*
— Яку, — пьяно тянет Куроо, — меня тошнит. Мориске чертыхается и раздраженно сопит с тяжелой тушей наперевес, поднимая ногу на первую ступеньку. Он молча поправляет большую руку, перекинутую через плечо и начинает медленно подниматься, следя за тем, чтобы его горе-дружок не расчертил землю носом, хотя в потемках это было сделать трудно: Куроо жил в странном комплексе с едва освещенной территорией, побитой плиткой, проржавевшими кое-где перилами, общими открытыми коридорами и ужасной слышимостью. Дешево и сердито, зато у моря, пускай и с видом во двор. — Не хотел тебя напрягать, — Тецуро виновато усмехается и гортанно стонет, вероятно, пытаясь собрать троящуюся картинку перед глазами воедино. — Не надо было столько пить… — шепотом добавляет он, но Яку все слышит и усмехается. Куроо никогда не отличался особой выдержкой, но почему-то всегда наступал на одни и те же грабли. — Жизнь тебя ничему не учит, — Яку не теряет ни секунды, чтобы осуждающе зыркнуть в сторону Тецуро. — Ты, главное, предупреди, если захочешь блевать. Не хочу отстирывать рвоту с одежды. — Перестань, — лениво тянет Куроо с ноткой обиды, слегка выпрямляясь. Он сглатывает кислый ком, переставляя ногу за ногой. Ступени методично вытанцовывают брейкданс прямо под ступнями. — Я не настолько пьяный, чтобы не контролировать себя. — Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать. Но Куроо правда не настолько пьян, чтобы мозг ушел в отключку, слова перестали складываться в предложения, а органы занялись самодеятельностью. Однако, он был самым отважным игроком и самым честным, с которым все «было». Яку смотрит вверх и обреченно выдыхает: еще приблизительно сто ступеней и два лестничных пролета. Он опускает усталый взгляд под ноги, поднимается, поднимается и злится на Куроо, когда тот останавливается на передышку через каждые пять секунд. Когда, они, наконец, достигают нужного этажа, Мориске прислоняет обмякшее чужое тело к стене и достает телефон, печатая Алисе: «я довел куроо. с нами все нормально» — Кому пишешь? — спрашивает Тецуро, когда морской теплый бриз прибивает к стене. Он на мгновение прикрывает веки, опираясь затылком на шероховатую поверхность. Приглушенный свет моргает, погружая их в темноту на долю секунды. — Алисе. — М-м, — коротко тянет Куроо в ответ. Первый вертолет едва не сносит его с ног, поэтому он тянет пропитанный влагой воздух носом, открывает глаза и всматривается в густую темноту, пронизанную мягким шумом моря вдалеке, замечая периферическим зрением, как светлая, беспорядочно взъерошенная макушка мельтешит где-то внизу перед ним. — Где ключи от квартиры? — монотонно спрашивает Яку, грубо прощупывая передние карманы джинсов. Куроо опускает голову вниз и ничего не отвечает. Он думает, что упустил свой шанс, когда напряжение начинает расти в геометрической прогрессии, поэтому Тецуро решает беспардонно наблюдать, как маленькие руки похлопывающими движениями перемещаются на бедра, а затем на задние карманы. Куроо самодовольно усмехается вслух и немного отлипает от прохладной стены, поддаваясь вперед, когда чужие пальцы ловко выуживают звонкую связку ключей со всей существующей возмущенностью. — Придурок, — бухтит Мориске, быстро открывая дверь. И в этот момент Тецуро кое-что кажется, но, как говорится: когда кажется — не забудь перекреститься. Даже если ты не православный-католик и вообще не веришь в бога. Куроо знает, что Яку вспыльчив, а в такие моменты — особенно. И сейчас он готов чистосердечно признаться, что ему весело наблюдать за маленьким комком всемирного зла в одном крохотном человеке. А еще Яку живет на другом конце города, и это, возможно, играет свою роль. — Давай, ступай, — курирует Мориске, впихивая друга в квартиру. — Раздевать тебя не собираюсь. Из глубины комнаты слышится наигранное разочарование. — Очень жаль, — громким голосом драматизирует Тецуро, на что Яку цыкает и закатывает глаза. Он бросает взгляд на наручные часы. — Спокойной ночи, — отвечает Мориске, прежде чем хлопнуть дверью. Куроо плюхается на кровать в кромешной тьме и застоявшейся пыльной тишине, прекрасно понимая протрезвевшей частью мозга: никто не любит возиться с пьяными людьми, а особенно Яку Мориске, самый стойкий черт в их дурацком трио.*
