Что бы ни случилось

— Эй, Джаред. Джаред неловко дёргается и возвращает на лицо нейтрально вежливую, пустую улыбку, поднимая глаза. — Чем я могу помочь? — Объясни мне, какого хуя ты бесцельно носишься по офису весь день? Меня это нервирует. Обычно это значит, что у нас проблемы. Ты с нами больше не работаешь, но твои метания всё равно бесят. Как будто ты бледный, тощий зверёк, предчувствующий Армагеддон. Гилфойл оттесняет его плечом от раковины и ищет свою кружку в кухонном шкафу достаточно долго для того, чтобы Джаред мог интерпретировать его слова не как риторический вопрос намеренного унижения, а как реальное приглашение к разговору. — О… Я… Эм… — он оглядывается, чтобы убедиться, что вокруг нет никого из подчинённых, и его сбивает с толку, что свет во всём здании уже приглушён, а на рабочих местах осталось не больше десятка программистов. Он не может вспомнить, сколько вот так простоял здесь. Гилфойл выглядит привычно равнодушно, отрешённо заваривая кофе, и Джареду приходит в голову, что это неплохая возможность поделиться информацией, которая всё равно не будет воспринята собеседником. Это поможет ему самому уложить в голове произошедшее и будет так же эффективно, как разговор с самим собой, но менее безумно по заключению его психолога. — У меня была встреча с биологическими родителями вчера, — произносит Джаред и сразу же добавляет оправдывающимся тоном, повышая голос, чтобы заглушить осуждающе громкое гремление ложки по стенкам чашки: — Они очень хорошие люди! У них чудесная семья. Я был рад познакомиться с ними. Гилфойл оставляет чашку в покое и прищуривается, повернувшись вполоборота. Джареду становится как всегда неуютно рядом с ним. Как будто он вот-вот скажет «пиздёж» и следующие пять минут будет беспрерывно рассуждать о нищенстве ценностей современной человеческой общины, захлёбывающейся своими пороками, и обвинять лично его во лжи, порождающей ещё больше лжи и безумия, и в конце концов убедит его в том, что видит его насквозь. Это будет совсем неприятно. Джаред отводит глаза. — Оказывается, я был их третьим ребёнком. Сначала они решили, что с них хватит и двух, и отказались от меня, чтобы, ну… Знаешь, в первом классе самолёта только четыре места в ряду, так что… Но они быстро пожалели об этом. Они сказали, что это было их самое трудное решение, — на мгновение он робко улыбается, прежде чем продолжить, прикладывая все усилия, чтобы не хмуриться. — Поэтому они сразу завели третьего ребёнка и назвали его Дональдом. Я встретил его. Вообще-то я встретил всех их детей. Они не сказали им, кто я. Я это понимаю. Это было бы очень смущающе, на самом деле. Я рад, что у них всё хорошо. Джаред несколько раз задумчиво застёгивает и расстёгивает пуговицу на рукаве рубашки, желая избавиться от напряжения. Гилфойл делает самый медленный глоток кофе в истории, не сводя с него тяжёлого взгляда. — Зря ты встречался с этими ебанатами. Джаред испуганно распахивает глаза, как лучший ученик класса, в присутствии которого другие дети оскорбили учителя. Он вспоминает, как последняя приёмная мать говорила ему, что «даже за нехорошие мысли может последовать наказание», и нервно взмахивает руками. — Нет, не говори так! Они не… то, что ты о них сказал, они не плохие люди. — О, серьёзно? — в ровном голосе Гилфойла трудно не различить злую иронию. — Наверное, они такие же замечательные, как и все твои бесчисленные дерьмовые опекуны, оставлявшие тебя ночевать на улице или выбрасывавшие тебя из тачек за чертой города, чтобы ты к ним больше никогда не вернулся? — Я сам в этом виноват, я никогда не мог нигде долго продержаться, потому что не подхожу для жизни с кем-то. Я ушёл даже от Ричарда и всё разрушил, я отталкиваю людей, и они здесь не причём, — Джаред небрежно жмёт плечами и пытается шутить. — Ты знаешь, как я действую на нервы. — Иногда хуёвые родители — это просто хуёвые родители, и я не понимаю, зачем ты пытаешься оправдывать их ебанутость, унижая себя, учитывая то, что тебе не за что быть им благодарным. — Я не… — Какого чёрта у вас