— Я полагал, приедет женщина.
Михэй оторопел от такого гостеприимства.
— А я полагал, принцы повежливее.
Стоило срываться с конференции, лететь два часа в скоростном «Бухарест-Брашов», трястись в походном трейлере тридцать километров до Питешти с часом по серпантинной карпатской дороге, чтобы встретить кислую мину, которой только коньяк и закусывать?
Стоило, конечно. Ради такого пациента — стоило.
Михэй перехватил поудобнее сумку, инструменты звякнули.
— Так мне уезжать?
Человек прицокнул изящной тростью, на которую опирался, — и даже это вышло разочарованно.
— Проходите, — кинул он, уже повернувшись спиной. «Так… и-так, — отдавались по паркету шаги с тростью, — так… и-так».
Мда, нет сомнений, это и есть Грегор Грэдиштяну. Наследник линии румынских аристократов, владелец замка Караджал, ученый-историк, академик-затворник, почетный кавалер государственной румынской звезды. Не принц, но близко. Самомнение-то явно на корону потянет.
Михэй мало интересовался светскими новостями, а это выгуглил, пока упихивал в себя подозрительный хот-дог на заправке у подножия Фэрэшти. И то, что он прочитал, подванивало похуже застарелой сосиски. С такими клиентами просто не будет.
Михэй подхватил сумку и зашагал за хозяином.
— Что за срочность? Я просматривал документы, которые вы прислали, по анализам он полностью здоров. Что у него?
— Это вам и предстоит выяснить. — Грегор шел, не поворачиваясь. Похоже, право встретиться с ним глазами нужно было еще заработать.
— Почему бы не спросить его? Насколько я понимаю, он наполовину… гм… человек?
— Драконья и человеческая сущности разделены. Мало контролируют друг друга, поэтому и болезни протекают по-разному.
— Но если один умрет…
Стук трости замер.
— Да, смерть будет одновременной. — Грегор еще немного постоял и зашагал снова. Несмотря на хромоту, спина у него была гладильной доской в твидовом блейзере. — Ваша организация — «Спаси меня», если я правильно помню, — часто сталкивается с дикими животными?
Организация, надо же, как их с Тинкой обозвали. Хотя Михэй обозвал бы Тинку и похуже, раз она в его отсутствие сбежала-таки на демонстрацию зеленых и загремела на трое суток в обезьянник. Это благодаря ее выходке ему пришлось все бросить и нестись в пасть дракону. В прямом смысле.
— Верно, да. Тигры, рыси, крокодилы, медведи, был даже слоненок…
Такого, правда, еще не бывало. Михэй вообще до последнего считал, что это розыгрыш. Ну какой к черту дракон? За десять лет ветеринарной практики единственный дракон, которого он лечил, был ящеркой размером с гелевую ручку. Нет, он, конечно, слышал байки, что в замке Караджал у князей Грэдиштяну испокон веков живут крылатые монстры, способные перекидываться в людей, видел сувениры в ларьке на заправке, общался с теми, кто «слышал по ночам чудовищные крики на вершине горы, вот-те крест», но тут ведь как с инопланетянами: пока анальный зонд не ткнется в задницу, не поверишь.
А здесь, в чертовом настоящем замке с чертовым настоящим князем, верилось. Михэй все таращился по сторонам и прижимал к боку сумку — раз позвали, авось, сожрут не сразу.
Первым делом в глаза бросались драконы: барельефами под потолком, мозаикой на полу, статуями в каждой нише. Даже навершие трости, которое Грегор сжимал при ходьбе, было драконьей головой. Почему-то представилось, как строгий хозяин замка разгуливает по темным коридорам в пижаме с драконами. Настроение сразу поднялось, Михэй ускорил шаг.
— Красиво тут у вас.
Но жить — ни за какие козунаки. Вроде светло и не промозгло, а давит. Как в музее — роскошно, конечно, но в трениках с бутербродом не погуляешь.
Искусство на стенах особенно угнетало: весь род Грэдиштяну, начиная со средневековых гобеленов и заканчивая современными портретами — мужики при полном параде, в орденах и медалях. Разве что вместо лошадей все изображены верхом на драконах. От того, что это не выдумка художника, а самая что ни на есть правда, волосы на затылке тихонечко шевелились.
Одна стена была полностью завешена регалиями академика Грэдиштяну: почетными дипломами Сорбонн и Оксфордов, грамот исторических сообществ, благодарностей от румынского правительства за вклад в историческое наследие страны и даже от французского Ордена искусств и литературы. Михэй еще раз оглядел хромающий перед ним силуэт — это все он? Выглядел Грегор не сильно старше, разве что был сухой и какой-то грифельно-ломкий. Нос длинный, по линейке, щеки впалые, глаза с опущенными уголками, отчего выражение, и без того безрадостное, смотрелось по-шекспировски трагичным. Как успел к тридцатнику всего добиться? Хотя… может, если бы Михэй не вычищал по полдня вольеры, а сидел бы в башне собственного замка, отгородившись от мира, тоже накропал бы уже три докторские диссертации и пять исторических трактатов? Он посмотрел на свои ладони — в шрамах от пациентов и мозолях от лопаты…
вряд ли.
Грегор остановился, и человек в ливрее открыл двери.
Приемный зал не подвел: как на картинках, громадно-темный, с километровым столом из красного дерева и трехъярусной глыбой люстры под потолком. С бархатными креслами, мутными зеркалами, развесистыми канделябрами и античной дребеденью. Перед глазами буйно, но зацепиться не за что.
Посреди всего этого в кресле у камина сидел человек. Сидел драматично, как актер, которого втиснули в дорогой костюм, посадили на батистовую подушку, сунули в руку бокал вина, плюхнули на колени книгу и сказали: «Твои слова после выстрела».
Кажется, Михэй был выстрелом. Потому что когда он зашел, человек поднял голову, и глаза у него блеснули, как газовые горелки. То, что Михэй не женщина, его явно не разочаровало.
— Добро пожаловать в замок Караджал, — он улыбнулся и отпил вина — так аппетитно, что заскребло в горле, а ведь с алкоголем Михэй был давно и прочно в разводе. И все же он зачарованно смотрел, как человек приложил хрусталь к губам, как сделал глоток. Вот скользнул кадык на скульптурно-гипсовой шее, и человек от удовольствия приподнял брови — широкие и изогнутые, будто начерканные маркером. — Вы и есть ветеринар?
— Угу, — отозвался Михэй не слишком-то интеллектуально и смутился. Ерунда, как деревенщина. Надо ж так зависнуть. Ну да у него ведь и пациенты обычно не такие красноречивые: вопросов не задают, из-под ресниц не смотрят, вино соблазнительно не пьют.
Михэй шагнул ближе, примостив сумку в зубы очередному оскалившемуся бронзовому ящеру.
— А вы и есть… — рот заклинило на раскатистом «дра…». Как же закончить, чтобы не звучать идиотом?
— «
Угу», — человек так искусно спародировал интонацию, что шея запылала. Михэй редко краснел — в последний раз, когда на выпускном нализался до соплей и не удержал в мочевом пузыре третью банку пива. Собственно, это и был последний день, когда он пил что-то крепче кефира.
