мы ходим по кругу

«we can fall in love or we can go insane we can play it rough or we can, we can play it safe». – sun urban, cirque

Пузырьки игристого вина медленно поднимались вверх по стенкам бокала, сталкивались друг с другом, исчезая в воздухе, пропитанном запахами изысканных блюд, алкоголя и надушенных брендовыми ароматами людей. Так пахли безмерное богатство, вечная праздность душ, немного высокого самомнения и, пожалуй, свобода – всё, что Джено давно приелось. Не в плохом смысле – это была привычная, правильная атмосфера, соответствующая его положению в обществе, заложенная в самом его существе. Она не надоедала, от неё не хотелось сбежать в спокойствие и одиночество, что-то в ней даже менялось также быстро и незаметно, как сменяли друг друга посетители этого и подобных ресторанов. Джено, однако, в чём-то отличался от тех, кого принято называть высшим слоем общества. Они боялись перемен. Любых – от небольших перестановок до кардинальных изменений образа жизни, которые заставляли чувствовать себя голыми, лишёнными крепкой скорлупы, в которую невольно попадали все богатые и знаменитые люди. Джено к переменам относился спокойно, не боялся их, а порой даже шёл им навстречу. «Так веселее», – думал он и в какой-то степени был прав. Смена обстановки, даже самая незначительная, пробуждала желание двигаться дальше, а не оставаться на месте, довольствуясь малым. И пока другие боялись потерять статусность, сделав один-единственный неверный шаг, Джено делал десятки таковых, зная, что они не окажутся роковыми; пока его знакомые не спешили менять круг общения и привычный досуг, посещали одни и те же рестораны и клубы, будто бы других и вовсе не существовало в городе, Джено не мог находиться среди надоевших лиц в наскучивших местах. Что-то пошло не так, и Джено заметил это только тогда, когда четвёртый раз подряд оказался в давно знакомом ресторане, изученном от и до. Он знал все вкусы вин, которые подавались здесь к каждому блюду, соответствующий уровню заведения интерьер, имена официантов, написанные на бейджах, и лица – сотни одинаковых, давно знакомых и совершенно скучных лиц – посетителей, с которыми он встречался на работе, корпоративах, случайно на улице или преднамеренно за одним столом. И всё-таки он снова здесь. Как и две, три, четыре недели назад в оживлённую субботу, когда после тяжёлой рабочей недели каждый житель Сеула стремится расслабиться, скинуть с себя груз обязанностей и опьянеть от непрекращающегося в мегаполисе движения. Это вечный субботний вечер. Он повторяется снова и снова, и его непринято проводить в одиночестве. Несмотря на это Джено за круглым столиком сидел один, а собеседником ему служил бокал вина. Он не притрагивался к нему, лишь наблюдал за тем, как вереница пузырьков устремляется вверх, и ждал, ждал, ждал… Джено соврал бы сам себе, сказав, что не понимает, откуда взялась эта странная тяга к постоянству. Причину он знал с самого начала, но то ли упорно отрицал её на задворках сознания, то ли просто пытался как можно реже о ней вспоминать. Причина эта, как не странно, не была чем-то абстрактным и понятным только ему одному. Ей – вернее, им – восхищались все присутствующие в ресторанном зале, и, о боже, как же это бесило Джено. 21:59 22:00 Свет упал на своеобразную сцену, занимавшую ничтожное пространство в ресторане и не имеющую право зваться полноценной. На ней никогда не выступали звёзды музыкальной индустрии, однако Джено, приметивший собственную звезду, считал возмутительным то, что ей приходилось ярко светить в подобных условиях. Ренджун – так звали человека, из-за которого Джено пренебрёг своими принципами, и который сейчас (как и неделю, две, три назад) стоял на сцене, сжимая в руках микрофон и ожидая, когда заиграет музыка. Он был обычным певцом, чья нелёгкая жизнь вынуждала выступать в заведениях для богачей и получать за это жалкие деньги. Так, по крайней мере, думал Джено. Кому-то Ренджун мог показаться внешне непримечательным, но перед его голосом не могла устоять ни единая живая душа. Этот голос, так легко подстраивающийся под настроение отдельных