With my old guitar I’ll take all the confessions I couldn’t say All the things I swallowed inside And tell you right now as if I made it into a song
I
Coldplay - Christmas Lights Low - Just Like Christmas
Знаете, что может быть хуже теста, который выпал на двадцать третье декабря, когда всю голову занимают мысли о приближающихся праздниках, и тебе страшно хочется оказаться на улице, ловить языком снежинки и ронять друзей в сугроб? Тест по фармакологии. Даже одна мысль об этом грёбаном предмете заставляла Олли застонать от сожаления, что он выбрал медицинский факультет из всего множества дорог в светлое будущее. Это было… иногда весело, но, чёрт возьми, могут эти длиннющие абзацы шагать к чёрту быстрее? Он трижды уже прошёлся по своим записям, но ни одно слово не хотело оставаться в его памяти, а попытки найти удобоваримое объяснение завели его в кроличью нору отвратительно записанных лекций. На улице тихо падал снег, спокойно, после дневной метели, словно кто-то встряхнул снежный шар и поставил его на полку. За окном пролетали огромные хлопья, освещённые желтоватым светом фонарей. Для тех, кто уже закончил сессию, уже начался праздник, и их вопли и смех достигали этажа Олли. Чёрт, как же ему было завидно. Несколько предметов он уже сдал автоматом, с другими было не так уж и сложно, но самый сложный этот придурок должен был поставить в последний день экзаменационной недели. Олли вздохнул. Вот это вот всё, а ещё ему пришлось перевести свой телефон в беззвучный режим после того, как Нико заявил, что он всё сдал, и начал планировать масштабную вечеринку в честь окончания года, судя по всему, посреди другой вечеринки, и настойчивый перезвон в общем чате уже начал трепать нервы. Он тут учиться пытался! И не то чтобы он преуспевал в этом. Он едва расслышал стук в дверь, хорошо, что он пришёлся на тишину между двумя одинаково шумными песнями, иначе бы кто-то остался без внимания. Он вздрогнул, стянув наушники; хотелось ему никогда не вылезать из уютного гнёздышка из одеял, чипсов и сомнительно большого количества чёрных ручек (ой, кажется, среди них завалялась его подводка), но стук стал настойчивее и уже напоминал пинки кроссовком. Он цокнул языком и стал выпутывать ноги из покрывала, прежде чем, наконец, спрыгнуть на холодный пол. Что-то потянулось вслед за ним и с грохотом навернулось, и после неприятного щелчка выскакивающего разъёма на всю комнату зазвучал быстрый барабанный ритм в сочетании с экстрим-вокалом. — А, твою мать, — он обернулся и обнаружил свой ноутбук на полу, и выдернутый провод от наушников, которые он, очевидно, забыл снять с шеи. — Вот дерьмо. — Друг, ты там в порядке? — по ту сторону двери раздался смешок. Йоонас. Единственный из их компании, кто разделял с Олли несчастье сдавать последний экзамен буквально перед Рождеством; какая-то из математик, как он сказал, Олли особо никогда не был силён в этом, в отличие от Томми, а Порко был либо гением, либо хорошо заговаривал зубы. Либо и то, и другое. Окей, окей, может, он соврал вам. Кроме всевозможных зимних забав снаружи, которых он дождаться не мог, пока сидел, по шею закопавшись в параграфы лекций, у него на уме был ещё один человек. И это не облегчало зубрёжку ни на йоту, и вообще-то усложняло некоторые функции его организма — например, вы пробовали когда-нибудь дышать рядом с Йоонасом? Нет? Ну, Олли сказал бы вам, что это практически невозможно, поверьте ему, он будущий врач. И сейчас этот человек проскальзывал в его комнату в общежитии с большой тетрадью. Дифференциальные уравнения, похоже, тоже надрали ему задницу. Он не знал, что одним своим присутствием мог отправить Олли в Неверленд безнадёжно влюблённых идиотов, потому что из-под чёрной бини так торчали золотые кудри, и он так шлёпал к его кровати в своих вязаных носках… даже не дождавшись приглашения. Серьёзно, если все математики выглядели бы так, будто только что снялись в подростковых романтических комедиях ™, в которых играли бы гранжевых бойфрендов, он бы бросил свои дурацкие уроки химии и переключился на сложную математику за секунду. Олли пытался представить его в лаборатории (почему-то), выглядящим вот так, и серьёзно, одно его существование несомненно привлечёт больше людей в точные науки, но упс — угадайте, кто опять задумался. — Ага, я забыл снять наушники, — Олли поморщился. Йоонас сочувственно хмыкнул. — Случается с лучшими. — Разве у тебя завтра тоже не экзамен? — Мне стало скучно сидеть одному, вот он я, — он заполз в груду одеял и развалился прямо на том месте, где всего несколько минут назад сидел Олли, свернулся улиткой на его месте и тут же схватил горсть чипсов. — Ой, как у тебя уютно. Это ты уютный, подумал Олли, стоявший рядом с упавшим ноутбуком, оставшись совсем без места на кровати, разве что только рядом с длинной фигурой Йоонаса залезть, касаясь коленками. — Помоги мне с этим, — заныл Йоонас, протягивая ему тетрадь. — Я понятия не имею, как твои уравнения работают, — возразил Олли. — Да