Между небом и землей

— Нарколепсия? — Матвей смотрит на троицу друзей недоверчиво, уголки рта сами по себе ползут вверх, он едва сдерживает улыбку, настолько нелепым ему кажется их вердикт. Что это еще за болезнь такая, неизвестная. — Так и есть, мы перерыли весь интернет в поисках твоих симптомов, она больше всех подходит под описание, — серьезно отвечает Лиля, не заметив промелькнувшей искорки в голубых глазах друга. — Так я же вроде не наркоман и не эпилептик? Что за нелепое название, — Корецкий неуверенно смеется, но никто не подхватывает его смех, а значит пора прекращать. Выражение лица сменяется под напором трех пар глаз, которые не спускают с него свой осуждающий взгляд. Он сводит рыжие брови к переносице и недовольно смотрит на друзей. «Опять, — думает Корецкий, — ну чем они опять недовольны?» Матвею совсем не нравится даже мысль о том, что он чем-то там болен. Ему нравится спать сколько он себя помнит. Коты же вон полжизни проводят во сне, и ничего, никто не заявляется к ним с предъявой, что вот мол, лечитесь, уважаемый Барсик, у вас нарколепсия. Что за нелепость! Матвей фыркает, заметив на себе пристальный взгляд Саши. — В прошлый раз ты прямо во время практики уснул, в полете. А если бы упал? — Не упал же. С чего вы вообще взяли, что я уснул? Просто прикрыл глаза, — Корецкий принимает позицию защиты, заранее решив не соглашаться ни с чьими словами. Даже если это правда, он хотел просто немного вздремнуть. Пару минут. Голову слегка вскружило, в помещении будто стало душно и он решил ввести организм в вынужденный режим «автопилота». И ведь вышло же все. Примерно так же Матвей в полусне плелся обратно, в Библиотеку. И если бы ребята его не трогали, он был шел и дальше, не глядя перед собой. Потому что перед глазами все плыло и вертелось, как в миксере или в окошке стиральной машины. — Я просто тогда не выспался. — Ты! — Инга вскидывает руки в сторону Матвея, — ты? Не выспался? Не смеши мои подковы! За тобой глаз да глаз нужен, — и направляет одну с выпрямившимися указательным и средним пальцами на свои глаза, — чтобы вдруг не уснул. — Да что вы все такие злые? Между прочим, пару минут назад утверждали, что я болен. Ну и что за отношение такое к больному? — Чтобы убедиться в правильности нашего вердикта, придется отвезти тебя к врачу, — Саша пожимает плечами, прекрасно понимая, каких это будет стоить ему трудов. Матвей напрягся всем тело, стоило ему только услышать слово «врач». — Ну уж нет. Эту вашу нарколепсию же можно и без врача вылечить. Высплюсь, вот увидите, и все будет all right! Саша качает головой, и многозначительно смотрит на больного. — А если я предложу что-то взамен, что ты хочешь? — Взамен на поход к врачу? Алиновский, не торгуйся со мной! — маг лазури скрещивает руки на груди, и встает в боевую позу: расставляет ноги по ширине плеч, вздернув подбородок. — Я не торгуюсь, просто пытаюсь решить твою проблему! — Будто бы отступая, отвечает Саша. — Как заботливо с твоей стороны. Но давайте лучше по-моему поступим! — Матвей упертый, как осел, и Саша это прекрасно знает. А еще он до жути не любит ходить к врачам. Они убедились в этом еще в прошлый раз, когда пришлось отвозить друга к зубному. — Если мои приступы, как вы их называете, не повторятся за всю неделю, вы проигрываете. А если я хотя бы разок отрублюсь на пару минут и вы будете свидетелями — то можете хоть насильно, связав руки и ноги, отвезти к врачу. — Учтем последние детали, — насмешливо замечает Саша, но тут же убирает улыбку с лица. Матвей неуверенно смотрит на него. Он не верит в себя, и это читается в его взгляде очень легко, Саша словно видит парня насквозь, но не хочет лишний раз напрягать его и кивает. В прошлый раз уговор и даже насильная поездка к зубному