Где спит твое сердце

Где спит твое сердце этой весенней ночью и когда оно вернется домой… Billy’s Band

Они, все их друзья, добрались до Кальдеры пару дней спустя. После победы — уже можно было так сказать. Потому что они победили. Думать об этом было еще непривычно. Зуко было сложно удерживаться в сознании — он то и дело соскальзывал в зыбкую дремоту. Катара говорила, что это хорошо, потому что для исцеления нужно спать как можно больше. Катара не разрешала вставать. Он плохо ощущал тогда течение времени — то и дело переспрашивал Катару, какой сейчас день и какое время дня, и почему он не может, наконец, встать и заняться делами. Каждый раз она терпеливо отвечала. В чем он тогда точно был уверен — Катара рядом. Сокка, Суюки, Тоф и Аанг добрались из царства Земли на кое-как подлатанном дирижабле. На нем же в страну Огня прибыл и поверженный Озай. Но о последнем он узнал уже потом — тогда друзья не хотели его беспокоить и некоторое время не упоминали при Зуко его отца ни словом. Разумеется, когда они прибыли, то первым делом ввалились все в комнату. От Катары они уже знали о том, что случилось, но всё равно первые пару минут стояли с упавшими лицами, будто… — Чувак, — сказал Сокка с чувством, — ты как на пороге смерти побывал. Зуко слабо ухмыльнулся. Сокка, наверно, даже сам не знал, насколько был прав. — Заткнись, тупица. Ты себя-то давно в зеркале видел? Сокка, Суюки и Тоф являли собой примечательное зрелище — с лицами в разводах сажи, с обгоревшими бровями и ресницами. Сокка еще и опирался на костыль. Они, определенно, были собой горды. Сокка с восторгом сказал, что этот болван, его названный братец, такой же грубый, как и раньше, а значит, всё в порядке. Он плюхнулся на кровать, закинул ногу в лубке на одеяло и начал повествовать в своем любимом красочном стиле, как они втроем остановили армаду дирижаблей, что намеревалась спалить царство Земли. Суюки села поближе к нему, а Тоф на пол, и обе дополняли рассказ меткими комментариями и дополнительными звуковыми спецэффектами. Аанг держался чуть в стороне и глядел в сторону, но встретив взгляд Зуко, застенчиво улыбнулся. Позже он коротко расскажет о том, что случилось с ним — странную историю о львах, черепахах и еще почему-то о китах. За нитью этого повествования непросто уследить. Аанг будет просить у всех прощения — Зуко это покажется странным, потому что он в тот момент не сможет вспомнить, за что. Что этот мальчишка мог такого сделать. Потом… наверно, сознание опять подвело его — силы заканчивались то и дело, и под разговоры он незаметно задремал. Когда он открыл глаза, разговоры уже стихли. За окнами потемнело. В комнате было тихо, но она была наполнена присутствием других людей. В углу, в кресле дремал и похрапывал дядя — когда он только успел добраться? Жаль, что его не разбудили, когда дядя пришел. Но они успеют еще поговорить. Дядя жив. И они тоже. Рядом, слева, его согревало знакомое тепло. Катара. Она спала, уткнувшись ему в шею и держа его за руку. Обычно она не ограничивалась рукой, насколько он помнил, чаще всего она спала, свернувшись вокруг него, как теплый осьминог (она ненавидела такие сравнения и он, конечно, держал их при себе). Но сейчас все тело от ключиц до нижнего края ребер было в повязках, и она старалась не задеть его случайно. Это было понятно. Правую руку тоже кто-то держал. Это было непонятно. Зуко попытался дернуть ее к себе. — А? — сказал полумрак сонным соккиным голосом. — Какого Коха, Сокка? — Зуко вырвал свою руку. Только чтобы заметить, что за предплечье его держит еще