— Позвольте представиться, Драгош Бэсараби, — вместо рукопожатия человек потянулся за хорошо початой бутылкой, которая стояла тут же под локтем, на круглом лаковом столике, и щедро наполнил свой бокал. Ткнул им в сторону Грегора: — А этот господин Гостеприимство, как вы, несомненно, уже догадались, князь Грэдиштяну, наш радушный хозяин.
Так… и-так, так… и-так. Грегор уселся в кресло напротив, с осторожностью вытянул правую ногу, но трость не выпустил, стискивал пальцы вокруг драконьей головы. Странное напряжение так и вибрировало от него, разгоняясь в амплитуде.
Ревнует, что ли? Так ведь Михэй приехал лечить, а не трахать. Что у них вообще за отношения? Друзья? Или больше?
— Михэй Нягу.
Михэй сел на предложенный стул. Пригляделся — книга у Драгоша на коленях была потертым и явно антикварным томиком «Маленького принца».
Зачем его вызвали, да еще так срочно? Что за болячки? Человеком Драгош выглядел здоровым. Худой, но крепкий, как оленья борзая, явно занимается спортом. Волосы густые, блестящие, кожа на лице и руках ровная, с ленивым коньячным загаром. Ногти гладкие, с аккуратной половинкой луны у основания. Запах… запах вообще преотличный. Так сразу и не разберешь, вроде мешанина, но вкусно, до слюны и теплоты под рубашкой. Не придраться. Разве что щеки слишком уж алкогольно горят, но одна бутылка, даже хорошо початая, вряд ли может сказаться на здоровье шеститонной хвостато-крылатой туши.
Будто услышав его мысли, Драгош сделал приглашающий жест.
— Вина?
— Нет, спасибо. Я не пью, тем более на работе.
— Сегодня у вас работы не будет, — Драгош наполнил бокал до краев. — Я не в настроении перекидываться.
Михэй едва удержался, чтобы не закатить глаза. Чертовы хлыщи. Так и знал, что просто не отделается.
— Я надеялся провести осмотр сегодня, а завтра к вечеру вернуться, у меня в Бухаресте ветеринарная конференция…
Грегор взял у Драгоша с колен книгу и уткнулся в случайную страницу. Судя по кислому выражению лица, Сент-Экзюпери его тоже не смог порадовать.
Драгош по-крокодильи улыбнулся.
— Расслабьтесь, Михэй. Чистый горный воздух гораздо полезнее душной столицы. А я слишком устал.
Он похлопал Михэя по колену, вроде дружески — но с каких это пор они друзья? Горячая ладонь почувствовалась даже через джинсы. От нее, как от источника питания, стрельнуло током.
Грегор ненадолго поднял глаза от страницы и холодно оглядел ситуацию стыковки колена и ладони.
— Драгош слишком много выпил, — сухо пояснил он. — Уверяю, вы не хотите остаться в вольере с драконом, чья человеческая сущность потеряла контроль.
Лицо Драгоша при этих словах затвердело, хоть гвозди забивай. Он отодвинулся от Михэя, посверлил взглядом бокал, будто высказывая ему все, что не хотел или не мог ответить Грегору, а потом залпом выпил. И было это не аппетитно и не соблазнительно. А с зажмуренными глазами. Лекарство.
Похоже, все-таки любовники. У Петра, пока они встречались, упреки тоже были секретным кодом для «я люблю тебя». Михэю просто однажды надоело заниматься дешифровкой.
Дверь бесшумно открылась. Прямиком из восемнадцатого века в комнату вплыла горничная, в переднике и кружевном чепчике. Перед ней шуршала колесиками накрытая салфеткой тележка. Со всей важностью дотолкав ее до обеденного стола, девушка принялась дзынькать фарфором, накрывая на три персоны. Запахло мясным пирогом и сырной мамалыгой.
Одинокий хот-дог в желудке намекнул, что от компании бы не отказался.
— Могу я пока задать вопросы? — спросил Михэй, отрываясь от дымящихся тарелок.
— Конечно. Все что пожелаете, — после нового бокала Драгош был в прекрасном расположении духа и теперь жег Михэя взглядом: ткнулся по пыльным кроссовкам, мазнул по ширинке, пропрыгал по пуговицам клетчатой рубашки и задержался на сережке-кресте в левом ухе. Смотрел так, будто это Михэя сейчас раскладывали для него на скатерти с вензелями. Обещание секса разило так явно, что Михэй удивился, как это трость с драконовым навершием еще не огрела его по затылку.
Он сходил за папкой, от откровенных взглядов хотелось отгородиться. Уж кем-кем, а дурачком для ревнивых игрищ этих двоих он точно не будет.
— Основные параметры я читал в письме, — он прочистил горло, вспоминая впечатляющие метры и килограммы, — но мне важны детали. Чем вы питаетесь?
— Ох, там целая диета, витамины, подкормки… Обратитесь к Грегору, он знает лучше.
— Кстати, об этом. Я правильно понимаю, что за драконом ухаживает ваш… — Михэй пощелкал кнопкой на ручке, подбирая слово, — партнер?
Его замешательство не прошло незамеченным.
— О, Грегор мне не любовник, — Драгош усмехнулся. Отпил еще вина. — Он мой владелец.
Ручка чиркнула, едва не выскользнув из пальцев.
— Простите?
— Не человека, конечно. Владелец моей драконьей сущности.
Грегор шумно перелистнул страницу:
— В благодарность за спасение жизни драконы Бэсараби принадлежат роду Грэдиштяну на протяжении восемнадцати поколений. У меня есть договор, подписанный еще Мирчем I.
Михэй метнулся между ними взглядом.
— Я все понимаю, просто… владелец?
— А как бы вы это назвали? — Драгош поднял красивые брови. — Если вы купили собаку, вы ей кто?
Но вы же не собака.
Михэй сделал вид, что царапает пометки в бумагах.
Он задавал еще вопросы, про историю болезней, наследственность, частоту симптомов, но в голове все стоял взгляд Драгоша, когда он, натянуто улыбаясь, сообщал: «Мой владелец». Мысли так и крутились, даже когда все уселись за стол, и на тарелке Михэя очутился кусок пирога, фаршированный перец, горка кукурузной мамалыги с сыром и гранатом и свиная вырезка в клюквенном соусе.
Аппетита не было. Похоже, у всех. Грегор ковырял вилкой одинокий салатный лист на тарелке, а Драгош вообще только крутил в пальцах ножку винного бокала.
Из вежливости Михэй взялся было за кусок пирога, но вздрогнул: в носок его кроссовки уткнулся ботинок. И ладно бы просто уткнулся — так нет, он легко обрисовал ступню и теперь поднялся, наглаживая лодыжку. Драгош разглядывал его, совершенно не смущаясь, и опрокидывал в себя бокал за бокалом.
— Съешь хоть что-нибудь, — сказал Грегор жестко. — Не все же пить.
Демонстративно улыбаясь, Драгош окунул палец в клюквенный соус и облизал. Мол, доволен?
Грегор засопел, повернулся к Михэю.