просто возьми вопрос, любой, — отмахнулся тот, — и проверь, точно ли я перескажу формулы. Я тоже помогу тебе с твоим тестом! Олли выдохнул. Как будто присутствие Порко положительно повлияет на его обучение. У него критическая стадия болезни под названием «Не могу смотреть никуда, кроме как в эти голубые глаза, как вообще можно думать о фарме, просто дайте мне утонуть в этих радужках». Это была ловушка, такая очевидная, и… — Да, конечно, — пожал он плечами. Ноутбук снова играл Black Sabbath, очевидно, что с ним всё было в порядке, только из клавиатуры выпало немного пыли и крошек от Cheetos. Олли подполз к нему. Никаких лишних эмоций, конечно же, никаких, ему было всё равно, как Йоонас небрежно закидывал ноги на свои, шевелил пальцами ног, задумчиво повторяя свои формулы и набивая рот его чипсами, его это совершенно не заботило, а его сердце просто занималось гимнастикой за грудной клеткой. Он будущий врач, он точно знает, что физическая активность полезна для здоровья. Глубокие сумерки за окном превратились в сплошную снежную пустоту, заглушая последние ноты очередной избитой рождественской песни в соседнем доме. В голове Олли, блаженная поздняя вечерняя тишина была наполнена пением ангелов — но, кажется, это всё-таки был Йоонас, задумчиво подпевавший его плей-листу.II
Если вы спросите Олли, сдал он этот экзамен или нет, он попытается солгать и сказать, что сдал так легко, как будто он родился, чтобы сдавать экзамен по фармакологии в осеннем семестре, но позвольте мне сказать вот что: это всё враньё. Из головы у него так и не выходил Порко, а сдал он благодаря рождественскому чуду, которое направило его руку к самому лёгкому билету, и потому что добрая фея в лице Томми предложила ему утешение в виде удобочитаемых конспектов (его собственные к концу семестра превратились в беспорядок) и нескольких неуклюже переданных записок, пока профессор не смотрел. Но тот образ Йоонаса, так спокойно валявшегося на его кровати, который застрял в его сознании? Не, не помогало от слова «совсем». Он нашёл Йоонаса в их привычном уголке с диванчиками. Вопреки его желаниям продолжить разговор вдвоём, рядом с Порко уже сидели Нико и Йоэль и о чём-то спорили, а Алекси расположился в углу и мирно залипал в телефон. Хотя — сам Олли же шёл в компании Томми, о чьём присутствии ему напомнило басовитое приветствие из-за спины. У него даже не было шанса. И как только взгляд Йоонаса упал на Олли, он тут же подпрыгнул с места с широченной ухмылкой — а Матела пытался доказать самому себе, что его сердце не подпрыгнуло в ответ. — Делись, чувак, ну как, с этим семестром покончено? — Покончено, — кивнул ему Олли и сел рядом (потому что эти придурки заняли весь другой диван). Сказав это, он почувствовал себя намного легче. Слова работали как заклинание, окончательно поставив точку в этом семестре. Значит, до января; до нового цикла беспокойного сна на первых парах, бессонных ночей, просьб Томми заново объяснить ему вещи менее запутанным языком, выслушивания разглагольствований Йоэля о грядущем выпускном и его дипломе, вытаскивания Нико из кабинета декана, потому что он представлял угрозу для общества, и за ним определённо нужен был контроль, и ещё множества забавных вещей. Это было весело. Этот год действительно был весёлым и — его настроение быстро испортилось. Странно было закончить его осознанием того, что он втюрился в своего лучшего друга. По самые уши. Хуже всего было то, что он не заметил, как начал влюбляться в Йоонаса — хотя кто замечает? Они с детства были вместе, всю жизнь, сколько Олли себя помнит; все взлёты и падения, расставания и ссоры — их должно было стать шестеро, чтобы сформировалась команда мечты, но казалось, что Йоонас всегда был рядом. А потом его сердце начало странно трепетать, когда он сидел рядом с ним бедро к бедру, его разум отказывался работать каждый раз, когда Олли смотрел в его глаза, всегда искрящиеся улыбкой. Даже он, студент, который учился профессионально ориентироваться в человеческом теле и разуме, понятия не имел, как это произошло. И сейчас следующие несколько часов, а может, и дней, казались ему сладкой пыткой. — Кстати, а что тебе поставили? — спросил Нико, выдирая его из мыслей. — Семь с половиной. Знаю, не самый лучший результат… Алекси вскинул голову. — А что так? Йоонас же сказал, что вы всю ночь зубрили. Или это был эвфемизм? Нико пошевелил бровями. За ним фыркнул Йоэль. Олли залился краской. У него и так в голове бардак, так Нико продолжал пихать эту идею Романтических Отношений, несносно подмигивая каждый раз. О, как сильно он хотел, чтобы между ними всё-таки что-то было, но Йоонас постоянно сводил всё в шутку — а для Олли это было далеко не смешно, и в его груди росла зияющая дыра. Второй вопрос он проигнорировал. — Я знаю, — протянул он и возмущённо взмахнул руками. — Этот мужик, он меня бесит! Он придирается к словам и задаёт глупые вопросы… — Опять? — Опять! Он хлопнул себя ладонями по лицу и с очередным стоном уронил