержимое в раковину. — Может, Ютуб глянем или какое-нибудь аниме? — С хера ли я буду какое-то аниме смотреть? — спрашивает раздраженно Костя, и Эдик улыбается невольно. Он начинает потихоньку отходить от истерики, и это не может не радовать. — Ты в ВК как «Бакуго Кацуки» записан, — парирует Китов. Бесков хмурится недовольно и почти зло, но тут же расслабляется, понимая, что все равно спалился. — Похуй. Пошли смотреть твое аниме, Киришима Эйджиро, — передразнивает Костя, потому что Эдик не лучше его — у самого псевдоним японский взят. За вечер Бесков ни разу не берётся за сигарету, хотя пару раз все же порывается затянуться из одноразки Эдика. Они смотрят вместе «Атаку Титанов», а потом, когда наскучивает, включают канал Димы Масленикова на Ютубе, погружаясь в тайны заброшек России. Эдик не упускает возможности рассказать историю о том, как они тоже лазали в старый запустелый дом одной пары, которая не смогла его поделить после развода, и даже на второй этаж ползали. — Там такой балкон, ебать! — рассказывает воодушевленно Китов. — У нас короче еще в компании один чел бесстрашный был, так он умудрился забраться на деревянную балку над балконом, а потом в кусты спрыгнуть. Там еще в доме был какой-то круг из соли. — Ебанные дьяволопоклонники, — хмыкает Костя, слушая эту занимательную историю. Впрочем, Эдик в принципе сегодня очень разговорчивый, потому что парень уже сбился со счету, сколько же рассказов он сегодня услышал. На улице темнеет не так скоро, как зимой, и, стоя часов в восемь на балконе, парни рассматривают закат, потому что Ютуб тоже надоел. Оранжевый сливается с малиново-розовым и окрашивает облака в свой цвет. Свежий воздух позволяет Косте успокоиться до конца, и, кажется, Эдик впервые видит его таким спокойным. Истощенный истерикой и окружённый заботой и теплом, Бесков начинает клевать носом уже к пол девятому вечера. Идти обратно в свою квартиру — не вариант, так что он засыпает на чужом кресле с мыслью о том, что сейчас он впервые ощущает себя хотя бы наполовину защищенным. Во сне он чувствует, как его укрывают теплым пледом. Эдик уже хочет удалиться на кухню, как видит светящийся экран чужого мобильника. Забрав телефон с собой, он берет трубку, понимая, что оставить в неведении не может этого человека, и слышит робкое: — Алло? — Алло, да, здравствуйте. Вы мама Кости? — спрашивает тихо Китов, стараясь не разбудить гостя. — Да, а…что такое? Почему у Вас телефон моего сына и где он? — ее голос тут же приобретает твердость, но суровый тон не очень-то пугает Эдика. — Я Ваш сосед сверху. Эдуард, одноклассник Вашего сына. Костя сейчас у меня, он спит. Если хотите, я могу его разбудить и отправить к Вам, но он, думаю, сильно устал и до утра не проснется. На другом конце провода на мгновение-другое все затихает, а потом вновь робкое: — С ним все в порядке? — беспокоится женщина, и парень спешит ее успокоить. — Да, ему гораздо лучше, — отвечает улыбчиво он и тут же слышит облегченный вдох. — Я рада, — говорит мать Кости. — Я буду не против, если он переночует у тебя, дорогой, но утром скажи ему, чтобы пусть шел обратно домой. И… Передай то, что я хочу извиниться перед ним. Это правда важно. — Понял, передам, — говорит Эдик и, попрощавшись, кладет трубку. Значит, не все так плохо.***
