Простуда

Раннее утро. Молодой камердинер Лука уже давно встал и готовился к тому, чтобы подготовить завтрак для своей госпожи Феличиты. Феличита являлась единственной дочкой Мондо, и только недавно присоединилась к семье Аркана — организации, защищающей остров Регалло под главенством Мондо, которого было принято звать Папой. Госпожа Феличита возглавлял один из отделов под названием Меч, отвечающей за безопасность от внешнего вмешательства. Госпожа трудилась в поте лица, и Лука, который знал девушку с самого её детства, не мог не быть гордым за неё. Она посвящала всю себя работе, а также налаживанию связей, в чём достигала успеха. Лука закрыл крышку фарфорового чайника, из которого шёл приятный аромат чая. Сегодня он решил использовать совершенно новый сорт. Согласно тому, что он слышал, он благотворно влиял на нервную систему человека. Та в последнее время довольно обеспокоенной. Лука хотел бы ей чем-нибудь помочь. Он положил всё на поднос, взял в руки и вышел из кухни. Доносился шум, среди которого Лука различил голоса Либерто и Новы. Опять что-то не поделили, наверное. Лука вздохнул, направляясь в комнату госпожи Феличиты. — Посторонись! — закричал Либерто. Мужчина едва повернулся, чтобы спросить, о чём он, но вдруг почувствовал, как его окатило чем-то холодным. Это оказалась вода. Нова вздохнул. — Ну ты и дурак, — произнёс синеволосый юноша с катаной, глядя на Либерто. Блондин с мечом, который распростерся на ковре, сердито глянул на него, бормоча: «Заткнись уже, а», — а затем с извиняющимся голосом обратился к самому пострадавшему. — Черт… Прости, Лука! Я не специально, правда! Просто если бы кое-кто… — Он вновь глянул на Нову. — Если бы ты следил, куда бежал сломя голову, этого бы не случилось. Лука, который чувствовал, как промокшие белые перчатки, пиджак, рубашка, брюки неприятно липли к телу, посмотрел на юношей. Нова стоял со сложенными руками на груди, в то время как Либерто держал в руках вазу, из которой виднелись капли воды. Ах, вот что это было, оказывается. Но что важнее… Лука сжал губы в нитку. Чай разлился и теперь растекся по подносу. Неужели он переборщил? Камердинер успокоил ребят, говоря, что ничего страшного не произошло. Правда, ему пришлось напомнить, чтобы они больше не бегали по поместью. Те извинились ещё раз. Он всё ещё слышал, как они препирались. Так, а теперь нужно снова приготовить чай. Если он пойдёт переодеваться, то это займёт ещё больше времени, так что сейчас в приоритете стоял чай. Он успешно заварил его снова, прошёл до комнаты госпожи, поправил перед входом черную шляпу с белой лентой. К счастью, она и волосы не сильно промокли. Он постучался, услышав мелодичный голос, промолвивший: «Входите». — Доброе утро, госпожа. Рыжеволосая девушка была уже одета в свою униформу. Стоило ей увидеть состояние Луки (его прекрасная госпожа всегда подмечала любые детали, которые обычный человек не смог бы определить), как её красивые изумрудные глаза сразу же наполнились лёгким беспокойством. — Лука, что с тобой? Ты промок? — стала спрашивать. — Совсем немного, госпожа. — Он улыбнулся. — Но всё в порядке. Госпожа слабо кивнула, выглядя не особо убежденной. Её удалось отвлечь, налив чай в красивую чашку. Она почувствовала себя более расслабленной и улыбнулась ему. Лука был рад. Он был счастлив, что мог хоть как-то облегчить заботы госпожи. Всего через два месяца она может лишиться своей свободы, которую так ценила, что тоже слегка давило на неё. Если бы он мог помочь ей сильнее. Он начал говорить о том, какая сегодня хорошая погода. Феличита согласилась, говоря, что хотела бы посидеть сегодня в беседке во время чаепития. Лука сказал, что он приготовит освежающий чай на этот случай, чем заслужил благодарность со стороны госпожи. На обратном пути ему встретился Паче, отвечавший за продовольствие. Он хотел своей утренней порции лазаньи. Обычно он всегда ходил со своим отрядом в ресторан, где там ему приготовят, но сегодня его заставили выплатить счета за предыдущие заказы. Так что сегодня в бумажнике дул ветер. — Ты в порядке, Лука-тян? — спросил он, пока друг детства принялся готовить. — Да. А что-то случилось? — Ты весь красный. На самом