обернулись легким бедствием — Матвей чуть не упорхнул через окно, прямо на глазах у людей. К счастью, Саша успел остановить его, кинувшись на парня и повалив на пол, в прыжке обхватив того руками. Травм никто не получил, но зрелище было еще то — после этого Инга не переставая напоминала им о случившемся, так ее насмешил этот инцидент. Но коварная болезнь ждет своей очереди, и по иронии судьбы проявляется первый симптом за всю истекшую неделю во время просмотра перезапуска «Кошмара на улице вязов», в выходной день. Компания друзей, удобно устроившись на диване, в квартире Саши, уже который раз за все время устраивает просмотр кино. Это своего рода мини-лекарство против стресса, который возникает во время бесконечных практик и наступающей сессии. Не всегда же сидеть и зубрить материал. Да и к тому же Ингу и Матвея к ней не допустили. На этот раз выбирала фильм Инга, и ее выбор пал на ужастик, что сразу же вызвало недовольство у всех троих. Хотя Матвей скорее выразил свой скептицизм по поводу качества фильма, но Саша и Лиля были категорически против. Инга, однако, уверила их, что это безобиднейший ужастик из всех, что ей удавалось увидеть. К тому же, ей нравился актер одного из главных героев. — Если он безобидный, то плохой, — фыркает Матвей, лениво потянувшись за порцией попкорна к сидящему рядом Саше, но тот быстрым движением убирает его руку в сторону, кинув на парня строгий взгляд. — Ты уже половину съел, оставь что-то для просмотра! — Вот же зараза, — Матвей фыркает прямо парню в ухо, специально настолько близко, но Алиновский никак не реагирует. Горячее дыхание, пропитанное запахом сырных попкорнов, обдает и часть его лица, вбивается в нос и вновь, только сильнее пробуждает аппетит. Но Саша держится, чтобы не поддаться соблазну съесть весь попкорн, хоть желудок жалостливо и едва слышно подает сигнал — пора. Надо подождать, пока в фильме начнется самое захватывающее, думает парень. Для пущего эффекта кинотеатра, ребята предварительно позаботились об освещении комнаты — задвинули шторы на окнах, но, к счастью, на улице к этому времени года темнеет довольно быстро. Когда на небольшом экране громоздкого телевизора марки, которую Матвей всегда шутливо читал как «слмсунг», появляется впервые фигура Фредди Крюгера, и Саша со спокойной душой, не глядя, засовывает руку в упаковку с еще теплым попкорном, то к своему разочарованию, обнаруживает что-то еще внутри — рука, с выраженно холодными кончиками костлявых пальцев. — Матвей, — Саша поворачивает голову в сторону парня и замечает, как того постепенно клонит ко сну. Ничего не произнося, он осторожно вынимает руку уже на половину уснувшего Матвея, и перекладывает ее на диван, между ними. Корецкий, на удивление, не оказывает сопротивления, не дергается и не выскакивает с места. Значит, точно приступ. Саша заметил еще ранее, что иногда Матвея можно вывести из этого «полуобморочного» состояния одни лишь резким тычком в плечо или даже легким прикосновением. Но чаще всего, если его сильно клонит в сон, то ничто, никакие землятрясения и другого вида бедствия природного и даже техногенного характера не могут разбудить парня. Вот и сейчас, Саша только следит за медленной реакцией тела Матвея — видно, как тот пытается сопротивляться, едва заметно шевелит зрачками, но веки уже тяжелые и сами закрывают собой весь вид. Голова парня плавно опускается на плечо соседа, и он послушно следует требованиям организма — сдается. Тело полностью расслабляется, и Матвей на какое-то время засыпает. — Ты чего! — Инга замечает уснувшего друга с легким опозданием, пытается потормошить его, чтобы парень проснулся, но Саша вовремя подхватывает подругу за одну руку и качает головой. — Пускай спит. Ты вряд ли его сейчас вообще разбудишь. К