песен, походил на истинное наслаждение и был настолько прекрасен, что завлекал всех, вплоть до людей, которые никогда не проявляли интереса к музыке. Видимо, когда-то все силы вселенной были брошены на то, чтобы одарить Ренджуна способностью петь настолько превосходно и сладко – другого объяснения просто не находилось. Джено стыдно было признаться, что он так быстро и неожиданно влюбился: сначала в ренджунов голос, запавший в его сердце с первой взятой ноты, а в итоге и в него самого. Влюбился в то, как Ренджун выражал эмоции на сцене, в его безграничную уверенность, с которой он выходил петь перед скучными и одинаковыми лицами, в пылающие восхищением глаза, которыми он смотрел на полный зал аплодисментов. Глаза эти и сейчас встретились с безнадёжно влюблённым взглядом Джено, задержались на несколько секунд, точно Ренджун пытался прочесть что-то особенное в нём, а затем его губы растянулись в улыбке – самой очаровательной и лучезарной из всех знакомых Джено. Это уж точно не было совпадением – скорее, самым настоящим чудом. Ренджун незаметно покинул сцену, и на Джено в ту же секунду накатило чувство отчаяния – то очевидно неприятное чувство, когда у тебя забирают нечто ценное, отрывая частичку души. Вместе с тем пришла решимость и сильнейшее желание наконец-то сделать первый шаг. И он его сделал. О, Джено никогда не брезговал первыми шагами, но этот дался ему с особой лёгкостью. Никаких чаевых – только вежливая просьба поделиться информацией в обмен на деньги, перед которыми не мог устоять ни один человек, а уж тем более простой официант. С довольной улыбкой он расписал Джено пару полезных подробностей о расписании Ренджуна: мол, он ещё по воскресеньям иногда появляется и уходит обычно часов в двенадцать ночи после того, как получит гонорар за очередное выступление – ни больше ни меньше то, что полезно знать. А дальше всё пошло словно по маслу. Джено ожидал полтора часа, прежде чем выйти на улицу, перед этим осушив в два глотка злополучный бокал вина. Алкоголь лишь слегка ударил в голову, но это лишь сильнее подстегнуло Джено к действию. Он боялся, что покажется Ренджуну сумасшедшим преследователем, однако, к своему счастью, ошибся. Ренджун, выходя из здания ресторана, сразу же заметил его и, что Джено показалось до жути невероятным, последовал прямо навстречу. – Вы кого-то ждёте? – Поинтересовался Ренджун самым невинным тоном. Он знал. Конечно же, он знал, кого ждал Джено, и слова эти представляли собой незаурядную условность. Чужая уверенность зарядила Джено тем же чувством, пускай его сердце чуть не пропустило удар от возможности видеть Ренджуна так близко. Он был красив, куда прекраснее того парня на сцене, в образ которого Джено посмел влюбиться. Прямо здесь и сейчас самый что ни на есть настоящий с немного растрёпанными светлыми волосами, круглыми очками на переносице, одетый в пальто с длинными рукавами, почти полностью закрывающими ладони. На сцене он выглядел хрупким и маленьким, и пусть он действительно уступал Джено в росте и телосложении, его характер, эти еле уловимые хитрые нотки в голосе совсем не походили на сформированное в дженовой голове представление. Испортило ли это впечатление о нём? Нет, совсем нет. Острая потребность узнать Ренджуна получше вспыхнула в Джено с новой силой и успокоить её он был способен, но удовлетворить – вполне. Вместо лишних слов, объяснений и возможных отговорок он избрал путь прямой и самый верный. – Вас. Ренджун не высказал ни капли удивления. – Тогда подвезёте меня? Не требовалось спрашивать, есть ли у Джено машина, ведь Ренджун прекрасно понимал, что в это место на такси не ездят. Его наглость одновременно и выбивала Джено из колеи, и вызывала всё больший интерес, поэтому он согласился незамедлительно. Ренджуну почему-то невозможно было ответить «нет». Джено чувствовал себя околдованным сильнейшими чарами, противиться которым не получалось, и он до последнего не мог поверить в то, что симпатия к Ренджуну не пропадала ни на секунду. Даже когда он во время поездки неустанно рассказывал о себе, сидя совсем рядом, на соседнем месте в машине, и с