— Вы, кажется, хотели задать вопросы?
— Да, кхм… — Михэй откашлялся. — Результаты анализов, что вы прислали, в норме.
— Так и есть. Я высылал кровь в центр исследования драконов в Цюрихе — никаких отклонений. Специалист прилетит на следующей неделе.
— Специалист? Зачем вы тогда вызвали меня? В чем срочность?
Грегор воткнул вилку в лист салата, будто тот собирался напасть.
— В том, что дракон уже неделю отказывается от пищи. А вчера… вчера он просто не смог встать. Я просил, а он даже не выполз на улицу. Он явно болен, хоть нет никаких симптомов, и я боюсь, я беспокоюсь, я… — он сглотнул и замолчал.
Я — «что»? Какое слово прокатилось сейчас по пищеводу?
Закончил он спокойно, голосом ровным, как и спина:
— Мне важно знать, что с моим драконом не так. Сможете вы помочь или нет?
— Перестань драматизировать, — вмешался Драгош. — Дракон просто обленился.
— А может, обленился ты? — прозвучало очень резко. — Сколько времени ты в прошлый раз потратил, чтобы обратиться? Часа два? И с каждым разом все хуже.
Драгош отвел глаза, снова провел беззвучную беседу с бокалом.
— Хватит о драконе, у нас же гость. Расскажите лучше о себе, Михэй. Как получилось, что из выводителя блох вы превратились в супермена?
Михэй не очень любил говорить о себе, но сейчас даже это было лучше, чем слушать их перебранку.
— Пять лет назад у меня была небольшая практика в Питешти. Обычный офис недалеко от центра — кошки, собаки, черепахи. Но один раз из передвижного цирка привезли молодую тигрицу, девочку еще. Жужа. Она упала во время тренировки, пробила морду штырем из ограждения. Оперировать нужно было срочно, никто из ветеринаров не брался. Ну я решил, что надо пробовать.
— И попробовали?
— Угу. Там уже челюсть сильно повреждена была. Заражение, некроз, весь день резал. Ночь ждал, сидел рядом. И она выжила. Только морда с одной стороны с вмятиной осталась, без зубов. А там из цирка приехали посмотреть. Ну… куда она им такая, в представления не возьмешь. Сказали…
Черт, сколько уж лет назад, сколько раз рассказывал — даже на телик — а сейчас, под пристальным взглядом Драгоша, вернулось. До вспотевшей спины и больной щекотки в носу.
— Что сказали?
— Сказали, что мала еще. Пусть поживет у меня, подрастет, а через пару лет они вернутся и можно будет…
— Что?
— Не знаю, что. Ковер или шубу, это уж как решат.
Дзынь-дзынь-дзынь. Тарелки звенели, когда девушка в чепчике сгружала нетронутую еду обратно на тележку.
Драгош смотрел на него немигающим взглядом:
— И вы согласились?
— Решил, главное, чтобы они сейчас не забрали ее, а там посмотрим. Они дали денег на клетку, но тигру же нужен простор, взял домой. А там про меня уже пошел слух, стали привозить животных из контактных зоопарков, частных цирков, питомцев экзотических, от которых устали владельцы. Я всех принимал. Если просили усыпить, предлагал выкупить. Сам все это время искал место. Через пару месяцев нашел заброшенную ферму недалеко от города, взял кредит в банке, выкупил землю. Оформил документы на центр помощи животным «Спаси меня». Восстановил как мог, оборудовал вольеры.
— Один?
— С сестрой. Тинка бросила работу, выучилась на ветеринара, чтобы мне помогать. Теперь вот занимаемся вместе. Лечим животных, потом передаем в реабилитационные центры. Ну, чтобы их на свободу.
На стол опустились тарелки с грушевым пирогом и творожными пончиками папанаши. Запахло мятным чаем.
Драгош потер губу, и без того винно-красную.
— Что с Жужей?
— Выросла. Красавица, хоть и в полморды.
Грегор поднял глаза от растерзанного листа салата.
— Владельцы объявились?
Слушал, значит. А делал вид, что зелень куда интереснее.
— Звонили пару раз. Я сказал, что выкуплю ее. Потребовали двести тысяч. Теперь вот коплю, просто пока кредит сжирает все деньги. Но там вообще мутный мужик, не доверяю. Даже поставил в вольере сигналку, чтобы если что, у меня телефон запиликал.
Драгош решительно отодвинул бокал, вытер рот салфеткой, поднялся.
— Вы поели, Михэй? Пойдемте.
— Драгош, — забеспокоился Грегор.
— Куда? — удивился Михэй. Все слишком быстро изменилось, атмосфера нехорошо вспыхнула.
— Делать осмотр.
— Так вы перекинетесь?
— Драгош!
— Зачем? Сегодня осмотрите меня как человека — вдруг это поможет дальнейшему диагнозу?
— Драгош!
— Пойдемте, Михэй, в моей спальне будет удобнее.
Он посмотрел так горячо, что не осталось сомнений, какая часть тела требует осмотра и какой инструмент для этого нужно будет применить.
Грегор неуклюже вскочил, вцепляясь Михэю в рукав. Трость гулко брякнулась на пол.
— Не смейте. Если вы его хоть пальцем…
Лицо Драгоша снова стало отбойным молотком.
— При всем уважении, Грегор, — сказал он свинцово, — иди к черту.
Он потянул рукав Михэя на себя, но это уже было какой-то откровенной хренью. Михэй выпутался и отступил от обоих. Он им что, пельмень, чтобы гонять вот так по тарелке?
— Я пойду спать в трейлер, а вы делайте что хотите. Я приехал разбираться с драконом, а не с тараканами.
Он подхватил сумку и вышел в коридор. До порога дойти не успел, его торопливо нагнал Драгош.
— Михэй, послушайте, подождите, — он положил руку на плечо, заставил остановиться. — Наши с Грегором тараканы не имеют к вам никакого отношения. Как человек я свободен и могу сам решать, чего хочу. — Он придвинулся, выдохнул хмельным жаром. — Сейчас я хочу вас. Дело за вами: хотите вы трахнуть дракона или нет?
Чертов ящер. Встал так близко, что сил нет, от темных губ и отчаянно-жгучего взгляда, от запаха — терпкость, припшиканная чем-то хвойным. «Хочу, конечно хочу», — визжал мозг, отдаваясь тягучим эхом под ширинкой, напоминая, в каком кармане презерватив и смазка.
Так Михэя еще не добивались. Исключая сводника-тиндера, те три раза, что у него был парень, он сам делал первый шаг.
Он и сейчас шагнул первым: положил руку Драгошу на затылок, прихватывая горсть волос, и поцеловал в горячие губы. Драгош аж рыкнул. Выгнулся в его руках, стал цепляться за куртку, тянуть.
— Идем, идем…
Михэй прихватил за локоть. Взял крепко, чтобы удобнее. А когда они ввалились в комнату, толкнул к стене. Прижал. Заткнул довольное змеиное шипение поцелуем.