тому же, он проиграл спор. — Спокойным тоном и как можно тише заявляет Саша, и прикладывает к губам указательный палец. Инга с неохотой отлипает от Матвея и вновь возвращается за просмотр, обратно прилипнув к Лиле, с которой они делят сладкий попкорн. По иронии судьбы, Матвей просыпается на моменте с песней ALL I HAVE IS TO DREAM, когда один из главных героев погружается вместе с подругой в сон, чтобы победить Фредди. Пробуждение происходит плавно, но Матвей выглядит слегка подавленным и злым. Еще бы, он проиграл спор. Да еще и уснул на плече у Саши, который явно не оставил это без внимания. Резко выпрямившись и отлипнув от соседа, Корецкий с неохотой потирает глаза и чувствует привычный прилив энергии. Обычно, после невыносимой ломки и борьбы со сном, когда приступ кончается, в него очень быстро возвращается энергия и даже прибавляется излишек, словно его подзарядили на дополнительных 50%. Но вместе с этим какое-то время его обычно сопровождает какое-то дополнительное неприятное чувство, будто его телом управлял кто-то другой, а он сопротивлялся всем своим сознанием. И, конечно же, Матвей не был бы собой, если бы даже после этого мини-инцидента не стал спорить со всеми свидетелями. Единственной, кто сразу же сдался, неуверенный в своей правоте, оказалась Лиля. Инга была готова собственноручно завязать Матвею руки и ноги и на своих же плечах понести его со скоростью света к врачу, но не знала, куда, да и было поздно. А Саша пытался разрешить возникший конфликт без рукоприкладства. Они с Ингой словно играли в хорошего-плохого копа, а подозреваемым был Матвей. — Просто выбранный тобой фильм скучный и я уже смотрел все части! — оправдывался Матвей. Инга резко двинулась в его сторону, но Саша остановил девушку и она села обратно к Лиле, но уже с другой стороны дивана. — Хорошо. — Что? — Инга была недовольна тем, что и Саша сдался. — Этот случай не слишком очевиден, — Саша разводит руками по сторонам и пожимает плечами, — будет и убедительнее вариант. — Если вам повезет! — бормочет Матвей и фыркает, все еще уверенный в своей правоте. Втроем с Ингой и Лилей, они возвращаются в библиотеку. Еще даже не вечер, а каких-то четыре-пять часов, но уже так темно, словно глубокая ночь. Путь освещают только редкие фонари. Снег под твердой подошвой обуви хрустит, как хлопья под зубами. Хрум-хрум. Матвей не замечает, как вновь погружается в сон, но чувствует, будто плывёт в огромной тарелке с молоком и хлопьями, и качается из стороны в сторону. Опять клонит в сон. Инга и Лиля идут спереди и не подозревают, что друг вновь погрузился в полусон. Только когда он вырывается вперед, протискнувшись между ними и резко выпрямляется, Инга что-то замечает, но не до конца уверена в своих подозрениях — ведь он так нормально двигался. А вот Лиля видела его выражение лица — такое, словно Матвей не спал вторые сутки. И он правда почти не спит — когда наступает нормальное, общепринятое время для сна, Матвей бродит по огромному зданию, по своей временной комнате, или по лестнице, иногда даже по крыше, если не совсем холодно, но чаще всего тихонько прокрадывается на кухню. Его сон обрывчатый, но Матвей никому не рассказывает об этом, — два или три часа он спит, а затем просыпается, с чувством, будто энергии в нем хватит на целый день. Но уже спустя примерно такое же время он возвращается в комнату и вновь ложится спать. И сны, они то ли тревожные, то ли нелепые, и все происходит в одной и той же локации, где он спит. Словно сны переплелись с реальностью и пытаются запутать его. Он уже не уверен, что происходило в действительности, а что было всего лишь создано больным воображением его головы. Просыпается Матвей без возможности двинуться примерно несколько минут, и это самое мучительное