Скажи, что это был ты...

Я надеваю свое красное кимоно - оно словно алая заря на пороге нового дня, закалываю волосы железной заколкой-спицей, припудривают лицо, и остаётся только один единственный штрих - алая помада, обычное дело для каждой девушки, носившей титул гейши. Ты можешь быть из самого худшего рода, но обладая талантом обольщения и харизмой, можешь стать лучшей гейшей во всей Японской империи. Я смотрю на немного искривленное отражение в зеркале, и мне становится невыносимо грустно, казалось бы, может дело в его заводском браке, ведь вижу я совершенно отвратительное отражение, но тот сон, тот сладостный сон, в котором я узнала совсем себя другую, может он причина моей вечной печали? - Мэй. Через две минуты твой выход. -Да, да. Я иду, - отвечаю я тетушке Кинуё, и медленно встаю с табуретки. Смотрю мельком в свое кривое отражение. Все такое чужое. Я помню тёплые поцелуи, объятья и чьи-то узкие сухие ладони в своих маленьких ухоженных руках. И это сейчас кажется мне чем-то таким нужным, нужнее чем этот показательный танец, где я смогу найти своего господина, то, ради чего буду жить всю оставшуюся жизнь. Хочется сидеть на берегу приснившейся реки, с приснившимся незнакомцем, и есть приснившиеся устрицы, но смотреть на все это самым живым и настоящим взглядом. И как тогда, когда он развязывал на мне пояс, как горели уши, как вырывались стоны, чувствовать себя живой. Его карие, почти смоляные глаза, черные шелковистые волосы, высокое тело и длинные сильные ноги, я видела лишь единожды во сне, но так не хочу разлучаться со всем этим. Слышу удары барабанов, звук струнных. Ноты звучат идеально чисто. Я в такт песне выхожу из-за ширмы, на которой изображено алое-алое солнце и желтое утреннее небо. Как давно я не видела настоящего солнца. Зал полон, приятный аромат благовоний. Сидят незнакомые молодые и не совсем, мужчины, несколько знакомых мне гейш, уважаемые женщины. Но мне до них сейчас нет никакого дела. Есть только я и танец. Я чувствую себя едва родившимся жаворонком, поднимаю голову к теплому свету свеч, пока из прически выбивается пара прядей, что придает еще больше изящества танцу. Я живу с музыкой вместе, изгибаюсь ритмично каждому надрывному звучанию инструмента. И это похоже на полет, и на падение, каждое движение кисти - взмах крыла. Когда музыка затихает, медленно достаю белоснежный платок из-за пазухи и резким движением стираю помаду с губ, и подбросив его вверх - падаю сама, умирая. Музыка затихает. Зал аплодирует. Я покорно приседаю в поклоне и спустя пару минут, пока все не стихают, наконец поднимаю голову наверх. Они все кажутся такими восхищенными, красивыми, немного поддатыми - это придает им некой легкости. И тут этот взгляд. Я чувствую его на себе, он пробирает меня насквозь, вплоть до сосудов, костного мозга, от которого не то чтобы не по себе, от него хочется вылезти из самой себя. Я оглядываюсь по сторонам и вижу эти карие глаза, те карие глаза, в которые влюбилась когда-то другая Мэй, но кажется любит и эта. Он одет достаточно дорого - вижу серебряные ставки на его черном шелковом кимоно, волосы распущены - это позволяли себе только самые знатные господины и беспризорные разбойники. Он кажется таким знакомым, казалось спустит с плеча ткань, и я точно буду знать что там в двух сантиметрах от ключицы мелкая черная родинка, или улыбнется и я узнаю скол на его правом нижнем клыке, который непременно сделает его таким же красивым как когда-то у костра. Возле него уже вьется молоденькая гейша - Мияса, которая удивленно рассказывает ему историю про своей веер, которую знает пол нашей империи, но она по прежнему находит ее смешной. Гейша рядом с ним кажется такой живой и красивой. Господин благородно кивает, но все так же смотрит на меня, он берет в руки бокал с сакэ и все равно смотрит на меня, но выпивает сакэ, все так же отрывая от меня глаз. Многие взгляды были прикованы к моему телу, волосам, рука, но почему-то только один готов забраться мне в сердце. Матушка Кинуё тянет меня за собой, стаскивая со сцены прямо в толпу зрителей. Я не особо рада этому, ведь он теряется где-то там на краю, в самой сумрачной нише зала.