каждым словом разбивал дженовы представления, ощущение своеобразной привязанности к нему продолжало расти. И вовсе Ренджун не получал гроши за свою работу, не бегал с места на место, растрачивая силу своего голоса, чтобы обеспечить себя средствами к существованию. Денег у него было предостаточно, ведь он не так давно закончил Сеульский университет искусств с отличием, что не часто удавалось сделать китайцам, и сейчас неплохо зарабатывал с частных уроков вокала. Его навыки ценили, и это не могло не радовать Джено. – Тогда зачем выступать в ресторане? – Прозвучал закономерный вопрос. – Мне просто нравится это делать, – Ренджун пожал плечами. – Приятно видеть, как люди отрываются от разговоров друг с другом и смотрят на меня. В эти моменты мне кажется, что я стою на огромной сцене перед фанатами. – Ударение на последнем слове заставило Джено вздрогнуть. – Я ради этого и поступил в университет. Надеялся, что когда-нибудь выйду на настоящую сцену, а потом передумал. Быть простым учителем спокойнее, да и публичная жизнь не моё, хотя я знаю, что мог бы стать популярным. Ренджуново самолюбие Джено нравилось, как нравилось и его отношение к жизни – простое и непринуждённое. Он обладал талантом, о котором некоторые могли только мечтать, но вместо того, чтобы взойти на пьедестал популярности, он решил заняться преподаванием, затерявшись в тени серой человеческой массы просто потому, что так ему удобно. Он не высказывал сожаления о потерянных возможностях, будто бы они и не представали перед ним во время обучения в университете. – Расскажете что-нибудь о себе, Ли Джено? Он хотел было спросить, откуда Ренджун знает его имя, но осознание пришло в голову молниеносно: в места для богатых не ходили люди, чьё имя не было на слуху в обществе. Ренджун наверняка знал каждое видное лицо в городе, ведь все они хоть раз, но посещали ресторан, где ему дали подработку. Конечно, и о Джено он сформировал смутное представление, иначе вряд ли бы так просто сел в его машину и спокойно продиктовал свой адрес. Впервые у Джено закралось опасение, что Ренджун проделал всё для личной выгоды – не каждому же дано прокатиться до дома с сыном известного предпринимателя. Однако он быстро выбросил эту мысль из головы и вместо того, чтобы рассказать о себе, внезапно заговорил о том, почему четырьмя неделями ранее оказался в ресторане и к чему это привело. Слова лились из него рекой, остановить которую Джено уже не мог. Он рассказал многое, но о самом главном умолчал. В конце концов, признаваться в симпатии человеку, которого он по-настоящему знал не более десяти минут, было бы нелепо. Это не помешало ему говорить о том, как сильно голос Ренджуна запал ему в душу и насколько он проникся его вокальными способностями, раз продолжал приходить в один и тот же ресторан, давно ему ненавистный, в надежде услышать его ещё хотя бы раз. Он не замечал, как Ренджун смотрел на него всё это время, точно до глубины души поражённый нескончаемым потоком комплиментов; не видел, как в мелькающем свете фонарей над дорогой ренджуновы щёки загорелись от смущения. Джено с трудом расслышал тихое «спасибо», когда Ренджун выходил из машины прямо перед подъездом своего дома, и это было первым, что он проронил с окончания дженова рассказа. Эта потерянная благодарность, явно несвойственная Ренджуну, стала отправной точкой в их отношения, которые с тех пор стремительно развивались. Джено продолжал приходить в ресторан по субботам, а затем и по воскресеньям, и подвозить Ренджуна до дома. Совсем скоро это стало привычным времяпровождением, ради которого Джено отказывал знакомым в своей компании. Если честно, никто из них не мог и рядом стоять с Ренджуном. При своём среднем достатке и недостаточно престижном положении в обществе он мог запросто конкурировать по уровню образованности со всеми, кто долгое время входил в окружение Джено. А самое главное, с Ренджуном каждый прожитый день становился живее; он не сидел на месте, боясь шагнуть в пропасть, и считал стабильность слишком скучной для человека, недавно вырвавшегося из родительского дома. – Ты можешь приходить ко