Куроо замечает не сразу. — Слышь, — шепчет Тецуро ниже сидящему Яку под громкий, практически неразборчивый лепет пожилой преподавательницы по рисунку, которая, кажется, совсем не слышит дальше вытянутой руки. Плечи Мориске слегка вздрагивают. — Давай поспорим на двадцать баксов: кто громче крикнет «хуй» и спалится — тот проиграл. Пара сокурсников смотрит на них и переглядывается. Алиса без особого удивления хмыкает рядом с Яку, свыкнувшись с внезапными спорами, даже так, посреди лекционного занятия. Лицо Яку стоило видеть. Смесь застывшего шока, сморщенных бровей до массивных четких складок между ними и больших выразительных сощуренных карих глаз с немым очевидным вопросом, который формируется в ясное: — Ты придурок? Яку отворачивается. Куроо не приходится долго ждать настоящего ответа, так как он вырывается следом: — Давай. Они соревнуются, пока Куроо не проигрывает. Преподавательница оборачивается, будто в замедленной съемке, устремляя испепеляющий взгляд узких глазенок прямиком в лоб Тецуро. Вместе с ней оборачивается вся аудитория. — Куроо Тецуро, не испытывайте мое терпение! — гневно лопочет женщина, пока Куроо старается сохранять серьезное лицо под едва сдерживаемый смех с нижнего ряда. Тецуро, прилегая к парте, передает смятую двадцатку под возмущенное эхо в узкую ладонь Яку и наблюдает, как чужие губы растягиваются в широкой злорадствующей улыбке, а под ними образуются маленькие ямочки. Куроо беззлобно закатывает глаза. Купюра перехватывается холодными пальцами. — Ты похож на маленького черта, когда так улыбаешься, — с шуточной издевкой вполголоса говорит Тецуро. Лицо Яку искажается. — Заткнись, — буркает Мориске и быстро отворачивается к своему месту, и Куроо не может не обратить внимание на алые пятна, покрывающие бока худой шеи и выступающую ость позвонка, затрагивая уши. Тецуро хочет бросить что-то вроде: «тебя остудить? твое демоническое перевоплощение началось раньше времени», но решает промолчать и не предавать этому значения, отрешенно пялясь на три выразительные родинки под оттопыренным воротником рубашки, выстроенные в треугольник, подперев щеку кулаком. От скуки и холодной аудиторной тишины Куроо ведет взглядом вниз, натыкаясь на сгорбленные напряженные узкие плечи. «он такой маленький», — невольно думает Куроо, — «я боюсь его раздавить». Тецуро осекается и морщится, противясь своим мыслям. Он устало проводит ладонью по лицу и хмурит брови. «о чем я думаю?» Из тягучих размышлений его выдергивает обернувшийся Яку, кивающий головой в сторону выхода. Куроо сопит и обводит аудиторию глазами: лекция незаметно закончилась, студенты увеличивают громкость своих разговоров, встают с мест и собираются в галдящие кучки, стекая по высоким ступеням вниз, к выходу. Тецуро кивает в ответ, не успевая зацепиться за странные, неоднократно посещающие голову мысли. — Слушай, — говорит Куроо, поправляя рюкзак на плече. Он склоняется к Яку, идущему перед ним сквозь плотный поток людей, маневрируя между зевающими по сторонам студентами. — Ты же хорошо знаешь историю искусства? Мориске задумчиво мычит, шагая в сторону выхода. — Допустим. — Поможешь подготовиться к тесту? Яку, успев лишь заглотнуть воздуха для ответа, спотыкается о чужую ногу и ругается, но Куроо вовремя реагирует, крепко подхватывая его за локоть, практически смыкая собственные пальцы в кольцо: оставалось каких-то три жалких сантиметра, не более. Тецуро выдавливает обеспокоенное: — Ты нормально? Он следит за положительным кивком кучерявой макушки. — Ага, — недовольно бурчит Яку, высвобождая руку. Спустя секунду молчания он поднимает голову и смотрит на Куроо. — А что мне за это будет? — Я помогу тебе с математикой, — не задумываясь, отвечает Тецуро, вываливаясь, наконец, из душного коридора на свежий майский воздух вслед за другом. Руки ползут в карманы джинсов, когда Мориске цыкает, усмехается и отходит чуть в сторону. Он качает головой, прячет пропуск в карман штанов и ухмыляется. — Давай, тогда, приезжай сегодня вечером, — говорит Яку, спускаясь по лестнице, прикуривая на ходу. Он бросает прощальный жест в виде поднятой ладони. — Увидимся. Куроо запоздало кивает в ответ, наблюдая за стремительно удаляющейся фигурой. Точно маленький черт. Не хватает рогов и хвоста, думает Куроо, двигаясь в противоположную сторону.*