голову на плечо Йоонаса. — Меня выгонят. Томми молча вскинул бровь. — Да никого не выгоняли ещё за семёрки, не дури, это же не неуд, — рассудительно отозвался Нико. — Тем более посмотри на этого дурака! Он махнул в сторону Йоонаса, который в ответ высунул язык. — Вот он сегодня неуд словил. — Да серьёзно? — Ага, пересдача в январе, детка, — подмигнул он. Олли просто уставился на него, совершенно потерянно. Как он мог так легко говорить? — Ты справишься, малыш. — «Малыш»? Ты старше меня на два года. — Не-не-не, посмотри на меня, я же реинкарнация Эйнштейна, моя душа стара и мудра, как Вселенная. Поверь мне, мой мальчик, все разрешимо с честным взглядом и моим совершенным умением убеждать. Он хлопнул в ладоши, объявляя разговор оконченным, — и встал. — А теперь, мои дорогие друзья, — он щёлкнул ртом, направляя указательные пальцы, прямо как пистолетики, на них, — кто там говорил про каток?III
Gabriel Fauré - Requiem in D Minor, Op. 48: III. Sanctum
Там, где Олли, закостенелый интроверт, пытался вообще не быть, Йоонас принадлежал всем сердцем. Он любил, когда светло, и шумно, и весело, и люди улыбались (потому что если бы не улыбались, он бы их заставил, и это угроза) — словом, это был его рай, среди местного парка, уже нарядившегося к праздничной ночи, сияющего золотом фонариков, с этими закутками, откуда вкусно пахло чаем и горячей выпечкой, до отказа наполненного едва знакомыми людьми. Хотя нет, это было просто хорошим местом, чтобы провести вечер, но быть здесь со своими друзьями, этими пятью идиотами, — вот что он называл истинным счастьем. Вскоре они экипировались коньками и, не имея ни малейшего понятия, куда им катиться, отправились исследовать парк. Это был лишь вопрос времени, когда они разделятся на извилистых дорожках парка и заблудятся, и да, Йоонас был первым, кого постигла эта участь — и он внезапно оказался один на узкой аллейке. Что, в общем-то, значило одно — приключения. Некоторое время он катился вперёд, следуя ледяной тропке вглубь парка, где уже было не так светло, как в центре. Вокруг по-прежнему было красиво, впрочем, но по-другому — огромные сугробы нетронутого снега лежали между деревьями, сверкая в огоньках гирлянд между фонарями. Давненько он не видел такого снежного Рождества. Счастливее он и быть не мог. Или же мог? Его телефон ещё не звонил, но он почувствовал в кармане приглушённый звук оповещения — он остановился, ухватился за деревянную ограду и выудил его. На экране блокировки появилось единственное сообщение от Олли, в личных, а не в групповом чате. Он спрашивал, куда все подевались. Йоонас хмыкнул. Значит, он был не один с дерьмовыми навыками навигации в пространстве, или Томми с его ростом, да ещё и с дополнительными сантиметрами от коньков, было так трудно заметить в толпе? Он попытался разблокировать телефон, чтобы отправить ему сообщение. Пытался, потому что его пальцы сразу закололо холодом на этом лёгком зимнем ветерке, как только он стащил перчатку. Странное, непрошенное тепло расцвело в его груди. Не поймите его неправильно, в его сердце было место для каждого, таким был Йоонас до мозга костей, готовый протянуть руку помощи любому и открыть дверь даже в такое время, как три часа ночи. Но всё же, среди его стаи, этой прекрасной стаи волчат, кучки аутсайдеров, которые составляли идеальную команду для того, чтобы идти по жизни, расталкивая препятствия, был один, единственный, кто заставлял его чувствовать… разные вещи. Тот самый, кто отправил ему милый стикер вместе с сообщением, и селфи с недовольно надутыми щеками. Нет, Йоонас вообще не нажимал сейчас «сохранить фото в галерее», что значит «да не ври ты»? Знакомая фигура расположилась рядом с прилавком с хотдогами, болтая коньками над специальным ковриком. От свёртка в руках Олли поднималось облако пара, и выглядело это невероятно заманчиво. Желудок Йоонаса заурчал. — Привет, — позвал Йоонас, и Олли резко обернулся. На губах появилась застенчивая улыбка. — Тоже потерялся? — Ага, — ответил Олли с набитым ртом. — Эти задницы с ушами оставили меня одного. Вот, сижу, себя балую. Он усмехнулся и вцепился в хотдог. — Ай, чёрт возьми, — Йоонас взобрался к нему, — а я пошёл за белым кроликом не в ту нору. — Значит, мы с тобой оба в Стране Чудес. Но, по крайней мере, хот-доги здесь вкусные, так что у меня лично претензий нет. У Йоонаса тоже не было, но для драматизма он всё-таки вздохнул, пытаясь скрыть улыбку. Ни одна фотография не могла передать Олли — всего. Ни морозный румянец на щеках, ни уютные искры в голубых глазах, как звёздное небо, ни блеск снежинок на кудрях. Никогда не передала бы его смех и задумчивое подпевание песням Синатры. Он стоял и смотрел на Олли так, словно никогда его раньше не видел, несмотря на то, что знаком уже бог знает сколько. Может, дело в игре света и тени на его лице, когда золотистое сияние огней рождественской ярмарки делало так, что всё вокруг казалось каким-то сказочным. Как будто ему снова двенадцать, а не двадцать, и