мне в гримёрку после выступления, – предложил Ренджун в то время, когда всякие формальности вроде общения на «вы» были отброшены, а чувства между ними разгорались необъятным пламенем. – Я попросил своего знакомого помочь тебе пройти туда. Не бойся, это безопасно, никто об этом не узнает. То, что Ренджун назвал гримёркой, представляло собой полуподвальное помещение с облезлой краской на стенах, весь интерьер которой составляли косметический стол и пара кресел, старых, но сохранивших презентабельный вид. Это и в сравнение не шло с теми удобствами, которые представлялись посетителям ресторана ежедневно. Джено посчитал это полнейшим неуважением, Ренджун же решил иначе: – А мне кажется, здесь очень романтично. Неудивительно, что они впервые поцеловались в полумраке гримёрки, под светом единственного потолочного светильника. Без предупреждений и объяснений их потянуло друг к другу спонтанно, но вместе с тем так сильно, что игнорировать это больше не получалось. Ренджун проявил инициативу, приподнимаясь на мысках, чтобы иметь возможность достать до чужих губ, а Джено пришлось подчиниться. Это было простое соприкосновение губ, невинное и практически неощутимое, мало похожее на настоящий поцелуй. Однако это ощущалось по-особенному интимно, словно этот секундный поцелуй навсегда связал их вместе и закрыл все пути к отступлению. – Я люблю тебя, – неосторожно выпалил Джено прямо в чужие губы, а в ответ получил лишь тёплую улыбку и слова: – Ты мне тоже нравишься, Ли Джено. Не любовь, а всего лишь симпатия. В груди Джено больно кольнуло от услышанного. И всё-таки это было лучше, чем ничего. Ренджун испытывал к нему чувства – не такие сильные, какие он сам был готов ему дарить, но всё-таки отличные от простой привязанности или признательности за проявленное внимание. Всё ещё могло измениться в лучшую сторону, и Джено, к своему счастью, не собирался сдаваться. Гримёрка, больше похожая на забытую хозяевами дома кладовую, стала их новым местом для еженедельных встреч. Здесь они проводили часы, насыщенные разговорами с перерывами на поцелуи, и хоть Джено несколько раз пытался позвать Ренджуна на свидание в место поприличнее, тот упорно не соглашался. Это было странно, так чертовски странно и при этом, несомненно, в ренджуновом духе. С дня знакомства он был таким, а Джено привык к его поведению самым естественным образом. Порой в его голову закрадывалось очередное подозрение: вдруг Ренджун им действительно просто пользуется и ни о каких ответных чувствах даже речи быть не может? «Будь что будет», – мысленно отвечал на это Джено, – «Если он соберётся уйти, я не стану мешать». Ренджун не уходил. Спустя недели после их первого поцелуя он, казалось, не предполагал возможность подобного исхода. Он с интересом обсуждал с Джено всё на свете: начиная приземлёнными человеческими проблемами и заканчивая причинами возникновения вселенной; позволял целовать себя, когда вздумается, и целовал в ответ – жадно, страстно и горячо; просил подвезти до дома и на прощание посылал воздушные поцелуи. Всё повторялось по кругу, однообразие обрушилось на них смертоносной волной, и Джено недоумевал, как отвращение ко всему одинаковому и повторяющемуся сменилось в Ренджуне полным принятием. В какой-то момент Джено не выдержал. – Почему так происходит? – Спросил он напрямую, прервав Ренджуна, толкующего о недавно прочитанной книге, на полуслове. Ренджун сидел в соседнем кресле, держа в руке наполовину опустошённый бокал вина. Внезапная перемена в дженовом поведении его даже не удивила. Он только сделал ещё один глоток, отставил вино в сторону и непринуждённо уточнил: – Как «так»? Неужели он действительно не понимал? Или же это очередная уловка? – Одинаково, – продолжил Джено. – Ты говорил, что ненавидишь, когда всё вокруг происходит по одному и тому же сценарию, а в итоге всё время зовёшь меня сюда и отказываешься от свиданий в других местах. – Что подумают люди, если увидят нас на свидании? Это разве не испортит твою репутацию? Отчасти Ренджун был прав. Им нельзя было появляться вместе слишком часто. Хватало того, что об их совместных