испытание. Сперва он, как и следует ожидать, пытался справиться со всем этим сам, но тело вновь не слушалось его — парня будто по ногам и рукам привязали к кровати, и он лежал, не способный даже пальцем шевельнуть. Но самое ужасное — Матвей пытался звать на помощь, да, и в полусне ему казалось вполне рациональным решением звать кого угодно — Ингу, Лилю, даже Сашу. Последнего особенно — почему-то казалось, что он нуждается в Саше больше всего. Может, потому что он ему доверяет? Но когда все конечности снова приходят в годность, а пелена сна окончательно спадает, все прежние мысли кажутся глупыми и неуместными. Доверие… что за бред? Матвей мотает резко головой, пытаясь выбросить из головы все ненужное, и натягивает на уши наушники. Музыка помогает на время отвлечься. Но даже она не спасает от его недуга. Очередной раз приходится в совсем неподходящий момент, в самый канун нового года, когда ребята собираются, чтобы разукрасить общежитие к предстоящему празднику. Как назло, по самой распространенной привычке, вся возня начинается рано утром и распространяется на весь день. А именно днем, как заметил про себя парень, и происходят эти внезапные приступы. И как назло на один из них он попадается в глаза самому нежеланному свидетелю. — Прием-прием, земля вызывает? — перед глазами маячит знакомая до боли физиономия, но Матвей реагирует с опозданием. Их заставили отправиться за продуктами в ближайший магазин, и по иронии судьбы Матвея «заморозило» прямо у холодильника с молочными продуктами. Антон за пару минут разобрался со всем списком, который написала им Женя, а вот Матвей как застыл у холодильника, так и остался там стоять, пытаясь перебороть приступ. По изображению перед глазами словно прошлись инструментом «блюр» из фотошопа, он вроде бы видел, что перед ним, но не мог нормально соображать и понять, нужно ему оно или нет. Моментами Матвей слышал рядом то, чего не происходило и видел то, чего не было. Когда Антон задел его плечом, а потом помахал рукой перед глазами, Корецкий запоздало и резко отреагировал, подскачив на месте и нехарактерно для него замахнувшись руками, чтобы ударить непонятное нечто, которое только под конец приступа приобрело четкие очертания. — Чтоб тебя, Варчук, ты издеваешься? — Уснул, что ли? — Нет, блин, задумался, — Корецкий нервно фыркает, берет с полки сметану для салатов и ловит на себе недовольный взгляд Антона. — Что? — угрюмо спрашивает он. — Сметана, серьёзно? — А что мне брать, сливки? — Майонез. — Он не в этом отделе. — Ну, а зачем ты сюда приперся тогда? — Чтобы ты спросил, — Матвей кладет упаковку обратно, неуклюже толкает Антона в сторону и стремится прочь, к нужной полке. Быстро. Эта пытка должна уже закончиться. В неподходящей компании отрубиться — самому себе подписать приговор. Матвея не волнует мнение Антона по поводу случившегося, но вдруг еще расскажет остальным и начнется — еще несколько человек начнут ему насиловатть мозги, чтобы он к врачу обратился. — Ты чего такой хмурый? — У порога его встречает Инга. Помещение практически полностью уже готово к празднику, до которого осталось порядочное количество часов. Матвей игнорирует вопрос подруги. Они начинают наряжать елку и все идет как по маслу, приступов больше нет. Казалось бы, что может пойти не так. Но, кажется, друзья уже приготовились штурмовать парня и на этот раз всерьез. Когда Матвей по-тихому пытается улизнуть в самый разгар нового года, но кто-то дергает его за плечо, совсем легонько. — Спать собрался? — А тебе-то что? — он не сразу распознает во тьме коридора Сашу. — Просто хотел удостовериться, что у тебя все в порядке. Выглядишь уставшим. — Интересное наблюдение, — язвит Матвей и тяжело вздыхает, — ладно. Саша удивленно смотрит на него. Кажется, в