одна рука. — Да кто тут еще? Сокка издал застенчивый смешок. — Это Суюки. Зуко смутно разглядел воительницу Киоши рядом с Соккой, стриженая голова у него на груди, крепкая рука вытянута вперед. — Так. А где остальные? Сокка хмыкнул снова, еще более застенчиво (уму непостижимо, как могли сочетаться Сокка и застенчивость). — Тоже… тут. Чутким слухом Зуко различил тихое дыхание Аанга — и не столь тихий храп Тоф. — Поверить не могу, что вы сюда все набились! Ты слышал что-нибудь про личное пространство, Сокка? Знаешь, что это такое? — Не-а, — заухмылялся Сокка. — Не знаю. У нас на Южном полюсе такие штуки не в ходу. К тому же твоя кровать такая огромная, что кроме нас, здесь могли бы спокойно поместиться все люди нашей деревни и все воины Киоши вдобавок! Зуко постарался как можно скорее забыть эту картину. Он бы не хотел, чтобы в будущем его гостеприимство простиралось настолько далеко. — Как Катара вас отсюда всех не выгнала! — прошипел он в сторону Сокки. Конечно, злился он не всерьез. Просто было странно проснуться и обнаружить всех по-прежнему здесь. А также узнать, что Сокка способен на такие неожиданные вещи, как держать кого-то за руку во сне (кого-то, кто не был при этом воительницей Киоши). — Катара отключилась самая первая! — сказал Сокка и замолчал, а после паузы неуверенно продолжил: — Я заснул, и мне приснился сон. Стремный, ясно? Тупой кошмар. Мне приснилось, что твоя адская сестрица спалила тебя дотла. До угольков, понимаешь? Я чуть не заорал. Проснулся и… мне надо было убедиться, что ты точно жив, и… Ты никому не будешь про это рассказывать, ясно? Зуко вдруг почувствовал себя очень легким, как будто все его тело потеряло вес и могло бы легко подняться над кроватью. Наверно, про это люди говорили «легко на сердце». — Ясно. — И хватит надо мной смеяться! — Я не смеюсь. — Да конечно! — Это был стон боли, Сокка. — Я ВСЁ слышал! — В меня попала гребаная молния, не помнишь? Имею я право… Сокка тихо фыркнул. — Я рад, что ты жив, чувак, — выговорил он еще тише. — Я тоже. Мы все живы. Не верится… Наверно, после этого он вскоре снова задремал, и Сокка тоже. Когда Зуко очнулся ото сна, в комнате было уже совсем темно. Сокка, перекатившись во сне на бок, придавил ему руку своим весом, и он отпихнул своего тупого названого братца, насколько смог. Как Суюки того вообще терпит? И через мгновение понял, от чего проснулся в этот раз. Кто-то держал его за ногу. За левую щиколотку. Он попробовал дернуть ногой. Никакого эффекта. Еще раз… — Ты можешь просто лежать спокойно? — пробурчал заспанный, крайне недовольный голос. — Тоф?! — Ты мне чуть в лицо ногой не заехал! — Тоф! — Катара сказала, ты вообще спал целыми днями после этой молнии, из-за лекарств, — продолжала яриться Тоф. — Почему теперь ты пинаешь меня в лицо? — Почему ты схватила меня за ногу? Тоф с возмущением фыркнула. — А что мне еще оставалось делать? У тебя только две руки, и обе были уже заняты, когда Аанг закончил рассказывать мне свою ужасно нудную историю про львов и черепах! В пятый раз! — Про льва-черепаху, — пробормотал Аанг еле слышно. Он явно свернулся где-то рядом с покорительницей земли. Судя по голосу, Тоф совсем разозлилась. — Закрой рот и спи, Аанг. Хватит мне и того, что ты сложил свою тупую голову мне на живот. Скажешь еще хоть слово, я тебя на пол спихну! Аватар счел за лучшее промолчать, может, испугался угроз, а может, в самом деле снова уснул. Зуко тем временем потихоньку попытался вновь высвободить свою щиколотку из крепкого захвата. Тоф сжала руку. — Ты опять? Почему я не могу спать