Куроо нравится слушать, как Яку увлеченно рассказывает, будь это даже деятели искусства эпохи Возрождения или биография Сальвадора Дали. Мориске всегда находит способ интересно преподнести информацию и пошутить так, чтобы было смешно, а в голове вместе с этим проносились мысли: «классно понимать его шутки. наконец-то я не чувствую себя тупым». Тецуро даже делает записи в тетради, хотя никогда особо не увлекался написанием конспектов. — …Вот. И, в общем… — Яку неожиданно запинается, когда его монолог прерывает громкий будильник, заставляющий вздрогнуть обоих. Он берет телефон под вопросительный взгляд Куроо с зависшим над листом карандашом в руке и отключает, цыкая. — Момент, сейчас вернусь. — Ты куда? — карандаш опускается в изгиб тетради, когда Мориске встает из-за стола. — Мама, — поясняет Яку из глубины квартиры, — уехала в командировку на месяц и повесила на меня свои растения, — ответ лишь подогревает интерес Куроо, поэтому он встает с пола и двигается приблизительно туда, откуда доносился голос Мориске. — Ко всему попросила перетащить этот цветок, — говорит Яку и указывает на внушительный горшок с не менее внушительными широкими листьями и толстыми стеблями, торчащими из земли, когда слышит шаги позади себя, — на пол, потому что, видите ли, «ему тут не нравится». Мало места, — он закатывает глаза. — Ого, — тянет Тецуро, опираясь на дверной косяк, оставаясь стоять в проеме балкона. Глаза обводят прохладное помещение, подсвеченное розовым неоном. — Да у тебя тут целый зимний сад. — Не говори, — вполголоса утвердительно бубнит Яку и вздыхает, подходя к большому цветку в горшке, опуская на него руки. — Не знаю, как его под- — Давай я, — буднично вызывается Куроо, отлипая от косяка и переступая порог. Он подходит ближе по глухо скрипучим половицам, практически вплотную, оставляя мизерное пространство между своим животом и чужими лопатками. Сердце Мориске делает многочисленный кульбит и со свистом проваливается в желудок, когда Тецуро вытягивает открытые ладони с грубыми пальцами, ожидая, пока Яку разрешит взять этот проклятый горшок с проклятым огромным цветком, тычущим своими дурацкими листьями в лицо. Да, по всей видимости, для его рук растение было чуть больше среднего размера, и ему бы не составило труда его переставить. Яку сглатывает вязкую слюну, чувствуя, как электричество стремительно рассекает кожу от незначительных соприкосновений с чужими предплечьями и плечами, а дыхание сверху опаляет затылок и голую шею, заставляя табун мурашек разбежаться по телу. До ушей доносится выжидающее сопение, такое громкое во внезапно нависшей неловкой тишине. Реальность на мгновение сжимается в точку и погружается в вакуум. Яку сам не до конца понимает, почему его так предательски парализовало посреди балкона из-за стоящего позади одногруппника и почему ему отдаленно кажется, что у Куроо может хватить смелости нежно придушить его своими широкими ладонями. Тецуро выглядывает из-за плеча с немым вопросом на лице. — Все нормально? Яку слабо вздрагивает от вибраций голоса над головой и стискивает керамическое исчадие ада в руках. — Отойди, Тецуро, — раздраженно бубнит Мориске, прочищая горло, слегка пихаясь локтем в ребра. — Я сам. Куроо отшатывается в сторону, выгибая брови. Ему совсем не кажется, когда в неоновом свете он замечает светло-розовые пятна на щеках. Тецуро складывает руки на груди и наблюдает, как Яку гордо и самодостаточно перетаскивает горшок на вытянутых руках, опуская его на пол, под розовую лампу. — Подай мне ту штуку в углу, пожалуйста, — вполоборота обращается Мориске, бросая указательный палец на пластиковую банку с распылителем. — Пульверизатор? — уточняет Тецуро, подцепляя его за рычаг. — Ага, — Яку укоризненно зыркает с корточек, забирая распылитель. — Не умничай. Чтобы молчание не заставляло Мориске впадать в мысленные тревожные танцы, пока Куроо стоял у него над душой, он решает что-нибудь говорить, лишь бы атмосфера не нагнеталась. — Мне кажется, — Яку пшикает воду на кучку растений, — со мной они не доживут до маминого приезда, — нервно усмехается. — Так… — Тецуро пожимает плечами. — Давай помогу. Все у него просто. Мориске фыркает. — В математике разбираешься, в ботанике разбираешься… — он кряхтит и подлезает в угол балкона, чтобы пшикнуть водой на дальние цветы. — Откуда столько познаний, а? Помолчав, Куроо отвечает: — Мозг рабочего характера. Яку встает на ноги и окидывает взглядом рассаду на подоконнике, поворачиваясь к Куроо. — Интересно, что еще у тебя рабочее? — выдает Мориске, замолкая. Его лицо искажается немым осознанием сказанного, что делает ситуацию в сто раз комичнее. Тецуро вскидывает брови и поджимает губы, терпеливо сдерживая порыв смеха. В голове Яку проносится неистовое «боже, научись думать, прежде чем открывать рот». Кажется, будто молчание тянется вечность. — Я… забудь, — отмахивается Яку, принимая чужой смех в качестве собственного поражения. Он быстро выходит с балкона. — Давай прикончим этих деятелей искусства средневековья и сыграем в приставку.*
