Знаешь, Поттер

Весь Париж смотрел на него и завидовал. Вся магическая его часть. Конечно, это же сам Гарри Поттер, победитель Того-кого-нельзя-называть, герой всея магической Британии, теперь самый молодой глава Аврората и очень завидный жених. Вот он стоит, в алой аврорской мантии и идеально сидящем на широких плечах парадном кителе, шрам прикрыт шевелюрой продуманно уложенных волос, зелёные глаза смотрят сквозь круглые стекла очков пытливо и напряжённо. Взгляд бегает по головам присутствующих – весь цвет магической Британии и магической же Франции тут. Приём в честь того, который выжил, надрал задницу сами-знаете-кому и снова выжил. Вот только никто не знал, что за уверенным шагом и гордым разворотом плеч, за твёрдой речью и внешним спокойствием стоит выматывающая бессонница, перемежающаяся с ночными кошмарами, и панические атаки, успешно купированные тщательно подобранными зельями. Что тёмные круги под глазами надёжно замаскированы чарами гламура. Что мутный от недосыпа и хронической усталости взгляд скрыт магией зачарованных очков. Никому не было дела. Все просто смотрели и завидовали. *** – Знаешь, Поттер, что мне в тебе нравится? – спросил Драко Малфой, изящно отпив из хрустального бокала отменный огневиски. Даже мизинец оттопырил. Ну, истинный аристократ. – Что? – Поттер был не так изящен. Со вкусом отхлебнул из своего бокала, небрежно утерев форменным рукавом губы, задумчиво потыкал пальцем в ферзя и неожиданно пошёл пешкой. Они встретились на том приёме в Париже, ненамеренно. И среди блеска элиты магического общества, жирных снобов и размалёванных дам, что выпрыгивали из мантий, едва завидев главного аврора, очень быстро нашли общий язык. Это уже был не тот замухрышка-Поттер и не тот зарвавшийся Малфой. Обоих война перекроила и выбросила на обочину магического мира. Только Малфоя физически, а Поттера морально. – Ты не сдаёшься, несмотря ни на что. – Ошибаешься, – Гарри криво усмехнулся, проводив взглядом свою пешку, которую слопал малфоевский ферзь. – Хочешь посмотреть на меня настоящего? – Ну, то, что ты злоупотребляешь чарами гламура, я уже догадался. Неопределённо хмыкнув в ответ, Поттер щёлкнул пальцами. И весь напускной блеск, свежее сияние его физиономии и бодрый румянец мгновенно стёрлись, явив потухший взгляд, запавшие глазницы, болезненно заострённые скулы и глубокие тени под глазами. – Охренеть! – совсем не по-аристократски выдал Драко, – это же невербальная беспалочковая магия! – То есть мой вид тебя ничуть не смущает? – Знаешь, Поттер. Меня больше смущает, что ты, не смотря ни на что, находишь в себе силы жить. Я же теряю их с каждым днём. *** – Почему ты не женился на Гринграсс? – король на шахматной доске, ведомый пальцами главного аврора, лениво подвинулся на соседнюю клетку. Это уже был шестой или седьмой их совместный вечер после возвращения в Лондон. – Знаешь, Поттер, наверное, по той же причине, что и ты на младшей Уизли. – Шах. – И мат. Сражённый король бесславно упал на шахматную доску, разрубленный пополам малфоевским всадником на коне. Поттер устало потёр запавшие глаза и подумал, что сегодня он снова захлебнётся воспоминаниями и не заснёт. *** – Знаешь, Поттер, как тяжело было после победы, – как-то пожаловался Драко. Вот уже почти три недели они каждый вечер собирались в гостиной Блэк-хауса, пили огневиски и играли в шахматы. Много курили и много разговаривали. За сегодняшний вечер это была восьмая партия, которая, меж тем, впервые стремилась к пату. Мирно потрескивали поленья в камине, где-то в углу невнятно ворчал Критчер. Гарри сидел, подоткнув под себя босые ноги, и жевал незажженную сигарету: – Расскажи. Драко нервно сглотнул и опустил белобрысую голову. Рвано выдохнул и, словно переступая через себя, заговорил: – Я потерял родителей в Азкабане и перебрался в Париж. Вполне себе благополучно проживал там, восполняя утраченные капиталы и наращивая новые. Как учил отец. Но было... сложно. Нет, не зарабатывать галеоны, а... жить. На меня косо смотрели. Хотя сделки со мной заключать любили, да и сейчас любят. Просто потому, что Малфои всегда держат слово. Дельцам всё равно на твою биографию, для них репутация превыше всего. Тем более в Париже, столь далёком от той войны. Драко прервался, отпил огневиски. Гарри молчал и курил. Критчер, всё также ворча, правда, уже вполне внятно про вредные привычки господ, заменил пепельницу и притащил новую бутылку, добавил закуски. – Знаешь, Поттер... А, к Мордреду