коллективная память

Я покойник и волк В умной книге писали, что опыт, разделённый на несколько человек, не является таким же, как опыт отдельно взятого индивида вне группы в такой же ситуации. Не в смысле, что Дима эту умную книгу читал, скорее делил опыт прочтения с другими участниками семинара, на который попал в качестве этого самого опыта. Можно сказать, эксперимента. Семинар был посвящён проблемам исторической памяти, и Дима, к этим проблемам достаточно равнодушный, нажрался в процессе так филигранно, что по окончании из аудитории был выводим под руку двумя сотоварищами, а семинар стёрся из его мозга. Наверное в чём-то таком и заключались проблемы памяти исторической. Частную память на семинаре, кажется, не трогали. Частная память сейчас была в Диме ясной и нестираемой. Он наверное даже сумел бы подготовить доклад о том, что опыт, разделённый с кем-то другим, не равно опыт разделённый с Габриэлем Евгеньевичем Онегиным. И что в дальнейшем он бы хотел избежать не столько этого опыта деление, сколько его получение. Уменьшение количества опытов в жизни ведёт к её, жизни, увеличению, если в это имеется хоть какой-то смысл. На счёт смысла Дима был не уверен. Это вообще был сложный вопрос. Зато в жизни присутствовал Габриэль Евгеньевич. Дима варил кофе на его кухне в его турке из собственно его же кофе. А до этого жарил яичницу. Потому что если много курить и трахаться на голодный желудок, то можно сдохнуть. Так говорил профессор Гуанако. Тот много чего говорил, так что теперь все это лезло из Диминой башки наружу и пыталось влезть в его жизнь. Габриэль Евгеньевич в жизнь не лез, зато скрёб вилкой по тарелке, очень витальные звуки, опять же, кофе пахнет, Дима туда кинул соли - тоже гуанаковское мудрое наследство. Это называется течение жизни. Куда-то она не туда потекла у Димы ещё с момента выпечения. Наверняка его недопекли. Сырое тесто, липкая дрянь. Оказавшись сейчас не единственным носителем уникальнейшего жизненного опыта «у меня умер Гуанако и я не знаю что мне теперь делать» Дима как-то застопорился. Обычно его опыт был уникальным в том смысле, что терпел и претерпевал все это Дима в одно неделимое лицо. Теперь лица было два. В этом было что-то мифологическое, и Дима на всякий случай обернулся. Габриэль сидел перед тарелкой яичницы, яичница остыла и стала ещё более удручающей и горелой. Опять же, Гуанако. Шутил про то, что в Европах Диму не подпустили к плите хотя бы потому, что его готовка - сплошной акт агрессии по отношению к миру и тем, кто будет это есть. В особом отряде города Бедрограде не имелось, однако, курсов ведения быта. Быта, однако, после отряда как-то не предполагалось. Облачно-перьевая природа Габриэля Евгеньевича с бытом не сочеталась ещё больше. Поэтому Дима жарил яичницу, как нормальный человек, но получилось как всегда чума и смерть. Габриэль молча ел или молча на неё смотрел. Они вообще по больше части молчали, ну а что тут скажешь, где у тебя соль стоит, открой окно, дышать нечем, дышать нечем, дышать нечем- Соль у него в сахарнице, а сахар исключительно колотый и забавный какой-то, как слипшийся приморский песок. Вот такие вот любопытные детали. Теперь Дима может назвать себя специалистом не только в жизни рептилий, но и в жизни перьевых облаков. Перьевые облака выдали ему рубашку какого-то совершенно бордельного вида, когда он залил свою вином, и Дима к этой рубашке прирос, а облака и не против. Наверное. Непонятно. Перьевые облака это про хорошую погоду, а Габриэль Евгеньевич при всей своей воздушной природе - все таки не из кристаллов воды, а из плоти и крови. Дима щупал. И соль у него в сахарнице, и рубашки тонкие и элегантные, и сам он весь тонкий и элегантный, и Диме хочется Габриэля то ли на руки взять, то ли еще какая глупость, но на периферии зрения постоянно болтается призрак профессора Гуанако и то шутит, то сыплет фактами из истории Всероссийского соседства, и Дима не уверен где кончается шутка и начинаются эти факты. Проблема исторической памяти человека без памяти. Проблема памяти человека о человеке. Проблема Димы и проблема Габриэля. Разделённый опыт. Университетское образование для лохов. Везучим достаётся варка кофе на кухне товарища Онегина в рубашке товарища Онегина. И блядская память у них с товарищем Онегиным болит совместно, хоть и по-разному. Товарищ Онегин продолжает немелодично скрести посуду. Наверное пишет. Письма, наверное. Вилкой по фарфору. Невидимые фарфоровые письма, их надо будет разбить, и вот тогда они точно дойдут, Дима знает, у него есть это самое, воображение. — Яичница стынет. Я вообще-то руку обжег, пока её жарил. Габриэль молча отколупывает кусок завтрака. Или обеда. Или ужина. Это уж как посмотреть. Время комкается как постельное бельё под ладонью, обнажается безвременный матрас, где движение солнца никак не коррелируется с тем, что там на часах. И какой сейчас приём пищи. И руку Дима не обжигал, это он так, ради красного словца, и окно все таки надо открыть, они ведь всю квартиру прокурили, и не только этими цветными сигаретами, цветные сигареты быстро заканчиваются, если облако задается целью перейти в состояние табачного дыма. Или что там хочет Габриэль Евгеньевич. Не понятно и не очень хочется разбираться. Дима стоит, привалившись к кухонному шкафчику затылком, голова ноет по кругу, как будто кто-то вскрыл ему череп и забыл обратно закрыть. Габриэль за столом доедает яичницу с видом бесконечных мучений, трёт висок, у него тоже болит голова, такое вот свойство у герметичного безвременья - мигрень и призраки. А если курить всякие там самокрутки, то остаются только призраки, и то хлеб. Габриэль Евгеньевич остаётся, и Дима остаётся, и их парная память, которая не может быть парной, поскольку отличается, но в общности находим мы успокоение ума и сердец, так как кажется, что сердец не два, а всего одно, так и четыре собираются в одно, значит на каждого меньше памяти шельмовых этих сердец. Габриэль тянется к пачке сигарет, закуривает, соответственно скрежетать по тарелке перестаёт. Наверное дописал. Теперь воскуривает благовония. Ну или табак. Как посылать письма мертвым бывшим (научным руководителям). Студенческо-кассахское братство у них тут. Призрак Гуанако - мигренозная аура - весело фыркает, Дима его не гонит, потому что тут поможет только вбить в лоб гвоздь, потом вынуть и таким образом вытащить наружу все, что там, в голове, сидит. Но это как-то уж слишком радикально. Диме тоже хочется курить, но идти до сигарет целых полтора шага, далеко и долго. Почти что экспедиция. Так что он стоит и просто о сигаретах думает, кухонный шкафчик под затылком кажется мягким, в него можно провалиться, если сильно этого захотеть. А ты захоти говорит призрак Гуанако и тогда Дима моргает а вокруг темнота и навязчивый запах травы и Гуанако не призрак и от этого все таки легче