Не оглядываясь

Первое, что почувствовал Джесси — острую холодную боль в боку. И запах спирта, тоже острый и холодный. — Заливай. Прямо сюда лей, давай. Тихо! Лежи, малой, не дергайся. Сухая тяжелая рука тепло легла на лоб. Джесси заскулил. Не хотел, но так получилось, потому что от боли свело челюсти, подкатила тошнота, хотя нечем было — желудок резало голодом. Удивительно, как при всей этой жуткой боли он вдруг четко осознал — хотелось есть, очень. — Терпи, Джесси, терпи. — Весь выливай, у меня еще есть. Что-то гулко, как стеклянная банка, стукнулось об пол. Зашуршала ткань. Тяжело вздохнул — явно Майк, это только он мог одним вздохом выразить «ну как дети, честное слово». Джесси плотно сжимал веки и ничего не видел, но отлично чувствовал две пары рук, очень четко и быстро трудившихся над ним: две руки его приподняли, одна бережно обхватила руку со стороны раненного бока, держа за запястье (точно мистер Уайт, Джесси узнавал эти руки), а еще одна приложила к ране повязку. Было это больнее или нет, Джесси уже не разбирал. Уже не та боль, чтобы определять ее градации. Слово-то какое. Очень мистеруайтовское. Потом руки сменились, оперативно обмотали вокруг него сухой шершавый бинт. Действовали они настолько слаженно, что Джесси представилось, будто они принадлежали одному человеку. Супергерою, из тех, что он придумал. Четырехрукий Доктор. Профессор Четыре-руки. Увлекшись этой глупостью, Джесси даже немного отвлекся от боли. Его уложили обратно, затылок мягко ткнулся во что-то. Сначала он подумал, что в подушку, но, поерзав, понял — чье-то теплое, но неудобное бедро. — Там… тоже надо. Понятия не имею, что они могли… — Понятно, что, — в голосе Майка появилась злость, которую Джесси слышал крайне редко. — Заживет, крови уже нет. Джесси не понял. Хотя нет, это было как игра. Когда ты краем сознания все понимаешь, но нарочно отталкиваешь от себя догадку и просишь, чтобы объяснили еще раз, потому что нравится слушать. В данном случае ему слушать совершенно не нравилось и не хотелось. Он просто трусливо затолкал мысль подальше и сконцентрировался на звуке. С сухим щелчком что-то мелкое и металлическое, как гвоздь, упало в пластиковую миску. — Вроде не откололось ничего. Джесси наконец открыл глаза и скосил их в сторону, боясь повернуть голову на чьем-то бедре, то ли опасаясь, что заметят и начнут задавать вопросы, то ли — что переложат в другое место. Было сумрачно, но темноту ярко резал свет лампы на длинном трехсуставном кронштейне. Рядом сидел на перевернутом ящике Майк, в руках у него была плоскодонная пластиковая миска, в которой обычно взвешивали на весах сыпучие химикаты. В ней он пинцетом гонял сплющенный кусочек металла. Пулю. — Нужны антибиотики, — прозвучало над головой. Джесси еще раз с трудом перевел взгляд, стараясь не шевелить головой, и посмотрел снизу вверх на заросший щетиной подбородок мистера Уайта. Майк вздохнул — на этот раз несколько с другим оттенком. — У меня есть один человек, который может достать, — он отставил в сторону миску с пулей. — Только это время. А у нас его нет. Он помолчал. — Но я достану, — закончил Майк. — Э, — наконец, мужественно подал голос Джесси. На него посмотрели одновременно. Мистер Уайт еще и руку положил ему на плечо. — Как ты? — непривычно мягко спросил он. Джесси мелко вдохнул, выдохнул. В боку пекло и болело. Тошнило. В горле резало. В желудке тоже. Болела голова, а переносицу, казалось, кто-то невидимый с упорством вдавливал ему в череп. Еще болела челюсть. И ниже пояса все болело. И хотелось пить. — Жесть, — емко охарактеризовал свое состояние Джесси, немного подумав. Было непросто, но он подобрал одно слово, потому что говорить тоже было больно. От вибрации грудной клетки в боку становилось еще больнее. — Жить будет, — мрачно резюмировал Майк, тяжело поднялся и направился куда-то вперед, по пути ногой задвинув ящик к стене… Джесси только теперь понял, что это было за место. Трейлер, не тот, что был у них, конечно, и явно без кровати и прочей домашней херни. И без лабы. Просто какой-то плохо оборудованный трейлер, зато в дальнем его углу лежали скрученные валиками спальные мешки, пакеты с логотипами супермаркета и аптеки, и стояла большая пластиковая бочка с водой. — Пусть башкой только не вертит, — посоветовал из передней части трейлера Майк, человек с глазами