Renren

      — Ты глупая женщина, Мэюнэ, — заключил Ханма и одной рукой убрал ее ноги со своего тела. — Правда глупая.       Молчание, воцарившееся в комнате, стало ему ответом. Она никак не отреагировала на эти слова, но отвела взгляд на выход из спальни, подумав, что он прав.       Ему было всё равно и на ее проблемы и на ее парней, в этом смысле он был бесстрастен. Вёл диалог исходя только из желания девушки и никогда не занимал чью либо сторону. В силу своей пассивности, почти никогда не встревал с встречными или наводящими вопросами, предпочитая сначала дослушать, а потом строить мнение. Вообще в их общении он зачастую отыгрывал роль слушателя. Причём равнодушного. Сложно быть более участливым, когда большую часть времени тебе совершенно не интересно. Ханма вообще мало к чему испытывал интерес, особенно к такому банальному вопросу людских отношений. Однако готов был слушать об этом и даже иметь какое-то мнение ради её бесстрастности. За это его стоило любить. В Мэюнэ он ценил ненавязчивость и способность игнорировать его разгильдяйский образ жизни. Непостоянство, уверенность в себе, совершенно противоположный вкус на мужчин, в который он не входил. В особенности вкус на мужчин — она никогда не претендовала на его сердце, предпочитая при выборе партнера думать головой, а не тем, чем он. Мэюнэ всегда была чьей-то, только не его. Никогда его. Как раз таки это и было вишенкой на торте — чисто эгоистичное желание трахать то, что не принадлежит тебе. Как сказали бы французы: «très bien». Ее в равной мере не волновали его пассии, но не проблемы. К ним она была особо жадной. А жадность эту кормили абсолютная скрытность и непоколебимость Ханмы ко всему, что касалось его работы или планов. Выпытать из него хоть что-то само по себе являлось чем-то из области фантастики. Поэтому оставалось лишь ждать момента, пока он сам не решит поделится своими мыслями. Например, на данный момент происходило что-то серьёзное — в последнее время темы их обсуждений не выходили за пределы ее персоны, значит его мозг был занят. Ханму это не волновало. Мэюнэ слишком хорошо его знала, чтобы этого не понимать. За это ее стоило любить. Пока ей было о чём переживать, можно было спокойно терзать голову шута своими собственными терзаниями. Думала она именно так, зная, что он абсолютно не против. Поэтому его мнение имело для неё вес — холодный взгляд Ханмы был необходим. Поэтому они были знакомы так давно.       Ханма не встал с постели. Сигареты лежали у подножья кровати на деревянной полочке, вместе с зажигалкой. Зацепив губами одну, он лёг обратно, чиркнув дорогой зиппой. Другой рукой вернул женские ноги на торс. Стало вновь тепло.       — Ты прав, — наконец проговорила Мэюнэ, аккуратно соскользнув одной ногой к его паху. — Мне и самой себя не понять.       Она повернула голову к нему. Мужской взгляд внимательно следил за ногой, но когда ступня остановилась на безопасной внутренней стороне бедра, их взгляды встретились.       — Глупый мужчина спалит свою дорогущую спальню, если не перестанет курить в постели, — улыбка выдаёт желание пока перевести тему на более легкие размышления.       Он ловит этот сигнал, вбирает в рот дым, притягивая Мэюнэ за затылок, и пробует улыбку на вкус. Она хмурится, но не разрывает поцелуя. Ласкает ладонью щеку, оцарапав ногтями за эту вольность и спускается к шее. Ханма пытается что-то проворчать сквозь мягкие губы, но мешает ее язык — большая ладонь накрывает маленькую и отводит в сторону. Мэюнэ усмехается ему в рот, а он кусает ее за язык.       — М, больно, — некоторое количество дыма вылетает следом, она снова хмурится. — Не люблю когда так делаешь.       — Всего лишь дым, — Ханма почесывает царапины, стряхивая пепел в пепельницу. — Не царапайся, детка. Это некрасиво.       Хочется съязвить в его же манере, но тонкие пальцы приятно щекочут ногу и она перестаёт злиться. Снова трется о пах и приподнявшись, тянется к шее, туда где виднеются красные полосы. Он явно преувеличивал значимость этих царапин, но тем не менее Мэюнэ всё равно невесомо целует их, прикусывая кожу. Рукой зарывается в волосы, другой поглаживает мужскую грудь, упираясь в неё. Ханма позволяет ей взять инициативу в свои руки, молча наслаждаясь женскими ласками. Про себя думает, что рад закончить бесполезный диалог и приступить к действиям. Сигарета в его руках медленно тлеет, пока его взгляд сопровождает миниатюрную ступню, потирающую вставший член. В животе поднимается томящее возбуждение, поцелуи становятся требовательнее. Из всех привлекательных мест на его теле, больше всех она любила именно шею — от неё приятно пахнет духами, настолько, что кажется по спине пробежали мурашки. Ханма шумно выдыхает дым и сжимает ее ногу — извинения приняты.       — Всё, хватит, — окурок почти пролетает мимо пепельницы. Мужчина жадно впивается в ее губы, ладонями убирая волосы с лица. — Кошка, я сейчас лопну, залазь на меня. Быстро.       Снова поцелуй. Властные руки с лёгкостью приподнимают женское тело. Мэюнэ удобнее расставляет ноги и приглушенно стонет, когда Ханма целует уже ее шею. Крепко хватается за его волосы, когда он возвращает должок — кусает и оттягивает нежную кожу. Сладкая истома пульсирует где-то снизу, это ощущение они разделяют на двоих и одновременно прижимаются друг к другу, стараясь усилить это чувство.       — Блять, — цедит Ханма, спускаясь к груди. — Я тебя обожаю, твой запах...       Мэюнэ стонет ему в ответ и еле произносит:       — Я тебя тоже...       Хватает за щеки и страстно целует, стараясь сказать действиями всё, что не может словами. Отдать всю возможную любовь в такой ситуации. И либо он всё понимает, либо хочет скорейшего продолжения непристойностей — потому как оттягивает ее нижнюю губу и углубляет поцелуй настолько, что становится тяжело дышать. В этот же момент она чувствует горячие прикосновения рук по спине и приятную прохладу на освобождённой от ткани коже. Ханма тянет домашний топ вверх, силясь избавить ее от такого ненужного предмета одежды — она слегка отодвигается, помогая ему с этим.       Поцелуй разрывается лишь на секунду, пока топ улетает не пойми куда, и возобновляется с той же жадной страстью. Губы скользят в сторону, он целует щеки, подбородок, контур лица. Что-то шепчет на ухо, обжигает дыханием, прежде чем вызвать волну мурашек целуя куда-то за мочку. Мэюнэ стонет от удовольствия, прижимаясь и ерзая на его паху. Ханма незамедлительно реагирует на это, сжимая ладонью её грудь. Чувствует дрожь, когда принимается за неё и сводит с ума, когда оставляет на ней парочку влажных поцелуев.       — Х-ханма, — внизу всё уже неистово тянуло, сладкая истома достигла предела, она чувствовала, что скоро кончит. — А-ахх... Я сейчас...       — Я понял, — между поцелуями пробормотал он, запуская пальцы под гладкую ткань трусиков.       Стоило ему только дотронуться до набухшего клитора, как Мэюнэ с шумом выдыхая воздух, выгнула спину, прикрыв глаза. Ханма усмехнулся, дразня и сжимая затвердевший сосок.       — Давно не было?       — С того момента...       Говорить было крайне тяжело из-за сбившегося дыхания, особенно из-за большого пальца Ханмы, стимулирующего клитор.       — Хм, я польщен, — губы снова припадают к груди. — Мне нравится... когда... ты такая чувствительная...       Его дыхание тоже сбилось, но действия были отточены до автоматизма. Пальцы ловко скользили вдоль половых губ, задевая самые приятные точки. Об этом ему говорило не только постоянное содрогание Мэюнэ, но и её руки то сжимающие волосы на затылке, то царапающие шею и спину. Такая реакция безумно возбуждала, если быть честным, хотелось уже войти в неё и разрядится за всю эту неделю никчёмной мастурбации. Всё его нутро буквально ныло и молило о женщине. И он бы мог найти себе кого-нибудь и давно успокоится, но для этого не было сил, времени, да и желания, когда под боком ходила шикарная Мэюнэ. Её стройные ноги, всегда просвечивающиеся соски сквозь короткие топы, соблазнительная белая кожа заводили не на шутку. Впрочем, он этого не скрывал, она прекрасно понимала и знала. Чувствовала затвердевший член под собой. Ханма мог бы взять ее прямо сейчас, это не было проблемой. Однако тут играло чисто мужское — полностью удовлетворить это прекрасное тело, что буквально жаждало его. Поэтому он без каких либо сомнений ввёл в неё сразу два пальца.       — А-агххх, — она неожиданно застонала ему прямо в ухо, он заткнул ее грубым поцелуем. — Стой... Ханма...       — Шшш, — снова поцелуй. — Всё в порядке, тебе же нравится.       Это не было вопросом. Это было общеизвестным фактом. Мэюнэ подтвердила его, начав двигаться навстречу пальцам.       — Прекрасно, ты потрясающая...       Ее покорность в сексе невероятно возбуждала. Что бы он не сделал, тело Мэюнэ откликалось безусловно положительно, что не могло не радовать. Она буквально плавилась под его руками, соблазнительно вздыхая на ушко. Хотелось брать ее всю ночь и день, лишь бы ощущать жар изнеможённого тела, слышать бешеный ритм сердца, трогать всё, что хочешь и знать: ей понравится. Брать всё под свой контроль и руководить процессом — его лучшая роль. Терзая поцелуями уже покрасневшую шею, Ханма наращивал темп, попутно сжимая и оттягивая соски. Он и сам был предельно возбуждён, пуще распаляясь от ее рук, блуждающих по спине до отчётливых полос. То, что царапины будут видны, ему даже нравилось — тогда он ёрничал, потому что против был только засосов. Все остальные следы плотских утех были бы встречены самодовольной усмешкой, не более.       Мэюнэ отныне дышала только ртом, судорожно хватая расплавленный воздух. Казалось, кружится голова, а в уходящем закате вечера существует только он и его ненасытные пальцы. Жарко было настолько, что хотелось открыть балкон. Насчёт последнего раза она не солгала: у нее, как и у него, совершенно не было времени на кого-то. Работа заставляла довольствоваться меньшим, к тому же проблемы на личном фронте только сгущали краски. Сейчас его пальцы ощущались намного ярче, приятнее и сильнее, чем обычно. Хотелось сказать об этом, чтобы он замедлил ритм, чтобы был не так напорист. Однако из губ вылетали лишь сбивчивые обрывки фраз, тонущие в сдавленных стонах. Голова отчаянно отказывалась работать, мысленный процесс сбивали накатывающие волны оргазма. В последний раз рвано вздохнув, она задержала дыхание и его руку обеими ладонями, прогнувшись в спине, навстречу к сладкой истоме. Ханма почувствовал, как сжимаются стенки влагалища вокруг его пальцев и удовлетворенно замедлил темп, аккуратно поглаживая ее изнутри. Знал, что это сорвёт ей крышу. Она засипела, глубокого задышала и закрыла глаза, уронив голову ему на плечо, всё ещё двигая тазом. Хотелось продлить это ощущение, испытывать его вечно. По всему телу разлилось приятное тепло, нервные окончания будто взорвались трепеща и расслабляя мышцы. Совсем обмякнув, Мэюнэ показалось, что она самый счастливый человек в мире. Все мысли крутились вокруг него, вокруг любви и счастья. Проблемы, которые терзали ее вот совсем недавно, теперь воспринимались головокружительно легкими и никчемными. Нега, растекшись по телу, заполнила сознание девушки окрыляющей эйфорией. Хотелось улыбнуться, поцеловать его.       — Люблю тебя, — едва проговорила она, увлекая Ханму в поцелуй, чувствуя как стихают сжимающие импульсы.       С улыбкой на губах, он принял этот порыв. Медленно вытащил из неё пальцы, улыбаясь шире, чувствуя, как она содрогаться от прикосновений к ещё возбужденному клитору. Было приятно слушать эту завораживающую мелодию из влажных звуков переплетающихся языков, шороха простыней и пошлого хлюпанья вязкой смазки, всё ещё пульсирующего влагалища. Будь он чуть младше и скромнее, возможно, другим человеком, и яркий румянец уже заиграл бы на его лице. В этих звуках было столько же возбуждающего, сколько и смущающего, невозможно интимного. Однако Ханма только наслаждался этим — в его спальне подобные звуки частенько отскакивали от стен, разливаясь в воздухе, играя великолепную симфонию секса. К этому не сложно привыкнуть, он и привык: такие чувства как стыд, скованность или банальная неловкость никогда не посещали его голову. Обхватив рукой ее за талию и прижав сильнее к себе, он заскользил другой по гладким волосам.       — Чувствуешь? — хрипло выдохнул Ханма, наконец разорвав влажный поцелуй. — Я на пределе.       Под истончившейся мокрой ткани трусиков, она действительно чувствовала его напряжение. Ей хотелось скорее увидеть, насколько она может быть желанной.       — Твоя очередь, кошка.       Он мог и не говорить этого. Даже не дослушав, Мэюнэ отстранилась от него и на ватных ногах сползла вниз. Заправив выбившиеся прядки за уши, она почти невесомо дотронулась до выпирающего под трусами члена и улыбнулась так же, как недавно он сам. Простого прикосновения было достаточно чтобы сорвать его хриплый вздох. Ханма подался навстречу ее руке, приподнимая тело на согнутых локтях.       — Давно не было? — съязвила она, слегка сжимая его.       — Ухх, не ёрничай, — сквозь зубы процедил он, ёрзая по кровати. — В отличии от тебя секс у меня регу... Аа-ахх...!       Чего и следовало ожидать: её губы всегда успешно его затыкали. Влажный поцелуй в область мошонки даже через ткань трусов благотворно на него влиял. Мэюнэ не отрываясь от дела подняла на него взгляд и усмехнулась своей победе: Ханма прикрыв от удовольствия глаза, слегка откинул голову назад, следя за ее движениями. Его лицо искажало полнейшее удовлетворение этому поводу, чтобы это скрыть он попытался отвернуться, но она вовремя подключила руки и план Ханмы с треском провалился. Девушке захотелось рассмеяться от банальности трюка, что ей удалось провернуть: пусть он и строил из себя невесть что, будучи всё же мужчиной, ему было тяжело устоять против простой физиологии. Подняв на неё серьёзный взгляд и заметив улыбающиеся глаза, Ханма осуждающе покачал головой — грозность в данной ситуации лишь умиляла. Поглаживая и аккуратно сжимая его член, Мэюнэ сорвала сдавленный мужской стон. От этого голоса в животе снова что-то сжалось и приятно свело. Расхотелось дразниться. Теперь хотелось большего, она наконец стянула с него трусы, высвобождая напряжённый, пульсирующий орган.       Ханма одобрительно вздыхает, она видит предвкушение в золотых глазах. Обхватывает его и целует пресс, чувствуя как он вздрагивает и сжимается, вытягиваясь от удовольствия. Свободной рукой проскальзывает выше, пока большая мужская ладонь не накрывает маленькую женскую.       — Блять, что ты делаешь? — шикает, а сам еле сдерживается, тяжело дыша. — Мэю?       Она полностью его игнорирует и проводит рукой по всей длине, возвращаясь поцелуями к паху. Ханма вновь подаётся навстречу, откидывая голову, а когда она берет в рот, матерится сквозь зубы и сжимает в кулак ее волосы.       Влажный, тёплый язык Мэюнэ был определенно лучше сухой мастурбации. Плавно скользя вверх-вниз, она ловко обходилась с головкой, облизывая и посасывая до свербящей тяги в яйцах. Словно крылья тысячи бабочек невесомо щекочущих плоть — Ханма шумно втягивал воздух сквозь зубы, закатывая глаза. Сидя в одних трусиках между его ног, она выглядела очень пошло. Особенно развратно, когда приподнимала голову чтобы продемонстрировать ниточку слюны тянущуюся от головки и до ее красного языка. Казалось, ей вообще не было стыдно так нагло его дразнить: она улыбалась, видя реакцию Ханмы, и принималась целовать разгоряченную плоть, сильнее надрачивая у основания. Вне сомнений, Мэюнэ знала его слишком хорошо. Оттягивая удовольствие, обманчиво концентрируя внимание не на том и неожиданно обрушивая удар в самую точку — всем этим она напоминала ему себя. Своё поведение с ней. Оно и верно, не будь в Мэюнэ и единого сходства с ним, её бы здесь не было.       В его затуманенном от подступающего оргазма разуме, раз за разом проносилась лишь одна мысль — «я тебя люблю». Люблю твоё тело, ноги, руки, губы, язык, промежность. Люблю не в привычном понимании этого слова, люблю по своему, если вообще имею хоть какое-то представление такому светлому чувству. И ты меня любишь. Я вижу, чувствую.       