деле, Лука чувствовал себя немного жарко. Но разве это не из-за печи? Он посмотрел. Нет. Не печь. Тогда тут сам по себе напрашивался вывод. — Думаю, я простудился. Пообещав Паче, что он обязательно выпьет все лекарства, он накормил друга. Он не думал, что так сильно разболеется, поэтому не волновался. Однако он переоценил свои возможности. На обратном пути Лука почувствовал, как его знобит, а голова начала болеть. Он хотел быстрее добраться до своей комнаты, чтобы выпить лекарства и лечь спать, а потом приготовить всё к чаепитию для госпожи. Он не должен разболеться. Ему осталось сделать поворот. Но добраться было не суждено: позади его окликнул голос. Причём слишком знакомый и ехидный. — Так ты умудрился заболеть, Лука? Лука внутренне простонал. Что ещё надо этому человеку? Он посмотрел в сторону мужчины. Молодой высокий мужчина с черными волосами, в расстегнутом чёрном пиджаке, синей рубашке с белым галстуком, черными брюками и такого же цвета кожаными перчатками. Глаза его были спрятаны за черными солнечными очками, а губы изогнуты в насмешливой улыбке. — Джолли, — произнёс Лука, чувствуя, как вмиг портится настроение. — Что ты здесь делаешь? — Я не могу поинтересоваться состоянием здоровья своего ученика, когда по дороге услышал столько всего от госпожи? Неужели этот день мог быть спокойным? Неужели этому человеку всегда надо кому-то досадить своими подколками? Ему доставляет это удовольствие? Хватит. Надоело. — Я больше не учусь у тебя. И даже если и так и у меня простуда, то что с того? Тебе всё равно на меня плевать. — Надо же, Лука, — ответил советник Мондо. — На тебя простуда так повлияла, что ты больше не держишь фасад? Как же он достал! И если кто-то спросит Луку, почему он так себя вёл, то у него было прекрасное оправдание: болезнь. — Ха. Ха. Очень смешно, Джолли. Он посмотрел на мужчину перед собой. Его глаза были скрыты за стёклами очков. Они были фиолетовыми, как у него. Чёртовы кровные узы! — Для тебя это всё словно спектакль, верно, Джолли? — продолжил он. К чёрту сдержанность. — Ты вечно будешь издеваться, да? Послушай, я никогда не требовал от тебя большего, чем хотелось бы. Да и я вообще не мечтал о подобном. Но почему всякий чёртов раз я чувствую себя твоей подопытной свинкой? Почему мне вечно хочется простить тебя, хотя ты ни разу не пытался измениться? Почему вместо того, чтобы перестать издеваться, ты всё продолжаешь и продолжаешь изводить меня? Лука чувствовал подкатывавшие к глазам слёзы. Он прикусил губу. Нельзя. Не хватало ещё большего позора перед ним. Но даже если так, то что дальше? Какой в этом смысл? В конце концов, он никогда не мог понять ни мотивов, ни того, что таилось за насмешливыми улыбками человека перед ним. А простуда только ещё больше усиливала эти недоумение и взявшуюся из ниоткуда детскую обиду. Лука сжал челюсть. Он чувствовал себя сущим ребёнком. Лука не смел посмотреть тому в глаза, так похожие на его собственные: лиловые. Наверняка тот воспринял его монолог как очередную истерику и теперь глядел на него снисходительно, как если бы он был малышом, не понимающий слов родителя. Лука коротко рассмеялся от такого нелепого сравнения. Чтобы Джолли — и родитель? — Ты никогда не видел во мне человека, — пробормотал он так тихо, что пришло бы вслушиваться. — Потому что для тебя я им никогда не был. Всего лишь тем, кому удалось под твоим присмотром заключить контракт с Арканой. Хотя даже тогда мне показалось, что ты выглядел гордым. Заколебало. Неужели на него так болезнь действует? Незаметно для себя он начал медленно сокращать расстояние между собой и алхимиком. Он поднял затуманенные глаза к бледному невозмутимому лицу алхимика, прошептал: — Так почему… мы не можем общаться… как нормальная… семья?.. В глазах потемнело. Лука потерял сознание и только самым краем его почувствовал, как его подловили сильные руки и что-то пробормотали; наверное, что его костюм до сих пор сырой и что он промок до самой нитки. Лука ничего не знал. Наверняка это было его воображение. Желание ребёнка, который всё ещё мечтал ощутить твёрдую руку, треплющую его чёрные волосы, а её владелец сдержанно приговаривал: «Молодец. Что и ожидалось от моего сына».