здесь происходит?! — Динеш не заботится о том, чтобы быть тихим в опустевшем офисе. — Вы разговариваете дольше пяти минут, у нас какие-то проблемы?! Джаред переводит на него рассеянный взгляд и делает вид, что его не травмировал ещё больше состоявшийся разговор: — Нет, мы просто… новости обсуждаем. Как хорошие… знакомые, разве нет? Мы же братаны. И у нас может быть мужской разговор про… красивых женщин. И машины. Знаешь, я действительно очень люблю эти… машины, которые… Э… Ездят и… умеют поворачивать, если вот так крутить руль… — он экспрессивно описывает странные фигуры руками в воздухе, прежде чем самому себе сказать это сокровенное слово «пиздёж» и совсем сдуться из-за такой нелепой болтовни. — Ну, ты и сам понимаешь… Динеш вздёргивает одну бровь, скрещивая руки на груди (Джаред невольно отмечает, что за эти годы он перенял больше жестов Гилфойла, чем, вероятно, собирался), не удовлетворённый увиденной пантомимой. — Джаред встречался с биологическими родителями. — Что?! Зачем?! — Но они правда нормальные люди… Джаред обходит стол, чтобы сесть на один из барных стульев за ним, и устало трёт ладонями лицо. Гилфойл цыкает языком, разочарованно качая головой. — Да, а ещё он единственный ребёнок из их невероятно дружной и крепкой семейки, которого они вышвырнули, чтобы сразу же заделать другого ему взамен и назвать его же именем, а во всём остальном они очень нормальные прелестные старики. На пару мгновений у Динеша отвисает челюсть, и на его выразительном лице читаются ошеломление и сочувствие. — Пиздец. А я ещё злился на своих родителей, когда они мне слишком часто звонили… Чувак, мне очень жаль. Джаред всё ещё закрывает руками глаза, не привыкший к таким долгим разговорам о личной жизни с кем-то, кроме Ричарда, кому не было бы всё равно. — Вчерашняя встреча и правда оказалась довольно… болезненной, я вынужден это признать. — Не ходи к ним больше, — Гилфойл постукивает пальцами по столешнице, подойдя ближе. — Никогда. — Не буду, — честно обещает Джаред, выдавливая лёгкую усталую улыбку, не имеющую ничего общего с вежливой фальшивостью. — Правильно, они того не стоят, — добавляет Динеш. — Эй, чем мы можем помочь? Хочешь, закидаем их дом яйцами? Можем оставить номера их телефонов в каталоге интимных услуг. Или заплатить малолеткам, чтобы они разрисовали похабщиной их гаражную дверь, мы почти грёбаные миллионеры. Можем запустить рой пчёл к ним во двор. Или какого-нибудь енота с бешенством. — Или можем загрузить в их домашний ноутбук файл с частью нашего алгоритма и натравить на них ФБР за кражу интеллектуальной собственности и конфиденциальной корпоративной информации, — сухо предлагает Гилфойл, не меняясь в лице. — Да, мне нравится, — Динеш щёлкает пальцами, как будто они всё решили. Джаред сдавленно смеётся, с глубокой тоской осознавая, как он по ним скучал. Они не собирались на площади одной комнаты, чтобы провести время вместе, с тех пор, как покинули инкубатор. Не разговаривали ни о чём, кроме трудовых задач на день, неделю и месяц, не встречались больше на кухне, молча завтракая, потому что до девяти утра разговаривать в том доме считалось неприличным, не спорили вместе в гостиной, отвлекаясь от работы, о совершенно бесполезной чуши, о которой с Джаредом обычно не говорят другие люди, потому что он «самый унылый парень на свете». Может быть, поэтому он сбежал. Он много думал об этом в своём удалённом офисе, всего за один день перестав ощущать себя на своём месте. Его так сильно пугало, как просто потерять это многолетнее постоянство, которое, возможно, по-настоящему ценил только он, и связь с теми, кто стал ему дорог. Но перемены к лучшему, перемены всегда к лучшему… верно? Особенно для такой компании, как Пегий Дудочник, которая не может прийти к успеху, не расширяясь, не увеличивая сферу влияния, не закрепляясь на рынке, не нанимая новых сотрудников, не переезжая, не оставляя всё устаревшее позади. Даже маленький, грязный, пропахший травкой шумный домик в Пало-Альто, в котором Джаред чувствовал себя так правильно и знал, что