Жертва.

Он действует неторопливо. Будто смакуя, вертит в руках старинный металлический шприц из арсенала, наполненный каким-то снотворным. Вроде как. Ты точно не уверен, но в прошлый раз было именно так, а бушующая фантазия сейчас не подкидывает ничего утешительного. Хотелось бы, чтобы там был яд. Быстрый, растекающийся по венам свободой и спокойствием, ведь, кажется, спустя столько мучений ты заслужил это. Заслужил избавление. Мужчина хрипло напевает, голос даже звучит приятно, а его голубые глаза оглядывают тебя внимательно. Изучающе, привычно. Чертовски знакомо. Так, как смотрит лишь он. Брюнет подходит ближе. Его белая рубашка как всегда идеально выглажена, галстук завязан правильно, и все движения выражают лишь собранность и серьезность. Лампочка над головой мигнула, будто соглашаясь с твоими мыслями. «Да, Дин. Ты совершенно прав». — Ты снова не ел. Не вопрос, утверждение. Страх скопился внизу живота болезненным комком, а пересохшее горло не смогло бы издать звуки, даже если бы захотело. Ты разбил очередную тарелку, наведя беспорядок, а ведь требовалось.. — Ты всего лишь должен был поесть, Дин. И не злить меня. Оба не знали, что дальше по сценарию. Либо ласковый голос, будто этот псих вел разговор с ребенком. Либо холодное безразличие. Либо.. — Ты знаешь, что я злюсь от такого, мальчик мой. Ты знаешь. Либо этот огонь в глазах. Он никак не может наиграться с новой куклой. И ты закусываешь нижнюю губу, которая вся покрыта кровавой корочкой, и выгибаешься под сильными руками, выстанывая имя, которое тебе назвали в одну из череды ночей. — Кастиэль, пожалуйста, пожалуйста! И сам не понимаешь, просишь ты пощады или продолжения. Руки болят от браслетов наручников. На самом деле боль тянущая, старая, но все равно каждый раз заставляет скривиться и рвано выдохнуть, когда расползается по запястьям. Очередная пощёчина. Грубая, холодная. И голос: — Я задал вопрос. Ты где там витаешь? Кастиэль задал тебе вопрос. Голубые глаза промораживают до костей, а ты даже не представляешь, что ответить. — Ч-что? Мужчина покачал головой и вышел, заперев это непонятное помещение. И сняв с тебя наручники. На столе опять стоит пища: апельсиновый сок, яичница и какой-то салат. Будто домашний завтрак, не иначе. Живот жалобно бурчит и сил строить из себя гордеца больше нет. Поэтому ты в который раз отмечаешь то, как же вкусно готовит этот мужчина и считаешь свои собственные чёрточки на стене. Двадцать один день. Если не считать те, что провел в отключке. Ты здесь бодрствуешь двадцать один день. Считается, что за это время можно выработать привычку. Ты стал жертвой, Дин. Но этот взгляд так манит, не правда ли? *** Его кровь на вкус невероятна. Мужчина не церемонясь срывает с тебя одежду и любуется так, будто ты самое дорогое, что есть у него на этом свете. — Дин, Дин. Тебе несказанно повезло с глазами, знаешь? Такая глубина.. И после этих слов хочется отдать ему свое сердце. Отдать, и простить все, что было до этого и будет потом. Его кровь дурманит. Тяжёлым запахом металла она забирается в лёгкие, язык проводит по ране осторожно, собирая каждую каплю и наслаждаясь ею. Широкую ладонь не хочется выпускать из рук, она теплая. Она дарит боль, но ты готов терпеть. Готов принимать все, если потом ещё будут такие моменты любви. И Кастиэль знает это. Знает, это видно по его властному и хитрому взгляду. Ты готов на всё. Именно поэтому укладываешь мужчину на постель и оцеловываешь все доступные участки кожи. Сердце скоро пробьёт грудную клетку, но на это плевать. Совершенно плевать. Он гортанно стонет, шипит, и прижимает твою голову ближе к своему паху. — Давай. Возьми его в свой очаровательный ротик. И ты слушаешься. Обхватываешь алую головку члена зацелованными губами и забываешь совершенно обо всем, пока жар расползается по коже, затапливает разум, а хриплые стоны и властные движения сносят тормоза. Тормоза, которых и без того почти нет. *** Он вновь дарит тебе лишь боль. Невероятные взлёты заканчиваются сокрушительными падениями, и ты не хочешь этого. Оборвать зависимость, бежать куда глаза глядят — вот твоя цель. Только лисица снова обнюхивает капкан, ещё одно неверное движение и она окажется в нём без шанса на выживание. Ты этот лис. Дыхание учащается, а сердце сходит с ума от мыслей о то, что Кастиэль мог бы сделать тобой. Где взять, что прошептать и сделать, ведь ты не знаешь наверняка. Любишь загадки, мой дорогой, а ангел с голубыми глазами именно такая загадка, над которой ты ломаешь голову. Даже несмотря на то, что вас ищут копы и твоя до жути ревнивая подружка, от которой мутит. «Нужно бежать» — это твердит мозг. «Зачем? Ты можешь прикоснуться к совершенству, зачем тебе бежать?» — глаза горят от этих мыслей. Сердце. Оно разгоняет кровь по венам все быстрее. *** В один из дней вас находят. Тебя спасают, возят по судам и родным, демонстрируя все ссадины и порезы и приговаривая: "бедный мальчик", "несчастный ребенок", а внутри лишь.. пустота. И Кастиэль Новак гордо смотрит на судью в зале при вынесении приговора. Ты не слышишь длину срока, только кровь шумит в ушах, и вопросы судьи, который говорит твою фамилию слишком часто, почти не слышны. Последнее заседание окончено. Вы даже не смотрите друг на друга, тебя трясёт. — Дин, Дин. Как ты? Жить будешь. Даже пытаешься найти новые отношения. И опять какая-то херня. Ты флиртуешь, получаешь дозу адреналина и эмоций, а потом внутри ко всем этим людям холод и безразличие, ощущаешь то, что петля на шее затягивается все сильнее, а табуретка начинает раскачиваться больше. Тебе тошно. Просто тошно, блять, ведь лишь один человек вызывает то, что нужно даже сейчас: ты любишь его. Любишь голубые глаза, пухлые губы и все слова, что он говорит. Даже боль и кровь прошлых жертв на его руках и совести. Ты терпишь. Пока в один день не срываешься и не приезжаешь в тюрьму, перед этим узнав всю интересующую информацию. — Кастиэль, мы сбежим отсюда. Мы от всех сбежим. Твой ангел сжимает пластиковую трубку телефона и кивает, оглядывая с ног до головы этими голубыми глазами. И жар снова затапливает всё.