Утром Костя просыпается поздно и, может, будет себя корить за это, ведь даже сейчас у него затекла спина и шея, да и голова будто раскалывается. Эдик тоже спит на расправленном диване, и чтобы хоть как-то скоротать время, Бесков рассматривает плакаты. Вот где-то Михаил Горшенев смотрит куда-то вдаль, скрытый тенью, но парень узнает его везде; а Алена Швец улыбается широко, и опять макияж у нее яркий и радужный. Костя смеется в мыслях над нелепостью: ну как этот придурок мог повесить их рядом? Прямо над головой у Китова висит надпись про мужественность, и смеяться хочется уже вслух. Даже плакат с Gorillaz есть, и в голове тут же всплывает легендарный смех из одной песни. Какие рисунки, нарисованные, видимо, самим Эдиком, развешаны чуть выше, и Костя засматривается невольно. Единственное, что выглядит безвкусно — старый бабушкин ковер на стене, около которой спит Бесков. В сравнении с молодежной атмосферой той стенки, это будто пережиток прошлого. — Проснулся? — тихо спрашивает Китов, и парень дергается невольно, услышав чужой голос, который звучит так громко в утренней воскресной тишине. — Ебать, у меня нога онемела. Пока он разминает затекшую ногу, Костя следит внимательно и вставать совершенно не хочет. Эдик смотрит в ответ: у того волосы белобрысые растрепались и выглядели еще более непослушными, чем до этого, а на щеке полоска от подушки застыла. Он не хмурится почти, но менее помятым от того не становится. — Слышь, че будешь? — говорит ему Китов, когда они все же притащились на кухню. — Есть, короче, какие-то конфеты, сестра принесла недавно, а еще Чоко Пай завалялся. О, и Милка оказывается есть. А еще я хер знает, че готовить, так что ничего против дошика не имеешь? — Острый есть? — спрашивает Костя, на что парень ему кивает. Бесков выпрашивает еще парацетамол, а Милку карамельную решает съесть с ягодным чаем. Ему кажется, что он будто прописался в квартире Эдика, и он оттого выглядит раздраженным. Утренний медовый свет настырно пробирается на старую кухоньку с новыми приборами. С третьего этажа вид совершенно иной, чем со второго: Костя видит их школу, побитую и будто развалившуюся, серую; а еще дорогу, всю в грязном снеге. Людей мало, ведь в десять утра мало кто хочет идти по забытому Богом городу. Бесков покидает Эдика, но ненадолго: на следующий день возвращается с гостинцами от своей матери, которые та дала в знак благодарности. Китов улыбается и приглашает посмотреть вместе Куплинова, и незаметно для себя Костя соглашается. Они едят какие-то вафли со сгущенкой и смеются над чужими шутками.***
Март будто пролетает перед глазами, и Костя не замечает его совершенно. На улицах стремительно тает снег, сменяется противной грязью, а еще день наконец становится все больше и больше. Солнце греет, и это не может не радовать Бескова, который любит тепло. Где-то там, за пределами спального района, на них давят учителя, ругая за то, что плохо пробник написали и учиться не хотят, но сегодня парни забывают об этом. Они сидят вновь на качелях, и Эдик играет ему «Восьмиклассницу» группы Кино, потому что Костя попросил. «Ты говоришь, что у тебя по географии трояк, А мне на это просто наплевать. Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк, Многозначительно молчу, и дальше мы идем гулять.» Это вечер, но все равно по площадке бегают дети, и повезло, что не пьяные мужики. Тот случай не забыт, но качели на что-то променять они не могут, так что осмеливаются прийти сюда вновь, но гораздо раньше, часов в семь вечера. Какая-то девчонка сидит на скамейке около качелей и ногами болтает, заслушавшись. Эдик улыбается невольно и продолжает концерт, а медиатор по струнам бегает, заставляя их звучать громче. Он поет не так громко, но Костя его прекрасно слышит. В конце песни парень позволяет отпить своей колы, потому что мать наконец сжалилась и дала карманных денег на целых две недели. — Ты красиво поешь, — робко говорит девчушка и светит своей щербатой улыбкой. Ей поддакивает какой-то мелкий паренек, который еле выговаривая