Комната наполняется яростными щелчками джойстиков, звуками игры и выразительным бубнежом. — Твою мать, — обреченно цыкает Яку, на секунду откидывая голову на край кровати. Экран показывает победу второго персонажа. — Давай еще. Куроо хмыкает, начиная игру заново, краем глаза наблюдая за захваченным азартом Мориске. Проиграв еще две партии, Яку демонстративно вздыхает и качает головой. — Все, — говорит он, откладывая джойстик в сторону, — мне надоело, — трет глаза и заразительно зевает. Если Яку много проигрывает — его запал и интерес быстро иссякает. — Я играл с Кенмой всю осознанную молодость. Тебе меня никогда в жизни не переиграть. Мориске остро смотрит на самодовольное лицо и кривится, мысленно сбивая ногой ярко сверкающую корону с черной лохматой головы. — Если ты не получишь по этой хрени, — он указывает большим пальцем в сторону кухни, где были методично брошены конспекты по истории искусства, — «А с плюсом» — будешь торчать двадцать баксов. — Чувак, — возмущенно оживляется Куроо, — ты меня обанкротишь! Яку лениво перекатывает голову по кровати в сторону Тецуро. — А кто виноват? — язвительно передразнивает Мориске и щурится. — Пятнадцать. Он вытягивает руку с затворнической улыбкой, дергая бровями. Куроо медлит, смотря на маленькие аккуратные пальцы. — По рукам, — Тецуро заключает пари.*
Куроо не уверен во многом, но в том, что ему не кажется — уверен наполовину. Пришла очередь Тецуро помогать Яку не пролететь с итоговым по математике, поэтому Мориске тащится к Куроо, они складывают два мозга в один и дружно разбирают несколько блоков теории, одновременно решая большой пласт задач и примеров. Время пролетает незаметно. Настолько незаметно, что Яку удивляется, когда протирает глаза и смотрит на время на наручных часах. Он недовольно хмурится. — Что? — спрашивает Куроо, делая глоток воды. — Засиделся, — констатирует Яку, задумчиво почесывая висок. — Последняя электричка через пять минут. Тецуро молча жует губу, обдумывая всевозможные выходы из сложившейся ситуации. — Оставайся у меня, — предлагает самый адекватный, а точнее — самый первый пришедший в голову вариант. — Я дам тебе домашнюю одежду и даже уступлю кровать. — Да ладно, — бездумно начинает Мориске, прикусывая ручку, — зачем уступать? Можем поспать вместе. Куроо поворачивается и молча моргает. Иногда он вообще не понимает, что творится у этого парня в голове. В этом виноват истощенный от учебы мозг, или он такой непредсказуемый по природе? Скорее, второе. Яку замирает от того, как многозначно звучит эта проклятая фраза. Щеки предательски жжет. — Хотя, — Мориске хрюкает и отворачивает голову, не высвобождая ручку из зубов, — будет лучше, если ты свалишь на пол. Не выношу твой храп. И внезапно Куроо кажется, что он что-то, все-таки, понимает. — А я не выношу, когда ты перетягиваешь все одеяло, — в противовес отвечает Тецуро, вращая карандаш между пальцев. — Когда такое было?! — Всегда. — Не выдумывай, — ворчит Яку, что вызывает у Куроо смешок. — Не выдумываю. — Отвали, — не желая продолжать спор ставит точку Мориске, выгибаясь на стуле до хруста костей и протяжного зева. Куроо бездумно мажет взглядом по вздернутому краю черной футболки, впиваясь в полоску светлых вьющихся волос ниже пупка. Ему везет, что сознание не цепляется за чужую гибкость, поэтому он решает встать и выдать Яку фланелевые клетчатые штаны и зеленую майку. Тецуро заранее берет на заметку, что одежда будет ему велика, но он, почему-то, не думал, что настолько. Когда Мориске выходит переодетый, Куроо едва сдерживает смех: штаны подвернуты снизу, чтобы не споткнуться, затянуты высоко и завязаны так плотно, что спереди из мягкой ткани образуются мешковатые складки. Про майку можно много не говорить: Яку буквально тонет в ее бесформенности. Куроо следит одними глазами, как слегка ссутулившийся Мориске плетется к своему месту и садится, ставя ногу на сиденье стула, и невольно думает о том, что ему идет его одежда. Ему к лицу темно-зеленый. И, наверное, он хотел бы нарисовать его прямо сейчас и сделать складки на одежде еще больше, как можно больше, чтобы доказать всему миру о существовании