И волчий зуб, и лисий хвост

Рыжего можно было назвать везунчиком. Конченным везунчиком. Удача всегда настигала его в последний момент. Будь то контрольная по истории, когда ответы нашлись за пять минут до конца урока. Будь то пожар в квартире, когда он едва успел проснуться, — всего пара минут и он бы задохнулся от гари. С каждым годом удача все больше и больше поворачивалась к нему, протягивала руки и крепко прижимала к груди. В пятнадцать лет его жизнь была мечтой любого подростка. Он был как тот самый голливудский мальчишка из девяностых — молод, полон сил и амбиций. Восходящая звезда. В семье царила идиллия. Рядом подорванные друзья, которые всегда будут на твоей стороне. Девичье внимание облепляло его со всех сторон. Он не был каким-то там мажором с охуенной внешностью, — напротив. Обычный хулиган из бедной семьи с раздутым эго. Упрямый своенравный эгоист. Он не видел преград, для него не существовало правил. Сила, харизма, самоуверенность — три кита, на которых держались сильные мира сего и он, в частности. Жизнь складывалась, как песня — набирала темп, ритм и громкость. На последнем акте заиграла барабанная установка — живо, резко, оглушающе — и в самый неожиданный момент происходит последний удар об тарелку — звонко, громогласно, почти убийственно. Этот жаркий знойный день он провел на водохранилище недалеко от города. Ради этого момента он с друзьями прогуливал уроки и батрачил на шабашках, чтобы отметить окончание горячо ненавистной ими школы. Родители давно отказались спонсировать их разгульный образ жизни, поэтому приходилось вкалывать. Заработанных общими усилиями денег было немерено. Казалось, что невозможно потратить такую сумму за два дня, разве что разжигать ими костер. Что они и сделали. Пьяные, накуренные, возбужденные подростки, у которых кровь горячее лавы. Им уже было плевать, сколько крови и пота было пролито, сколько нервов потрачено, сколько неприятных слов позабыто, ради этой кучки пепла в костре. Неважно, что будет завтра, важно, что сегодня им хорошо. По возвращению домой Рыжий почуял что-то неладное, когда на экране телефона увидел несколько пропущенных от отца, матери и младшего брата. Один из звонков отца он случайно взял, когда был в говно. Он даже не помнит, о чем был разговор. Ну и хуй с ним. Два дня назад он сжигал деньги на костре, ни о чем не заботясь. Сегодня кремировал отца, понимая, что эти деньги могли его спасти. Эта цепочка событий медленно растекалась ядом по венам, перекрывая доступ к кислороду, а без кислорода отмирают клетки мозга. Кажется, с ним происходило то же самое. Голову разрывало от звенящей пустоты. Мозг полностью отключился. Единственное, чего ему хотелось — это спастись от жары. Плитка в ванной охлаждала разгоряченную кожу, стекающий по шее пот щипал чуть меньше, а блаженная прохлада, как толстый слой ваты, облепила уши. Он перестал слышать, как мать крушит квартиру, как восьмилетний брат бьется в истерике, как умоляет ее успокоиться. Даже звон битой посуды доносился будто из соседней квартиры. Ни он первый, ни он последний, у кого случилось такое горе. У кого-то жизнь обрывается, у кого-то продолжается. Это не повод хоронить себя. Все-таки вся жизнь еще впереди. Но атмосфера в доме говорила об обратном. Его мать всегда была немного не в себе. В молодом возрасте она не смогла переварить собственные эмоции, и крыша начала медленно съезжать. Смерть мужа снесла эту крышу, как ураган, унесший Дороти в страну Оз. Мелкий держался как настоящий мужчина — старался успокоить мать и пытался делать работу по дому. А ночью он пробирался в кровать к Рыжему, крепко прижимался к его спине и засыпал, захлебываясь рыданиями. Рыжего хватило на три дня, потом он сбежал из дома. Ночевал у друзей по очереди, гулял, пытался развеяться. Если бы не полиция, он бы еще месяц не возвращался. За две недели его отсутствия квартира стала неузнаваемой. Даже жалкого куска обоев, держащегося из последних сил, не висело. Зеркала и окна разбиты. Из вспоротого дивана торчала набивка. Из целого не осталось ничего. Мелкий забился в угол, прижав колени к груди. За это время, казалось, он выплакал все слезы на десяток лет вперед. На нем не было живого места — маленький тощий скелет с налитыми синяками, как недоспелая слива. Совесть, как спавший много лет вулкан, заклокотала, изверглась, причиняя почти физическую боль. Люди не меняются, их меняют обстоятельства. Герой может убить, злодей — спасти, жадный — расщедриться, алкоголик — бросить. Даже конченный эгоист может пожертвовать собой ради чужого блага. Мать хотели привлечь к ответственности за