Ласточки

В Ли Юэ всегда было много ласточек. Они стали такой же неотъемлемой частью пейзажа, как цветы Цинсинь на верхушках скал. Убери всего одну маленькую деталь, что даже особо не цепляет взгляд, и общая картина тут же станет менее правильной и живой. Спускался вечер. Прохладой неспешно обмахивал крыши домов и верхушки пропитавшихся горячим солнцем деревьев, словно перьевой метелочкой. Воздух, густой и влажный, по-неприятному вязкий, пах приближающимся дождем. И сейчас, стоило поднять глаза вверх, наткнешься на десятки маленьких птиц, шустро рассекающих золотящийся шелк небес. Их на первый взгляд хаотичный вальс был наполнен такой энергией и весельем, что сонным обывателям было бы трудно не залюбоваться на пару секунд, внутренне завидуя этой искрящейся свободе. Жаль лишь, что ритм их полета совсем не подходил тем нежным переливам струн, что заполняли собой все пространство холма. Именно об этом думал Сяо, отчаянно пытаясь сложить воедино небесные салочки ласточек и успокаивающие ноты песни, что так умело вплетал в воздух растянувшийся на траве бард. Он так расслабленно облокачивался о небольшой валун позади, что почти лежал на траве, но это, почему-то, совершенно не мешало ему перебирать струны любимой лиры. Вообще, адепт успел убедиться, что играть Венти может в абсолютно в любом состоянии и положении, хоть подвесь его вниз головой над пропастью, все равно достанет какой-нибудь музыкальный инструмент, еще и напевать начнет. Наверное, он мог творить музыку даже во сне, хотя на счет этого Сяо уверен не был, спящего Барбатоса застать ему не доводилось. Тем не менее, отрицать факт того, что Архонт Мондштадта вместо вен под кожей носит нотный стан, вряд ли кто-то бы стал. Как не стал бы и возражать, ведь пусть для некоторых бард и был персоной крайне раздражающей, стоило ему начать наигрывать на любом инструменте или, что еще хуже, петь, в душе слушателей не оставалось места ничему, кроме умиротворения и восхищения. И Сяо не был исключением из этого забавного правила, потому даже потерял привычку закатывать глаза, когда его пресную тишину разрезало очередной балладой или мелодией из головы непоседливого Архонта. Якша неслышно вздохнул, отслеживая траекторию одной случайной крылатой малютки. Он каждый раз ворчал, что опускаться до безделья – это просто смешно, но Венти зажимал ладонями уши и по кругу повторял, что ничего не слышит и не знает. И Сяо стоял пару минут на месте, будто отдавая дань своему упрямству, а потом все равно догонял надоедливого барда. Ловушка захлопывалась. Каждый чертов раз. – А твои крылья – такие же? – тихий вопрос даже заставил Барбатоса вздрогнуть и удивленно округлить глаза. Не то, чтобы Сяо молчал совсем уж всегда, но начинать диалог первым и даже не с проклятий было не совсем ему свойственно. Кажется, Охотник на демонов удивился своей инициативе не меньше собеседника. Мысль просто упрямо крутилась в голове, и он не успел остановить, прикусить ее прежде, чем она слетела с губ, украшенная хрипловатым голосом. Только вот прозвучала она настолько глупо, что Сяо немедленно захотелось удариться головой о камень за спиной Венти. Тот, как на зло, молчал и с любопытством изучал профиль напряженного якши, будто ждал продолжения. Лишь спустя пару бесконечно долгих мгновений Венти осенило, что речь шла о ласточках, мельтешащих над озером внизу. Это осознание заставило улыбку на его лице растянуться значительно шире, а глаза засиять еще большим интересом. Он сел настолько резко, что косички даже стукнули его по кончику носа. – Никогда об этом не думал, если честно, – едва сдерживая смешок в голосе, почти нараспев ответил бард. Сяо готов был провалиться под землю. Желательно буквально. Он и сам не понял, когда в голове всплыло размытое воспоминание о распахнутых белоснежных крыльях. Свой архонтский облик Барбатос принимал настолько редко, что адепт едва ли видел