он не усталый студент, живущий в маленькой квартирке, который нашёл название для чего-то, что преследовало его уже много лет. И в очередной раз испугался озвучить вслух. Слова таяли у него на языке, как снежинка на перчатке; как будто он боялся услышать треск — их дружбы? его разбивающегося сердца, или же Олли? Он пытался увести их бессмысленную болтовню в безопасное устье, подальше от того, в чём не хотел признаваться — по крайней мере, не сейчас. Может быть, позже, дать ему день или два, рискнуть после праздников, чтобы ненароком не испортить их. Но как долго он ждал подходящего момента? — А, чёрт, — пробормотал Олли, поджимая пальцы под резинкой куртки. — Холодрыга. …наверное, тщетные были попытки. Потому что первое, что Йоонас сделал — по зову сердца, не иначе, — это скользнуть руками следом, обнимая ледышки-пальцы своими ладонями. И уставиться. Неловко. Олли тихо хихикнул, опуская глаза. Они этим же часто занимались, верно? И никому не было дела. Они шли, сцепив руки, и спали вместе, закинув конечности друг на друга, и точно так же со всеми из их компании, и никто и глазом не моргнул. Что-то явно было в воздухе сегодня, этот холодный ветерок зимы и тёплый аромат выпечки, пряный и сладкий на языке… что-то делало то какое странное чувство совсем другим. Словно мир перевернулся с ног на голову. И никогда раньше Йоонасу не хотелось так сильно эти щёки, пухлые от застенчивой улыбки, розовые от морозного прикосновения декабря, поцеловать.IV
В рюкзаке Олли была овечка, с длинными болтающимися лапками и стрижкой-маллетом на голове, в гавайской рубашке с ананасами и в глупых солнцезащитных очках, и, честно говоря, ничто в мире не было бы так похоже на Йоонаса, чем этот плюшевый чувачок — даже его пушистый маламут проигрывал в сходстве. Он даже начал беспокоиться, что Порко превратился в эту овечку, и со временем эти мысли развернулись в целую драму со спасением друга в его воображении. И пока он ходил с ней, он старался не думать о том, что он нарушил свой принцип приносить практичные подарки — просто так. Потому что. Может, он просто отвлёкся. Если бы он нашёл что-нибудь другое, более подходящее к его образу, он купил бы, а овечка осталась бы у него — для того, чтобы обнимать холодными январскими ночами, когда Порко точно не собирается греть его руки. Вселенная, впрочем, плела свои планы, и из каждого магазина он выходил с пустыми руками. …К счастью, когда он наконец-то добрался до квартиры Йоонаса и постучался, дверь открыл никто иной, как сам Порко, ничуть не проклятый, в своём ослепительном человеческом обличье — то есть, в чёрной худи и трениках, с привычным неподвластным ни ему, ни логике в принципе 'фро на голове. В квартире было довольно тепло; хвойный запах только что распакованной ёлки ударил Олли в нос. Кавер All I Want for Christmas от My Chemical Romance — конечно — гремел из гостиной, прекрасно подчёркивая атмосферу. Они собирались преобразовать дом Йоонаса так, чтобы он мог вместить шестерых суматошных и, возможно, довольно пьяных студентов. Трудно было разобраться с пятью, когда с ними ещё не было Алекси, а теперь «где постелить их готическому облачку-первокурснику» добавилось к списку старых вопросов, вроде «куда вообще деть почти двухметрового Томми», или «Нико не любит спать один, кто в этот раз будет играть роль подушки», а также извечные дилеммы «кто приносит еду» и «кто приносит выпивку». Это было многолетней традицией, и Олли на время отвлёкся от своих чувств, просто наслаждаясь искрящейся радостью в сердце. Потребовалось часа три, чтобы вычеркнуть из списка всё то, что нужно было расставить, помыть и разобрать, включая растения (он же многочисленные дети Йоонаса), а потом Йоонас решил, что время для прогулки. А ещё потому, что кто-то — не будем показывать пальцами, но это был Нико — не смог найти лист бумаги побольше для списка и написал половину на обороте, а кое-кто другой забыл его перевернуть. Что и привело к ситуации, в которой Олли оказался через несколько минут после того, как они вышли из продуктового; непредвиденный поворот событий — хотя он должен был ожидать, что в этих ботинках он точно поскользнётся. Олли смотрел на яркий уличный фонарь над ним и сдувал снег, падавший ему на нос. Его задница слегка побаливала от соприкосновения со сугробом, но, не считая этого и полнейшего унижения от падения, он был в порядке. Только недовольный немножко. — Т-ты просто свалился, как пингвин, — Йоонас выдавил между смешками. Эта зараза, он смеялся над его страданиями! Олли зафырчал, готовый уже объявить, что любовь прошла, завяли помидоры, и уйти драматически сжигать… что, любовные письма? Он когда-нибудь писал любовное письмо Йоонасу? Нет, на его счету десятки стёртых и забитых в заметки признаний, а в последнее время у него даже не было ни минуты, чтобы сесть и выразить свои чувства словами. И… он снова это сделал — одна случайная мысль о своих чувствах, и он снова улыбался, как идиот. На Йоонаса невозможно было