предложения и совершенно съедая «р», пытается сказать, что он тоже любит Цоя и группу Кино. Бесков удивляется, что это не Морген или Инстасамка, и в мыслях даже благодарит, что мрачная действительность еще не смогла испортить детские чистые души. И не важно, что слова из песен Цоя они не понимают еще. Эдик смеется и проводит ладонью по гитаре, прямо в том месте, где красуется подпись Кости, нарисованная оранжевой краской. На память, как попросил сам Китов, и Бесков не смел отказать. — Спасибо, малявки, — отвечает он им, а потом играет «Внезапную голову» КиШа. Мелких это не пугает, и они смеются, слушая занимательную историю о сбежавшей голове. А может, все дело в харизме Эдика, который своей мимикой умудряется развеселить даже какую-то старую хмурую тетку, присматривающую за своим ребенком. Долго они не засиживаются, и Китов, поклонившись своей маленькой публике, с места поднимается, говоря, что пора бы кости старые размять. Костя идет с ним. Они гуляют вместе теперь часто, потому что Костя больше не думает, что Эдик что-то от него хочет. Они ходят по набережной, смотря, как речные воды уносят куски подтаявшего льда, и как редкие прохожие пробираются по рыхлому снегу. Парни не хотят думать о каких-то экзаменах и других заботах, слушая, как из динамика телефона раздается «Вперед» от Дайте танк (!). Эта песня заставляет их подпевать и не заботиться о ушах других людей. Март пролетает стремительно и весело, но заканчивается на невеселой ноте, словно какая-то старинная баллада с несчастливой историей. Костя совершенно не ожидает, что ему придется успокаивать расстроившегося Эдика, который по совершенно непонятным причинам, загрустил и не улыбался как обычно. — И че с тобой? — спрашивает Бесков, стоя рядом с парнем на прокуренном и заваленном какими-то ненужными вещами балконе. Старое окно приоткрыто, и Китов делает одну затяжку за другой. Клубнично-банановый запах уже режет глаза Косте, но он не уходит. — Да так… Настроение че-то херовое, — говорит приглушенно Эдик и кашляет. Открывает окно пошире, впуская свежий воздух. С крыши капает постоянно, а ветерка и нет почти, потому что день сегодня ясный и солнечный. — Рассказать ничего не хочешь? — Костя щурится и хочет отнять чертову одноразку, но думает, что мало чем поможет, и будет прав. Зато после этих слов Китов все выкладывает, а парень кивает изредка и слушает. — Да мать звонила недавно. Сказала, что отец опять звонил, — говорит грустно Эдик. — Говорит, что тот опять какую-то херь нес. Пьяный был, и похоже он что-то спизданул, что задело мать. Я хочу убить этого ублюдка, но не могу, блядь. Аргх, как же я его ненавижу! Хорошо хотя бы, что отчим заступился за нее и пару ласковых сказал этому мудаку, но, блядь… Когда он отстанет? Его голос сипит, а Китов прикрывает лицо ладонью, и Костя понимает, что ему тяжело дается этот рассказ. — Я хочу сбежать от этих проблем, и я же попытался. Переехал на другой конец города, в школу другую перевелся, но, видать, не судьба пока что. Вообще, может, и в одноклассниках бывших тоже проблема. Так все заебало, ты бы знал. Эдик смотрит опустошенно куда-то вдаль, жмурится и выдыхает нервно. У него пальцы подрагивают от волнения, и кажется, Бесков начинает немного понимать суть поддержки. — Ты хочешь меня обнять? — спрашивает Костя и взгляд отводит неловко, прекрасно зная ответ. — Может, но ты же не любишь этого. Я не собираюсь лезть без разрешения, — Эдик плечами жмет, но стопорится, услышав: — Валяй. И Китову дважды говорить не надо: он смыкает руки на чужой спине и чуть ли мурчит, когда чувствует робкое касание к своему плечу. — Не думал, что ты все же обнимешь меня, — шепчет Эдик, и Костя щипает его в плечо. Кажется, ему даже не больно, и он добавляет. — Думал, что «педика» трогать вообще не захочешь, но спасибо тебе. Просто спасибо. Бесков не отвечает и задумывается о чем-то своем. Так они стоят еще пару минут, а потом как ни в чем не бывало идут досматривать какой-то фильм ужасов. Костя чувствует облегчение, видя улыбку на чужом лице, пока на кухне стынет суп, приготовленный его мамой для Эдика.***