голове у парня проклевывается здравый смысл, а гордость и упрямство ушли на задний план. — Вы правы, а меня реально что-то не то с кукушкой, совсем уже, — Матвей крутит указательным пальцем у виска и неуверенно смеется. — Значит, ты согласен записаться и сходить к врачу? — Саша чувствует в его голосе нотки раздражения и ждет привычного для друга сопротивления — Ага, — но Матвей кивает головой, он согласен. Ему не нравится даже мысль о таком, но ведь Саша не виноват ни в чем. И грубить ему не зачем, он — не Антон, предлагает это не из вредности, а потому что волнуется. Ведь так? Во всяком случае, Матвею хочется верить в это и в Сашу. Поход к врачу кажется 9 кругами ада. И это растягивается на целый месяц — записываться на прием ведь надо заранее за несколько недель, чтобы было в удобное для них время, не во время занятий и практики. Это утомляет даже больше, чем лекции. Но Матвей снова упрямится — на этот раз он отказывается от сопровождения друзей, он хочет сам добраться до врача. — Я не настолько беспомощен, в конце-концов, ходить могу и сам. А место вы мне уже показали. Хватит носиться со мной, как с ребенком. Матвей не любит болеть, ему не нравятся все эти лекарства от простуды, даже приятные на вкус. Да и сама она неприятная. У него достаточно крепкий иммунитет и организм в целом, несмотря на внешний обманчивый вид и не подходящую под погоду одежду, которую он носит практически круглый год. Матвей словно изготовлен из специального неприхотливого материала, который выживет в любой ситуации и перенесет практически любые условия. Он сделан таким, и в принципе в целом, — как кот, — сам по себе. Самостоятельный, выросший как дикий зверек. Поэтому болеть ему не нравится и получать заботу от окружающих его людей, особенно близких, чуждо, он привык расти без нее. Но Саша и друзья — особенные люди, и что-то толкает Матвея на этот «подвиг» — обратиться к врачу, да еще и по неведанной прежде человечеству причине. Эта болезнь — дрянь редкая, среди двух тысяч людей поражает одного неудачника, такого вот, как Матвей. И она такая нелепая, не как рак или любой другой недуг, который вызывает о окружающих слезы и чувство жалости, сочувствие и желание помочь. Нет, она вызывает смех и непонимание, неправильную мысли. Люди, которым неизвестно о болезни, считают больного ленивым, глупым человеком, который попросту любит спать на ходу. И ведь Матвей, хоть и злится, но понимает, как комично выглядит со стороны, уж ему-то с его чувством юмора не знать, как это смешно должно быть. Но обидно, что он вызывает смех не сам, по своей воле, а оказавшись под контролем болезни. Больно внутри от осознани собственной беспомощности перед какой-то дрянной болезнью. Еще и название такое нелепое. После очередного приема, кажется, думается ему, что это последний, — получил же рецепт нужных медикаментов и совет от врача, окончательный вердикт, — он возвращается домой, в Библиотеку. Но по пути ощущает, как эта мерзкая дрянь снова подступает к нему беззвучно, как хищница, собирающаяся нападать на свою жертву. Главное правило для Матвея — не запутаться во снах и реальности, но его болезнь будто все знает наперед — выбирает ему такие иллюзии, которые проще спутать с тем, что происходит в жизни. На этот раз, правда Матвей чувствует, что сознание отключается наполовину и он не понимает, куда идет — его ведут ноги. На улице не так много людей, потому что уже вечер, да и едва прошли праздники, а люди, кажется, знатно отпраздновав его на улице, спрятались обратно по домам, восстанавливать режим сна, сбитый по привычке во время ночных посиделок у стола и прогулок под грохот салютов на небе. «Ну, хоть не врежусь ни в кого», — где-то глубоко внутри подает признак жизни сознание, едва слышно, но