разозлиться. — Удобно? — не переставал дразниться Порко, но Олли всё равно мог рассмотреть искреннее беспокойство в голубых глазах. Он протянул руку, чтобы помочь ему подняться. — А то, — огрызнулся Олли, и какое-то время они пытались прижаться друг к другу — Йоонас попробовал поднять его на ноги, но у Олли были свои планы. — Как насчёт того, чтобы присоединиться ко мне? — Как насчёт нет- уф-ф! Теперь была очередь Олли хихикать; тонкие ноги Йоонаса запутались между собой, пока он пытался спасти себя от падения, но сила тяжести и манящая мягкость свежего снега — взяли вверх, и он шлёпнулся рядом с Мателой. Он возмущённо запыхтел, поднимаясь на колени, и уставился на Олли так драматично, как только мог. И залился смехом. Олли тоже не мог сдержаться; шапка с помпоном съехала на бок на кудрях Йоонаса, а когда он отсмеялся, он уткнулся краснеющим носом в пушистый шарф, и… о, боже. Блеск снежинок на его щеках шёл ему лучше, чем любой глиттер. — Опа, — раздался отдалённый крик, и сердце Олли сжалось. Он отодвинулся в сторону от Йоонаса. — Какие люди! Нико вышел в свет фонаря, за ним маячил Алекси. — Странное место для свиданий, знаете, — продолжил он. — Вы свои задницы тут отморозите. — Это не свидание, — поспешил возразить Олли. Йоонас моргнул и отвёл взгляд в сторону. — Я упал в снег. — И Йоонас, как настоящий друг, проявил сострадание и решил разделить с тобой твоё горе? — фыркнул Нико в ответ. — «Ты прыгаешь, я прыгаю», я прав? Цитата из «Титаника» заставила Олли покраснеть. Снова прямые намёки, и ему это Не Нравилось. Они подбивали его поверить в то, чего не было — или что было, но не так, как Олли хотелось. — Он меня уронил, — заявил Йоонас. — Снег мягкий, наслаждайся, — ответил Олли. Нико закатил глаза. — О-о-о, — протянул он. — Ладно, ваше дело. Позади него Алекси шуршал пакетами, которые Йоонас кинул на асфальте. — А что там? — спросил он. — Еда. Нико фыркнул. — Так вы всё-таки забыли перевернуть. — У меня в голове были… мысли, — попытался оправдаться Олли. — О, слава тебе, Господи, хоть у кого-то в нашей компании в голове мысли. Олли раздражённо вздохнул. Нико не мог без ироничного тона, как будто у него была определённая дневная квота. А может, просто настроение, у них, у Моиланенов, такое иногда бывает. — Пойдём, — Нико махнул им. Йоонас показал ему средний палец — для профилактики, видимо, — и встал, начав яростно отряхивать джинсы от снега. — Давайте, давайте, голубки, я есть хочу.V
В какой-то момент Олли усомнился в реалистичности своего плана завлечь Йоонаса своей глупой игрушкой. План, на самом деле, имел всего один шаг, и этот шаг был «надеяться, что Йоонас влюбится в него просто потому, что он подарит ему плюшевую овечку, как будто впервые влюбившийся семиклассник». И его попытки сочинить Великое Признание тоже не увенчались успехом — проще было бы залезть на самую большую рождественскую ёлку в Финляндии и прокричать «Я люблю тебя» в мегафон, чем сказать это прямо в лицо Порко. Ребята что-то поняли — о, Олли был довольно-таки смышлёным — потому что они как-то слишком часто оставляли его наедине с Йоонасом, чтобы это могло оказаться случайным совпадением. А его голос дрожал, когда он пытался заставить себя заговорить, поглядывая на Йоонаса, который громко ржал над паноптикумом в телевизоре и листал каналы, или хватался за гитару, и Олли просто убегал куда-нибудь, лучше уж с кем-то кроме него, чем сморозить какую-нибудь глупость. Под внимательным взглядом Нико ему становилось всё сложнее и сложнее выдумывать оправдания. В конечном счёте, всё, чем он занимался весь вечер, — пялился на широченную улыбку Йоонаса и чувствовал, как его собственные губы растягиваются в похожей. Иногда Йоонас сжимал ближайшего к себе человека в объятьях, ведь это же Порко, который не мог иначе без тепла в собственных руках, и — временами самым близким человеком оказывался Олли, и его сердце, по ощущениям, выдавало первоклассные сальто назад. Но этот взгляд, мягкий взгляд, которым Йоонас наградил его, когда мелодии, которые они играли на гитаре, изменились на более мягкий тон, не пародийный кавер HIM или чрезмерно драматичное исполнение Linkin Park, а песня, которая казалась почти… признанием? Нет, Олли всего лишь принимал желаемое за действительное, наверное. — Это ничем хорошим не закончится, — сказал Алекси. Йоонас ходил вокруг со здоровенной бутылкой шампанского в поисках места такого, чтобы никого и ничего не пришибить пробкой — Делайте ваши ставки, он сейчас разобьёт окно? Или стеклянный… — Или кого-то из нас, — снова добавил Алекси, и Йоонас рассмеялся. Томми загнал его на кухню, подальше от стеклянных поверхностей и телевизора (хотя Олли мог поставить под вопрос такую «безопасность»), и под слегка уже нетрезвое улюлюканье Йоонас начал откручивать пробку, морщась в предвкушении громкого хлопка. Грохот заставил всех дружно завизжать и зааплодировать, а пробка влетела в потолок и упала где-то у холодильника, укатившись в щель; вопли продолжились, когда