У Кости в голове много чего: интегралы, правила и формулы по физике; тексты песен Цоя и Алены Швец, которую он послушал все же по совету Эдика. Еще то, что отец обещал подогнать ему мотоцикл этим летом и что ЕГЭ через месяц. А еще мысль о своем однокласснике и настоящий раздрай на душе. Он думает постоянно, что этот патлатый говнюк слишком добр, слишком заботлив; что он не такой уж и плохой и выглядит довольно круто, хоть и необычно для их маленького городка; что играет он просто ахуенно; а еще о том, что он совсем не додик. В апреле его посещают мысли о том, что, может, додик и педик — это он сам, а Китов просто подружиться пытается. Парень держит в руке бутылку воды и сжимает ее с силой, злясь на свои мысли и забывая, что та открыта. Эдик смеется и держит всю ту же черную гитару, усеянную наклейками и всякими рисунками классными. У Кости в мыслях этот красноволосый неформал, а у Китова в голове пусто и лишь корни, вросшие в его не такой уж и тупой мозг. У Бескова в сердце будто цветы распускаются, и он каждый день с корнем вырывает все новые и новые ростки, а они продолжают расти. Они друзья, наверно. У них даже номера друг друга есть. Костя записан у Эдика как «Чёртик», а тот назло Китова записал как «Зубастый кит». Эдик полчаса потом пытался объяснить, что его фамилия не от слова «кит» происходит, и ворчал, что зря рассказал о желании когда-нибудь сделать себе клыки. Костя сжалился тогда и записал коротко: «Акула», и кажется, его друг был доволен таким раскладом. Они друзья, но Бесков чувствует, что что-то все равно не так. Он головой трясет невольно, а потом с прыжка цепляется за турник, начиная подтягиваться. Физические нагрузки остужают, а весенний ветер нежно треплет белобрысые волосы. У парня на щеках, носу и плечах россыпь веснушек видно, потому что апрель на дворе и солнце яркое, глаза слепит от него. По дорогам ручьи журчат, а снега уже и нет почти. Костя не видит что-то романтичного в этой грязи, но рукам не холодно и лишь этому он рад. Турник немного сыроват, так что Бесков цепляется сильнее и поднимает свое тело над балкой железной. Эдик почему-то не играет и стоит близко к Косте, пока тот мельком рассматривает его. У него нет ни веснушек, ни родинок, зато есть шрам маленький на веке, а еще красивые карие глаза. У него на пальцах опять все те же пластыри и кольца стальные, а еще новый пирсинг на брови. Недавно проколол, и хер ведь знает где. У них в городке нет даже врачей нормальных, что уж говорить о пирсерах? — Как тебе не холодно? — спрашивает Костя, разглядывая открытые предплечья друга. Он стоит в одной футболке, черной, и даже не дрожит, но подтягиваться, как обычно, не идет. — Любовь греет, — выдает Китов, и у Бескова смешок вырывается. Чудной он иногда, конечно, думает тот. Парень протягивает ноги на балку, цепляется ими за турник и руки отпускает. У него худи задирается, открывая подтянутый живот, но Костя даже не поправляет одежду, начиная раскачиваться. Медленно, туда-сюда. Он уже хочет ноги отпустить и сальтуху ебнуть, потому что может, но ему не дает внезапно оказавшийся пред ним Китов. — Че надо? — спрашивает недовольно Костя, тут же замирая, когда видит серьезный взгляд Эдика. Китов не говорит: он