самого маленького человека на планете. — Хватит пялиться, — бухтит Яку и ударяет Тецуро по плечу под громкий смех. — И хватит ржать! Ты в курсе, что это неприлично? — Что такое «приличие»? — с наигранным непониманием тянет Куроо, вставая с места, удаляясь к чайнику. Яку закатывает глаза, разблокируя телефон. Разговор течет сам по себе: от обсуждения повседневной всячины до насущных проблем. Пустых кружек становится больше. Тецуро опирается на спинку стула под оживленный монолог Яку, внимательно слушает и цепляется, а затем вовсе прилипает взглядом к тому, как Мориске натягивает воротник майки на нос. Куроо хочет поклясться, что видит, как тот старается незаметно вдохнуть чужой запах, листая ленту социальных сетей. Внутри что-то резко щелкает. Он, не подавая никакого вида, тихо, фактически исподтишка, следит за пальцами, медленно перебирающими ткань, пока шестеренки в голове настырно скрежещут и заставляют Тецуро невольно жалеть о том, что сейчас там находится не его глупая голова. Громкий зевок, намекающий на «отбой», выдергивает Куроо из мыслей.*
В темноте сонные разговоры приобретают запредельный, совершенно неясный многим людям оборот. Яку вытягивается на кровати, по-царски закидывая руки за голову, пока Куроо ютится на полу. — Слушай, — Мориске широко зевает, перекатываясь на край кровати, всматриваясь в Тецуро сквозь мрак сверху-вниз. — Тебе, наверное, там холодно… — Наверное, — практически не вникая в разговор хрипит Куроо, закрывая глаза изгибом локтя. — И совсем неудобно… — с натянутой жалостью продолжает Яку, подпирая голову рукой. Тецуро положительно мычит. — Совсем, — сонный выдох. — Если хочешь, можешь, так уж и быть, лечь рядом, — Мориске беззвучно хмыкает, понимая, что тот совсем его не слушает. Куроо с удивлением распахивает глаза и ухмыляется, охотно поднимаясь на ноги. — Говоришь так, будто это твоя кровать и я не мог бы в любой момент в нее лечь, — Тецуро залезает под второе одеяло, взятое с пола, пока Яку двигается, бросая на друга скептический взгляд. — Не мог бы, пока я не разрешил. — Ты невыносимый. Мориске мягко смеется. — Как будто ты сказал что-то новое, — отвечает Яку, отворачиваясь. — Спокойной ночи. — После наших занятий ты должен получить наивысший балл, — добавляет Куроо, — иначе… — Ты повторяешься. — …будешь платить за обед месяц. Яку возмущенно фыркает. — Две недели. — Три. — Две. — Две с половиной. — По рукам. Сон наступает вместе с монотонным монологом Куроо.*
Когда Куроо просыпается, он не находит Яку в кровати. Поэтому, слегка отойдя ото сна благодаря бьющемуся сквозь жалюзи дневному свету, он решает проверить общий коридор. И не ошибается. Он ступает ногами в тапки и равномерно вышагивает к двери, покидая теплую обитель. Лицо обдает свежим прохладным воздухом. Куроо ежится, потирая плечи. Яку, стряхивая пепел по ветру, оборачивается на тихий скрип, не поднимая локтей с плиточного балкончика. Они молча переглядываются, когда Мориске затягивается, почесывая нижнее веко. Он отворачивается, устремляя взгляд на дымчатое море, когда Тецуро подходит ближе и становится рядом. — Чего пришел? Тецуро неоднозначно пожимает плечами, смотря на сгорбленную над парапетом спину и острые лопатки. Нос обжигает резкий запах табака. — Ну, хочешь, я уйду? Яку минуту молчит. — Не хочу. Куроо опирается на локти рядом с Мориске и перехватывает из чужих пальцев тлеющую сигарету, делая тягу. Язык смакует мерзкую горечь, глотку раздражает боль и Тецуро морщится, кашляя. — Фу, — вполголоса комментирует Куроо, возвращая сигарету на родину, — как ты это куришь? Яку раздраженно цыкает. — Избавь меня от нравоучений. Иди кури свои химозные электронки, — язвит Мориске, подпирая кулаком подбородок. — Они приятнее на вкус и намного безопаснее, вообще-то! Яку удивленно хмыкает и поворачивает голову. — Здесь хотя бы табак, — демонстративно ведет рукой с сигаретой, — а в этой хрени — сплошная химия, — брюзжит Мориске, выпуская сизую струйку дыма из носа. — Вообще, что то, что это — одна херня. Ты в любом случае губишь свое здоровье. — Да-да, отвали, — коронная фраза. Яку отмахивается и слегка отстраняется, надолго замолкая. Куроо прикрывает глаза, вслушиваясь в треск бумаги, глухие стряхивания пепла и шум утренней ленивой морской волны. Сказка. Мориске внезапно оживляется, а это значит лишь одно: — Сегодня же выходной? — Да. — Давай, — он пихает Тецуро в бок, чтобы тот разлепил веки, — кто круче