его пару раз, но либо мельком, либо вдали. Нужно же было этому почти призрачному образу всплыть именно сейчас. – Неважно, забудь, – отрезал было якша, когда услышал где-то за своим плечом копошение. Удивленно обернувшись на Барбатоса, что уже успел подскочить на ноги, он не решался даже предположить, что у него на уме. Вид у Венти был странно-заговорщический и до того предвкушающий, что на мгновение Сяо стало жутко. Дернув за конец банта на шее, бард уверенно развязал и стянул с себя травянисто-зеленый плащ, заставляя сердце бедного адепта остановиться еще раз. Было что-то неизведанно-гипнотическое в том, как соскользнула с тонких плеч плотная, местами немного выцветшая ткань и упала в высокую влажную траву. От этой же влаги чулки барда покрылись маленькими влажными пятнышками, но его это, кажется, совершенно не беспокоило. За целый день беготни по Ли Юэ (как бы Сяо не старался отправить его домой, бард был непреклонен) волосы его так сильно растрепались, что сейчас завитками торчали во все стороны. Иногда якша очень хотел попросить его расплести эти детские косички, но вовремя проглатывал слова. Венти развел руки в стороны, будто готовясь к чему-то, и адепт понадеялся, что он не пригонит сюда ливень стеной или что-то еще. – Постой, что ты… К счастью или сожалению, ответ на вопрос появился быстрее, чем сам вопрос успел прозвучать полностью. Порыв прохладного ветра, насыщенного лазурью анемо-элемента, секундно примял траву и ударил в лицо растерянному якше, будто пытаясь вывести его из ступора. Подобно лентам из легкого ситца ветер вился у ног своего Архонта, ласкался, словно прикормленный уличный кот, покорный и кроткий, и через несколько секунд взмыл вверх, обвивая на прощание юное тело хозяина, струясь по одежде, как бы ненавязчиво прося поиграть с ним как-нибудь. Его ласковые касания будто вдохнули в Барбатоса жизнь, зажигая глаза и кончики косичек чистейшей бирюзой. Вместе с ними под легкой тканью рубашки засияли очертания геометрических узоров прямо по центру груди и тем же мерцанием отозвались уголки треугольников в верхней части бедра. Одежда смазывала контуры и не давала татуировкам принять завершенный вид, и Сяо совершенно, абсолютно точно не хотел акцентировать на этом свое внимание. Просто он был уверен, что если хоть на долю секунды сосредоточится на этом, попытается понять узор на чужом теле, то перейдет какую-то грань в собственном сознании, вернуться из-за которой уже не сможет. К счастью, он бы и не смог, ведь стоило анемо порыву утихнуть, как строгий и величественный горный пейзаж за спиной Венти скрылся за парой расправленных крыльев. Глаза буквально защипало от их белизны и размаха. Якша почему-то был наивно убежден, что они куда меньше, а теперь смотрел во все глаза, и если в обычное время он мог язвить и пререкаться с бардом сколько угодно, сейчас у него не повернулся бы язык. – Ты вот как что спросишь, так хоть смейся, хоть плачь, – Венти довольно потянулся, как после долгого и крепкого сна, и крылья за его спиной тоже мелко дрогнули, от чего у адепта сбило дыхание. Выдохнув с облегченным стоном, бард снова подошел к Сяо. – Ну, смотри, сравнивай! – и вытянул одно крыло в его сторону, невесомо мазнув перьями по щеке. Жест вышел по-своему игривым и от неожиданности златоглазый адепт тут же отскочил на пару метров, осуждающе глядя на Барбатоса. – Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил он, недовольно дернувшись на ответное фырканье Венти. – А для кого я тут это делаю? – рассмеялся анемо Архонт, плавно поведя обоими крыльями и складывая их, наконец, за спиной. Он определенно красовался, но сейчас, по мнению Сяо, имел на это полное право. И все же ему оставалось неясно, что за вздор опять несет Барбатос. Чего он вообще от него ждет? Мысль о том, чтобы начать рассматривать снежно-белое великолепие вблизи или тем более коснуться его казалась до