Драгош захрипел и откинул голову. Подставил шею. Как зверь, показывал, что не опасен. Михэй целовал снова и снова этот наглый улыбающийся рот. Помучил губами, поддел языком, закусал до красноты. И все придерживал за холку, то зарываясь пальцами в гриву, то сжимая жестко в кулак. От этого Драгош совсем поплыл. Стоял, привалившись к стене, по-хмельному улыбался и позволял все: стянуть пиджак, сорвать рубашку, запустить руки в штаны и жадно сцапать задницу. Только гулко задышал, когда брюки с трусами скользнули на пол, оголяя стояк.
Михэй опустился на колени. Положил ладонь на живот, погладил нежную кожу. Облизал, обнял губами горячую головку, а потом заглотил почти до основания. Член дернулся, упираясь в глотку. Сверху раздался хрип. Михэй подержал и отпустил. Тяжелый, блестящий от слюны член гордо качнулся перед носом. Михэй полюбовался и опять вобрал до предела. Половил кайф от того, как Драгош плавится и скулит, как разъезжаются ноги, как каменеет пресс под ладонью. Удовольствие беззастенчивое, животное. Показалось даже, что изо рта у него вьются тоненькие струйки дыма, но это уж мозги совсем затуманились. Хотелось его нестерпимо. Михэй снова заработал головой. Когда под ладонью задрожали мышцы, отстранился. Ухватился за острые бедра и развернул. Драгош уткнулся лицом в стену.
Некоторое время Михэй разглядывал. Гладил спину, зад, раздвинутые ноги — красивые, длиннющие, загоревшие трехслойным латте: лодыжки и голени цвета эспрессо, кофейно-молочные колени и белоснежные бедра. Ягодицы — взбитая пена. Михэй погрузился в нее языком.
Драгош охнул. Прогнулся, расставил ноги шире. Скрежетал, будто царапал когтями стену, подавался навстречу. Вздрогнул, когда Михэй мазнул в промежности прохладной смазкой, но тут же успокоился. Легко впустил пальцы, сжал внутри, замер. А потом длинно выдохнул «Мииии…» и захлебнулся коротким «хэй».
Михэя аж подбросило от такой жалостной просьбы. Внутри все звенело.
Он отвел размякшего Драгоша к кровати. Тот со стоном рухнул на одеяло, но тут же завозился, вскарабкался на колени. Был таким дьявольски роскошным, что Михэй не удержался, прошелся еще раз языком между блестящими половинками. Хотелось так, что руки дрожали, еле резинку натянул.
Михэй толкнулся. Ухватился за бедро, другую руку положил на поясницу. Двинулся глубже, еще раз, — и замер. Позвоночник под его ладонью вспыхнул перламутрово-серой змеиной кожей. Блеснул серебром и тут же потух, стал обычным. Но черт, Михэй же видел.
— Это что?
Драгош нетерпеливо фыркнул. Резко подался назад, насаживаясь на член, вжался ягодицами в пах, замычал — и вопросы отпали. Михэй задвигал тазом. Стало неважно, что хребет под пальцами серебрился все ярче, что кожа горела жарче, что в горле у Драгоша что-то гулко и по-звериному клокотало. Наплевав на все, Михэй бился со своим драконом, и тот отвечал, пока наконец не упал, сложив крылья. Признал утробным ревом, что сдается.
Михэй долго приходил в себя. Комната вертелась перед глазами, все кружилось и отплясывало калушары, а обстановка и без этого была странной. Белые стены с неоновой подсветкой, красные пластиковые стулья, встроенные шкафы — сплошной хай-тэк. Дикий, неуместный в старом замке. Михэй даже испугался, что оргазмом его выбросило в какой-нибудь хренов портал, но нет. Отрезвляющей гильотиной под высоченным каменным потолком висела трехъярусная люстра. Сестра-близнец той, что красовалась в главном зале.
Рядом завозились. Драгош лениво перевернулся, сбил липкое одеяло на пол и, положив руку под голову, растянул длинное поджарое тело на кофейной простыне. Кожа гладкая, ровная, ни следа змеиной.
Михэй полюбовался. Легонько, будто случайно погладил пальцы.
— Расскажешь про договор?
— Это обязательно?
— Если хочешь.
Драгош прикрыл глаза.
— Мы всегда были соседями, драконы Бэсараби и рыцари Грэдиштяну. Вместе защищались — то от римлян, то от османов, то от Цепеша. Вместе ходили в крестовые походы, вместе помогали Мирче I сесть на престол. Драконов в Валахии тогда было прилично, но земли слишком лакомые — особенно бэсарабские, в низине, собственно, как раз там, где сейчас твой центр. И однажды тот самый Мирча, которому мы помогли надеть корону, подписал указ: в нем драконы приравнивались к животной сущности — к скоту, а значит, не имели права владеть землей. У нас отобрали титулы, замки, виноградники, мы остались бездомными и бесправными. Мирча больше всего боялся, что мы объединимся, поэтому объявил нас, ничейный скот, государственной собственностью. Приказал отлавливать и сажать в королевские загоны, то бишь живодерни. У моих предков был единственный шанс спастись: они официально продали себя роду Грэдиштяну и стали неприкосновенны для королевских мясников.
— Когда это было?
— Почти восемьсот лет назад. С тех пор мы жили с Грэдиштяну еще теснее. Мой прадед вместе с прадедом Грегора сбивал мессершмитты, отец с его отцом участвовал в восстании против Чаушеску. В каждом поколении есть истории, как один спасал жизнь другому. Грегор всю жизнь скрывает меня от туристов. А я…
— А ты?
Драгош помолчал.
— А мне каждый раз все больше времени нужно, чтобы перекинуться. Стою часами и боюсь, что вот не получится — и все. И на мне навсегда прервется род драконов Бэсараби…
Михэй осторожно погладил кожу на светлом бедре.
— Я завтра все выясню. Я смогу, правда. Я нашел член у геккона, которого хозяева пять лет считали девочкой, — я найду, что с тобой не так.
Драгош мягко рассмеялся.
— Посмотрим, что ты там найдешь. — Он повернулся на живот, устроил подбородок на ладони. — Расскажи мне лучше, почему ты на свои геройства не просишь государственные гранты. У кого там сейчас предвыборная кампания — помощь спасателю животных любому мэру добавит очков, разве нет?
Михэй дернул щекой.
— Только не когда у этого спасателя судимость и три административки.
Драгош уставился на него:
— Ты вор-рецидивист?
— За незаконные протесты в основном. Я много бунтовал, чтобы запретить передвижные цирки, пару раз дошло до драки с полицией. А еще один раз ночницу принесли — это летучая мышь такая — а она в списке исчезающих. Я зашивал ей крыло, а тут нагрянула проверка. Ну влепили штраф, плюс условное.
— Ты же ее лечил!
— Какая им разница, закон-то нарушен. Да я думаю, подставили…
— Это возмутительно.
На виске защекотало: Драгош пригладил пальцем волосы над ухом. Михэй усмехнулся.
— Тинка говорит, спасатель животных без судимостей — фуфло, вот сейчас с гордостью отсиживает свои первые трое суток.
— Мне уже нравится твоя сестра. Как-нибудь познакомишь?