нарисует, — тянет Яку, кивая на море. — Проигравший раздевается до гола и позирует. Для рисунка. Да. Иногда так случается, что их споры… заходят за рамки дозволенного. Даже лучше сказать — переходят все существующие границы. Как говорится, безумные идеи посещают безумную (и бездумную) голову. Мысли опережают рассудок. Поэтому Яку невольно думает в этот момент, что Куроо струсит, даст заднюю, назовет его поехавшим и не примет такой идиотский спор, но Тецуро ведь не из этих. Он как раз-таки из тех, у кого в игре «было-не было» всегда все «было», и это о многом говорит. Куроо давит ухмылку. — А давай, — Тецуро разворачивается и вразвалку плетется в квартиру за своим и чужим блокнотом. — Отличный шанс посмотреть на твой костлявый зад, — бросает прежде, чем нырнуть в помещение. — Следи за тем, чей зад называешь костлявым, — поумерив пыл, сухо цедит Яку, выдавливая автоматический карандаш. — Иначе твой длинный язык окажется в жопе. Куроо хрюкает и кладет блокнот на обложенную плиткой поверхность. Когда они заканчивают рисовать, до Мориске, наконец, полностью доходит, чем они занимаются. Сердце болезненно ухает в горле от накатившего азартно-тревожного чувства. Но отступать было поздно: фотографии летят в чат друзей-сокурсников, и Яку подавляет внутренний крик из смеси страха и ликования, когда понимает, что выигрывает. — Вот блин, — с ноткой расстройства булькает Куроо, запуская пальцы в растрепанную челку, пересекаясь взглядом с озадаченным Яку, который правда не думал, что все зайдёт так далеко. — Прости, мужик, — он пожимает плечами, — просто Вселенная меня любит. Намек на то, что карма всегда возвращается бумерангом. Куроо с поражением вздыхает и закрывает блокнот. — Пошли, — голос покорно шелестит вместе со скетчбуком, подхваченным с балкона. Наружный Куроо сохраняет невозмутимость. Внутренний же Куроо сгорает со стыда. — Пошли, — вдогонку соглашается Яку и, запинаясь, говорит, зайдя внутрь: — У тебя есть что-нибудь выпить? Куроо окидывает его мимолетным вопросительным взглядом. Мориске моргает. — Вдохновение что-то не прет, — отмазывается, почесывая кончик носа. Тецуро безмолвно приподнимает целую бутылку мартини с полки.*
Грамм нежно разгоняет и оттягивает выполнение спора на неопределённый срок. Когда Куроо делает глоток прозрачной жидкости под недолгое молчание, Яку выдает: — Раздевайся. Тецуро давится, смотря на невозмутимое лицо напротив. — Что, так сразу? И никакой прелюдии? — Куроо строит невинное лицо, когда видит, как глаза Мориске закатываются за орбиты глазниц. Этот жест значил: «давай быстрее, пока я не передумал». — Ладно. Голова кружится, кровь в венах вскипает до предельных температур. Куроо, помедлив, со вздохом встает. Квартира погружается в тишину. Тецуро цепляет край футболки и тянет ее вверх, снимая элемент одежды, ощущая на себе обжигающий внимательный взгляд. Яку сглатывает, обводя глазами в меру рельефные плечи, скользя вниз, по подтянутому смуглому животу, покрытому мурашками. Красивый, невольно думает Мориске. Кишки скручивает в тугой узел, когда Куроо стягивает домашние штаны и аккуратно складывает их на стуле, оставаясь стоять в нижнем белье. Напряженная тишина накаляет пространство. Яку давится плотным воздухом и расплавляется на стуле, ощущая всеми существующими порами на теле, как чужая нагая фигура давит на него своим дьявольским существованием. Во всем виноват алкоголь, чертов алкоголь, Мориске готов поклясться- Куроо неловко прочищает горло, нетрезво переминаясь с ноги на ногу. — А обязательно?.. — он указывает пальцем на нижнее белье. Яку вдыхает поглубже, сохраняя равновесие, не давая последней проглоченной капле мартини завладеть оставшейся трезвой клеткой мозга. — Конечно обязательно, — на удивление невозмутимо выдавливает Мориске, нахмуривая лоб. — Это основная часть спора. Атмосфера разряжается и сжигает клетки кожи, когда периферическое зрение Яку цепляется за движения рук Куроо. Он понимает, что Тецуро действительно остается без белья, поэтому собирает всю свою совесть в маленький кулак, чтобы не смотреть вниз. Не смотри вниз, Яку, сраный ты извращенец. Он смотрит на лицо и впадает в панический ступор, когда Куроо просто стоит напротив. Полностью голый. Боже, кто тянул тебя за язык, Яку Мориске. И кому должно быть стыдно? Куроо удивительно спокоен. Как ему удается сохранять состояние удава и отключать мозг в стрессовых ситуациях — до сих пор остается научной загадкой. Яку