Матвей по привычке не может рассмеяться. Он словно на поезде, и знает, куда хочет поехать, но у поезда неизвестный маршрут. Как повезет — туда и повезет. И остановить его уже невозможно. Его ноги — этот поезд. Матвей идет, словно зомби, слегка ссутулившись и неуверенно, будто только научился ходить. Кажется, что он слепой и двигается на ощупь, реагируя лишь на резкие звуки рядом. И приходит в себя Матвей только когда перед ним щелкает замочная скважина. Он не помнит, как оказался в подъезде Сашиного дома и как вошел туда, и это сначала пугает. Матвей чувствует, как теряет равновесие, но не из-за усталости или потери сил, а из-за внезапно вернувшегося сознания, которое все это время пребывало наполовину во сне. Он хватается за руку, протянутую Сашей и смотрит на него растеряно. — Ты чего? Все в порядке? — взволнованно спрашивает Алиновский, пытаясь сообразить, что сейчас произошло. Он тянет парня за руку к себе, словно умоляя зайти в квартиру, потому что иначе как? А если с Матвеем еще что случится… Они с Ингой и Лилей не много всего прочли про нарколепсию, всего одну-две большие статьи, но слова одного больного о том, что в таком состоянии можно и покалечить себя нечаянно, а то и под колеса машины попасть крепко засели в его памяти. — Я не помню, что вышел от врача, а потом все словно во сне. Сне, который я не могу контролировать и из которого не могу выйти, он похож на ту реальность, в которой мы сейчас с тобой, — недовольно бормочет Матвей в ответ и с неохотой заходит в помещение. Дверь за ним сразу же захлопывается. Чтобы не убежал, предполагает про себя Матвей и смеется. Саша мотает головой. Совсем не смешно. И хмурится еще, но не со зла на Корецкого, а скорее на болезнь. — Тебе не смешно? — Матвей удивленно вскидывает вверх брови. — Что же тут смешного, ты мог и повредить себя по неосторожности. — Осуждаешь меня? — недоверчиво уточняет Матвей. — Нет. Это же не твоя вина, — Саша пожимает плечами. Матвей делает глубокий вдох и выдох, дышится уже гораздо свободнее, чем во время приступа. Как приятно осознать, что кого-то заботит его болезнь даже больше, чем его. Ему привычно относиться ко всему легко, потому что иначе жизнь превратится в сущий ад. Но Саша не такой, он тяжело воспринимает все свои ошибки, они ложатся на его совесть, как камни, маленькие, средние и большие. Не важен их размер, они все равно весят больше, чем даже самое огромное перо. А если взять и сложить их восприятие жизненных трудностей, думает Матвей, то где-то можно найти золотую середину. И улыбается. — Чего улыбаешься? — Саша замечает это с недовольством в голосе, но край рта предательски ползет вверх. У Матвея заразительная ухмылка. — Будешь чай? — Давай, а то на улице жесть холодно. Матвей снимает кое-как мокрую от снега обувь, и уже босиком, в одних носках, стремится к дивану, его все еще слегка трясет, это не катаплексия, но что-то знакомое — он падает без особых сил и вытягивается во весь рост, выпрямив ноги. Какое же мерзкое чувство, когда твое тело тебя не слушается. Саша возвращается с кухни спустя время и протягивает теплую чашку с зеленым чаем, сам садится рядом. — Ну, рассказывай. — Что именно? Все, как вы и говорили. Ах да, — Матвей уже бодрый, словно это был не он пару минут назад в таком состоянии, словно не спал целую вечность, — это неизлечимо. Лекарства и пару советов от врача только облегчат мне жизнь. Круто, правда? — Матвей улыбается, но без глаз, они не меняют своего выражения, а под ними уже вырисовываются едва заметные синяки. — А что за лекарства? — Я, если честно, не совсем разобрал почерк, врачи, чтоб их… и если честно, их слишком много. — На что ты намекаешь? — Ну… я не особо верю в то, что они помогут, поэтому… Может, ну их? Сам справлюсь, ничего