— Угу. — Чертово деревенское «угу», опять вылезло! — Да. В смысле да. Я хотел сказать да.
Драгош сонно улыбнулся.
— Мне нравится это твое «угу», у меня на него еще тогда встало. — Он зевнул, положил голову на подушку. — А может, я просто озверел от недотраха. Кстати, спасибо вам, доктор, ваше лекарство уже действует.
Он прикрыл глаза и сразу заснул. Показалось, захрапел. Но нет, звук, который шел у него из горла, был звериным тарахтением. Так Жужа пыхтела, когда Михэй пришел к ней ночью после операции и лег рядом. Щенячий звук доверия.
Приятная вибрация отдалась в груди, когда Михэй прижался сзади.
***
Проснулся Михэй от стука в дверь. Звук был странный, и он не сразу догадался, что били металлической головой дракона.
Постель рядом была мятой, но пустой. Теплой.
Наскоро одевшись, Михэй распахнул дверь.
— Доброе утро?
— Осмотр, — сказал Грегор, прищурившись на его взъерошенный вид. — Идемте.
— Он уже перекинулся? Сколько ему понадобилось?
Так… и-так, так… и-так.
— Два с половиной часа.
***
«Угхр-хр-хр, угхр-хр-хр» — примерно такие звуки вырывались у дракона из глотки. И при каждом громогласно-печальном вздохе Михэй чувствовал, как волоски на предплечьях делают зарядку.
Казалось бы, с кем он только ни работал, пора привыкнуть. Но если обычное животное укладывалось в мозгу в знакомую парадигму и ты оценивал: «вот толстый лев» или «вот старая бегемотиха», то здесь… где взять контрольную точку? В «Игре престолов»? В фантазии? В детских книжках?
Дракон был… Во-первых, он был серебряный. Михэй стоял, задрав голову, мусоля в кулаке папку с анализами, и щурился от блескучей шкуры. Так замираешь, когда впервые в жизни видишь небоскреб. Или пятнадцатипалубный лайнер. Или тот гигантский отель в эмиратах, Бурдж-аль-чего-то-там. Михэй не бывал, но картинки впечатляли.
Здесь, в огромном загоне из жаропрочного стекла и металла, явно сконструированном специально для дракона, было темно и влажно, и прошла минута, прежде чем Михэй привык, чтобы различить детали. Что чешуя похожа на сложенные друг на друга серебряные ложки — суповые на спине и чайные на лапах. Что крылья — сложенные пляжные зонты, а кожаные перепонки в них — дымчатый плексиглас. И что глаза — огромные, желтые, с длинным вертикальным зрачком — смотрят совершенно по-человечески.
— Сколько ему уже трудно обращаться?
Грегор подошел со стороны морды.
— Года полтора. Сначала было не так заметно, но чем дальше, тем хуже.
Он осторожно положил ладонь чуть выше ноздрей и мягко заговорил на гортанном языке.
Дракон глухо отзывался, то и дело вздрагивая ноздрями.
— Это что?
— Древневалашский. — Грегор прошелся ладонью выше, его пальцы заскользили по отполированной шкуре. — Язык наших предков. Драгош понимает его и в драконьей форме. — Он сказал еще какое-то «наш назг гимбатулук», вроде как задавая вопрос, и дракон устало прикрыл глаза.
— Подходите, он вас не тронет.
Герпетологический опыт у Михэя имелся — были и ящерицы, и гекконы, и игуаны, правда, вряд ли тут получится открыть пасть визитной карточкой или успокоить, накинув на морду мокрое полотенце. Но работа есть работа, будь ты хоть трижды дракон, глистам на это чхать.
Михэй закатал рукава и приблизился. Дракон втянул ноздрями его запах и фыркнул. Вроде как разрешил.
Схема знакомая: слизистые — пасть — чистота языка — стоматит — консистенция слюны — состояние когтей… Дракон позволял, иногда дергая хвостом и «урхукая». Работалось спокойно и четко, и только дыхание Грегора в шею раздражало. А еще он нескончаемо бубнил:
— Осторожно, не напугайте его. Не касайтесь носовых щитков. Да не давите так пальцами. Не цепляйте ногтем. Не дергайте за веко! Не надо так глубоко в ухо! Пожалуйста —
пожалуйста — осторожно!
— Послушайте, Грегор, — рыкнул Михэй, зверея. — Или вы немедленно превращаетесь в молчаливый табурет и не мешаете мне работать, или я выставлю вас за дверь, ясно?
Грегор надулся, но замолчал. Правда отойти не соизволил.
Михэй продолжил. Когти — кожа — позвоночник — крылья — суставы — клоака — хвост… Все чистое, не придраться — ни раздражения, ни слизи, ни нарушения пигментации. Видно, что трясутся тут над ним, как над яйцом Фаберже: чешуя отполирована, когти наманикюрены, гребень смазан какой-то ментоловой пропиткой. У дальней стены Михэй заметил стенд с инструментами, средствами, губками и различными примочками для наведения драконьего марафета, и это сказывалось — принимая во внимание результаты анализов, гигантская ящерица была абсолютно здорова. Но лежала в тоске, уронив голову на лапы, и не смотрела в сторону полной кормушки.
Утерев лоб, Михэй отступил, снял перчатки.
— Инфекции кожи, дерматит, внесезонные линьки бывают? Жмется иногда к батарее? Или наоборот, отходит к дверям?
Грегор недовольно дернул щекой: «Как вы могли подумать!»
— Тепловой режим соблюдается до градуса. — Он подошел к стене и открыл щиток, больше похожий на панель управления космической станцией. — Система рассчитана на максимальный уход. Здесь контроль воды для питья, здесь опрыскиватели для поддержания влажности. Все лампы оборудованы УФ-фильтром. Если он остается на ночь, я включаю систему нижнего подогрева.
— Питание?
— Сбалансировано по белкам и жирам, плюс подкормка кальцием, витамином А и железом.
— Необычные симптомы или поведение? Рвота, судороги, внезапная агрессия? Мог подцепить клеща или другую инвазию?
— Откуда? Парк регулярно обрабатывается от паразитов.
И вот здесь Михэй притормозил.
— Вы не пускаете его дальше парка?
— Зачем ему куда-то летать? Здесь сто гектаров защищенной территории, полностью оборудованной под нужды дракона. Есть место для игры, для тренировки, просто для полетов — я держу его в форме.
— А вы… на нем летаете? — спросил Михэй осторожно.
Грегор нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Портреты в холле. Все ваши предки изображены верхом. Драгош рассказывал — крестовый поход, турки, османы…
— У нас же не средневековье, нет необходимости драться. А просто летать… В юности я еще мог позволить себе подобную блажь, а сейчас, особенно после… — Грегор постучал тростью по изящному ботинку на искалеченной ноге. — Это было бы безрассудством.
— Давно? — спросил Михэй.
— Травма? Полтора года назад.
Задачка наконец сложилась.
— Тогда же, когда у Драгоша начались проблемы со сменой формы? — Михэй кивнул на трость. — Что там у вас случилось?
— Это не важно, случайность, — отрезал Грегор. Он поджал губы, притопнул здоровой пяткой. — Если вы закончили осмотр, идите в дом, я присоединюсь чуть позже.
