Несчастливые

Наверное, всё это с самого начала было ошибкой. Она воплощала всё, что он ненавидел, — магесса, предавшая своих, выбравшая храмовников и заискивающая перед ними. Для него она была бельмом на глазу, проклятым доказательством, что не всем магам нужна свобода, помехой. Справедливость требовал забыть о предательнице, ведь их миссия важнее, ведь она ещё глупее Мерриль. Порезы на ладонях были у обеих, но только у одной хватало наглости при этом кричать «Круги необходимы». Для Ареты Андерс был проблемой, «слабаком», как она иногда называла его раздражённо. Если маг сильный, то никакой Круг его не удержит, а если он слаб, то значит сам виноват, значит кроме клетки ничего не заслуживает и пусть сгниёт за решеткой. Её отец смог вырваться, они с Бетани сумели не попасться, а мнение слабых должно волновать её в последнюю очередь. И пока кровь капает с пальцев, осуждающий взгляд Андерса ни капли её не волнует. Как не волнует смерть Бетани или вечное «ты не справляешься», голосом отца звенящее в мозгу. Но Хоук улыбалась, ведь если она улыбается, то всё в порядке, она сильная, она может всё. — Это же всё нереально, да? Просто магия крови, — неясно, кого Андерс пытался убедить, её или себя. Арета смотрела на шрамы на ладонях, сжимала кулаки и качала головой. Затем ухмылялась, — она даже это умудрялась делать наиболее раздражающим, невыносимым способом, — да пожимала плечами: — Нужен ты мне сто лет. Просто такое всё. Андерс хмурился, на что она смеялась. На раздражённый взгляд он получал улыбку, на гневные отповеди — презрительное «и что ты от меня хочешь?», даже если он только что всё это перечислял. И в этот момент Андерс понимал, отчётливо, как никогда: не будет у их истории счастливого финала. Даже если бы не Справедливость, даже если бы не магия, даже если бы не Киркволл. Просто оно так бывает. Но затем качал головой и прижимался лбом к острому, бледному плечу. Когда умерла Лиандра, то Хоук впервые не улыбалась. Не пыталась притвориться, что ей все равно — ведь никто бы все равно, — смешно же, хей, почему не улыбаетесь? Ну и сами дураки, — не поверил бы. Андерс не верил и пытался держать за руки, пока Арета дрожащим голосом бормотала: — Я должна была попытаться… Я же могла бы. Могла бы, — и слёзы капали с подбородка, как кровь с пальцев. Но её знаний с самого начала было недостаточно, чтобы оживить кого-либо и оба это знали. И Хоук ненавидела обоих: за то, что родились магами, за то, что не смогли спасти, за то, что продолжали жить. И тогда она тоже поняла, что не будет у их сказки хорошего конца. В конце концов, так бывает. Но от этого было лишь больнее. Но она спрятала это знание за очередной улыбкой и Андерс улыбался ей тоже. Притворяться счастливыми легко, достаточно только смеяться погромче, чтобы заглушить вой Справедливости, чтобы крики магов и храмовников стали лишь кошмарным сном, чтобы можно было притвориться, что всё нормально. Андерс притворялся, зная, что не простит себе это. Как и не простит её разбитое сердце, пусть Арета и будет утверждать, что нет у неё ничего. Она же страшная-ужасная магесса, малефикар, предательница рода своего, что у неё может быть? — Ему не нравится, когда мы вместе, — сказал однажды Андерс. Арета посмотрела на него с удивлением, затем покосилась на его грудь, где под слоями одежды висел тевинтерский амулет. Оба знали, что Справедливость не в каком-то конкретном месте находится, что он и есть Андерс. И от этого знания было странно горько. — Ну и ладно. Меня всё устраивает, — пожала она плечами. Андерс взял её за руку со шрамами от единственных ран, что он лечить не хотел. И сказал, надеясь, что она услышит голос разума, что ей хватит сил принять правду: — Когда-нибудь перестанет. Я разобью тебе сердце. и себе жизнь Но Арета лишь улыбнулась, как делала всегда. Убрала пару прядей с его лба и покачала головой с таким внимательным, немного усталым взглядом. Защитница, не сумевшая никого защитить и целитель, не способный исцелить даже себя. Парой они были идеальной, да только их финал обернётся катастрофой. Оба это знали и тем ценнее были тихие, спокойные моменты. — Глупый. Оставь свою борьбу и всё будет хорошо. Фенрис меньше бесится с того, что маги существуют, чем ты с храмовников. У неё самой брат из этих. Андерс знал, что иногда она уходит в казематы чисто повидаться, что возвращается неизменно мрачная, ведь вечное «зачем он тебе» камнем давило на плечи. Он и сам бы ответ хотел знать, но Хоук не говорила, прячась в себе. И кое-какие вещи Андерс так же прятал. — Я и есть моя борьба. Ты же знаешь. Она всегда хмурилась, а вечером топила его манифестами камин, зная, что на десять сожженных будет написано сто новых. Справедливость ликовал. Андерс чувствовал, что утрачивает контроль над всем, но останавливаться было слишком поздно. Правы были все, не встретили они своего счастливого конца. Их финалом стала горечь в горле, чужая кровь на руках и руины всего: от церкви до их жизней. И сжимая дурацкий, ненужный ей тевинтерский амулет, Арета думала, что правду ей говорили. Всё это с самого начала было ошибкой