поездках до ренджунова дома было известно всему персоналу ресторана. Зайти дальше и открыто пригласить на ужин человека, не стоящего наравне с Джено по социальному статусу, означало притянуть лишнее внимание. – Мы всегда можем найти место, где никого, кроме нас, не будет. Это не так сложно в Сеуле, – Джено перебрал в голове возможные варианты таких мест, но все мысли испарились, стоило ему увидеть Ренджуна, нависающего над его лицом в паре опасных сантиметров. – Ты думаешь, это будет безопасно? А если мне захочется тебя поцеловать, прямо как сейчас? Он склонился ниже, так, что его волосы упали на дженово лицо, щекоча кожу, и втянул Джено в поцелуй, не дав сказать ни слова. Ренджуновы поцелуи всегда были нетерпеливыми, а в этот момент – особенно. Он как будто вытягивал из Джено душу по маленьким частям, уничтожал её изнутри, чтобы потом снова собрать воедино. Из этого порочного круга нельзя было выбраться, и Джено, если честно, совершенно того не хотел. Ему нравилось настойчивость Ренджуна, его желание вести их обоих в поцелуе и очаровательное недоумение, которое отражалось на его лице, когда у него отбирали ведущую роль. Поцелуй, начатый Ренджуном почти с животной жадностью, вскоре приобрёл медленный темп. Джено нежным движением пальцев убрал пряди чужих волос за уши, а затем переместил ладони на ренджунову талию. Ренджун понял всё без слов, опустившись на дженовы колени. – Сможем ли мы так целоваться где-то ещё? – Шёпотом спросил Ренджун. Его красные от поцелуев губы выглядели привлекательнее дальнейшего диалога. Джено не мог ничего с собой поделать, потянувшись за одним поцелуем, потом за другим, за третьим и за бесконечным множеством последующих. Порой Ренджун не давал себя целовать, отворачивался в сторону, дразнясь, но быстро сдавался, почувствовав дженовы пальцы на своём подбородке, которые удерживали крепко-крепко и не давали уйти вновь. Джено целовал Ренджуна в кончик носа, горящие щёки и лоб, и это было скорее нежно – до того момента, пока он не возвращался к губам, покусывая их, ведя языком и получая от Ренджуна ответную реакцию в виде тихих вздохов и мурашек на руках. – Джено, – позвал Ренджун сквозь собственное сбивчивое дыхание. – Говорят, что правильно наносить парфюм на те места, куда ты хочешь, чтобы тебя целовали. Знаешь, я часто наношу его на шею… Очевидный намёк, из-за которого у Джено на секунду спёрло дыхание. Раньше Ренджун не позволял дотрагиваться до своей шеи и уходил, стоило ему почувствовать любое невесомое прикосновение к ней. Это была ещё одна прежняя ренджунова странность, с которой Джено приходилось мириться сквозь желание прижать Ренджуна к себе и не отпускать ни на секунду. Разрешение, последовавшее впервые с момента их первого свидания, привело Джено в состояние полного смятения. Он растерялся, смотря в карие глаза напротив, блестящие нетерпением. — Вот сюда, — палец Ренджуна скользнул вдоль шеи, чертя линию от уха к ключицам. — Пожалуйста. Наблюдать за тем, как он очерчивает изгиб никем ещё не тронутой кожи, предоставляя исключительное право к ней прикасаться, было невыносимо. Джено сдался, оставив невесомый поцелуй у основания челюсти, спустившись ниже, к ключицам, по той же самой воображаемой дорожке, которую провёл сам Ренджун. Чужие колени дрогнули, напряжённо сжимая дженовы бёдра. — Я сделал что-то не так? – Обеспокоился Джено. Ренджун в его руках выглядел ещё более хрупким и маленьким. Больше всего на свете Джено боялся сделать ему больно, поэтому приходилось привыкать к тому, чтобы реагировать на любое его неудовольствие. Никогда нельзя было понять, действительно ли Ренджуну что-то не нравится или же он всего лишь притворяется. Джено готовился к тому, что Ренджун вновь уйдёт – упрётся руками в грудь, отрицательно мотнёт головой, запрещая к себе прикасаться и сядет в другое кресло, чтобы выпить, — но этого так и не произошло. Ренджун лишь переместил руки на дженову голову, пропустив сквозь пальцы его волосы. Это было щекотно, приятно, а ещё – странно, но Джено уже начинал привыкать, поэтому так просто вернулся к тому, с чего начал – к поцелуям. Нанесённый