Кривясь, он опустился на колено. Положил ладони на серебристую морду, где губы выступали волной над мощными клыками, и прижался лбом к носовым пластинам. Зашептал. Дракон вздохнул, благодарно подставился под прикосновение.
Что-то было в этом, единение человека и зверя. Искреннее, родное. Михэй знал, каково это.
Он отвернулся и зашагал по дороге к дому.
Спустя полчаса к нему присоединился Грегор.
— Ну что, каков ваш диагноз?
В кармане завибрировал телефон. Похоже, Тинку выпустили на волю. Михэй не ответил.
— Ваш дракон умирает.
— Я и сам это вижу. Почему?
— Потому что… — Михэй попробовал подобрать вежливые слова, но он никогда не умел расшаркиваться, собственно, он поэтому и выбрал лечить животных, а не людей. — Потому что он дикий зверь, а вы делаете из него болонку!
Грегор отступил.
— Я всего лишь забочусь о нем. И хорошо забочусь!
— Вот послушайте, — Михэй, как мог, смягчил голос, — я рос в Бухаресте, в обычной многоэтажке, и за стенкой жил мой друг, Петер. У Петера была роскошная немецкая овчарка — большая, сильная, умела приносить палки и давать лапу. Но в квартире от нее было много шерсти — у овчарок знаете какой подшерсток? Так вот родители Петера, чтобы не чистить ковер, привязывали ее на поводок к ручке входной двери. Каждый раз, когда я приходил в гости, я видел, как эта собака сидит в коридоре — она не рвалась за нами в комнату, она давно привыкла — но я все детство боялся смотреть ей в глаза.
Грегор мрачнел с каждым его словом.
— Очаровательная история из детства, не понимаю, как она относится ко мне и моему дракону.
— Вы чертов академик, Грегор, догадайтесь. — Михэй шагнул ближе. — Вы же видите, анализы чистые — значит, это психосоматика. Ему нужна свобода, полеты. Ему нужен партнер, а не владелец.
Стукнув тростью, Грегор заковылял к секретеру, вынул ручку и чековую книжку. Михэй нагнал его.
— Послушайте, я понимаю, мне и жизни не хватит накопить денег, чтобы выкупить его у вас, но…
Грегор поднял руку:
— А теперь вы меня послушайте, Михэй. Я благодарю вас за оказанные услуги, вы быстро приехали и сработали весьма профессионально. Обещаю оставить положительный отзыв о вашей организации на сайте.
— Грегор…
— Но больше мы не нуждаемся в вашей помощи. Возьмите деньги, — он протянул чек, — и я не желаю видеть вас на своей земле. Иначе вызову полицию, это ясно?
Михэй выхватил бумажку, чтобы бросить ему в лицо, но заметил цифру — и замер. Двести тысяч лей смотрели на него оттуда изуродованной тигриной мордой.
Телефон в кармане так и зудел, сбивая с мысли.
— Отличное утро, господа! — Драгош шагнул в комнату, улыбаясь. Одетый в просторную рубашку и домашние брюки, он выглядел свежим и исключительно здоровым — и светился не хуже трехъярусной люстры. — Что там с завтраком, Грегор? Я бы съел сейчас пару девственниц…
Он наконец заметил хмурое напряжение между ними.
— Что случилось?
— Господин Нягу уезжает, немедленно.
Драгош положил руку Михэю на локоть.
— Это правда? Почему?
Телефон все вибрировал в ляжку, да что Тинке нужно?! Михэй выдернул трубку из кармана и уставился в экран.
— Ч-черт.
Это была не Тинка. Внутри что-то натянулось, как проволока на катушку.
— Что там?
— Сигнализация. Эти твари взломали загон, похоже, пытаются вывезти Жужу, пока нас нет.
Он подхватил сумку, куртку, бросился к выходу, но Драгош перехватил его и потянул к балкону.
— Сюда, — он принялся на ходу расстегивать пуговицы. — Скорее.
Михэй оторопело бросился следом, адреналин ударил так, что в глазах двоилось.
— Драгош! — Грегор ковылял за ними, причитая. — Ты с ума сошел? Прекрати сейчас же. Это глупость!
— Ему четыре часа добираться, а по серпантину еще дольше.
— Это его проблемы. Драгош! Остановись, слышишь? Я запрещаю!
— Иди к черту, Грегор.
— Ты не сможешь, ты же разобьешься. Стой!
Не слушая, Драгош вскочил на парапет, раскинул руки, ухнул вниз… а поднялся уже крылатым. Опустился на плитку, подставляя серебряную шею.
Михэй сунул бумажку с чеком в карман рубахи.
— Если вы сейчас сядете на него, я засужу вас, — прорычал Грегор. — Разорю! Я натравлю на вас полицию. Уничтожу вашу ферму!
Его угрозы потонули в хлопанье драконьих крыльев.
***
Михэй захлебнулся воздухом. Страх забил горло, как пена в шампанском.
За что тут держаться? Где чертов ремень безопасности? Не удержусь, не усижу, бухнусь! Михэй засучил ногами, замельтешил ладонями по гладко-выпуклой чешуе, почувствовал, как внутри все перекручивается связкой сосисок. Кроссовки заскользили, сорвались — и вдруг уперлись в углубление. Точно, среди чешуек оказался зазор, именно там, где надо. И в тот же момент пальцы нащупали удобно вздыбленный нарост кожи. Михэй вцепился сильнее, перенес корпус вперед, устроился.
Так-то лучше. Ледяные прищепки на позвоночнике отпустили, гвозди выпали из затылка, сердце сглотнулось на место.
И вот тут накрыло. Он же летит, мать его. Летит! И не на самолете, не на парашюте, не на чертовом параплане, а на… мать его…
В глазах защипало, и не только от ветра. Мозг визжал и похрюкивал от счастья. И отказывался верить.
Первой поразила тишина. Внезапная, абсолютная. Иногда мышцы могучей спины вздымались, двигая крыльями, и тогда раздавались хлопки, как от натянутой парусиновой палатки, но в остальном — вокруг все молчало. Здесь, на высоте, нечему было шуметь.
Второй в глаза бросилась красота. Там, под ними. Безудержная, кипучая — зеленое полотно леса, перечеркнутое стежками шоссе, заплатки пшеничных полей, кант бирюзовой речки. Фантастическое зрелище, до счастливой газировки в венах.
Срочно захотелось сделать что-то безрассудное. Убедившись, что кроссовки и колени цепко держат блестящие бока, Михэй поднял руки и заулюлюкал. Дракон под ним взбрыкнул, вытянул шею и заревел — зычным турбинным звуком, отзываясь. В грудь забилось столько воздуха, что казалось — уже не выдохнуть. Охренеть, как же это охрененно! Захлебываясь идиотским смехом, Михэй согнулся, упал на кожаную спину и понял: теперь это с ним навсегда. Что бы ни случилось, чем бы ни закончился сегодняшний день, вот этот полет, вот эта свобода — часть его. В животе, в голове, в легких.
Поддавшись порыву, он прижался губами к горячей чешуе.