От сжимающей глотки девушки и рук, ласкающих мошонку с членом, в области уздечки нарастало сладкое напряжение. Хотелось жёстче. Он подключил руку, задавая желаемый темп. Ему нравилось управлять ею даже в таком уязвимом положении, нравилось, что она была послушной. Послушно брала глубже, от чего Ханма шумно постанывал, сильнее сжимая её волосы в кулак. Ей тоже нравилась эта грубость. Несмотря на то, что удовольствие доставлялось в одну сторону, она сама была возбуждена не меньше и уже хотела ощутить его в себе.       — Всё, стой-стой, — с явным трудом внезапно проговорил Ханма, отстраняя ее от пульсирующего члена.       Вслед за ней вновь протянулась ниточка слюны, он тихо чертыхнулся, прежде чем приподняться и аккуратно стереть ее рукой. В темных глазах читалось легкое недоумение и дикое желание — Ханма не устоял и пылко припал к распухшим губам страстным поцелуем. Мэюнэ охотно ответила ему, чувствуя тянущую истому внизу живота.       — Я хочу тебя, — отстранившись, сказал он. — Если точнее, то в тебя, ты не против?       — Нет, где презервативы, как обычно под матрасом?       — Нет, ты не поняла, — Ханма остановил ее порыв залезть рукой под матрас и ещё раз поцеловал. — Я хочу без.       — Ам, ещё что ты хочешь? — недоуменно съязвила она, нахмурив брови.       — Желательно кончить.       — Ханма, зная тебя и твой образ жизни — это явно не лучшая идея, к тому же детей мне пока не хочется, тем более от тебя, — она вновь скользнула за презервативами, но вновь была остановлена поцелуем. — Да что!? Нет, Ханма, ты меня не понял?       — Мэю, детка, ну прошу, — губы заскользили по шее, облизывая и посасывая кожу. — Это же не в первой, ты помнишь?       Наглые ласки были сильны, Мэюнэ чувствовала нарастающее возбуждение и хотела продолжения. Ханма умело пользовался положением, знал, на что давить. В его руках она была мягкой и податливой, словно пластилин, принимала любую заданную им «форму». Мэюнэ не говорила: он читал желание на языке её тела. Справедливости ради стоит заметить, что соблазнять и склонять людей к своей воле у него превосходно получалось. Обычно Ханма упивался своей изощрённой харизмой — этакий змей искуситель, в современных реалиях. Вижу цель — иду к ней. Однако с его предложением она была совершенно не согласна, поэтому нехотя отстранилась, уклонившись назад.       — Помню, как сидела на нервах всю неделю, — недовольно, но слабо проговорила она, понимая, что он это заметил. — Не хочу так снова.       — Ну все ведь было нормально...       — Ханма...       Не слушает. Снова тянется за поцелуем, она отклоняется дальше, чувствуя ладонью холодную поверхность полочки у кровати. Дальше отступать было некуда. Они оба это понимали.       — Мэю... — крепкая мужская хватка за лодыжку, рывок и девушка уже была под ним. — Ты не представляешь, как я хочу тебя, я еле сдерживаюсь...       О, она прекрасно могла это представить. Откровенно говоря, она и представляла, тая и возбуждаясь от пылких поцелуев по коже. Ещё немного, и она не сможет сказать нет — пытается что-то сделать, приоткрывает губы в последней попытке и чувствует лишь влажный язык Ханмы во рту. Тихо стонет не размыкая губ и принимает поражение, наконец-то обхватывая руками его шею, углубляя поцелуй.       Он верно понимает её посыл. Спускается руками к ягодицам, крепко сжимая их. Мэюнэ подаётся навстречу, чувствуя как тонкая ткань решительно сползает по бёдрам. Пока она целует его в шею и ключицы, он быстро избавляется от последнего элемента одежды на себе и так же быстро входит, упираясь рукой в полку.       — Аа-аах, блять, — шумно выдыхает, под громкий стон.       Ненадолго остаётся неподвижным, дав ей время привыкнуть. Так он извинялся за то, что начал слишком резко. Мэюнэ понимает и задержав дыхание, медленно выдыхает, скованно цепляясь за мужские плечи. Стоило бы повесить её фото на доске позора: она особо и не сопротивлялась его желанию. Опять плясала под его дудку, как унизительно для неё самой и очаровательно для него. Повода для гордости вновь не прибавилось. Зато в золотых глазах стала краше — ещё бы, он мечтал об этом так давно и до сих пор не простил за недавний отказ в силу телячьих нежностей.       Где-то в груди защекотало от ее тяжелого, горячего дыхания, он наклоняется и нежно целует, оттягивая нижнюю губу. Она снова дала ему то, что он хотел. За это ее стоило любить.       — Всё хорошо?       — Угу, — короткий поцелуй в переносицу вызывает улыбку.       Ханма редко бывает милым.       Движение возобновляется — опустив голову ей на плечо, он тяжело дышит, слушая тихие стоны. Женские руки лихорадочно плутают по широкой спине, цепляясь за разгоряченную кожу длинными ногтями. Чувствовать его внутри себя было неописуемо приятно, она участливо двигала бёдрами навстречу — расположив руку у неё на спине, он помогал с движением, буквально насаживая на себя. Сладкие стоны разливались по комнате, отскакивая от стен и лаская слух обоих из них. Долгожданный момент близости выбил все мысли и чувства, оставив только невыносимую тягу к друг другу, тягу к большему. Мягко целуя ушко, облизывая и посасывая мочку, Мэюнэ зарылась носом в шею, проскользнув ладонью к затылку. Ханма вздрогнул, повернул голову к ней и украл тихий вздох, будто обретая второе дыхание.       