того дикой, что вызывала раздражение. Якша не любил касаться красивых вещей, чтобы случайно их не испортить, не сломать. Красивые вещи особо и не тянулись к его рукам, чувствуя эту молчаливую опасность. Венти же, очевидно, считал иначе, и, заметив все возмущение и непонимание на лице Сяо, решил напрочь отрезать ему все пути к отступлению. Буркнув под нос что-то вроде “ну что с тобой делать”, он плюхнулся на колени спиной к якше и просто вытянул крылья по земле по обе стороны от него. Окруженный ими, он теперь точно не сможет сбежать. – Зачем? – сдавленно буркнул он, злясь скорее на себя и собственное сердцебиение, ужасно сбившееся с нормального темпа. На самом деле Сяо был очень впечатлительным, когда дело касалось чего-то нового, что вызывало у него любопытство. Правда, в большинстве случаев он либо не показывал этого вовсе, либо умело заворачивал в безразличие. – Я не стану ничего делать. – Да брось, тебе же было интересно! Мне теперь тоже, так что вперед. Давай-давай, погладь меня. То, с какой веселой легкостью Венти произнес последнюю фразу, заставило убежденность адепта в его разумности слегка пошатнуться. Звучала она настолько неловко, что даже у Сяо, действительно безразличного к подобным глупостям, горели уши, а бард сидел, как ни в чем не бывало, и ждал. Потребовалось еще несколько минут гробового молчания и неподвижности, чтобы любопытство Сяо дошло до критической точки и взяло верх, вытеснив все контраргументы. С замирающим сердцем якша все же протянул руку к золотистым кольцам, венчающим изгиб крыльев и сперва провел по ним. Металл оказался ожидаемо холодным и гладким, но стоило адепту подняться выше, к длинным симметричным шипам, как ткань его плотной перчатки мгновенно порвалась, рассеченная их лезвием. – Остро, – рапортовал Сяо, глядя, как затягивается порез на сгибе собственных пальцев. – Как ты сам о них не поранился? – Ну, знаешь, во-первых, я не настолько неуклюжий, – возмутился Барбатос, даже сильнее выпрямив спину. – Во-вторых, это ведь моя истинная форма, я управляюсь с ней просто превосходно. Ты бы снял сразу перчатки, а то какой толк? Адепт, что едва набрался смелости коснуться кончиков перьев под кольцом, тут же отдернул руку к себе, сложным взглядом упираясь в затылок Архонта. Он же не обернулся ни разу. – Постой, ты… Чувствуешь их так же, как любую другую часть тела? – Хаха, конечно. Они ведь и есть часть моего тела, – подметил очевидное Венти, слегка приподняв крылья в подтверждение своих слов. Словно в трансе, Сяо стянул жестковатую ткань с одной руки, потом со второй, задумчиво рассматривая собственные кисти. Он и правда снимал перчатки очень редко, будто они могли удержать его от чего-то, написанного мелкими шрамами на пальцах и ладонях. Якша перевел взгляд на чистое плотное оперение, стелющееся у его коленей, и нервно сглотнул. Ему казалось, что его руки слишком толстым слоем покрывала тьма. Даже будучи лишь плодом его фантазии, дурной галлюцинацией из пятен чужой застывшей крови и ярких брызг его собственной, она вызывала в Охотнике на демонов почти первозданный ужас. Чернота его грехов вилась мрачным пламенем на пальцах, распускалась уродливыми цветами в ладонях, уходила колючей лозой в запястья. На секунду, всего на секунду Сяо подумал о том, что будет, если он позволит этой тьме коснуться Его, и мозг тут же достроил пульсирующий образ. Он даже не смотрел, но видел, как пачкаются, темнеют длинные перья, ломаются кости и как все это величественное искусство просто осыпается пеплом за землю, оставляя после себя только две болезненные, кровоточащие раны на узкой спине Барбатоса. В груди у Сяо защемило так же сильно, как все это время щемило у Венти, что наблюдал за ужасными мыслями, бегающими в янтаре чужих глаз, через плечо. Сколько бы бард ни пытался исправить это, Сяо все еще слишком много боялся и слишком много сомневался, предпочитая сбежать