и держать тебя за ногу? … — Я уверена, что нет такого закона, который бы мне это запрещал! … — Даже если есть, ты можешь его отменить, раз ты теперь, предполагается, будешь править этой тупой страной… — Моя страна не тупая! — …ТУПОЙ страной, где мне даже выспаться нормально не дают, большое всем спасибо! … … — Тоф… Что случилось? Она сначала не ответила, просто молча дышала, но так, как человек, что изо всех сил пытается не заплакать. Потом сказала совсем тихо: — Там было страшно. На дирижаблях. Так высоко. Я ничего не могла чувствовать ногами, совсем ничего. Огонь со всех сторон. Сокка показывал мне дорогу, мы бежали, и я просто разрывала металл там, где было нужно, и мы бежали дальше. Я ничего не видела. — Тоф… — А потом это закончилось. И пришло то письмо от Катары. Я знаю, что она пыталась никого не встревожить, но было так страшно. Мы чинили этот проклятый дирижабль, а он всё время ломался, я чуть с ума не сошла! И после целый день летели сюда, и я все время думала — а вдруг ты умер? Я никому не говорила, потому что кому бы от этого стало лучше, но я не могла перестать, я постоянно думала, вдруг ты уже умер? А нас даже не было рядом! — Тоф! — Да! А теперь ты думаешь, что я маленькая, слепая, испуганная девочка, что даже заснуть сама не могу, без того, чтобы держать кого-то за руку… тьфу, за ногу, не важно! — закончила Тоф с вызовом — и со слезами. Послышался трубный звук. Не иначе как она высморкалась в расшитое золотой нитью королевское покрывало. — Тоф, я так не думаю. Ты же самая крутая на свете. Это все знают. Бояться нормально. Кто угодно бы испугался. Я бы просто свалился с этого дурацкого дирижабля в первые три минуты. Тоф неубежденно поворчала, но он не разобрал слов. — Если хочешь, держи мою ногу, я не против. — Я не маленькая, — сказала она строптиво. — Конечно, нет. Зато так я буду знать, что ты здесь и с тобой все в порядке. Ты же сама сказала, что мне предстоит править этой тупой страной, так что мне хотелось бы знать, что со всеми всё в порядке. — Тупица, я не твоя подданная, — шепнула Тоф с нежностью и шмыгнула носом. Зуко улыбнулся. — Я знаю. Вскоре Тоф, после еще одного трубного звука, тихо захрапела. Дядя в кресле тоже похрапывал. Сокка изредка что-то бормотал — кажется, ему снилась починка дирижаблей. Суюки иногда сонно говорила ему заткнуться и продолжала спать. Аанг вздыхал во сне. Катара изредка шевелилась, порой прижимаясь губами к его шее, плечу, щеке. — Спи, — сказал он ей. Она не ответила, наверно, она целовала его не просыпаясь. Все спали. Дремота уносила на своих волнах и его, но то и дело он просыпался, может быть, уже выспавшись на годы вперед за это время. И тогда просто лежал в темноте, слушал дыхание всех вокруг. Своих друзей. Своей семьи. Той, что выбрала его и что выбрал он сам. Кажется, только в ту ночь он смог, наконец, понять, о чем они говорили так долго. О чем говорила Катара, когда сказала, что он ее дом. Ее семья. Ее друг. Что она его любит. В ту ночь ему удалось до конца в это поверить. Потом это чувство могло порой ослабевать, истираться от плохих дней и тяжелых событий. Но оно никогда не уходило совсем, никогда не оставляло его. Ни во время встречи с отцом. Ни в процессе долгого, трудного выздоровления сестры. Ни от клинка подосланного наемного убийцы. Ни даже в дни самой тяжелой усталости, когда ему казалось, что залечить шрамы войны невозможно и он не сможет ничего изменить к лучшему. Даже тогда. Небо за окном начинало светлеть, когда, засыпая в очередной раз, он подумал, что больше никогда не будет один.