сложного. Саша закатывает глаза. Матвей понимает, что это «нет» и продолжает уже молча пить чай. Ищет глазами пульт от телевизора. Не хочется сидеть в тишине, неловко. Включает телевизор и натыкается на какой-то полнометражный мультфильм — Балто. Саша присоединяется к просмотру, между делом пытаясь узнать у Матвея еще больше подробностей. — А что за советы дал врач, ну, помимо таблеток? — Нужно делать физические упражнения перед сном, за два-три часа, кажется. И не пить ничего, что содержит кофеин. Отказаться от курения, — Матвей хихикает, — а я, ты знаешь, жить без сигарет не могу, ага. — Да, ты знатный курильщик у нас, — подхватывает Алиновский коснувшись своим плечом друга. Матвею как-то совсем не хочется уходить отсюда, в квартире Саши ему рады, и нет никаких Антонов-гандонов, которые начнут передразнивать и пугать, если обнаружат его в полусне. Недавно Антон выдал, конечно, фокус. У Матвея от неожиданного пробуждения чуть сердце в пятки не ушло. А проклятый Варчук смеялся, как не в себя. Мстил что ли за все шутки над ним? Но то были неосторожно кинутые фразы, это же Матвей, к нему уже все привыкли. А от всеобщего любимца таких жестоких приколов, пожалуй, даже Рита не ожидала. — Матвей? — Саша чувствует, как того опять клонит ко сну уже к концу мультфильма. Но Корецкий быстро реагирует, выпрямившись — до этого он клевал носом и чуть не упал лицом на журнальный столик. — Хочешь, поспи тут на диване? — А, нет, — он быстро выскакивает с места, оглядывается, хлопает себя по карманам, вроде бы там ничего не должно быть, кроме рецепта, и, нащупав комочек сложенной бумаги, машинально шагает к выходу. Но Саша его останавливает. — Я не могу тебя в таком виде отпустить на улицу, Корецкий, а вдруг ты опять уснешь? Давай лучше ты останешься у меня сегодня. Все равно учебы уже не будет, а ты еще и сонный. Матвей собирается отказаться, но замечает, как крепко сжимает его кисть Саша и понимает, что если с ним что-то случится, кое-кто будет винить себя в этом. «Жесть, Алиновский, ну ты, конечно…» — Матвей одновременно злится и жалеет Сашу, представив того в случае неудачного инцидента с ним. Сдается. — Хорошо. На улице, за окном уже темно. Матвей рассматривает изображение за стеклом, лежа на диване. Под головой единственная подушку, которую ему отдали, хотя Матвей и отнекивался, уверяя, что сможет уснуть и без нее. Саша даже постарался отыскать самое теплое одеяло, что имелось у него. И теперь Матвей, укрывшись колючим одеялом, положив правую руку под голову, пытался разглядеть, что происходит на улице. Квартира Саши располагалась достаточно высоко, чтобы из ее окна можно было разглядывать фейерверки, и при этом близко к земле, чтобы время от времени слышать ругань пьяниц под окнами. Но ничего из этого уже не было, Матвей смотрел в пустоту, и постепенно его глаза сами стали закрываться. Он лениво зевнул и, спрятав руки под одеялом, уснул. Матвею в последнее время редко снились яркие, красочные сны со всей палитрой, но еще реже он видел что-то веселое и с хорошим концом. Атмосфера во сне была напряженной, как в тех самых фильмах ужасов, которые Матвей успел просмотреть в компании друзей. И на этот раз он оказался в заброшенной деревушке, откуда не мог убежать — его преследовали какие-то страшные фигуры. Они были чем-то похожи на теней, только маски на них были совсем не дружелюбные, с перекошенной в крике физиономией. Из прорезей для глаз виднелись горящие злые огоньки, и они в движении вырисовывали страшные рисунки в воздухе. Матвей резко открыл глаза в самый напряженный момент, но чувство тревоги его не отпустило. Наоборот, стало еще гуще, как и тьма вокруг него. Ночью в комнате многие вещи нельзя было разглядеть, а тут еще и сонный паралич схватил, ни