поддается вперед, заставляя Бескова потеряться на мгновение, а потом протестующе замычать. У Эдика губы сладкие и дыхание обжигающее, потому что он только что жевал Дирол со вкусом сладкой мяты, а ладонь нежная, гладит открытый бок невесомо. Закрывая глаза, Костя думает напоследок, что он точно чокнется когда-нибудь с этим идиотом. Прерывает внезапный поцелуй громкая долбящая музыка какого-то популярного певца, звучащая из колонок малолеток. — Смотрите, там пидоры целуются! — визгливый крик отскакивает от стен панелек, и это даже не заглушает совсем безвкусная песня. — Педики! Педики! — подхватывают дети из этой малолетней компашки. В груди Кости разгорается самая настоящая ярость, и он уже хочет идти бить морду, закрыв глаза на то, что это обычные «личинки», но его останавливает чужая рука, схватившая его за запястье. — Бежим нахер отсюда, — на этих словах Эдик помогает спрыгнуть с турника, а после они уже опять несутся с этого проклятого двора. Только теперь спасаются они от криков каких-то детишек, а не от пьяных мужиков, и теперь они точно сюда не вернутся, ни под каким предлогом. Все почти точно так же, как полгода назад, но будто по-другому: Костя позволяет себе посмеяться, держа друга за руку. Она у него теплая и огрубевшая от игры на гитаре, но не менее нежная. Они останавливаются лишь у своего подъезда, и, приходя в себя, Эдик говорит еле слышно: — Прости, не удержался, — он неловко чешет макушку, а Бесков смотрит на него долго и изучающе. У того волосы в хвостик завязаны, а еще сережки с черными крестиками. Глаза, будто шоколад, манят точно также, как и мягкие губы, и Костя, не удержавшись, тянет его в подъезд за руку. — Куда мы? — спрашивает немного удивленный Эдик, следуя за другом. — Пиздуй, — говорит Бесков, закрывая подъездную дверь резко и с хлопком. Он понимает, что их кто-нибудь может увидеть, потому что та не оснащена домофоном, но всяко лучше, чем на улице сосаться. Прижимая Китова к стенке, Костя понимает, что лучше поцелуя, чем этот, у него еще не было.***
Они по обыденной привычке сидят на кухне у Эдика, пока хозяин квартиры играет на своей гитаре какую-то песню «Я тебя люблю» от Где Фантом?. На столе стынет чай с лимоном, потому что ягодный разобрали, а еще уже совсем скоро вечер, так что в комнате все янтарным светом будто горит. Где-то на улице птицы поют, а в открытое настежь окно задувает майский ветерок. Костя думает о том, как же красиво там, за стенами, когда нет снега, а еще так тихо и спокойно. Его целуют в лоб, и Бесков с непривычки дергается невольно, но тут же расслабляется, когда чужие пальцы сплетаются с его. Эдик отставляет гитару и тянется за поцелуем, тут же получая долгожданное. Он гладит бока своими невозможно теплыми руками, забираясь под растянутую майку. Костя вновь дергается, заставляя Китова остановиться и обеспокоенно глянуть в чужие глаза. — Я не наврежу тебе, ты же помнишь? — он часто повторяет эту фразу, но смысл будто не доходит до Бескова. И он снова вздрагивает, когда ладонь Эдика касается его бедра. — Ты меня трахнуть хочешь или че, пидор? — шипит невольно Костя, а этот придурок лишь смеется на его слова. Они только вчера говорили о сексе, и парень еще тогда заподозрил, что это намек. — А ты против, самый натуральный натурал? — передразнивает его Китов и подхватывает на руки, крепко-крепко к себе прижимая. Он несет его до спальни, а там укладывает на диван, нависая сверху. Оценив свое положение, Бесков буквально взрывается: — А хер ли я снизу?! — у него в глазах огонь недобрый зажигается, но Эдик пока еще не заходит дальше, лишь смотрит внимательно. — Потому что ты до сих пор иногда дергаешься, когда