едва не забывает, зачем они вообще тут сидят. Он, особо не отдавая отчета своим действиям, встает с места и медленно подходит к Тецуро. «Главное — смотреть в глаза и быть серьезным», — думает Мориске, когда подходит достаточно близко, чтобы взять Куроо, который смотрел на него сверху-вниз настолько обыденно, будто подобное происходит с ним ежедневно, за голые плечи. — Пожалуйста, — просит Яку, — без приколов. — Каких? — косит под дурачка Куроо и по-идиотски улыбается, опаляя дыханием и так пунцовые щеки Мориске. — Ты знаешь! — раздраженно бурчит Яку, грубо усаживая Тецуро на стул. — Сядь. Мориске семенит к своему месту и на ломанной смеси жестов и слов объясняет позу, которую Куроо должен был принять. Тецуро садится и смотрит, как Яку упирается носом в блокнот, практически не поднимая головы. — Может, все же в белье? — усмехается Куроо себе под нос. — Ты же сейчас со стыда лопнешь. — Заткнись, — Яку опрокидывает в себя остатки мартини. Коротко и ясно. Пускай, может, Яку и чувствовал себя крайне неловко где-то в глубине души, но когда он сосредотачивается, все эмоции мигом отходят на задний план. Он спрашивает разрешения прикурить. Куроо положительно кивает, бросая вдогонку о плюсе электронных сигарет, от которых не шманит табачным перегаром, за что моментально получает красноречивый средний палец в ответ. Но, все же, у него всегда была припасена керамическая пепельница для Яку. Когда Мориске смотрит, сосредоточенно щурясь долгие пять секунд, в голове Куроо пролетает весьма очевидное умозаключение, которое больше сходит за осознание ситуации: он же, черт возьми, сидит полностью обнаженный перед одногруппником. Вот так дела. Губы Яку наконец-то рассекает такая привычная нахальная ухмылка, будто он только что срубил джекпот в игорном клубе. Как уже можно было понять, Мориске — ужасный человек. Заноза в заднице. Самая ни на что есть ужасная, злопамятная и вечно злорадствующая язва, которую знает Куроо. Но не когда дело доходит до прорисовки мужских гениталий. Он хмурится, между бровей образуется четкая, выразительная складка. Яку тянется к ней, чтобы озадаченно почесать. В рот вливается очередной глоток мартини. — Ты так даже на дедовские гениталии на парах по рисунку не реагируешь, — Куроо знает, о чем говорит. Он жмет плечами. — Там же все одинаковое- Яку пьяно усмехается и качает головой. — Я прошу тебя, закрой рот, пока я его не заклеил, — Мориске подпирает голову раскрытой ладонью, царапая бумагу карандашом. — Определись: ты хочешь заклеить мне рот или все же засунуть язык в жопу? — невозмутимо тянет Куроо, ловя застывший взгляд Яку, который тут же прикрывает глаза оттопыренными пальцами, делая вид, что массирует виски указательным и большим пальцами. — Просто помолчи. Куроо ведет плечом и замолкает до конца весьма сомнительностей сессии по рисунку. То еще испытание воли. Не известно, кому тяжелее. Куроо практически бросает знаменитое «draw me like one of your french girls», чтобы еще немного позлить Яку, но все же решает придержать язык за зубами.*
Яку решает задержаться у Куроо еще на день. — Я тут… — Тецуро входит в комнату с небольшой коробкой в руках, как ни в чем не бывало. — …игру нашел. Будто пару часов назад он не сидел абсолютно голый. — Что за игра? — спрашивает Мориске, любопытно вытягивая шею, будто пару часов назад не изучал чужое тело. Наглядно. Будто все в пределах разумного. — «Правда или действие» Яку выгибает бровь и выпрямляется, отлипая от подушек, садясь на кровати. — Давай сыграем. Куроо улыбается и присоединяется, садясь напротив. Он вытаскивает карточки наружу, кладя их на плед. — Так, — Тецуро скрещивает ноги, — я тяну. Он берет верхнюю карточку и спрашивает: — Правда или действие? — Правда. — Вы поцелуете человека своего пола? — читает вопрос Куроо и стреляет глазами на Яку, который трет лоб, прежде чем ответить: — Да, почему нет? — он фыркает. — Дурацкий вопрос. Тецуро кивает, когда Мориске тянет карточку. — Правда или действие? — Действие. — Расскажите самую постыдную историю. Куроо усмехается, неловко замолкая. — Есть тут у меня одна… — он выпрямляется, на секунду прикусывая большой палец. — Как-то раз, еще в школе, девушка, с которой я встречался, предложила обменяться интимками. По классике жанра я сфоткал член и случайно отправил его маме. — Отвратительно, — на выдохе тянет Яку со смехом. — Лучше бы я этого не слышал. — Я сразу же удалил! — Поздно, ты уже себя