Посыпался град поцелуев на ее несчастную грудь. Плечи, ключицы, шею. Мэюнэ показалось, что грудная клеть наполнилась целым облаком из бабочек и стрекоз — от каждого поцелуя щекотливо захватывало дух. Кожа словно истончилась до невозможности, став безумно чувствительной. Оголила нервные окончания, пуская трепещущие импульсы сладкой неги, стоило Ханме только прикоснуться к ней. Ей хотелось раствориться в этих поцелуях, утонуть в эйфории подступающего оргазма, что неистово тянул низ живота. В ногах стояло приятное напряжение, ступни горели от того, как сильно ей приходилось сжимать пальцы, лишь бы сдержать это окрыляющее чувство. Припав горячими губами к затвердевшим соскам, Ханма заставил ее вытянуться по струнке и сжаться на его члене так, что протяжный стон разделили они оба, закатив глаза от нестерпимого удовольствия. Тепло оргазма растеклось по вмиг расслабившимся ногам, пульсируя и горя в самом чувствительном месте. Мэюнэ прикрыла глаза, поднеся руку ко рту. Неожиданно для себя она кончила быстрее него, продолжая сжиматься и эякулировать на его твёрдый член. Он почувствовал это, но ничего не сказал, слегка замедляясь, чтобы растянуть приятную истому. Расплывшись в благодарной улыбке, Мэюнэ прижала его к груди, откинув голову назад в тщетной попытке отдышаться. Тщетной, потому что тут же правая нога взлетела вверх. Ханма подхватил её под руку, согнув в колене, силясь таким образом войти в неё глубже. Сильнее, жёстче. Он чувствовал, что был на пределе и хотел отыграться на ней за все те соблазнения и заигрывания, что ему пришло терпеть так долго. Когда она отняла его голову от груди и попыталась поцеловать, он увернулся и перехватив руку, завёл ее за голову Мэюнэ, прижав своей. Нежностей было предостаточно.       Грубые, почти до больного, жадные поцелуи терзали тонкую шею Мэюнэ. От нехватки воздуха и отдыха от напора Ханмы, девушку как будто лихорадило: она бессмысленно двигала губами издавая почти измученные стоны, елозила по всей кровати и до боли сжимала его волосы на затылке. Ощутив жёсткие укусы на коже, она также ощутила резкий прилив возбуждения к влагалищу и неосознанно попыталась сдвинуть ноги. Ханма не позволил — ее нога была крепко прижата рукой и двинуть ею без его участия было невозможно. Буквально захлёбываясь в этой истоме, она поймала себя на мысли, что хочется расплакаться. Всё внизу неистово болело и тянуло, причём эта боль была настолько приятной, что казалось из глаз посыпятся искры. Они не занимались этим так давно — Мэюнэ не помнила когда ещё он с такой силой вдалбливал ее в постель. Жестокость Ханмы возбуждала почти так же, как и его нежность, так что жаловаться ей было не на что: она чувствовала, что скоро снова кончит.       — Я сейчас... — вдруг рвано выдохнул он, подняв голову от истерзанной груди. — Я почти...       Движения стали ещё жёстче и быстрее, Ханма яростно задышал, беспрерывно шепча что-то ей над ухом. Он почувствовал как приятное напряжение достигнувшее своего пика, перерастает в чистое удовольствие, концентрируясь на одной точке. В последний раз шумно вздохнул и расслабленно, протяжно выдохнул: сладкая истома нашла свой выход в стекающей внутрь неё спермы. Теперь ощущение вселенского счастья завладело его разумом и если бы она могла видеть сколько любви было в его глазах при взгляде на ее распластавшееся перед ним тело, она бы вновь поверила в бога.       — Мэю... — сладко промурчал Ханма, обессилено утыкаясь в ее шею. — Я так тебя люблю, кошка... Моя кошка...       Ритм почти сошёл на нет, Ханму медленно и нежно отпускал головокружительный оргазм, постепенно растекаясь по всему телу. На смену жестким поцелуям пришли невесомые посасывания губами кожи. Он лениво, как кот облизывал ее раны, наконец отпустив руку над головой, чтобы блуждать ею по мягкой груди.       — Ханма... — в полубреду прошептала Мэюнэ, аккуратно опуская затёкшую руку ему на спину. — Я ещё не всё, не останавливайся....       Он удивлённо поднял голову и встретился с ее затуманенным взглядом.       — Но ты так сжималась, я думал... — она заткнула его поцелуем, щекоча языком пересохшие губы.       Тогда Ханма вновь энергично задвигался внутри неё, свободной рукой стимулируя набухший клитор. Мэюнэ вздрогнула как от судороги и прогнув спину, сладко застонала ему в рот. Ее руки обхватили его лицо и нежно поглаживая, отодвинули от себя, вырывая из груди шумный вздох сопровождающий тихим голосом:       — Да, вот так...       — Хорошо, малыш, я всё сделаю.       Легкие и аккуратные поцелуи по раскрасневшемуся лицу встречались как бальзам на душу после грубых укусов. Постепенно нарастающий ритм сводил в комок всё внутри, сокращая мышцы влагалища вокруг всё ещё чувствительного члена. Ханма был предельно ласков и учтив: мягко, совсем не больно изучая грудь, он так же мягко и невесомо щекотал ее уши, утыкаясь носом в сбившиеся волосы. Хотелось похвалить его. Погладить по голове, сказать какой он молодец. Вместо этого она дернулась, как от удара током, и вновь излилась на него настигнувшим оргазмом. Волны нестерпимого удовольствия вновь растеклись по телу, взрываясь в мозгу необъяснимым белым чувством, застилающим глаза. Сладкий стон и сдавленное дыхание выдали её с потрохами — Ханма довольно заулыбался и упал на неё, обнимая обеими руками тонкую талию. Мэюнэ запустила руку в его волосы, медленно перебирая короткие пряди. Ей вновь хотелось отдать ему всю любовь, которую он только мог заслуживать, будучи таким послушным и ласковым.       — Рад, что ты пришла, — прошептал он, поглаживая её спину. — Редко получается вот так беззаботно трахаться целыми сутками. Я скучал по этому.       — Я тоже, — с улыбкой прошептала в ответ она. — Мне тебя не хватало, где ты был? Ещё и трубки не снимал. Я уж думала с тобой что-то случилось.       — Если волновалась, то почему не приехала?       — Ты знаешь.       — Знаю.       Устроившись по удобнее, он больше не нарушал тишину, потеряв интерес к диалогу. Предпочёл молча наслаждаться ее присутствием. Она тоже молчала, не стараясь напрягать его мозг бессмысленными беседами. В конце концов они оба получили что хотели — дыхание медленно приходило в норму, мыслей не было никаких.       Когда последний луч солнца покинул небо, Ханма наконец соизволил встать с её почти засыпающей груди. Не глядя нащупал сигареты и зажигалку, натянул штаны на голое тело, майку, и лениво вышел на балкон. Мэюнэ неподвижно наблюдала за ним, а стоило двери закрыться, тихо выдохнула, вперив взгляд в потолок. В теле чувствовалась усталость, ей правда хотелось заснуть, чтобы наконец отдохнуть и подкопить силы для двух оставшихся дней с ним. Совсем скоро ей вновь предстоит влиться в привычный уклад жизни: думать о прошлом, корить себя за его ошибки, не знать что делать в данный момент и трястись за неизвестность будущего. Она сама на это подписалась, когда выбрала путь спасателя. Искать ответы, найти решения, сделать выбор — это всё ждало Мэюнэ за пределами этой квартиры. И если честно, так ее достало. Наверное, эти дни в его компании были лучшими за последнее время. Он не заставлял думать, не просил действовать, не осуждал за бездействие и вообще ни за что. Просто слушал, курил, трахал и снова слушал. Иногда такого расписания безумно не хватало, а встречи становились всё реже — их можно было пересчитать по пальцам. Стоило привыкать к мысли, что скоро они не будут видится от слова совсем. Она вновь влезает в какие-то перипетии судьбы, оставляя его на тяжёлые времена.       От мыслей становится грустно. Мэюнэ подскакивает с кровати, бездумно хватает с полочки его очки и выходит следом на балкон, даже не думая одеваться.       — Мне бы пошли? — произносит она, подтягивая их на нос.       Ханма, скучно выдыхая серый дым в такое же серое небо, смотрел куда-то на окна соседних домов. Когда она вошла, он даже не заметил, и нехотя перевел взгляд на неё, когда заговорила.       — Ты что тут раздетая забыла? — ответил он, равнодушно оглядев ее с ног до головы. — Моих соседей соблазняешь? Не беспокойся, они видели виды и получше.       — А ты? — съерничала она, наклонив голову и расставив руки в боки.       Он чуть помолчал, уставившись на плоды своих трудов на её коже: кое-где красные, кое-где уже налившиеся синевой кровоподтёки виднелись не только на шее, но и на плечах, груди, ключицах. Наверняка в момент, когда он их оставлял, ей было больно. Даже сейчас, когда дневного света уже почти не хватало чтобы разглядеть всё более детально, Ханма явственно различил следы своих зубов. Да, как и было сказано ранее, засосы он не любил. Просто в них не было ничего красивого или сексуального, обычный пережиток бурной юности. В следующий раз стоит быть аккуратнее, определённо стоит.       — Иди накинь что-нибудь, — Ханма стянул с неё очки и зацепив их за кофту, выдохнул дым в сторону:       — Холод собачий...       Это не предназначалось ей, но она услышала. Фыркнула, кокетливо повиляла бёдрами и запрыгнула в тёплую комнату, ничуть не обидевшись на довольно неприятный тон разговора. Сейчас у него не было настроения для каких-либо шуток. После секса он всегда предпочитал видеть пустую кровать и слышать звук закрывшейся двери. На разговоры его не пропирало, особенно на ласки, хотелось банально курить и чего-нибудь выпить. Непреодолимое опустошение накрывало с головой и ничего с этим сделать было нельзя. Такой уж была суровая правда его жизни: послевкусие окрыляющей эйфории всегда было ужасающее отвратительным. С этой пустотой приходилось мириться на протяжении всей сознательной жизни, а вещей по-настоящему приводящих скуку в восторг с каждым годом становилось всё меньше. Секс, и тот местами напоминал бесполезную пенетрацию, алкоголь, тупой кайф не приносящий новых ощущений — Ханме было невыносимо скучно.       Накинуть в его спальне было нечего: Мэюнэ стянула одеяло с кровати и закутавшись в него, вновь вышла на балкон.       — Ты плохо поняла?       — Не ворчи...       Он молча отвернулся и продолжил курить.       Вообще следовало бы оставить Ханму в покое, дать прийти в себя и получше закрепить состояние безразличия. Нарваться на его злость в лучшем случае означало стоять за дверью и собирать разбросанные по полу шмотки, в худшем — лучше и не знать. Однако в виду отсутствия времени с ним наедине, находиться в этой квартире и быть не рядом — тоже непозволительная роскошь. К тому же зная про его слабость к холоду, с уверенностью можно было заявить, что он замёрз. Просто предпочитал прохладу вечера, компании душной спальни и голого тела в ней. Силясь хотя бы избавить его от холода, она безбожно плюёт на желание побыть одному и осторожно обнимает Ханму со спины, сомкнув руки на животе. Свободной рукой он накрывает тонкую кисть, поглаживая большим пальцем. Она улыбается.       — Ты не перезванивал ему? Судя по голосу, он был недоволен, — задаёт нейтральную тему, прощупывая почву и потирается щекой о широкую тёплую спину.       «— Стой, стой — борясь с напористым языком, еле проговорила она. — Звук... нМмм...! Ханм... Ммахх... Да стой ты! — снова требовательный поцелуй. — Ханма, черт возьми!       — Да что? — наконец он соизволил отстранится от неё, нетерпеливо заглядывая в глаза. — Я уже понял, что это телефон, ничего страшного, разберусь с этим позже.       Руки полезли под майку, даже не дожидаясь ответа, Ханма принялся целовать и кусать нежную кожу на шее Мэюнэ.       — Вдруг это важно?       — Не важно...       На этот раз Мэюнэ не стала возражать и подняв его голову сама жадно вцепилась в губы. Телефон прекратил свою трель лишь на мгновение, почти сразу же зазвонив вновь. Ханма недовольно рыкнул ей в рот и нехотя отняв руки от груди, зло рыскал взглядом по кровати в поисках несчастного.       — Блять, что за ушлепок звонит мне в самый разгар веселья, — телефон был найден в комке из простыни, одеяла и зажигалки. — «Кисаки». Тц, беру слова обратно... Алло?       Мэюнэ прыснула с его выражения лица, уронив голову ему на плечо. Уж кого кого, а этого «ушлепка» Кисаки, Ханма уважал — она это знала, поэтому не сказала ни слова против того, что он ответил на звонок. Под гневную тираду голоса из трубки, Мэюнэ ласково целовала мужскую шею и плечо, стараясь не обращать внимание на их диалог.       — Эээ, Кисаки, мне сейчас не очень удобно, но я могу...       — Ты что там, трахаешься с кем-то? Что за звуки, боже... — это она услышала отчётливо и хотела рассмеяться, но Ханма прижал ее голову к плечу, выпуская лишь сдавленные смешки.       — Не совсем, но почти. Ну так что, мне приехать?       — Не надо, это чисто символический звонок, один хрен увидимся на собрании, — он чуть помолчал и добавил. — Всё, можешь трахаться.       И сбросил трубку.»       — Не, не перезванивал, — он снова затянулся и поёжился. — Забей, разберусь. Иди сюда.       Ханма поднял руку, приглашая ее в объятья. Мэюнэ послушно скользнула под неё, покрепче обхватывая его торс: поняла, что была права, ему холодно. Оказавшись прижатой к вздымающей груди, девушка блаженно вздохнула, уткнувшись лицом в бок. Лёгкий запах пота и одеколона ударил в нос. Уже смешавшийся с табачным дымом, он полностью создавал невидимый образ Ханмы, только что вылезшего из своей постели. Наверное единственное, что сменилось с годами в нём, так это стоимость парфюма — будучи ещё совсем пацаном, он никогда не курил дешёвые сигареты. Покупал, воровал, стрелял, но только премиум класс. Этот крепкий запах табака с ноткой перца и ванили не спутать ни с чем и ни с кем. Не забыть. Приятная тяжесть на плечах дарила тепло и ощущение спокойствия, совсем как несколько лет назад. Только вот, к сожалению, из-за разницы в росте полностью укрыть мужчину не получилось, она едва доставала макушкой до плеч. Поэтому ситуация вышла прямо таки противоположная — от холода спасал именно Ханма, буквально накрывая её одной только рукой. Что ж, сигарета почти дотлела, а натянуть одеяло на плечи означало бы оголить девушку примерно по пояс, так что приходилось довольствоваться малым. Откровенно говоря, выпереться на балкон полностью голой в середине ноября, для него считалось немыслимой дуростью. Добавить к этому спускающийся вечер и холодный пол, так вообще полнейшим безумием. О чем только думала эта сексуальная и горячая в прямом смысле этого слова, Мэюнэ — одному Богу видимо было известно.       — Встань мне на ноги, — проговорил он, ослабляя объятья.       Мэюнэ подняла на него голову. Она не ожидала, что он вообще начнёт хоть что-то говорить и давно ушла мыслями в их прошлое. Туда, где его волосы были по-дурацки зачёсаны вверх, а кулаки разбиты в бесконечных уличных войнах. Там они были прямо противопоставлены друг другу и общаться получалось только на отстранённые темы, в отстраненное время. Сейчас же перед ней стоял более менее остепенившийся мужчина: волосы уже не хранили в себе бунтарский дух и будучи слегка растрёпанными, развивались на ветру, кулаки давно зажили, лишь изредка напоминая былую юность, когда дела обретали другой оборот. Ханма не смотрел на неё, всё ещё буравя взглядом соседние дома. И думал лишь о том, что хочет скорее вернуться в комнату и лечь спать хотя бы на несколько часов.       — Ух, ледяные...       — А сам то?       — Нормально.       Ноги у неё и правда замёрзли. Несмотря на то, что его верхние части стоп были такие же холодные, как и её, всё же они были теплее голого кафеля. Поудобнее встав на них, Мэюнэ аккуратно потянулась к нему, оценив этот благородный жест. Ханма замечает движение и слегка наклоняется. Коротко чмокает в губы, обдав терпким запахом сигарет. Отвечает взаимностью за бесполезное одеяло.       — Замёрз? — отмахнувшись от дыма, спрашивает Мэюнэ, чувствуя руку на спине.       — Да, — честно отвечает он и в доказательство своих слов вздрагивает, потирая нос свободной рукой.       Тогда она опускает голову и недолго думая перетягивает одеяло на бок:       — Держи.       