на затылке. Сам он сидел на водительском кресле и пристраивал ключи в зажигание. Джесси и правда поплохело от того, что он пытался приподнять голову и осмотреться. Мистер Уайт со вздохом мягко надавил ему на лоб и уложил обратно. Хороши же они тут были. Мистер Уайт сидел на полу, а Джесси — лежал у него головой на коленях. И Майк заводил мотор. Семья на выгуле. Двигатель трейлера зарычал, как разбуженная зверюга, пол и все вокруг загудело. Трейлер тяжело покатился. С шуршанием под колесами ломались ветки и хрустели камни. По кузову скребли кусты, что ли. Джесси с трудом пытался понять, где они могли оказаться. Мистер Уайт тем временем вздохнул, зашевелился под ним, а потом со всей бережностью приподнял его голову, держа ладонь под затылком, выбрался из-под него и с такой же осторожностью, как будто это была не голова, а бутылка нитроглицерина, положил на расстеленное на полу одеяло, на котором лежал Джесси. От натяжения мышц опять заныл бок. Джесси поморщился, но сдержался. Мистер Уайт же очень быстро подтащил и развернул один из спальных мешков, расстегнул его и накрыл им Джесси. — Знобит? — хотя он не спрашивал, а утверждал. Джесси понял — и правда знобило. Если б не сказали, не заметил бы. Когда так хуево, уже не замечаешь прочих мелочей. Он всхлипнул. Хуево. Очень хуево. Как будто весь этот дискомфорт — и простреленный бок, и синяки, и гудящая башка, и озноб — просто взяли и вытеснили собой все другие… неприятные вещи. А сейчас, когда одну из них устранили — в тепле под одеялом он начал согреваться — ее место стала заменять другая мысль. По днищу трейлера проскребла высокая трава, колеса скакнули, трейлер мягко просел и ровно зашуршал по асфальтовой дороге. Через занавешенные боковые окна мелькали рыжие фонари хайвея. А Джесси лежал и глотал слезы. Мистер Уайт ничего не спрашивал, само собой. Они с Майком все знали, это было видно. И самое лучшее, что они могли сделать — не расспрашивать и все понимать. Потому что Джесси не выдержал бы отвечать на вопросы. Мистер Уайт положил ему в рот несколько таблеток обезболивающего и напоил водой из чашки. — Почему трейлер? — задал Джесси, наверное, самый актуальный вопрос в данной ситуации. — Уезжаем, — в том же духе ответил мистер Уайт. Он сидел на полу рядом с ним, хотя мог бы устроиться на том же ящике. Он выглядел очень уставшим, но не злым. Джесси попытался вспомнить, как злился на него, когда уезжал в Мексику. При мысли о Мексике разозлиться не получилось, получилось зажмуриться и опять начать всхлипывать. От соли жгло царапину на щеке и было трудно дышать носом. Джесси старался не втягивать воздух слишком резко — чтобы не тревожить бок. Как глупо получилось. Он вышел целым и невредимым из самой страшной в своей жизни перестрелки. Убили мистера Фринга, убили половину картеля. Джесси даже помнил, пока лежал на земле, оправляясь от удара в затылок, как смотрел на туфлю на высоком каблуке, надетую на женскую ногу. Ногу было видно только до колена, выше — загораживал ботинок стоявшего над ним человека. И после всей этой перестрелки он получил только по затылку, и то в самом конце. А подстрелили его вот только что, через три месяца после. Мистер Уайт гладил его по голове, и Джесси крепче стискивал веки. — А как же ваша семья? Джесси уже понял, что «уезжаем» означало вовсе не «едем домой». С трейлером и спальными мешками. И Майком за рулем. Мистер Уайт тяжело молчал. Джесси открыл глаза, сморгнул, когда лицо над ним расплылось, еще раз, сфокусировал взгляд. В рыжем отсвете от лампы было видно каждый колючий волосок в его щетине, и мешки под уставшими глазами, и короткие волосы, успевшие отрасти и теперь торчавшие надо лбом. Выглядел он совсем не как человек, привыкший к дому. — В Белизе, — выдавил мистер Уайт мертвым голосом. Джесси не переспросил. Все понял. За три месяца в картеле он понял многое. Фринга не стало — рассыпалась его империя, все, кто на него работал, разбежались. Кто не убежал, тех добили, чтобы не мешали. А Джесси еще и не поверил, когда ему сказали, что вычислили Хайзенберга и вот-вот убьют его. Но лучше — сначала всю его семью. Семья — это ведь самое главное. А благодаря его усилиям род Саламанка сократился до одного парализованного инвалида. Может, там, у них, в их Америке, это прощают. А здесь, в Мексике — нет. И Джесси тоже попадал под «семью». Блудный сын. «Мальчик Хайзенберга». Джесси дышал ртом, потому что нос окончательно заложило. Трейлер встряхнуло на яме в асфальте. Лампа согнулась на расшатанном кронштейне и уткнулась в пол. Стало темно и даже как будто холоднее. Джесси поймал рукой кисть мистера Уайта и сжал, чтобы не потерять связь с реальностью. Чем быстрее действовало обезболивающее, понемногу размывая боль, тем проще было думать, а главное — вспоминать. Джесси перекатился на бок — и боль от раны тут же бодро прогрызлась сквозь заслон анестетика, вспорола тяжелые липкие воспоминания и живо заставила подать голос и вернуться к реальности. — Идиот! Сказали же — не крутись, Пинкман! — показалось, что мистер Уайт и сам с радостью уцепился за эту возможность разозлиться, нарушить тишину. — Тебя спеленать что ли, малой? — прозвучал суровый голос Майка из передней части кабины. — Уолтер, если не держишь его, иди и сядь за руль, я сам. Но Джесси уже добился своего — уткнулся лбом в колени мистера Уайта, и тот, пока пытался его куда-нибудь передвинуть, положил руки ему на плечи. Сдвинуть его он так и не смог, Джесси стал пассивно-тяжелым, как магнит, пытаясь прилипнуть к теплому бедру. Но руки мистер Уайт оставил у него на плечах. — Сейчас придется менять повязку, если опять кровь пошла, — пригрозил мистер Уайт, игнорируя Майка. Джесси покивал. Сам не зная, с чем соглашался — то ли с тем, что придется поменять, то ли вообще с чем угодно, пока это говорил мистер Уайт. Пальцы прошлись по волосам, погладили за ухом. Почти таким же манером, как делали тогда. Там. В Мексике. Только по-другому. Руки хватали за волосы, за ухо, тянули и насаживали ртом. Но руки мистера Уайта не были похожи на те смуглые и все время мокрые от пота и его слюны. И руки Майка на них не похожи. Джесси хорошо их запомнил — когда Майк сначала поднял его с пола и держал руку на лопатке, пока уводил. Как потом Майк зажимал ему стреляную рану — целились в него, но мистер Уайт не дал стрелявшему попасть. Тот промахнулся, но все-таки зацепил Джесси. Потом Майк тащил его на руках, и Джесси почему-то хорошо запомнил, как его пальцы нервно и сильно впивались в плечо. Если бы мистер Фринг три месяца назад не приказал Майку оставаться в Альбукерке, потому что со своим оружием в расположение картеля входить было не велено, возможно, тогда все сложилось бы иначе. Джесси проморгался, чтобы вытряхнуть из-под век живое воспоминание и закрыл глаза снова. В боку все еще пекло, но уже потише. Обезболивающее снова обволакивало все тело. Он начал наконец засыпать, и плохо чувствовал, что там было дальше. Кажется, его снова переложили. Укутали в спальник, это он понял. По закрытым векам мазнул свет лампы, и Джесси несколько секунд лежал в красной темноте. Потом над ним склонилась тень, Джесси почувствовал прикосновение сухих губ ко лбу. * * * Картель не сильно нуждался в заезжем поваре. Джесси показал им, как варить, и они все поняли. Но убивать его не хотели, наоборот — они мстили через него Хайзенбергу. Точно думали, что у них с ним телепатическая связь, как у каких-нибудь супергероев из одной команды. Когда они ставили его на колени и драли в зад, то думали, что неуловимый Хайзенберг должен был испытывать те же чувства, что и его заливающийся соплями партнер-сын-«мальчик». И когда этот «мальчик», вопя и отпинываясь, отползал в угол комнаты, по-английски и на хреновом испанском умолял не трогать его, обещал варить для них — все, что угодно, только не трогайте больше, — они представляли себе Хайзенберга точно таким же. Униженным и плачущим. Смявшего задом упавшую и не замеченную шляпу, всю в пыли и песке, а еще — в белесой мутной жиже, и… — Джесси. Джесси, точно. Не «мальчик». Не «el puto». Ничего испанского. Джесси втянул воздух с длинным всхлипом. Тяжелая рука безо всякого посягательства легла ему на плечо поверх спальника. В трейлере было темно и тихо. Мотор молчал, ничего не гудело, только ветер свистел в решетках вентиляции — должно быть, они стояли на открытом месте. Оказалось, Джесси лежал между двух других спальников. Все в трейлере спали. До того момента, как он, видимо, начал метаться во сне. Мистер Уайт навис над ним слева, загородив собой бледный от лунного света квадрат окна. Справа завозились. Майк выпутался из своего спальника, тяжело встал и побрел в другую часть трейлера. — Дыши