Ренджуном аромат, смешавшийся с запахом его кожи, чертовски быстро сводил Джено с ума. Лёгкий, ненавязчивый и совершенно особенный – он так подходил характеру Ренджуна, и это тоже – странно. Джено позволил запаху наполнить свои лёгкие. Может быть, он мечтал им задохнуться, пока вёл носом по ренджуновой шее, периодически целуя снова и чувствуя, как дрожит чужое тело от каждого прикосновения. Сочетание всех этих факторов или же желание не выпускать Ренджуна из своих рук заставило Джено опустить того в кресло, прижав лопатками к мягкому подлокотнику, а самому нависнуть сверху. Он проигнорировал лёгкое неудобство и необходимость стоять одной ногой на полу. Главное, что Ренджуну в теории было удобно – кресло по размеру превосходило стандартные свои аналоги, и он в нём идеально помещался. И уж теперь всё точно должно было закончиться. Так Джено думал до того момента, пока Ренджун не откинул голову назад, предоставляя больше пространства для поцелуев, и сделал кое-что совершенно неожиданное – руками обвил дженову шею и закинул ноги на его талию, скрестив их за спиной. Твою. мать. Ренджун, ранее выстроивший между ними стену, переступить через которую у Джено не было ни единой возможности, сейчас собственноручно уничтожал её, разбирая по кирпичикам. Выдержка Джено исчезала так же стремительно, как и эта стена. Ему никогда ещё так сильно не хотелось Ренджуна касаться, в прямом смысле – целуя, обнимая, прижимая к себе. Разрушительный тактильный год, впервые ощущаемый Джено, пробирал изнутри, тем не менее, каждое необдуманное движение представлялось огромным риском. Джено не боялся, что кто-то может застать их вместе в таком положении. Нет, подобное даже не приходило ему в голову. Если он и боялся чего-то в ту минуту, так это того, как просто далась ему близость с Ренджуном. Его не покидала мысль, что в ней было что-то совершенно противоестественное, а может быть, просто непривычное до такой степени, что казалось неправильным? Едва Джено остановился, как пальцы Ренджуна тут же слабо надавили на его шею, заставляя опустить голову ниже. Ему ничего не оставалось, кроме как послушно поддаться им. На лице Ренджуна промелькнуло раздражение, точно ему совершенно не нравилась неуверенность Джено. Новая череда поцелуев будто и не впечатлила его – Ренджун в ответ на неё замер, устремив недовольный взгляд на Джено. – Этого мало, – пожаловался он, и, не дав Джено возможности ответить, прижался к нему ещё сильнее, сжал бёдрами чужую талию. Весь дискомфорт, который Джено ощутил от этой хватки, отошёл на второй план, когда к нему пришло понимание, что близость между ними становилась слишком интимной, выходящей за последнюю возможную грань. И, что хуже всего, она не была спонтанной. Ренджун действовал намеренно, точно хотел, чтобы Джено сорвался, и всё это время спокойно смотрел прямо в его глаза, затуманенные и не видящие ничего перед собой. Находиться под ренджуновым пристальным взглядом было невыносимо. Джено не умел скрывать эмоции, а Ренджун слишком хорошо распознавал его намерения. Должно быть, в ту минуту он прекрасно понимал, что Джено возбуждён не от нервов и страха быть отвергнутым, а от чужого горячего тела, прижимавшегося к нему с отчаянным рвением, зацелованных губ на расстоянии жалкого сантиметра – того, о чём ранее он мог лишь мечтать. Ренджун определённо наслаждался результатом своей работы. Он так долго заставлял Джено воздерживаться от лишних прикосновений, чтобы довести его до этого предела, когда необходимость терпеть боролась с желанием подмять Ренджуна под себя. Джено долго и напряжённо молчал, уперевшись руками в обивку кресла – те уже совсем затекли от явного неудобства, но он не двигался с места, продолжая удерживать Ренджуна в своеобразной клетке, из которой он сам не спешил уходить. – Будь смелее, Джено, – шептал Ренджун в чужие приоткрытые губы. – Делай со мной, что хочешь, пока я не скажу тебе остановиться, ладно? – Но ведь… – последняя частичка сознание в его голове заставила Джено попытаться возразить, которая оказалась сразу же пресечена. – Без «но», просто делай. И Джено сорвался, соединив