Внизу вдруг мелькнули знакомые крыши. Реальность шмякнулась в лицо первоапрельским тортом. Будто в прицел, он увидел, как из ворот выезжает грузовик.
— Вот они! Давай вниз, — закричал он, хотя где шанс, что его услышат? И тем более послушают? К тому же без мордорского? А что если дракон просто сбежал и несет его сейчас черт знает куда, до границы с чертовой Польшей, где их пристрелят, приняв за вражеский боевой юнит?
Нет, судя по жесткой спирали, в которую превратился полет, дракон все понял. Они снижались. И вот теперь стало громко. Так, что уши вворачивались в череп. А еще стало холодно и страшно. Ветер бил в лицо кулаками, волосы, выбившись из хвоста, тянули назад. С каждым кругом желудок карабкался вверх по пищеводу.
Михэй зажмурился. Скорее бы, скорее. Хоть лепешкой, хоть лужицей, но лишь бы на землю…
Закончилось неожиданно быстро. С тяжелым ударом дракон приземлился. Бухнул хвостом, поднял облако пыли, рыкнул.
Завизжали тормоза и люди. Раздался пугливый мат. А потом все завертелось.
Михэй попробовал спрыгнуть, но ноги окаменели, и он брякнулся на землю, оцарапав бок щебенкой. Не самый яркий выход на сцену, но он и не был сейчас главным актером. Его роль была небольшой. Добежать до фургона, вручить визжащим от страха горе-грабителям чек и убедить их открыть двери. То, что он вне сценария поработал слегка кулаком, было простительно. Импровизация, куда без нее.
Жужа спала, ужаленная дротиком со снотворным. Вытолкнуть клетку из грузовика оказалось еще по силам, а что делать дальше, Михэй не представлял. Грузовик, плеснув галькой из-под колес, унесся в розовые дали, даже не попрощавшись.
И в этот момент раздались гулкие хлопки крыльев. Солнце затмилось могучим силуэтом. Дракон подцепил железные прутья клетки когтями и поднял в воздух. Михэй едва успел забежать за ворота, указывая, куда опустить.
— Сюда, рядом с вольером, еще немного влево… Давай!
Вот ведь, понятливый. Не только примостил клетку где надо, но и прошелся когтем по замку. Не придется тащиться за кусачками.
Первым делом Михэй проверил Жужу. Слизистые оболочки, сердце, легкие. Вроде все в порядке, просто ждать, когда проснется. Скрипя зубами, он перевалил стодвадцатикилограммовую полосатую тушу на парусиновую переноску и потянул в вольер. На полпути стало легче: с другого конца за петлю взялся Драгош. Голый, взъерошенный и какой-то дикий. И красивый, до чего же красивый. Щеки горели, грудь ходила ходуном, в глазах бурлило что-то огнеопасное. Михэй никак не мог насмотреться, чувствуя, как жар гуляет по телу — от вида крепких мышц на животе, разлета плеч, напряженной шеи. Невозможно было не вспоминать вчерашнюю ночь, гулкое рычание в груди и серебро вспыхивающей драконьей кожи.
Михэй едва оторвался, чтобы найти в связке нужный ключ.
Как только вольер был заперт, его приперли к стенке. Драгош стоял и дышал, ничего не говорил, только ноздри раздувал с каждым выдохом. В лице читалось вчерашнее «хочу», правда, теперь заканчивалось по-другому. Ну и хорошо, Михэй не против, Михэй очень даже за. Драгош обдавал горячим — древней, нечеловеческой мощью. Ее захотелось снова почувствовать между бедер.
До дома не дотерпели, еле добрались до сарая. Там летний диван, старый, с подсолнухами, там можно. Жглось так, аж член взмок в трусах. Губы горели. Драгош будто знал — пока ковыляли, все порыкивал, сдирал одежду. На покрывало Михэй плюхнулся уже со спущенными штанами.
Сверху тут же придавила горячая тяжесть, живот к животу, голое к голому, так трепетно. В груди у Драгоша тарахтело самолетным двигателем: «Хррр… хррр…» — чертов боинг. Стало тесно, потно, рот залепило грубым поцелуем. Михэй поерзал, со второй попытки скинул кроссовки и выпутался из джинсов, а жадный Драгош уже дергал член. Напористо, рвано. Оттягивал крайнюю плоть, гладил пальцем головку, размазывал липкую каплю. И быстро-быстро ладонью. Зудело по-скотски, Михэй поддал бедрами. Давай, ну.
Он выдернул смазку из кармана джинсов, вложил в нетерпеливую руку, а сам надорвал резинку. Вдохнул, когда в заднице стало холодно и скользко.
Драгош привстал, позволяя надеть презерватив, а потом навалился, как на груду сокровищ, подмял под себя, обхватил за плечи. Вошел короткими жесткими толчками — небольно, тягуче. Глубже, глубже. Наконец кожа к коже, растянул до предела. Даже страшно, что можно так близко, так сцепиться. Михэй поскользил ногами, уперся пятками в продавленности синтепона, замер…
— Полетели.
Как тогда, в небе, он отпустил руки, поймал несущий ветер, поддался свободе. Дракон нес на уверенных крыльях, в стремительном, свирепом ритме, все выше, пока не пустился винтом, так, что Михэй задохнулся. Оргазм жахнул по телу. Сердце затарабанило, из горла выпрыгнул короткий хрип. Дракон ответно взвыл и отчаянно рухнул сверху.
Михэй лежал, обнимая горячее влажное тело. Было тяжело, мышцы бедер болели теперь за два полета, но двигаться не хотелось. Сознание ленилось возвращаться.
Невдалеке задышали, и запьяневший мозг пробило ужасом: они не одни. Михэй оглянулся, пытаясь срочно прийти в себя, напряг глаза. Из темноты, грустно вздыхая, на них смотрел случайно забредший в сарай одноухий осел Бусинка.
Драгош сел, откинул голову на спинку дивана, ровно в подсолнух. Рыжие лепестки горели вокруг макушки, превращая то ли в святого, то ли в ведьму. Он все еще надсадно дышал, кожа на шее покраснела, виски блестели от пота. Ресницы дрожали, расчеркивая щеки тенями.
Михэй натянул трусы, сел рядом.
— Оставайся.
У Драгоша вырвался из груди какой-то неясный, еще не совсем человеческий всхлип.
— Ну правда, оставайся. Место есть, и тебе, и дракону. Работа, если хочешь. Приключения мы с Тинкой на твою задницу тоже, как видишь, найдем. Оставайся.
— Не могу… — Драгош покачал головой. — Грегор…
— А хочешь, я на него жалобу напишу? В комитет охраны животных?
— За что? За слишком ласковое обращение? — Драгош обтер лицо ладонью, пригладил волосы. — Нет, Грегор любит дракона. И дракон любит его, я это чувствую. А после того, что я сделал… я не имею права его бросить.
Михэй уже чувствовал, к чему он.
— Что там с ногой случилось?