глубже. Ртом, — посоветовал мистер Уайт. И Джесси подчинялся, дышал, как сказали, глубоко, хватая воздух ртом. Рука на его плече спокойно лежала, пальцы немного сжались, но, к счастью, мистер Уайт не пытался его гладить и утешать. Плеснула вода. Зашуршала фольга. Майк вернулся, грузно опустился на колени на свой спальник и вложил Джесси в здоровую руку круглую таблетку: — Поможет уснуть, — пояснил он, а затем, когда Джесси покорно сунул таблетку в рот, вложил в эту же руку стакан с водой и помог приподнять голову, чтобы запить. Майк снова лег в свой спальник и, казалось, безучастно продолжил спать. Но Джесси чувствовал — он не спал и не собирался спать, пока все не успокоится. Мистер Уайт забрал пустой стакан и поставил на пол. — Рана как? Джесси одновременно качнул головой и кивнул. Плохо, как. Но жить будет. Джесси снова закрыл глаза и постарался расслабиться. Отпускало. Медленно, но отпускало. По обе стороны от него сейчас были самые опасные из известных ему людей. Каждый по-своему, но никому не придет в голову лезть в этот трейлер. Вот и липким воспоминаниям тоже следовало вести себя так же. Мистер Уайт помог ему укрыться спальником до подбородка. Показалось очень естественным, что он оставил руку у него под затылком. От нее было тепло, и снотворное как будто сработало намного быстрее. * * * Когда он открыл глаза, было все еще тихо, но уже светло и серо-сумрачно из-за задернутых штор. Одна все-таки была приоткрыта, и сквозь нее было видно кусок молочно-белого неба, какого Джесси не помнил в Альбукерке уже очень давно. На такую погоду они попали, когда ездили с родителями в Лос-Анджелес. Ему было тринадцать, мама была беременна Джейком, а отец еще не нашел у него в комнате припрятанный косяк. Кстати, привезенный из этой самой поездки. Они хотели позагорать, но с океана нагнало тонкий слой облаков и холодный бриз. Словом, это был не Альбукерке, он был уверен. Джесси пошевелился. По обе стороны от него лежали два других спальных мешка, смятых, но пустых. Бок болел. Не так, чтобы сильно. Джесси пошевелился — а, нет, все-таки довольно сильно. Но он упрямо повернулся лицом вниз, упер руки в пол и встал на четвереньки. Хотелось пить и в туалет. Дурацкая фразочка Барсука, которую он всегда говорил в этом случае, про «вот и помоги себе сам», пришлась кстати и совсем не кстати. От тоски стало тяжело. Дверь трейлера была открыта, сквозь нее виделся кусочек все того же белого неба, грязно-коричневая равнина и одинокий белый ветряк, скребущий лопастями по низко нависшим облакам. Джесси, вдыхая через раз, с усилием заставил себя встать на четвереньки, потом — вцепиться в уже знакомый кронштейн лампы, потом — упереться в стену и встать во весь рост. Вернее, попытаться, потому что в итоге, когда он отдышался от простреливший бок боли, то пришел к компромиссу — стоять, низко согнувшись, было гораздо разумнее. Джесси потрогал бок — под плотно обхватывающими его бинтами была горячая толстая прослойка ваты и марли. От нее пахло спиртом и аптекой, что было намного приятнее, чем, например, запах крови или гноя. Еще Джесси заметил, что его успели одеть. Почему-то в рубашку мистера Уайта, он был уверен, что это его. И тяжелые великоватые ему штаны, черт его знает, чьи. Шлепая босыми ногами, медленно, но упорно он добрался до открытой двери. Майк и мистер Уайт сидели рядом, отвернувшись от трейлера, опять на двух перевернутых ящиках. Они смотрели на ветряки — их оказалось штук двадцать, не меньше, — и ленту серой реки внизу. Джесси хотел спуститься самостоятельно, но понял, что не сможет. Позвать он тоже не решился. Поэтому стоял, пока, словно почувствовав обросшим затылком буравящий взгляд, мистер Уайт не оглянулся на него. Майк сделал то же самое. Все молчали. — И куда мы? — спросил Джесси, потому что понял, что не хотел отвечать на вопросы, которые они тактично пытались подобрать. — На Аляску, — коротко ответил мистер Уайт. Тоже, показалось, облегченно, потому что можно было не задавать вопрос, который он уже почти подобрал. — Ехать далеко, поэтому трейлер, — вспомнив вчерашний вопрос Джесси, добавил он. Джесси кивнул. На Аляску. Как можно дальше, не оглядываясь. — Надеюсь, ты любишь лосей, — добавил Майк. И они, не сговариваясь, синхронно поднялись, взяли ящики и пошли к трейлеру. Вопросов больше ни у кого не осталось.