я тебя касаюсь, — говорит тихо Китов. — Я правда не сделаю того, что тебе бы не понравилось, и не трахну прямо сейчас, если ты не готов. Я просто хочу, чтобы ты перестал сдерживать себя. — Это нихера не так! — возражает Костя, но Эдик качает головой. — Ответь мне: ты хочешь, чтобы я сделал тебе приятно? Обещаю, что в следующий раз я буду снизу, но сейчас лучше мне быть сверху, — Китов опускается на локти, а старый диван скрипит противно под их телами. Бесков думает, и на его лице сменяются тысячи эмоций, а потом он просто тыкается поцелуем, губами касаясь чужого века. — Если мне что-то не понравится, за гаражами закопаю, понял? — парень видит улыбку на лице Эдика и ложится обратно на спину, глубоко выдыхая, чтобы успокоиться. Не то, чтобы он ненавидел прикосновения к себе: он просто боялся, что это все не по-настоящему, не из-за того, что в него влюблены, а еще он никогда снизу-то не был! Да и вообще он впервые будет трахаться с парнем, так что его страхи оправданы. Китов целует его страстно, ладонями обводит бока, а еще засматривается на чужое лицо. Костя красив: у него веснушки будто горят, а еще глаза серые, словно сталь, смотрят внимательно. У парня пронзительный взгляд, выжидающий, а щеки выдают его смущение — они рдеют стремительно, словно ягоды рябины осенью. Эдик не удерживается и треплет чужие белобрысые непослушные волосы и губами прижимается к вздернутому носу. Нежность сменяется страстью, и Китов целует его влажно за ухом, а потом спускается ниже, кусает открытую ключицу и стягивает майку, кидая ее на кресло. От дивана будто пахнет стариной, но запах чужого тела сильнее, и Костя вздыхает томно, когда парень тянет его за волосы несильно и прижимается к кадыку зубами. О Господи, как же приятно пахнет этот идиот… — Какой же ты ахуенный… — шепчет на ухо Эдик, а потом целует живот Бескова, спускаясь ниже. Желая прикоснуться, чтобы знать, что парню не противно, Костя притягивает ближе, давя на макушку, а еще затылок массирует, поглаживая жесткие волосы. Китов играется с бугорками сосков, целует молочную кожу, заставляя тело под собой подрагивать. Бесков иногда рычит, но ему нравится. Нравятся чужие прикосновения к своему телу, которое распалилось сильнее от любви. Он поддается этому порыву и забывает обо всем: о проблемах, о ЕГЭ и родаках, а еще о том, как ему было противно, когда его называли пидором. Может, и пидор, зато девчонки могли бы позавидовать, что увел самого классного парня. Костя отводит взгляд и смотрит на бабушкин ковер, но тут же жмурится, когда руки Эдика хватают его за ягодицы и приподнимают таз, попутно стягивая джинсовые шорты. У него стояк каменный, и юноша смущается, закусывая палец от неловкости происходящего. Блядь, блядь, блядь! Лишь это слово в мыслях. — Не закрывайся, — нежно выдыхает Китов в чужое ухо и отнимает руку от лица. Бесков скалится, но поцелуй уничтожает у него желание повздорить. — Завали ебало и трахни меня уже, — шипит Костя. — Не горячись. Мы никуда не торопимся, — отвечает Эдик. Они целуются долго, сплетая языки, посасывая их и губы покусывая слегка. Китов валится рядом с Бесковым, притягивает ближе, а потом тянет руку к члену. Останавливается, чтобы полить на нее смазку и спросить разрешения на касание. Костя кивает еле заметно и прижимается своей щекой к чужой, когда ладонь Эдик кладет на самое сокровенное. Они дышат в унисон, неритмично ласкают друг друга и жмутся ближе, лежа друг напротив друга. Вторую руку, такую же мокрую от лубриканта, Китов без стеснения протискивает между рельефных бедер Кости, и тот дергается, когда палец касается колечка мышц. Он массирует анус недолго, а потом целует неожиданно