Чрезмерно соленое

Бескрайнее, озаренное южными созвездиями небо было по-летнему близким и родным: только протяни руку, и сможешь прикоснуться пальцами к чернильному брюху небосвода. Море вокруг – было теплым и чрезмерно соленым, но качало Хэ Сюаня на своих волнах так бережно и нежно, как, наверное, могла бы укачивать своего ребенка любящая мать. Над водной гладью едва ощутимо дул ветерок. Хэ Сюань не помнил, как он оказался в этом месте, прямо в море да еще и в одежде, но ему тут определенно нравилось. Ночная тишь, просоленный морской воздух, редкие косяки светящихся рыбок, без страха вьющиеся вокруг него. В таком месте не жаль было бы и умереть. Как вдруг… – Эй, ты чего?! Кони двинул? – в морскую идиллию Хэ Сюаня вклинился чей-то возмущенный голос, и секунду спустя его немилосердно ударили по щеке. Хэ Сюань вздрогнул и пришел в себя. Черт! Он снова уснул на работе. И разбудил его, конечно, неизменно бесящий его Ци Жун, который специально для этого даже перебрался за стойку. За которую ему, к слову, было категорически нельзя! – А ну вымелся нафиг с моего рабочего места! – хриплый со сна голос Хэ Сюаня, помноженный не на самые любезные слова, звучал почти что угрожающе. Но Ци Жун уже давно привык к подобной манере общения и не обратил на угрозу никакого внимания. – О, Хэ-сюн, я бы с радостью, – Ци Жун издевательски-умело копировал голос работавшей в вечернюю смену Цинсюань, – но вот беда: если я не заставлю тебя поднять твою тощую задницу, то еще пару вечностей не получу чей-то ебучий заказ. Срок выполнения которого, кстати, уже истекает. Для убедительности Ци Жун впечатал чуть ли не в лицо Хэ Сюаня свой телефон, на экране которого и правда высветился не выполненный еще заказ. К счастью, ничего серьезного: два латте, булочка с корицей и круассан с малиновым джемом. Но Хэ Сюань все равно пожелал чертовым полуночникам, возжелавшим сладкого в четыре утра, скорейшего сахарного диабета, и встал к кофемашине. Когда заказ был выполнен и тщательно упакован, а Ци Жун наконец-то вымелся из кофейни, чтобы его доставить, Хэ Сюань устало взгромоздился на свое прежнее место и в очередной раз задался вопросом, какого черта он устроился на эту работу. Нет, не то чтобы она ему совершенно не нравилась, зарплата была вполне приемлемой, а заказов ночью было не так уж и много, но давно сбитый режим давал о себе знать. А это сказывалось и на учебе, и уже даже на здоровье. Пару месяцев назад Хэ Сюань даже серьезно занялся поиском какой-нибудь другой, более удобной по времени подработки, но быстро сдался. Предлагавшиеся на позициях бариста или официанта зарплаты удручали, а работать по профессии его пока что не брали. Несостоявшимся еще ихтиологом из рыбопромышленного колледжа могли соблазниться разве что в зоомагазине, но там нужно было работать весь день, а пропускать пары Хэ Сюань был не готов. Так и получалось, что кофейня с фривольным названием «Дом блаженства» – просто идеальное место. Почти приятный коллектив в лице ненавязчивого Инь Юя и солнечной Ши Цинсюань, которая умудрялась дружить со своими угрюмыми напарниками за троих, приятная надбавка за работу в ночные смены, стабильный воскресный выходной и немного напыщенный, но вообще-то справедливый начальник. Честно говоря, Хэ Сюань не совсем понимал, почему Хуа Чен настаивал на том, чтобы «Дом блаженства» работал по ночам. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, насколько это было невыгодно. Посетители после полуночи появлялись очень редко (не самый центральный район, не особо туристический город), и даже доставку из близлежащих домов заказывали только три-четыре раза за ночь. Находившийся в соседнем квартале Макдоналдс был намного популярнее. Но Хуа Чен почему-то продолжал упрямо твердить, что иногда отчаявшимся людям, бредущим по ночному морозу, для спасения нужна именно уютная кофейня, а не шумный общепит. Хэ Сюань с этой мыслью согласен не был. В тот день, когда погибла вся его семья, в день, который разделил его жизнь на «до» и «после», ему бы не помогло ни то, ни другое. Но кем он был таким, чтобы спорить с Хуа Ченом? К тому же в его случае попытки доказать нерентабельность ночных смен походили на рытье собственной могилы. Где бы еще он нашел место, где мог бы в тепле и уюте учить конспекты и готовить домашние задания к следующему учебному дню, изредка отвлекаясь на работу? И к сожалению… совсем не изредка – на Ци Жуна! Это ходячее бедствие в грязно-зеленой форменной куртке появилось в жизни Хэ Сюаня три месяца назад. Собственно, оно и было одной из причин, по которым ихтиолог-недоучка всерьез задумался о смене рабочего места. Ци Жун тоже работал в ночь, но только курьером. Он занимался заказами из того самого близлежащего фастфуда, из какого-то странного вьетнамского ресторана и из «Дома блаженства». Разумеется, львиная доля заказов приходилась на Макдоналдс, и Ци Жуну было бы логично базироваться там: сидеть где-нибудь за ближайшим ко входу столиком с другими товарищами по несчастью, играть в телефон да ждать очередного заказа. Но личный кошмар Хэ Сюаня почему-то облюбовал в качестве места для отдыха именно «Дом блаженства», гаденько заявив, что