Ханма молча и безучастно хватает концы ткани одной рукой и сильнее натягивает их, чтобы сузить открытое пространство её голой кожи. Не совсем понимая, что она хочет, продолжает курить, почти доходя до фильтра. Мэюнэ же аккуратно приподнимает края майки и запускает теплые ладони под неё. Следом протискивает голову, прижимаясь грудью к его телу. Кожа покрывается мурашками от соприкосновения с ней. Он снова вздрагивает, но уже не от холода, а от женских рук, скользящих по спине.       — Что ты делаешь? — чувствуя поцелуи на груди, хмурится он, выщелкивая окурок за балкон.       — А на что похоже?       Ему не нравилось, когда она отвечала вопросом на вопрос. Создавалось впечатление, что он разговаривает с разбалованным ребёнком. Мэюнэ знала это и намерено его дразнила — побывав в мужских объятьях, она понемногу восстановила силы и вновь наслаждалась близостью. Ханма конечно же это понимал, поэтому не повёлся на простейшую провокацию и лишь тихо цокнув в ответ, обхватил уже двумя руками её тело. Выкуренная сигарета слегка расслабила, настроение приходило в норму.       Мягкие губы нежно и аккуратно прикасались к коже, надолго задерживаясь на одном месте. Влажные поцелуи разжигали маленькие очажки тепла в груди, приятно отзываясь мурашками по спине. Его привлекала её инициативность. Ластясь и потираясь щекой об него, она напоминала ему кошку — разве что не мурчала. В штанах постепенно становилось теснее, Мэюнэ вновь его заводила, спускаясь рукой ниже к паху.       — Вылазь оттуда, — наклонившись предположительно к её уху, прошептал он, останавливая руку. — Пойдём в комнату.       Она что-то неразборчиво промычала, явно не собираясь его слушать. В принципе, согласия Мэюнэ никто и не ждал. Ханма просто уверенно зашагал в сторону спальни, легко передвигая её ноги своими. Это позабавило девушку, она довольно улыбнулась, кусая его за мышцу груди.       — Ай, не наглей, — шикнул Ханма, когда стянул с них обоих свою майку.       Мэюнэ игриво обвила руками его шею и привлекла к себе, срывая страстный поцелуй. Ей хотелось его тела, ласки. Полового акта — не уверена, но если и так, то была бы не против. В виду долго отсутствия мужчины в её жизни, нежных прикосновений и губ не хватало, как воздуха. Всего этого Ханма едва ли мог дать именно в том количестве, в котором ей хотелось, за такой короткий срок времени. А то, что давал, и без того сводило с ума: как девочка, она возбуждалась буквально от каждого его движения. Воплощая её мечты в реальность, Ханма недолго думая, скользнул рукой по гладкой спине и с силой прижал Мэюнэ к себе.       Два коротких шага назад: он выставил руку вперёд, аккуратно опуская девушку на кровать.       — А если я? — разрывая поцелуй, прошептал Ханма, припадая зубами к истерзанной шее.       Она негромко взвизгнула, вздрагивая и вертя головой. Боль смешалась с удовольствием, оставшись на коже электрическим импульсом. Мучать её не входило в его планы, поэтому он тихо посмеиваясь, оставил шею и грудь в покое, спускаясь к нижней части живота.       — А если здесь?       Почувствовав его дыхание, Мэюнэ почти испугалась и хотела сдвинуть ноги, однако он не позволил, осторожно укусив внутреннюю часть бедра, совсем рядом с промежностью.       — Ну что же ты, думаешь я совсем монстр что ли? — игриво промурлыкал Ханма, ласково обтираясь щекой об укус. — Я бы не стал...       Вид его умиротворённого лица между ног вызывал двоякие чувства. С одной стороны хотелось щёлкнуть за эти дурацкие шутки, с другой прижать лицом к себе и блаженно откинуть свою голову назад. Пока она размышляла над этим, Ханма продолжил оставлять нежные укусы в опасной близости к влагалищу. Так он играл, забавляясь от её реакции: Мэюнэ слегка напрягала ноги от щекотливого ощущения возбуждения. «Преступление» и «наказание» приятно поглаживали бёдра, ласково сжимая их, вторя спазмам девушки. Он явно пока не собирался переходить от легкого петтинга к действиям, следовало его поторопить.       — Ханма...       — Извини, — долгий поцелуй в область клитора заставляет Мэюнэ блаженно закатить глаза. — …Но я пока не хочу, может позже?       Издевательски приподнявшись, он кротко чмокает её в лобок и укладывается на неё головой, запуская руки под спину. Долгожданная месть играет на его лице, выдавая улыбкой все паскудные мысли. Мэюнэ, предвкушающая сладкую истому, недовольно хмурится, приподнимаясь на локтях.       — Ты что, пошутил? — не отвечает, удобнее устраиваясь. — Ханма?       — Нет, я устал и хочу поспать, — если бы он при этом ещё и не улыбался, как объевшийся кот, возможно она бы и поверила. — Позволишь мне эту вольность?       — Ну ты же понимаешь, что тебе это так просто с рук не сойдёт?       — Угу, как и тебе.       Мэюнэ не находится в словах и просто замолкает, позволив ему триумфально наслаждаться своей победой. На самом деле она прекрасно понимала, к чему он клонит и на что намекает, однако ничего сделать уже не могла. Вечер только начинался, а число обломавшихся на секс прибавило плюс одно.       Что ж, если уж и играть в эту игру, то играть по чёрному. Мэюнэ тоже закрывает глаза и опускает руки к его спине, сцепляя их в замок. Ей ещё предстоит поучаствовать в этих сексуальных битвах, так что пока следует отдохнуть, набрав силы — ночь будет долгой.