нежно, заставляя потеряться в ощущениях. Протолкнув одну фалангу пальца, он сгибает его и тут же получает великолепную реакцию в виде тихого тонкого стона. — Как ты ахуенно стонешь, — шепчет пораженный Эдик и продолжает надрачивать чужой член, целуя нежно чужой лоб. К первому пальцу вскоре присоединяется второй. Стенки внутри тугие, так что Китов тратит много времени на подготовку. Зажимая член Кости у основания, он не позволяет ему кончить раньше времени. Бесков ласкает в ответ и дышит неровно, и так томно вздыхает, что у Эдика стояк лишь каменеет сильнее. У него такого никогда не было с роду, так что он не перестает удивляться. Перевернув парня на спину, Китов подминает его под себя и надевает презерватив. Как предусмотрительно, подмечает в мыслях Костя, стараясь не думать о том, что член, на который только что надели этот самый презерватив, будут совать ему в зад. Настолько беспомощным он себя не чувствовал еще никогда, но не останавливает, смыкает ноги на чужой талии и прижимает ближе. Эдик входит медленно и следит за состоянием партнера, пока тот выгибает поясницу дугой и стонет громко. — Тише-тише, соседи же услышат, — шепчет Китов и будет прав. Стены в этом старом доме тонки, и услышать стоны — дело плевое. Бесков зажимает рот ладонью и клянется убить нахер Эдика, когда это все прекратится, потому что ощущения непривычные, но не менее приятные, и сдерживать себя трудно. Китов двигает бедрами, вбивая податливое тело в старый диван, и кажется, этот скрип слышит вся пятиэтажка, особенно предки Бескова, живущие этажом ниже. Был ли смысл вообще себя ограничивать — неизвестно. Проглатывая стоны и пытаясь заглушить их поцелуем, Костя жмурится и поскуливает через сжатую челюсть. Эдик же понять не может, как ему досталось такое чудо.***
— Я теперь дня два сидеть не смогу, мудозвон! — рычит Бесков, закутываясь в плед совершенно безвкусной расцветки. — На коленях у меня будешь сидеть. Так мягче, — смеется Эдик, и ему в рожу тут же прилетает подушка. Костя, озлобленный на весь мир и на то, что позволил отыметь себя в зад, скалится и зыркает исподлобья. — Пошел. На. Хер, — плюется ядом Костя. — Только на твой, — Китов не прекращает свои тупые каламбуры, распаляя чужой гнев, а потом вновь меняется в лице. — Нет, а если серьезно… Тебе понравилось? — Угу, — бормочет Бесков, и Эдик тут же лезет с поцелуями и объятиями. — Как и обещал, в следующий раз буду снизу. Но бля… Ты так офигенен был, когда снизу-вверх на меня смотрел. Видел бы ты себя! Такие глаза красивые… И у Кости сердце колотится от таких откровений, бьется о ребра, гулко отдаваясь звоном в ушах. Китов прижимается к нему ближе со спины и поправляет плед, накрывая все тело и оставляя лишь макушку, куда он тут же целует. — Как ты вообще меня терпишь? Я же «бешеный уебок», — внезапно вырывается у Кости, и он корит себя за этот вопрос. Он боится услышать ответ и дыхание затаивает, стараясь не дышать, но мысленно еще бьет себе морду, понимая, что с этим придурком совершенно обмяк. И Эдик замолкает на мгновение, приподнимается и пытается посмотреть в чужие серые глаза. — Эй, прекращай слушать мудаков, — говорит ему Китов, перебирая пальцами непослушные прядки. — Послушай, мне поебать на слухи, вот честно. Про меня самого их насочиняли. Ахуел, когда услышал. Ты это… Знаю, что словами мало чем поможешь, но поверь — мне ты не противен. За окном изредка щебечут птицы, время позднее, а солнце заходить все не собиралось. Совсем скоро начнутся белые ночи, вдруг вспоминает Костя, рассматривая, как лучи ярко освещают стену перед его носом. — Меня когда-то давно избили, — внезапно даже для самого себя рассказывает