встать, ни двинуть пальцем. Матвей чувствует, словно его тело — это экзоскелет, к которому прикрепили его сознание, и он не может управлять им, потому что его отключили от питания. Он лежит, пытается из всех силы поднять хотя бы руку, но ничего не удается. Матвей открывает рот, чтобы закричать, но выходит только едва различимое мычание, и то вяло. Что-то подсказывает, что если он сейчас же не встанет, то случится плохое. А сердце готово вырваться из грудной клетки, Матвей слышит и ощущает, как быстро оно бьется. Он не бросает попытки вырваться из этих невидимых оков сна, но все бесполезно. Свет. Матвей щурится, потому что глаза отвыкли от такого яркого света, он уже может двигаться, поднимает руку и прикрывает взгляд предплечьем. — Все в порядке? Ты что-то невнятное во сне кричал, — знакомый голос. Матвей убирает руку с лица и садится на диван, видит перед собой Сашу. — Да, все в порядке. Обычный кошмар. Извини, разбудил тебя, — нервно смеется, но на самом деле хочет уйти под землю от стыда. Саша хмуро качает головой. Матвей смотрит на него грустным взглядом, хоть и улыбка до ушей красуется на лице. Что-то хочет сказать, но язык не поворачивается. А Саша словно знает и не отходит от парня, садится рядом и смотрит внимательно. — Впервые? — Кошмары нет, а в целом… да, — Матвей все еще чувствует легкое головокружение и тошноту, словно его сердце внутри все это время сжимали в тисках. Он пытается отдышаться, словно бежал в реальности, а не во сне, и поджимает к себе ноги. — Хреново, — выдает свой окончательный вердикт Саша. — Да нет, прекрасно, — саркастично добавляет Матвей, но ловит на себе недовольный взгляд парня. И тут к нему в голову приходит крайне глупая идея. Но Матвей был бы не собой, если бы это его когда-то останавливало. — А может… — и задумывается. Все-таки предлагать такое мешает кое-что. Страх, что на него посмотрят, как на придурка. Но ведь это Саша, его Матвей никогда не боялся. С чего вдруг сейчас он волнуется. — Что? — Да так, тупая идея, что совместный сон поможет, — Матвей бросает это, быстро протараторив, и не замечает этого. А затем замолкает и, вытаращив глаза, смотрит на друга, в ожидании ужасного. — Хорошо. Если это тебе поможет. Матвей не уверен, что ему это не показалось, не послышалось. Саша не спускает с него взгляд. — Так и будешь на меня смотреть или все-таки двинешься? На диване мы все равно не уместимся. — Даже если… крепко прижаться друг к другу? — Матвей ухмыляется, совсем потеряв страх. Еще бы, после всех дневных приключений и сна, да и после слов Саши ему уже ничего не страшно. Но со стороны Алиновского раздается легкий смех. — Не боишься, что я тебя во сне задавлю? — Пожалуй, это будет самая лучшая из всех возможных вариантов умереть, да еще и во сне. Саша качает головой, но уже улыбаясь, и добавляет: — Нет, а если серьёзно, на кровати будет удобнее. Если тебе так нужно, чтобы мы, как пингвины, держались рядышком, то так уж и быть. Пожертвую своими личным пространством ради тебя. — Как великодушно с вашей стороны, Александр! — О, не стоит благодарностей, Матвей. Они еще долго обмениваются колкостями в перемешку с флиртом, сами того не понимая, пока первым не замолкает Корецкий, кинув на друга протяжный взгляд, непривычный, — он полон благодарности и тепла. Саша замечает его и смущенно отводит свой, почесав затылок. Они еще никогда так далеко не заходили, всегда сохраняя грань между дружескими подколами и флиртом. — Саша, — с этими словами Матвей обнимает того, сидя на коленях и утыкается носом в шею парня, обдавая ее горячим дыханием, — спасибо. Саша обнимает его в ответ и проводит рукой по рыжим непослушным волосам. Эти объятия такие успокаивающие и приятные. Если бы Матвей мог, он бы всегда засыпал в обнимку с Сашей.