Йоонас направил извергающуюся бутылку, как ручной вулкан, в сторону раковины. — Ну и бардак ты разводишь. — С Рождеством! — объявил Йоонас. — Подожди, ещё ж не… ну, почти. Посреди суматохи в замешательстве стоял Олли, пока Алекси и Нико наполняли бокалы, Йоэль метался туда-сюда в восторге, а Йоонас оттирал шкафчики от липкого шампанского. И пока они залпом допивали содержимое своих бокалов, Олли думал о Йоонасе, который сидел рядом с ним, морщась и корча рожи от пузырьков на языке. У него никогда не было особых чувств к Рождеству — праздник есть праздник. Иногда он уезжал домой, иногда оставался в университете, точнее, у Йоонаса дома, и присоединялся к коллективным попыткам превратить его жилище в хаотичную свалку коробок для пиццы и обёрточной бумаги. Предыдущее Рождество было таким, но он уже мог сказать, что это будет исключением. Лучшее? Может быть. Определённо из-за вихря новых, неизведанных эмоций в его сердце. И когда настало время отставить бокалы, он желал об одном — о крошечном зимнем чуде. Пусть удача повернётся к нему нужной стороной, потому что это все, на что он мог положиться сейчас. Он никогда не думал, что оно ему понадобится, но это была последняя его надежда.VI
Забавно, как быстро у них закончилось свободное место на полу. Обёртка, где-то осторожно снятая, где-то свирепо сорванная, и подарки, шесть наборов на шесть персон. Йоонас обожал это чувство — доброе волнение, когда твой друг берет твой подарок. Ничто в сравнение не идёт. На этот раз Алекси тоже принимал в этом участие, впервые переживая тот невообразимый Хаос, которым являлись их общие ночёвки. Свежая кровь в их «стае», он наслаждался этим моментом, и Йоонас — тоже. Ради таких моментов стоило позволить Йоэлю затащить его к ним. Олли, с другой стороны… нет, он был задумчивым человеком, всегда с какой-то отстранённой мечтательностью в глазах, которая заставляла Йоонаса задуматься — что происходит в этой великолепной голове? Какие грандиозные мысли он думал? Но Йоонас сейчас беспокоился больше, чем размышлял. Типа, это Рождество! Он небрежно закинул руку ему на плечо, незамысловатым ободряющим жестом — для чего бы ему ни требовалось ободрение. Олли довольно вздохнул и откинулся на него. Тепло напомнило Йоонасу о его снах. Он мало что помнил — на этот раз никаких приключений во сне, к сожалению, он скучал по роли главного героя, берущего на себя самые безумные испытания — просто… смутное чувство взаимной любви, вот о чём был его сон, просто какой-то образ. И Олли. И лягушки почему-то. Вероятно, ему следовало поискать в Интернете, есть ли в этом определённый пророческий смысл. — О, это для Йоонаса, — голос Олли вырвал Порко из его размышлений, и — мягкий! — свёрток влетел в его грудь. — Эй, не кидайся подарками! Олли рассмеялся и подвинулся; теперь он смотрел на Порко, нетерпеливо хлопая себя по коленям — Йоонас запутался в бантиках и обёртке, но вместо того, чтобы сорвать её, как он сделал это с подарком Йоэля, он осторожно развернул её — она ж такая милая, как он может испортить такую хорошую бумагу. — Оу, как мило, — протянул он. В его руках сидела овца с длинными болтающимися ногами. А ещё пачка новеньких медиаторов — что хорошо, Йоонас растерял половину при переезде, а эти выглядели чертовски фирменными, если не изготовленными на заказ — но всё же всё его внимание приковывала овечка. На него была похожа — как будто он смотрел в волшебное зеркало. — Нет лучшего подарка для Йоонаса, чем сам Йоонас, — поддразнил Нико. — Подожди, Олли, что случилось с нашим Мистером Практичные Подарки? Теперь, когда Нико это сказал, Йоонасу тоже стало любопытно. Однако Олли отвёл взгляд, неловко и как-то виновато. — Эм, — он нервно хихикнул, и Йоонас поспешил сжать его в объятиях. — Чудесно, — заявил он и поставил овечку себе на колени. — Он будет моим клоном. Двойником. Он будет ходить на занятия вместо меня. И свидания. Посмотрите на этого модника, мне даже его учить не надо, он уже понял всю суть моего стиля! Нико загоготал в голос; через мгновение к нему присоединились Йоэль и Томми, и даже Алекси не удержался от того, чтобы зафырчать. — А, ну, хорошо, — Олли почесал затылок. — Если ты не возражаешь, я просто потерялся, и я думал о том, что у тебя и так всё схвачено, ты ж мой собрат по йоге, и по гитаре. Я рад. Олли бормотал, сидя со скрещёнными ногами, и Йоонас на секунду уставился на него, почти в шоке. Наверное, это чувство люди называли тем самым пузырящимся счастьем. Но что бы он ни хотел добавить — поблагодарить Олли? встать и разобраться с беспорядком на полу? — это уже было не важно. Йоонас мог понять и простить, даже если бы он ничего ему не принёс, сам Матела был как подарок с небес, не меньше. Взъерошенный и уже сонный — время было за полночь, с ковриком для йоги от Томми в руках, улыбающийся, как самый милый ангел. Йоонас придвинулся ближе, невесомо касаясь губами его лба. — Люблю тебя, — пробормотал он. — Всех вас люблю. Олли как-то сдулся, снова погружаясь в свои мысли. С другой стороны комнаты, за Йоэлем, который пытался сделать селфи с Алекси, и рядом с Томми, сидел Нико, вперившись в него нечитаемым взглядом.VII