их губы вместе в самом нетерпеливом поцелуе, на который он был способен. Даже если они целовались так прежде, сейчас это ощущалось по-новому. Ренджун не возражал против чужого языка у себя во рту, жадно сплетавшегося с его собственным, и не боялся еле ощутимой боли в груди от нехватки воздуха – Джено в любом случае не дал бы ему передохнуть. И Ренджуна это впервые устраивало. Ренджуна устраивали и поцелуи в шею, которые вскоре превратились в лёгкие укусы. Джено старался быть нежным, прикусывая совсем слабо, так, чтобы на нежной коже не оставалось слишком много следов – лишь несколько на шее и ещё пару в районе ключиц. Ренджун выгибался в спине от каждого мимолётного прикосновения, точно всё его тело вмиг стало до невозможного чувствительным, и что было совершенно невыносимо, так это то, как его бёдра раз за разом проезжались по дженову паху. Ренджуна это не смущало ни капли. Он очевидно дразнил Джено, понимая, что это выведет его из себя, и был прав. Укусы стали ощутимее, и Ренджун больше не сдерживал громких вздохов, срывавшихся с губ вместе с тем, как чужие зубы смыкались на его коже. Иногда Джено оставлял после себя засосы – бледно фиолетовые пятна расцветали на ренджуновой шее подобно цепочке. Какой-то частью ещё способного мыслить мозга Джено подумал о том, что ему стоит однажды подарить Ренджуну брендовую цепь – пусть это будет напоминать ему о том, что произошло между ними в эту минуту. – Хватит, – послышалось со стороны Ренджуна. Джено словно ударили чем-то тяжёлым – от чужих слов, так напоминавших приказ, у него закружилась голова, и болезненное возбуждение прошлось по телу иглами. На секунду он забыл, как дышать. Чёрт возьми, Ренджун действительно имел над ним власть: как бы Джено не хотелось продолжить, он всё равно послушался и остановился. – Почему? – Это звучало так жалобно, что Джено сам устыдился сказанного. – Мы не можем продолжать здесь, – в ответ отрезал Ренджун, уперевшись руками в чужую грудь с намерением оттолкнуть. – Ренджун… Джено не хотел отпускать его, но удерживать не стал. Он позволил Ренджуну выскользнуть из объятий, подняться с кресла, параллельно приводя себя в порядок, и молча наблюдал за ним, не веря в то, что всё так быстро закончилось. Все чувства Джено оказались обострены до предела. Он думал, что способен заплакать от того, насколько беспощадно Ренджун лишил его удовольствия. Словно заметив смену дженова настроения, Ренджун вдруг спросил: – Я расстроил тебя? Эти слова звучали как издёвка, но Ренджун, казалось, интересовался абсолютно искренне. Он посмотрел на Джено, скрывая улыбку, и, не дождавшись ответа, резко наклонился вперёд. – Боже, Джено, ты иногда такой наивный. Неужели ты правда подумал, что на этом всё закончится? – О чём ты? – Джено так очаровательно недоумевал, что Ренджун не смог удержать лёгкий смешок. – Если ты вновь подвезёшь меня до дома сегодня, я позволю тебе пробыть у меня хоть всю ночь и закончить то, что мы начали. Ты же хотел свидание в другом месте. Разве это не лучший вариант? – И тогда ты точно не уйдёшь? – Внезапно вырвалось у Джено. – Да, обещаю, – без раздумий ответил Ренджун. – Сейчас я получу деньги за сегодняшний вечер и вернусь, ладно? Не скучай без меня, я быстро. Он развернулся и в считанные секунду преодолел расстояние между креслами и дверью. Собравшись открыть её и выйти в коридор, Ренджун резко остановился, обернувшись на пару секунд. – Знаешь, что? Я тоже тебя люблю, – и быстро исчез за дверью, не желая слышать ответ. Подступивший жар прошёлся по телу мурашками, прилил к щекам и голове. Джено не успел сообразить, что слова Ренджуна были признанием, и эта информация доходила до него долгую минуту. Ренджун на самом деле сказал, что любит его? Или ему послышалось? Джено хотел услышать это ещё раз, желательно, ещё несколько тысяч раз, но в тишине гримёрки до него доносилось только биение собственного сердца. Небрежно брошенное признание так подходило характеру Ренджуна, что Джено не на секунду не сомневался в его искренности. Очевидно, он должен был сделать всё, чтобы Ренджун запомнил нынешнюю ночь на всю жизнь.