жестокое насилие над ребенком, но та сбежала и считалась пропавшей без вести. Скорее всего, она уже давно сдохла в сточной канаве, а труп сравнялся с помоями. Мелкий рассказал, что в невменяемом состоянии мать орала о том, что отец повесился из-за угроз черных коллекторов. Что теперь Рыжий обязан платить по счетам, а не она. Удача, которая до этого крепко прижимала его к груди, вонзила нож в спину и оставила истекать кровью. Год за годом проходил как в тумане. Из-за возраста его сразу отправили в училище, где предоставили общежитие, а Мелкого — в детский дом. Шарага, общага, подработки. После выпуска метался с одной работы на другую, параллельно подрабатывая в подпольных боях. Коллекторы то и дело напоминали о себе. Благодаря им Рыжий научился фильтровать базар, говорить коротко и по делу и понимать, когда разговаривать бессмысленно. Эти мудаки сделали для него больше, чем родной отец. «Щелбаном» выкинул бычок и выдохнул дым, прикрыв глаза. По телу пробегает дрожь — словно он рухнул на диван после изнурительной тренировки, а мышцы мелко подрагивают от перенапряжения. В двадцать два у него за спиной ни одного долга, собственная маленькая квартирка и готовое заявление в органы опеки. Шлюха-Удача ласково тянет загребистые ручонки. Его победа — плевок в лицо всему миру. Он показал зубы, доказал, что никакое дерьмо его не сломит. …и вонзает нож в самое сердце. Он даже не понял, что произошло. Какое-то ебучее стечение обстоятельств. Из-за гололеда Рыжий неудачно упал, а пожарная машина с включенной сиреной просто не успела затормозить. Когда говорят, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами, знайте — они не умирали. Ничего там в голове не проносится и не вертится: никаких там сожалений, мыслей о будущем, невоплощенных желаний и прочей мозгоебной чепухи. Блядь, — единственное, что успело промелькнуть до того, как стало темно. Ни боли, ни мыслей, ни тебя. Ты мертв. Рыжий был убежден, что даже самая дерьмовая жизнь стоит того, чтобы жить. Если твоя жизнь дерьмо, то у тебя есть цель исправить это. Как бы ему не объясняли, он не понимал, как можно довести человека до самоубийства. Неважно, травля в школе, увольнение с работы или собачья моча на ковре, что угодно может довести слабого человека. Сильного же убьет только пуля в голову. К какому типу относился Широ, он понять не мог. На первый взгляд тот был похож на самовлюбленного придурка, дрочащего только на свое отражение в зеркале. Радужка казалась одним огромным зрачком — одна сплошная тьма без единой цветной крапинки. Черные волосы успели отрасти и слегка завивались у концов. Подтянутое тело, ровная кожа, прямой нос, резкие черты лица, — этот парнишка выиграл биологическую лотерею. Конечно же, внешность умеет обманывать хлеще цыган. Упрямый, ранимый и до одури наивный мальчишка со спокойным лицом рассказывал жуткие вещи и улыбался сквозь боль и обиды. Таких людей ломает медленно и незаметно, — они игнорирует все вокруг, обитая в каком-то своем мире, пока реальность обухом не огреет затылок. Видимо, Широ так и сломался. — Я хотел стать героем. Парнишка смотрел куда-то в сторону, нервно перебирая пальцы. — Я всего лишь хотел доказать, что даже такой как я может быть полезным. Что я могу спасать людей с улыбкой на лице. Но я не смог даже себя спасти. Широ тяжело вздохнул и впервые за долгое время взглянул на Рыжего. Он с трудом выдавил из себя кислую улыбку, будто в этот момент ему по лицу прилетало кирпичом. — Я помогу тебе вернуться домой, но пока я буду искать способ это сделать… Сможешь хоть немного приблизиться к моей мечте? Вместо меня. Рыжий едва сдержался, чтобы не встрепенуться от пробежавших мурашек. Он не был из жалостливых, но этот дрожащий голос всколыхнул что-то глубоко внутри. Потер лицо, будто после тяжелого пробуждения, и крепко зажмурился, желая проснуться от этого кошмара. Но это был не кошмар, а бетонная реальность. Третий день слова застревают у него в горле. Третий день Широ ждет ответа и глядит на него, как побитая дворняга. Всем своим видом Рыжий говорит: нет. Но все же почему-то отвечает совершенно иначе. — Только, — прерывает радость мальчишки, — я ничего не обещаю. Усек? — Усек, — кивает. По рассказам Широ, он как шпиц среди волкодавов. Дрищеватый зубрила в окружении хулиганов, — сейчас тебя, может, и не трогают, но это до первой возможности. Просто парнишка, которому не повезло родиться обычным, за что общество ебет его и в хвост, и в гриву. Отражение помахало рукой, улыбнулось на прощание. Рыжий еще пару секунд пялился в зеркало, простреливая колючим взглядом свое новое лицо. Я в дерьме.