EXO - Sing For You EXO - For You EXO - Universe
Сколько времени нужно, чтобы желание сбылось? День? Неделя? Целый год до следующего Рождества? Или уже было слишком поздно, и он пропустил этот момент? Они вернулись к обычному праздничному вечеру, очарование исчезло так быстро, как только снег перестал падать — как будто Вселенная говорила: «Эй, твой шанс упущен, удачи в следующий раз», и… Ладно, Олли был немного разочарован в себе, а Йоонас, который явно решил поставить своей целью Не Отходить От Олли Ни На Секунду, начинал уже раздражать. Хорошая работа, теперь ты испортил себе настроение, мрачно подумал он. Он провёл несколько праздников с родителями, некоторые — с теми, кто теперь числится в «бывших», сейчас чаще он отдыхал с друзьями, с этой компанией, и это был первый праздник, когда он был безнадёжно влюблён не в кого-то, а в единственного и неповторимого Йоонаса Порко. И ему всё никак не удавалось перестать раздувать из этого такую проблему, особенно когда Йоонас отказывался от него отлипать, либо свисая с его плеча, и куда реже приставая к Нико или Йоэлю. Он осыпал его привычными пьяными поцелуями, и рождественский ужин медленно превращался в груду объятий в гостиной. Он старался не вкладывать в это какой-то глубокий смысл. Он разглядывал город, стоя на балконе. Ему срочно понадобился свежий воздух, потому что его мысли снова замкнулись на Йоонасе. Снаружи было довольно холодно, и весь балкон был засыпан снегом; и шумно, несмотря на поздний час — какофония десятков вечеринок оживляла улицы. — Вот ты где, — он услышал сзади голос. Голос Йоонаса. Чёрт. Руки обхватили его шею, и тёплая грудь, через мягкую ткань пальто, прижалась к спине. — Олли, друг мой, дружище, с тобой всё в порядке? Нет, я серьёзно, ты выглядишь так, будто у тебя что-то на уме. Не позволю никому быть мрачным в моём доме. — Я не мрачный, — возразил Олли. — А что такое? Давай, колись. Я весь внимание, никуда не денешься от меня, — Йоонас сжал его крепче, упираясь подбородком в голову. — Да глупости. — А я и не замечал у нас в компании обилия мозговых клеток, — хмыкнул Йоонас. — Давай, Олли. Вот вы бы поверили, если бы Олли сказал, что не собирается его целовать? Что это был простой несчастный (ли?) случай? Он слишком резко развернулся, и они столкнулись, и Олли почему-то не думал о том, что Йоонас будет настолько близко к нему — но, не раздумывая, прежде чем он смог снова спрятаться в своей раковине, Олли остановился вполоборота. Потому что вот насчёт чего Йоонас был прав, так это насчёт клеток мозга. Скорее всего, та, что у них была, единственная и общая, снова оказалась у Томми. Потому что Олли сейчас точно ни о чём не думал. Не хотел. Внезапная нежность — может, из-за того, что Йоонас ответил ему, после смущённого вдоха, и слегка повернул голову, углубляя поцелуй, — вызвала короткое замыкание в собственном мозгу Олли, потому что, черт возьми, что он делал, нет, серьёзно, что это такое, как это назвать- Набрался смелости, что же ещё. Чудо или нет, но он собирался что-то совершить уже час — и вот оно. — Олли, — сказал Йоонас ему в губы, — надеюсь, ты имеешь в виду то, что я думаю, иначе я прямо сейчас буду чувствовать себя полным идиотом. Олли дёрнулся назад, неожиданно покраснев до кончика ушей, и в панике огляделся, готовый или взорваться прямо здесь, или рвануть куда-то, но Йоонас крепко держал его. Всё ещё. И даже ещё крепче. — Олли, — мягко позвал он. — Олли, ответишь? — Прости, — выдавил Олли, — вот чёрт. — «Прости»? — хмыкнул Йоонас. — Я, в общем, эм, люблю тебя? — Олли потрепал рукава своего свитера. Они уже слегка были растянуты за вечер. — В смысле, всё хорошо, если ты нет, я могу это принять, сердцу не прикажешь, конечно, и это очень странно, когда оказывается, что твой лучший друг внезапно влюблён в тебя… Он почувствовал взгляд Йоонаса на себе, и тот вдруг начал смеяться. Олли умолк, чувствуя, как внутри его живота словно раскрывается чёрная дыра, холодная, как будто его уронили в Балтийское море, и на фоне этого ветер, который трепал его волосы, больше походил на летний бриз. Но смех Йоонаса звучал облегчённо. Его мягкие кудри защекотали шею, и Олли повернулся чуть-чуть. Йоонас уткнулся головой ему в плечо. Он умолял то самое чудо случиться прямо сейчас. Мало ли, что он там наговорил, он навряд ли выдержит своё разбитое сердце, сразу после самого классного праздника в его жизни, и не хватало ещё разбить сердце и Йоонасу. — Мы с тобой два идиота, — выдал Йоонас. — Чего? — нахмурился Олли. Порко зарылся носом в волосы Олли, выдыхая тёплый воздух. — А что бы ты сказал, если бы оказалось, что твой лучший друг уже несколько лет как влюблён в ответ? — Несколько лет? Олли потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить — и когда смысл слов Порко наконец-то добрался до него, оседая