тут ему спокойнее и веселее. О, веселиться за счет Хэ Сюаня Ци Жун умел просто мастерски! В первую же ночь, в которую горе-бариста из-за переутомления задремал, Ци Жун нарисовал ему на щеке корявый член. Правда, параллельно с ним на запястье появилась значительно более старательно нарисованная рыбка, но ситуацию это отнюдь не исправляло. Хэ Сюань до сих пор помнил, как утром после той смены чуть ли не в кровь стер щеку, пытаясь убрать с нее перманентное художество. В колледже за такое могли и от учебы отстранить. Рыба на запястье, впрочем, была сохранена. «Не потому что мне понравилось!» – внутренне оправдывался перед самим собой Хэ Сюань. – «На нее мне просто не хватило времени». Месть Хэ Сюаня была стремительна, но далеко не так изобретательна. Следующей ночью, как только Ци Жун заявился в кофейню и устроился за столиком поближе к барной стойке, чтобы перебрасываться с ним ехидными фразочками, Хэ Сюань вышел из своего закутка и просто врезал Ци Жуну по лицу. Тот даже не защищался: из носа на куртку полилась кровь, изо рта в воздух – ругательства. Пришлось выдать ему упаковку салфеток и не размороженный еще пончик. Глаза Ци Жуна после той их единственной недодраки выглядели по-детски обиженно. Будто бы он не понимал, за какие такие грехи его так пребольно ударили. Но в конечном итоге Хэ Сюань считал, что эта маленькая потасовка пошла на пользу им обоим: они поняли, какие границы в отношениях друг с другом не стоит переступать. И Ци Жун начал пакостить по мелочи. Иногда, когда ночи были особенно тягомотными, а клиенты не радовали заказами от слова совсем, Ци Жун заказывал кофе для себя. Но его выбор, по скромному мнению Хэ Сюаня, абсолютно всегда был форменным издевательством над кулинарным искусством в целом и над ним лично в частности! Черный кофе с тремя совершенно не сочетающимися друг с другом сиропами разом. Кофе с солью. Круассан с сыром и взбитыми сливками. Нет, Хэ Сюань, конечно, знал, что добавлять соль в кофе – не такая уж и редкая практика. Он и сам довольно часто использовал ее, чтобы заглушить горечь мерзкого растворимого кофе, который он пил дома. Но он мог поклясться, что Ци Жун об этом не слышал и краем уха. Вечный нарушитель спокойствия насыпал соль в кофе ложками, а потом пил его с таким лицом, словно его убивали. Но не прекращал, всем собой выискивая в глазах Хэ Сюаня признаки бешенства. Вообще-то Хэ Сюань гордился своей сдержанностью и до сих пор не понимал, как у Ци Жуна получается настолько виртуозно выводить его из себя. Но факт оставался фактом: курьер бесил его абсолютно всем. И своим громким смехом, и вечными ругательствами, и зеленоватыми конфетками с химозным запахом, но в особенности – тем, как он выполнял свою работу. – Итак, мы снова в жопе! – вернувшийся с мороза Ци Жун лучился нездоровым оптимизмом. – Доставлено с опозданием, булка черствая и холодная, курьер – моральный урод. – Ну, последнее, положим, не новость, – хмуро откликнулся, вынырнувший из воспоминаний Хэ Сюань. – К булочке они несправедливы, а что до опоздания… Какого черта ты сразу меня не разбудил?! – А я что, обязан? Мне за это не доплачивают! – Ци Жун резко отвернулся и потопал к столику подальше от стойки. Уже не впервые ему почти до дрожи в руках хотелось рассказать, как мучительно ему каждый раз будить вымотанного и явно не досыпающего Хэ Сюаня. Как тот очарователен, пока подремывает прямо на стуле с приоткрытым ртом и падающей на глаза челкой. Как его в такие моменты хочется переложить на диван, укрыть пледом и, выключив свет, гладить по волосам. Ци Жун помнил, что с ним самим когда-то давно именно так поступала мама, и до сих пор считал подобные действия универсальным спасением от всех бед. Но здравомыслящая часть Ци Жуна отлично осознавала, что Хэ Сюань мог думать совершенно иначе. Более того, он сам явно был последним, от кого бариста хотел бы получить подобную заботу. Так что Ци Жуну, жаждущему выцарапать из Хэ Сюаня хоть какие-то ответные эмоции, оставалось только травить пошлые байки да заказывать совершенно неадекватные блюда. Ши Цинсюань, как-то задержавшаяся на работе и от того пересекшаяся с Ци Жуном, чуть ли не за пять минут поняла, что тот подростково-безнадежно влюблен в Хэ Сюаня. А вот сам объект его тайных воздыханий ничего не заподозрил и более двух месяцев спустя. Иногда Ци Жун уверял себя, что так будет лучше для всех. Он прекрасно понимал, что Хэ Сюань его чувства не примет, и не был готов к тому, что раздражение в его глазах сменится презрением. Он не знал, почему из всех людей этого мира его глупое и как-то коряво функционирующее сердце выбрало именно Хэ Сюаня, но менять что-либо не желал. Он продолжал громко смеяться, сидеть в неудобно расположенной кофейне и отчаянно надеяться, что утомленно проваливающемуся в сон бариста под закрытыми веками видится что-то хорошее. В сущности он был прав. Хэ Сюаню снилось море. Оно было теплым и чрезмерно соленым, но бесконечно нежным и, несмотря на разливающуюся над ним ночь, лазорево светящимся изнутри. Время от времени покачивающийся на его волнах Хэ Сюань думал, что глаза Ци Жуна, когда тот улыбается искренне, приобретают точно такой же цвет.