rose-coloured glasses

      Иногда, ладно, слишком часто Кейтлин спотыкается. Спотыкается, как мячик в прорубь скатывается, тонет в старом колодце, а вода всё утекает сквозь пальцы. Грустью тяжёлой забьется, как игрушка плюшевая, как шарик скрипучим гелием. И воображение воссоздает театр одного актера, и того: тлеющего, затхлого и пустого.       А Вай ловит, под локоть хватает каждый раз, каждое мгновение, к себе тянет и говорит что-то об осторожности. Острие печали из рук отбирает, за самый горизонт, кажется, заглядывает, и ободряюще бровями ведёт, мол, чего грустишь, пошли на великах кататься. Ее поддержка крепким канатом опоясывает и Кейтлин тает похлеще ледников, синим небом стекает по холсту зимнего пейзажа.       Впрочем, Вайолет ещё скажет что-то эдакое – по-старчески умное, – не присущее ей. Слова эти просты, как бумаги лист, но для Кейт – хитрое оригами.       Вай, скорее всего, и не поверит, что оказывает настолько сильное влияние; что крепко проросла древом вишнёвым не только в квартире, но и в наиглупейшем органе (по мнению Кирамман) – сердце. Когда-то – в один из дней, когда с простудой слегли они обе – Кейтлин хрипит эти мысли в голос.       А Вайолет удивится, спрячет лицо в страницах журнала, кой читала ранее: лишь бы Кейт не увидела в глазах перелива светлого детского восторга. Но ведь та всё равно заметит и усмехнется в ответ самой обворожительно-гордой улыбкой на свете; поперхнется таблеткой, а Вай будет стучать по спине и сипеть, что карма постаралась.       Обыкновенное, дурацкое счастье, что сказать.       Для Вай Кейтлин вся такая… пастельная. Сплошные оттенки да мазки кристального белого; синева: глубокая, вязкая, тягучая. Словно окунешься в нее и окажешься в мире, перевёрнутом вверх тормашками; в таком зеркальном, где будешь в поисках истины встречать миллион своих-чужих отражений, осекаться, касаясь их: худых и бледных, нереальных и дрожащих – потому что пальцы как раз таки контрастно живые и теплые. Потому как для Кейтлин, ибо она любит, когда не холодно.       Вайолет, бывает, трёт ладони друг об друга или о бёдра перед тем, как дотронуться. Для неё ничего более, как выработанная привычка, но Кирамман ценит, что спустя пару лет она продолжает помнить. Кейтлин также нравится в отдельном отсеке сознания хранить, подобно монете удачи в кошельке, моменты их общей жизни. И ничего не может с этим поделать, да и, честно говоря, особо желания нет что-то менять.       — Хэй, кекс, у нас кефир закончился, может, в магаз сходим? — голос Вайолет доносится с кухни, а спустя пару секунд она собственной персоной объявляется на пороге гостинной с куском булки в зубах. Кейт словно бы выныривает из бесконечных размышлений, возвращаясь в реальность. — Опять в потолок залипаешь?       Кирамман промаргивается, приподнимается на локтях с дивана, на коем уже какое-то время бесцельно лежала:       — Да так, задумалась просто. Ты что-то хотела? Извини, я прослушала.       Вай опирается плечом о дверной косяк, отламывает мякиш, скатывая тот в шарик. А Кейтлин думает, что не прочь стать этим самым комком хлеба. Всяко лучше, чем иметь в голове тугой пульсирующий моток мыслей, точно гнездо пчел.       Помолчав – и дожевав, – Вайолет стреляет хитрыми глазами на Кейт, заговорщицки произносит:       — Прокатимся? Я же вижу, как ты чахнешь в этих стрёмных болотных стенах.       — Они бирюзовые, — неосознанно поправляет Кейт, и на последующее пожимание плечами девушки лишь тяжело вздыхает. — Кажется, мне действительно нужно проветриться.       — Отлично, — Вай хлопает в ладоши и исчезает с порога. Голос доносится уже после её исчезновения за углом, — Собирайся, кекс. И прихвати термос, пожалуйста.       Потом, когда отсчёт времени теряется среди карканья ворон, она каким-то чудным – до спазма простым, всего-то машина и ловкая Вай – образом оказывается на речке, с ящиком пива по скидке и множеством совершенно несмешных шуток. А может, ей просто кажется, что они – шутки её, – трухлявые, как пень, потому как у Вай звёзды в глазах не сходят, не прячутся за черноту зрачков; и губы постоянно в несложной улыбке изгибаются. Если ей нравится, то ладно, думает.       — Я скорее всего пить не буду, — Кейт надеется, что не звучит противником предполагаемого веселья, наблюдает за тем, как Вай вытаскивает ящик с багажника; стекло вибрирует, негромко постукивает-звякает, в голове хаотичным ритмом отдает.       — Мы и не стали бы, — соглашается миролюбиво Вайолет, одним лишь взглядом прося открыть ей заднюю дверь – Кейтлин выполняет, помогает не удариться головой о борт, — Это для парней на шиномонтажке. Я им давно обещала. Помнишь, я на прошлом месяце отпрашивалась, чтобы мы смогли отметить день рождения Паудер? — Кейтлин кивает, — Ну вот.       — А что ты в ноуте так усердно по вечерам ищешь? Ещё с прошлого года, — Кирамман изгибает бровь, убирая с чужого плеча что-то схожее с пенопластом. Уже более елейно тянет:       — Показать ведь хочешь каждый раз, а я тебя отвлекаю.       Кейтлин искренне удивляется, когда Вайолет мнется, не решается на рассказ, оттягивает: разгибается, оставив ящик в покое, и кладет руки на верхнюю часть рамы. Между ними – машины дверь, и Кейт горько, наполовину с дурной тревогой, сглатывает мысль, что сейчас они как будто по разные стороны баррикад.       — Кхм, с чего бы начать… — Вай взволновано постукивает ногтями по металлу, а Кейт думает, что станет человеком-вниманием – может даже формой с ухо – с какой-нибудь бесполезной супер силой, если та и дальше будет так медлить. — Я уже давно об этом думала, но никак нужного момента не было. Мне всегда хотелось преподнести тебе что-то особенное, отличное от банальщины, но как всегда нихрена не получилось, — Вайолет вплетает пятерню в волосы, дерганно ерошит, — и тогда, знаешь, мне нужно было уточнить по табличке размер.       — Размер чего?       — Пальца твоего, — Вай встречается с ней взглядом, едва ли сдерживается от улыбки, – Кейт считает, что это нервное, – и добавляет более неловко:       — Безымянного.       — Вай? — боже, если ты существуешь, то дай сил не запрыгать на месте, — Ты серьезно?       — Я знаю, ты не особо любишь всю эту бюрократию с браком, да и в таком положении пожениться не получится. Но я хочу скрепить наши отношения этими кольцами.       Конечно же, она накрывает ладонь Вайолет своей, наклоняется к лицу, чмокая в губы, и шепчет забвенно-счастливое:       — За тобой хоть куда, чудо.       Когда Вай улыбается широко – в глазах у нее кометы яркие горят, – тогда-то Кейтлин поняла: ей жизнь подкинула, безусловно, самый лучший подарок.