опозорил. — Ты такой злой, потому что у маленьких людей концентрация агрессии выше? Куроо моментально прилетает пинок в колено. — Еще одна шутка про мой рост — ты труп. — Хорошо, малыш, — Тецуро дергает бровью, ловя испепеляющий взгляд насупившегося Яку. Он тяжело вздыхает. — Тяни карту, придурок. Краем глаза Куроо замечает, как по чужой коже ползут красные пятна. Мориске не был из тех умельцев, способных маскировать свое смущение. Возможно, сейчас самое время. — Правда или действие? — Правда. — Я тебе нравлюсь? Секундное молчание превращается в напряженную тишину. Куроо следит, как большие округленные карие глаза поднимаются вместе с головой и смотрят точно в душу с отчетливым немым вопросом. Яку моргает. — Не написано там такого. — Написано. — Дай сюда, — Мориске раздраженно тянется к карточке, но Куроо вовремя выставляет ладонь между ними, прижимая злосчастный кусок глянцевого картона к груди. — «Спросите у человека напротив, кто из игроков ему нравится». Нас двое. Я тебе нравлюсь? — тараторит Тецуро, сохраняя зрительный контакт. Яку заметно смущается и тушуется, откидываясь обратно на подушки. Молчание разрывает барабанные перепонки, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из глотки. Мориске тянет носом побольше воздуха. — Допустим, я скажу «да». И что? — он пожимает плечами и становится предельно серьезным. Жуткое зрелище. — Ты, что, тоже скажешь «да»? Никогда в жизни- — Да. Яку давится словами. — Врешь. Куроо медленно качает головой, теребя злосчастную карточку в руках. Яку вздыхает, шумно сглатывает и тихо говорит: — Ладно, давай дальше. Он тянет карточку. — Правда или действие. — Действие. — Поцелуй меня. Мориске пристально смотрит, и Тецуро понимает: это не просто вызов. Это самое настоящее пари с подтекстом: «если не поцелуешь меня — ты самое натуральное ссыкло на планете». Куроо чувствует, как в животе тревожной змеей скручивается кишечник. Он в ступоре, с долей мгновенной беспомощности, смотрит на Яку, сложившего руки на груди. Защитный рефлекс. Его щеки покрываются алыми пятнами то ли от нехватки кислорода, то ли от чего-то еще. — Что, боишься? — снова подначивает Яку, раззадоривая все больше смешанных чувств. Из-за густого воздуха его голос звучит иначе, будто на тон ниже. Тецуро молчит, а в голове красной бегущей строкой проносится мысль: к черту все. Куроо приподнимается на руках и, чуть вытянув ноги, сокращает расстояние в одно движение. Мориске отшатывается, замечая на лице Куроо странный, неподдельный интерес. Любопытство. Поджилки выжидающе дрожат и сжимаются, а сердце в очередной раз делает сальто где-то в желудке, когда Тецуро медленно, но уверенно приближается к Яку, размеренно выдыхая ему в лицо. Но даже этот незначительно слабый выдох методично обжигает кожу на лице. Мориске шумно сопит, когда они смотрят друг на друга долю секунды. Как он может быть таким спокойным и уравновешенным? Это сводит с ума. — Ты правда?.. — недоговаривает Яку, когда чувствует чужие губы на своих и широкую ладонь на шее. Гормоны вскруживают голову, и кажется, что он вот-вот расплавится от жара своего и чужого тела и от того, как пальцы с предельной осторожностью двигаются вверх, на затылок, перебирая короткие кучерявые волосы, будто боясь спугнуть. Яку довольно выдыхает носом, будто только что исполнилась его самая заветная мечта. Он прикасается пальцами к линии челюсти Куроо, чтобы прощупать реальность и продлить мгновение на долю секунды. — Да, — отвечает Тецуро, отстраняясь, чтобы посмотреть в чужие прикрытые глаза. Он опирается на вытянутую руку. — Правда. Яку несильно пихает Куроо в грудь и сопит. — Дурак. — Чего? — Ничего. Между ними образуется непринужденное молчание. Мориске беззлобно ухмыляется и берет чужие пальцы в горячие ладони. Тишина достигает предельной точки. — Как ты?.. — Мозг, — Тецуро самодовольно стукает пальцем по виску, — рабочего характера. Яку закатывает глаза. Он бы сказал, что еще у него рабочее. — Хочешь поиграть в игры? — внезапно предлагает Куроо, указывая большим пальцем за спину, где примерно находилась приставка. — А еще у меня есть яблочный пирог. Яку выгибает бровь. — Это, типа, свидание? — Считай свидание. — Тогда я согласен. Недолгое молчание прерывается смешком. — Давай поспорим: кто выиграет три партии подряд — тот съедает весь пирог, — Мориске затворнически улыбается и тянет руку вперед. — Спорим, — недолго думая, отвечает Куроо, пожимая руку в ответ.