всё! Малфой в три глотка допил остатки огневиски и плеснул себе ещё из новой бутылки. Совсем не изящно расплескав часть содержимого на покрытый скатертью стол и шахматную доску. – То есть ты тоже был изгоем, – не вопрос. Утверждение. – Ты ведь сейчас впервые говоришь про моральную сторону. Все спокойно спят ночами, а ты нет. Все влюбляются, ходят на свидания, женятся, а тебя выворачивает от самой мысли, что кто-то к тебе прикоснётся. У всех есть интересы, увлечения, они чего-то добиваются в жизни, к чему-то стремятся, а для тебя подвиг просто дойти до магазина и не словить флешбек и паническую атаку. – Откуда?.. – У меня к этому добавилось повышенное внимание прессы, тонны писем и псевдо-друзья, - мрачно выплюнул Поттер. Малфой потянулся за сигаретами. – И ты ещё жив? – Зелье сна-без-снов, усовершенствованный умиротворяющий бальзам и ещё пара каких-то с трудным названием. И все на беладонне. – Знаешь, Поттер. Я бы уже сдох. *** – Должно помочь, – Гарри втиснул в руки Малфоя фиал из тёмного калёного стекла. – Беладонна, Сметвик варил. Они стояли на пороге Блэк-хауса: Драко уже в дорожной мантии, Поттер босыми ногами на холодном полу. – Спасибо, – аристократ кивнул. – Я ценю, правда. – Знаю. И знаю как тяжело снова чувствовать хоть что-то, кроме тревоги. Драко неопределённо пожал плечами: – Ты прав... Вернусь послезавтра. – Париж? – Да. – Я буду ждать, – улыбнулся Гарри. Уши Малфоя порозовели, он смущённо почесал кончик носа и отвёл глаза: – Знаешь, Поттер... – Что? – Ничего. Увидимся. В воздухе повисло невысказанное "я тоже". *** – М-м? – губы аккуратно обхватили сигаретный фильтр; главный аврор со вкусом затянулся и выдохнул облачко сизого дыма в потолок. – Держи, – на стол плюхнулся увесистый свёрток. – Что это? – Трактат о магических травах и зельях. Это последняя книга Снейпа. Неизданная. Рукописный вариант. – Драко... – О, ты назвал меня по имени? – Драко. – Не за что, Поттер. Малфой улыбался, когда Гарри сдирал пергамент и ломал печати. Улыбался, когда чуть подрагивающие пальцы бережно разворачивали рукопись. Улыбался, видя вспыхнувший огонь в зелёных глазах и на мгновение мелькнувшую в них глубокую тоску. Улыбался, когда главный аврор сиплым от волнения голосом говорил "спасибо". – Знаешь, Поттер, я смотрю на тебя и завидую. – Чему? – За эти полтора месяца ты снова научился жить. *** На следующий день Малфой не пришел. Гарри даже немного обиделся: накануне он раздобыл дорогущий огневиски из старых гоблинских запасов, решил порадовать друга. Друга ли? Поттер считал, что теперь – да. Да, когда вскрылись старые раны, благополучно зарубцевались, пусть некрасиво, зато надёжно. Да, когда прошлые обиды перестали вообще что-то значить, а взамен нашлось много общего, к тому же, Драко – неслыханное дело – как-то признался, что был идиотом и, крайне смущённый, попросил прощения за себя и свою семью. Да, когда тихие вечера в Блэк-хаусе за неторопливой беседой и неизменными шахматами потеснили посттравматические выкрутасы психики. Поттеру стало лучше, и он искренне считал, что Малфою тоже. Мало ли что у холёного аристократа на уме. Дела, разъезды, бизнес не только в магической части Британии. Но обычно тот предупреждал и не уезжал дольше, чем на пару дней. Гарри пожал плечами и со вздохом отложил огневиски – подождёт. Походил из угла в угол, открыл рукопись Снейпа и почти тут же её закрыл. Зачем-то рассортировал по папкам недельные отчёты, чего отродясь не делал. Прибрался в кабинете, чего тоже никогда не делал, но Критчеру уборку не доверял. Снова открыл рукопись и даже прочитал пару страниц, исписанных размашистым почерком почившего профессора. Поужинал в одиночестве. И к полуночи, наплевав на всё, решил, наконец, связаться с Малфоем посредством камина. Камин в поместье Малфоев оказался закрыт. *** Драко не пришел и на следующий день. И потом – тоже. Камин по-прежнему был закрыт, совы с письмами возвращались, не найдя адресата. Поттер обижался. Поттер негодовал. Поттер тревожился. Несколько раз он аппарировал к поместью, неуверенно топтался у ворот, не находя сил зайти, подолгу вглядывался в тёмные окна. Через пару таких визитов он-таки позвонил в дверь, но домовой эльф, бесконечно кланяясь главному аврору, сообщил, что хозяин ещё не вернулся. А в понедельник, через три недели после пропажи, на стол главного аврора Поттера легла тонкая папка, на которой крупными печатными буквами значилось: "Драко Люциус Малфой. Малфой-мэнор. Самоубийство."