и отгородиться от реальности. Это было настолько печально, что Венти хотелось выть от тоски, но он только раз за разом осаживал грызущих и без того истерзанную душу якши тварей, отчитывал их и разгонял по углам, с большим трудом выигрывая короткий перерыв на спокойствие. Он уставал от этого, иногда так сильно, что не было сил оторвать затекшую щеку от стола в таверне, но мыслей о том, чтобы сдаться, не было и в помине. Ведь все его старания медленно, но окупались. В постепенно оттаивающем взгляде защитника Ли Юэ, в первом утре, когда он не смог сопротивляться переутомлению и целый час проспал на плече у Венти, а потом смотрел по-сонному обиженно, мол, почему ты позволил мне заснуть. И анемо Архонт прекрасно знал, что Сяо душит в себе каждое второе, нет, каждое первое желание и порыв. И видел, что их хрупко налаженную связь он бережет ничуть не меньше, чем территории Моракса. Только ему это не льстило, по крайней мере, пока Сяо отворачивался, ссылался на дела, отдергивал руки или схлопывал рот быстрее, чем успевал сказать хоть слово. – Сяо, – ласково позвал он, теплом собственного голоса надавливая на плечи защитника Ли Юэ, чтобы тот не убежал прямо сейчас. Взгляд адепта метнулся вверх и, натолкнувшись на легкое мерцание аквамарина, немного прояснился. Сделав два глубоких вздоха, Сяо посмотрел на него почти виновато. Венти знал, как Охотник ненавидит, если его ловят в секунды слабости, но был безумно благодарен за возможность вообще говорить с ним в те самые моменты. – Все будет в порядке, уверяю тебя. Я ведь сам разрешил, так? Точно. Якша ведь никого не заставлял, даже не просил толком, Архонт сам сел перед ним, так доверчиво и откровенно позволив касаться себя, что Сяо мог бы даже переломить ему крылья у основания или вырвать их с мясом. Только он бы скорее пронзил себя насквозь копьем, чем позволил бы подобному случиться. Только сейчас адепт понял, что ценность момента была не в крыльях, предоставленных ему для знакомства, а в абсолютно незащищенной спине и смиренности Барбатоса. Он просто не имел права подвергать это доверие, вонзающее в сердце сотню согретых игл, и малейшему сомнению. Сяо запоздало кивнул и с очень сосредоточенным видом опустил наконец руку на ряды прямых перьев. На ощупь они были нежнее лучшего шелка Ли Юэ, крепкими и плотными, приятными до безумия. Когда якша на пробу провел пальцами вниз, оба вздрогнули от неожиданности и новизны ощущений. Никто ничего не сказал. Только лицо Сяо зажглось таким неописуемым детским восторгом, что если бы кто-то посторонний увидел, ни за что бы не поверил, что он так умеет. Какое-то время в абсолютной тишине адепт лишь поглаживал архонтские крылья, бережно проводя по рядам оперения, поддевая кончиками пальцев пух у их основания, пропуская между подушечками пальцев самые кончики, завороженный и очарованный. – Ну как, – прервал тишину Венти, который, видимо, по определению ее не выносил, слегка поерзав. – Похоже? На птиц. – Не совсем, – почти сразу ответил Сяо, чувствуя такое умиротворение, будто прошел ритуал очищения. – У птиц, особенно маленьких, крылья очень тонкие и хрупкие, твои выглядят иначе. Крепче и… красивее, – преисполнившись неизвестно откуда взявшейся смелостью, Сяо обхватил предплечье крыла всей ладонью и с нажимом провел по нему вниз. Барбатосу пришлось крепко стиснуть ткань своих шорт и уронить голову на грудь, чтобы не ойкнуть. Он, все же, очень поторопился, так подставляясь спустя как минимум пару веков. Теперь приходилось лишь молча задыхаться в жаре, кругами выходящем из-под рук адепта. – И они выглядят очень сильными, тебе не тяжело? – К земле не тянут, если ты об этом! – Венти привычно хохотнул, утопив в звуке нарастающую неловкость, и глубоко в душе якше пришлось признать, что он очень привык к этому. Слушать. – Вообще, они с легкостью могут поднять и тебя, и даже Моракса, только я боюсь, мне в руках