— Это я его искалечил. — Драгош сцепил пальцы, закрываясь ими, как забором. — Грегор никогда не позволял летать за воротами, и он прав — есть законы, есть здравый смысл, но я… я тогда просто озверел. От стен, от замка, от вечной его заботы. Заявил, что если он не сядет, я полечу один, и Грегор сдался. — Забор из пальцев поднялся, закрывая теперь лицо. — Я тогда уже порядком выпил. И промахнулся. Не рассчитал, зацепился за башню крылом и упал на спину. Было невысоко, но я придавил его, Грегор чудом выжил.
— И что? Это же случайность. И из-за этого ты теперь до смерти должен служить ему комнатной собачкой? А если дракон просто угаснет?
Драгош молчал, но Михэй и в темноте видел, как в глазах дрожит вода.
В углу жалобно заблеял осел Бусинка.
— Ясно. — Михэй принялся одеваться. — Пойдем, найду тебе одежду. И отвезу домой.
На улице раздались шаги. Тинка — помятым, но не сломленным лебедем — выплыла на порог.
— Извращенцы, — хмыкнула она на их полуголый вид. — Хоть бы Бусинки постеснялись.
***
Тинкин «пежо» кашлял и ругался, но все же тряс своей престарелой задницей вверх по горной дороге. В машине молчали. Тинка начала было живописать свои злоключения, но прочитала скорбь на их тусклых рожах и свернулась. Веселился разве что пластиковый смурф на приборной панели, вздрагивая головой на каждом ухабе.
Драгош сидел на заднем сиденье, одетый в мятые джинсы и черный худи, и смотрел в окно.
У ворот он попросил остановить.
— Дальше я сам.
На прощание он крепко сжал Михэю плечо и отправился к замку.
Спасибо Тинке, она не стала сразу уезжать. Дала посмотреть, как черное худи исчезает за воротами, и только тогда завела мотор.
— Домой?
— Угу.
Едва они выехали на дорогу, со стороны замка раздались истошные крики. Тинка бросила взгляд в зеркало заднего вида, присвистнула и со всей дури сдала назад. Туда, где в облаке черного худи бежал Драгош.
Михэй чуть не на ходу выпрыгнул из машины.
— Постой! — еле разобрал он среди воплей Драгоша. — Подожди!
— Ты передумал? — Михэй ухватил его за пальцы. — Грегор? Ты говорил с ним?
Драгош яростно замотал головой.
— Я пришел… двери заперты… и только документы… — задыхаясь, он протянул бумажку, обляпанную вензелями и водяными знаками. Язык хрен знает какой, непонятно.
— Что это?
— Расторжение договора, — сказал Драгош тихо, будто сам не веря. И добавил, сверкая глазами. — Он меня отпускает.
Михэй обхватил его за плечи. Драгош постоял, прижимаясь, а потом вдруг задергался. Худи полетело на землю, рядом приземлились джинсы, а в следующую секунду перед Михэем тряс в нетерпении хвостом огромный серебряный дракон.
— Мамочки! — взвизгнула рядом Тинка, пока Михэй взбирался на спину. А посмотрев, как они взлетают, крикнула обиженно: — Чур в следующий раз я катаюсь! — но ее возгласы потонули в мощных хлопках драконьих крыльев.
***
Михэй вышел из медвежьего загона. Ростик чувствовал себя отлично, простреленная браконьерами лапа полностью восстановилась. Осталось подготовить документы, и скоро за медвежонком приедет команда из реабилитационного центра. Теперь пора заняться новым вольером, завтра обещали привезти больную рысь.
Натягивая строительные перчатки, Михэй огляделся и вдруг увидел у ворот блестящий белоснежный кадиллак. На лицо выползла улыбка. Ну неужели! Как давно они ждут этого гостя, уже думали, не увидят.
Заперев инструменты, он припустил в центральный дом. Успел в самый разгар спора.
— …говорю же, мы туристов не принимаем, у нас правила, — напирала Марика, практикантка с ветеринарного — искренняя, но порой чересчур пылкая. Животных она была готова защищать чуть ли не жизнью. — В зоопарк идите, там хоть слоны, хоть утконосы, а наш дракон — не экспонат…
Михэй потрепал по плечу не в меру усердную практикантку.
— Мари, все в порядке, пропусти. — Он протянул руку: — Здравствуйте, Грегор. Хорошо, что вы приехали.
Приветствием ему было уже знакомое сдержанно-кислое выражение.
— Я ненадолго.
— Идемте.
«Так… и-так, — повторяла трость по земле. — Так… и-так. — А потом по грязи: — Шмяк… и-шмяк».
Драгош нашелся около Жужиного вольера. Желтые шорты и серая майка, волосы забраны на макушке, на лице — пятнистый загар, он толкал перед собой тачку свежих опилок и казался сосредоточенно-усталым. Но господи, каким же счастливым. Будто там, в замке, он стоял в вазе и ждал, когда завянет, а здесь его ткнули в землю, и он пустил корни.
Завидев Грегора, он бросил опилки и кинулся навстречу.
— Дружище! — его руки замельтешили, сжимая за плечи, похлопывая по спине. — Я так рад.
Грегор едва устоял под напором.
— Я ненадолго, — повторил он, кажется, забыв весь язык, кроме этой фразы.
— Он очень ждал, — Драгош уже стягивал майку через голову. — Он так тоскует.
Грегор смущенно отвернулся. Михэй на всякий случай тоже. Некоторое время они стояли рядом, слушая, как шуршит одежда и плюхается в опилки.
— Он… выглядит здоровым, — сказал Грегор вполголоса.
— Еще бы, — Михэй усмехнулся. — Хорошее питание и спорт, —
и много секса, — полезны и человеку, и дракону. — За спиной утробно вздохнули. — Ну… вам что-нибудь нужно?
— У меня с собой. Максимилиан, сюда!
К ним приближался охранник, громыхая по грунтовой дорожке колесами чудовищного чемодана, набитого инструментами для груминга: шампуни, полироли, наждачки для когтей, натирки для чешуи…
Михэй поспешил ретироваться. Во-первых, вольер сам себя не достроит, во-вторых, не очень-то хотелось смотреть, как из дракона делают выставочного пуделя, а в-третьих, лучше все же быть подальше, когда Грегор заметит брешь в чешуе — там, где пару дней назад Драгош зацепился хвостом за антенну, когда они летели слишком низко над крышами ночного Питешти.
Работы было много, Михэй провозился со строительством до вечера — и только на закате увидел, как белый кадиллак пыхтит по дороге в горы.
Тогда он все бросил и отправился к тигриному вольеру. Драгош уже обернулся и оделся. Он даже успел засыпать пол Жужиного дома свежими опилками и теперь сгружал старые на тележку.
Михэй подошел сзади, сграбастал.
— Предлагаю устроить романтичный вечер.
Драгош засмеялся, по опыту предчувствуя подставу.
— Дай угадаю — строить вольер?
— Вольер готов, осталось покрасить, сделать навес и кормушку.
— Уже романтично. А потом?
— А потом… — Михэй мечтательно поднял взгляд. — А потом полетаем.
Драгош повернулся, полез руками вокруг пояса.
— В небе или в постели?
Михэй усмехнулся и поцеловал его в кончик носа.
—
Угу.