в нём есть необходимость, пока он делает свою работу. Но Пегий Дудочник больше не был гаражным стартапом с миллионным потенциалом. Теперь он зарабатывал миллионы, меняя мир к лучшему. И Джаред был рад этому, был так искренне горд за своих друзей и так счастлив за Ричарда, осуществившего мечту вопреки всему, что ему пришлось пережить. Но он сомневался, что ему удастся удержаться в потоке всех этих перемен. Может быть, печатая заявление об увольнении, он руководствовался тем, что очень хорошо знал, — не так больно уйти самому, чем наблюдать, как его снова оставляют позади. — Всё в порядке, ребята, спасибо, не надо отправлять их в тюрьму, пожалуйста. Мне легче от того, что вы их так ненавидите. Это освобождает меня от необходимости злиться самому, а потом испытывать чувство вины за это, — Джаред сцепляет пальцы в замок, нерешительно постукивая ногой. — Как думаете, Ричард сможет принять меня обратно? — Ты шутишь? — усмехается Динеш. — Да он уже во сне видит, как возвращает тебя на работу. — Когда я увольнялся, он сказал, что это предательство, и был очень расстроен… И потом я тоже вёл себя с ним не очень красиво… Сомневаюсь, что он так быстро простит меня после того, как я оставил его в тяжёлый период. — Он простил бы тебя, даже если бы ты в самом деле воткнул неметафорический нож в его костлявую спину, — замечает Гилфойл и подзывает кого-то жестом, глядя поверх головы Джареда. — Но ты можешь сам у него спросить, он пялится на нас из своего кабинета уже несколько минут. Ричард отшатывается от стеклянной стены, сбивает стул и натыкается бедром на угол стола, сгибаясь пополам, когда все трое оборачиваются в его сторону. Джаред едва удерживает себя от того, чтобы броситься ему на помощь. — Он просто поразительно неприспособлен к этой жизни, — вздыхает Гилфойл, и Динеш согласно кивает. — Удивительно, что он вообще так долго продержался без Джареда и всё ещё жив. Когда Ричард приближается к ним, изображая непринуждённость, во всём офисе нет больше никого, кроме них. — Как дела, ребята? О чём болтаете? — Джаред хочет обратно на работу, — сообщает Гилфойл. — А ещё его родители мудозвоны, — жалуется за него Динеш. — Какие из? — Настоящие. — О, так ты нашёл их? — удивляется Ричард и неуверенно топчется на месте, подбирая слова поддержки. — Жаль, что всё прошло не так, как тебе хотелось бы. — Спасибо, — Джаред ждёт, что Ричард будет злиться на его вечно меняющееся мнение, припомнит его уход к Гварт, ту их ссору, когда они оба вышли из себя, и всё остальное, что он делал, чтобы показать, как Ричард ему безразличен. Ричард улыбается, немного наклоняясь вперёд. — Если ты правда хочешь вернуться, мы подготовим документы завтра утром. Джаред не может заставить себя что-то сказать, и Ричард слишком хорошо знает это его лицо и этот ступор, который всегда заканчивается слезами, поэтому переводит тему: — Ещё не так поздно, может сходим куда-нибудь выпить? — Кто предлагает, тот и платит, — Гилфойл отталкивается от стола, чтобы сходить за вещами и выключить компьютер. — Я знаю один хороший бар, — Динеш следует за ним и едва не врезается в его спину, когда он останавливается, чтобы возразить. — Не знаешь ты ничего, тебе не с кем ходить по барам. — А я говорю тебе, что знаю! И вообще-то у меня много знакомых, с которыми можно просто посидеть в баре, и они не будут на меня нападать каждую минуту! — То есть это не тот бар, который я тебе показал на прошлой неделе? — Иди к чёрту, Гилфойл! Джаред сжимает ладонь на плече Ричарда, когда они спускаются на парковку. — Спасибо, что принял меня на работу. Снова. Я обещаю, что больше тебя не подведу. — Всё нормально, Джаред, правда, — Ричард снова улыбается и в целом кажется более умиротворённым, чем обычно. — Ты же знаешь, что твоё место здесь всегда свободно. Джаред медленно расслабляется, почти прекращая нервничать. Он хмыкает себе под нос, думая о том, что его семья никогда не выкинет его из тачки, потому что он знает все их личные данные и адреса и всегда сможет найти дорогу домой. Что бы ни случилось.