Бесков. — Я им что-то спизданул вроде, а у меня еще характер — дерьмо полнейшее, так что… Сцепились слегка. Зато он я ему в рожу заехал хорошо так. Весь нос в крови был! Эдик не перебивает, смотрит внимательно, пока Костя раскрывает перед ним душу. И парень, может, даже рад слегка, но ему жалко до слез своего возлюбленного. — Я получил за мой характер и до сих пор отхватываю иногда, — продолжает парень. — Меня ненавидят, а ты, как дебил, остаешься. Даже к фамилии нашли, как придраться. Бес, педик, уебок, урод моральный — бля, как меня только не называли. Может, подумаешь хорошенько еще раз своей тупой башкой? Бесков не многословен и раздражен слегка, но Эдик понимает все, о чем ему говорят и даже чутка больше. — Эй, она не тупая! — Китов все же возмущается и кусает совсем слегка чужое плечо, а потом тихо добавляет. — Так вот в чем дело… Послушай. Сказал же — плевать я хотел на других, и на то, что они там говорят. И давно я уже подумал. Ты мне нравишься, Костя. Даже со своим характером и постоянными матами. Нра-ви-шь-ся. Понял? К тому же, тебя не все ненавидят. Твои родаки, а еще Диса говорил про тебя, что ты не такой уж и «бешеный». Мы с ним что-то разговорились тогда, когда в подъезде тусили, а потом тебя увидели. Он тогда сказал, что нормальный ты, просто с характером, ха-ха. А еще… Это… Прошлого не вернуть, ясен перец, но с этими травмами все же стоит бороться, а не запускать, сам понимаешь. Как уедем отсюда, айда к лучшему психологу, м? Я так еще с десятого класса мечтаю к нему попасть, а то в нашем городе его и днем с огнём не сыщешь. — Чудак, — выдает Костя, а потом изворачивается в руках, чтобы посмотреть в чужие глаза. Встретившись взглядами, они тянутся за поцелуем одновременно. — Может, немного только. Просто ты так влияешь. По уши в тебя втюрился, и всë… Пиши пропало. Но и не жалею ни о чем. Просто помни, что ты самый ахуенный, а с остальным мы разберемся. Теперь ты не один, — Эдик улыбается тепло и чмокает в нос Костю.***
Май кончается жужжанием майских жуков и белыми ночами, а еще бесконечным теплом, которое дарило яркое солнце. У них скоро экзамены, через неделю, а они готовятся на балконе, рассматривая серый спальный район, которое слегка теряет мрачность под янтарными лучами. Мать дала приготовленные ею сырники, и их ест только Эдик, потому что Костя не очень-то их любит. — Передай потом своей маме «спасибо», — прожевав последний, говорит Китов, а потом запивает чаем с мятой и лимоном. Непринужденно целуя чужую ладонь, Эдик возвращается к своей информатике, пока Бесков перечитывает справочник по физике, выискивая формулы, которые он подзабыл. Они оба скорее всего уедут из этого городка, потому что ВУЗов нормальных здесь не найти, а выучиться надо достойно, но там уж как повезет. Думать об этом сейчас — нервы попусту трепать, хотя они и без этого расшатаны. — Бля, не могу больше, — Костя откидывает книгу куда-то на пол, а потом присаживается поближе Эдику. Тот целует в щеку успокаивающе и откладывает ноутбук на маленький стульчик около себя, притягивая к себе парня. Они сидят, попивая горячий чай и наслаждаясь красотой майских вечеров. Они в молчании и тепле друг друга находят успокоение, и сигареты и одноразки уже не нужны, как и пластыри. Нужны лишь чужие руки, касания которых искренны и чисты, как вода на родниках. Они сдадут экзамены, а вся херь, что творилась до их знакомства, забудется, как страшный сон — парни уверены в этом. Но сейчас думать не хочется об этом, а потому они сидят на старом балконе, держатся мизинцами друг за друга, молчат, а в глазах читается бесконечная любовь. Хватает одного взгляда, чтобы понять все без слов.