теплотой в сердце, он расплылся в широкой улыбке. Вот как. — Господи, как же глупо, — он засмеялся. — Подожди, ты имеешь в виду… — Я тебя люблю. — Прям… любишь-любишь? — Да, чувак, прям люблю-люблю. До луны и обратно, — Йоонас усмехнулся. — Это, блин, войдёт в анналы истории. Не могу дождаться реакции Нико. — Он будет ржать до слёз, — буркнул Олли. Он опустил глаза. Стоять становилось все холоднее, но Йоонас был такой тёплый, и он совсем не хотел двигаться. — Боялся, что могу разрушить нашу дружбу и разбить тебе сердце. — Солнышко моё, — протянул Йоонас, — ни за что. Тёмные сердца не разбить, разве что синяк поставить. — Ой, не цитируй мне Hollywood Undead. И в каком месте твоё сердце тёмное, Йон? — Олли развернулся. — Оно золотое. И он не врал. С самого первого дня Олли знал, что это так, и, возможно, именно поэтому он не мог заставить себя признаться, в страхе разбить такое чудо. По большей части, Йоонас только казался крутой рок-звездой, это всего лишь образ, и даже не единственный, в него могло попасть немного эмо от Йоэля через связь между близнецами, или что там происходило у этих двух. Он был похож на модника рок-н-ролла восьмидесятых, который каким-то образом попал в точные науки, чтобы покорить мир своим умом и обаянием — и так получилось, что Олли стал первой его жертвой. Сейчас же он выглядел безумно нежным. Олли снова наклонился, чтобы поцеловать его — на этот раз специально. Точно зная, что его не оттолкнут. Внезапный скрип двери заставил его замереть на месте. — Йоонас, ты не видел- о, — Нико замер в дверном проёме, рассматривая картину перед ним. Он медленно расплылся в широкой ухмылке и развернулся, чтобы заорать в коридор: — Йоэль, гони деньги! Моя победа! Первым осознание посетило Йоонаса. Его глаза округлились, а потом он раздражённо сощурился. — Вы поспорили насчёт нас? — воскликнул он. Нико загоготал и показал ему два больших пальца, прежде чем ускакать в гостиную, на бегу что-то крича Йоэлю. Йоонас взглянул на Олли, все ещё недовольно пыхтя, как паровоз. — Ты понимаешь, — не унимался он, — они поспорили на деньги про нас. Вот же друзья. — Мы настолько слепыми казались? — изумлённо пробормотал Олли. Йоонас фыркнул, снова опуская голову ему на плечо. — Похоже на то, — он улыбнулся. — Мы друг друга стоим. — Слушай… Его перебил ещё один поцелуй — такой жадный, словно Йоонас собрался наверстать все, что они потеряли, будучи по шею в собственных заботах, обращаясь с их дружбой как со стеклянным ёлочным шаром. Это войдёт в историю как самое глупое начало отношений, и Нико точно их не оставит в покое. — Наверное, чтобы нас свести, потребовалось чудо, — прошептал Олли, прилагая особые усилия, чтобы оторваться от губ Йоонаса, и поднял взгляд. Голубые глаза Порко блестели в переливающихся огоньках гирлянды на окне. — Чёрт, чувак, тебе было больно? — Больно? — непонимающе отозвался Йоонас. — Где? Почему? Олли явно становился пьянее, то ли зимний воздух не справился с тем, чтобы выветрить уже загруженный в организм алкоголь, то ли из-за тёплого чувства ответной любви, которая теперь кружила его голову, потому что сейчас в его мыслях были только самые странные и дурацкие вещи. — Когда ты упал с небес, — он подмигнул ему, и Йоонас смог только вскинуть брови в удивлении. Но потом он фыркнул. — Тот же вопрос. В ту ночь они так быстро заснули в объятьях друг друга, между Томми и Нико. Храп Лалли их даже не беспокоил. Йоэль похлопал Олли по плечу и искренне поздравил, прежде чем разразиться смехом и утащить их обниматься (в честь «молодожёнов или что там ещё, ребята, просто слава богу, что вы вытащили свои головы из задниц»), а потом Йоонас попытался пнуть Йоэля. Рассвет пришёл вместе с тихим снегопадом за окном, белыми хлопьями, мирно опускавшимися на землю. Посреди ночи он тогда прекратился, и вот — снова начался. Олли проснулся посреди ленивого утра — почти волшебного в своём спокойствии. Часть его друзей уже проснулась и возилась с его кофе-машиной, а остальные только шевелились под одеялами. Он пожелал доброго утра Йоэлю и Томми, через пару минут прибежал Нико и зачем-то утащил Йоэля в гостиную. Утренняя безмятежность была такой хрупкой, и как только его друзья проснулись, гостиная наполнилась шумом и болтовнёй. Алекси вскрыл пароль от компьютера Йонаса и включил собственный плей-лист, телевизор что-то тарахтел на заднем плане. Йоонас сам проскользнул на кухню, сонный и взлохмаченный, со своими кудрями в пучке, и нежно улыбнулся, увидев Олли. Он поставил кружки, которые нес, в раковину и направился к холодильнику, но остановился, проходя мимо стула Мателы — тот с любопытством откинулся назад. Йоонас поцеловал его в лоб. — Доброе утро, — промурлыкал он. Они оба проигнорировали «как мило» из коридора — эти четверо могли действовать им на нервы сколько угодно, Олли было уже все равно. Действительно доброе утро, подумал он. Может, одно из самых лучших в его жизни.The way you cry, the way you smile Do you know how much you mean to me?