силы не хватит. Барбатос смеялся, видимо представляя, как удерживает на руках в полете Властелина камня, а адепт за его спиной продолжал ласкать снежное оперение. На самом деле, вблизи крылья и правда выглядели невероятно. От них веяло такой силой и одновременно возвышенной красотой, прямо как от самого слова “Свобода”. – А… летать сложно? – задал новый вопрос Сяо. – Не особо. Но я не считаюсь, я ведь анемо Архонт, ветер на моей стороне! Да и мне не обязательно нужны крылья, чтобы летать. Этим малюткам, наверное, немного труднее, – он жестом указал на ласточек, которых стало чуть меньше. – Но они все равно всю жизнь посвящают полетам. Что, хочешь попробовать? – Нет, – серьезно ответил адепт, мотнув головой. – Небо меня совсем не манит, вряд ли я смог бы там чувствовать себя достаточно уверенно. – Ах, ты упускаешь самое важное, – лукаво подмигнул через плечо Венти. – Знаешь ведь легенду о первых птицах, которые не умели летать? – Сяо непонимающе мотнул головой. – Вот ведь! Зато про Моракса, небось, все сказки наизусть знаешь, а половина из них, между прочим, вранье. Ну ладно-ладно, я расскажу. Когда первый ветер пронесся по земле, У птиц, мечтавших о небе, уже были крылья, Но эти птицы ещё не умели летать. Они спросили Анемо Архонта: «Как же нам достичь небес?» В ответ Архонт промолвил: «Вам ещё только предстоит найти самое главное». Пока Архонт говорил, задул ветерок И поднял семена одуванчиков высоко в небо. Птицы расправили крылья, Но ветер был слишком слабым. Птицам удалось лишь немного приподняться над землей. Тогда они направились к ущелью, Где дул по-настоящему сильный ветер. Птицы бросились в это ущелье. И начали неистово бить крыльями До тех пор, пока не взлетели высоко в небеса. Все вместе они полетели к Анемо Архонту и сказали: «Теперь мы поняли! Все, что нам было нужно, это сильный ветер!» На что Архонт ответил: «Вам нужен был не ветер, а смелость!» «Именно смелость сделала вас первыми птицами, способными летать». Он говорил, и голос его струился, как струится весенний утренний ветер по занавескам. Сяо слушал на удивление внимательно, переключившись на рассматривание той части лица Барбатоса, что была ему с этого ракурса видна. Это было настолько в его стиле, что расцветало в груди странной, еще пока непринятой адептом нежностью. В какой-то момент он даже слегка пожалел, что его совсем не интересовали ранее истории об анемо Архонте, когда сам этот Архонт постоянно находился на виду. Сколько, наверное, не похожих на легенды Ли Юэ историй сложили в Мондштадте о своем покровителе. И сколько из них с бухты-барахты придумал сам Венти. Теперь стало так любопытно, что даже бледные губы якши слегка дернуло в подобии улыбки. – Я все равно не хочу летать, – усмехнулся он, подсаживаясь ближе и будто напоследок оглаживая самое основание чужих крыльев. Венти тихо пискнул и вздрогнул всем телом, а после вовсе отсел подальше, чтобы иметь возможность развернуться к Сяо лицом. Крылья за его спиной пару раз нервно пробрало дрожью. – Ничего-ничего, – замахал он руками на встревоженный вид адепта, в явном смущении почесывая щеку указательным пальцем. – Это просто рефлекс! Основание крыльев и место, где они врастают в спину, слишком чувствительные. Я…растерялся, – кашлянув, Барбатос поспешил сменить тему, возвращаясь мыслями к словами якши. Ему казалось удивительным, что кто-то действительно может не хотеть взмыть в небо высоко-высоко и узнать, каково это – рассекать руками ветер, зависать на воздушном потоке по-настоящему, а не планере, требующем строгого управления. – Хм, однажды ты обязательно поймешь смысл свободы, и тогда, – ярко улыбаясь, Архонт свел крылья над головой Сяо, скрывая их обоих под своеобразный купол. Адепту казалось, что это чем-то похоже на объятия, что так любил Венти, и что в получившемся полумраке его глаза светятся ярче любых праздничных фонариков. Но он не знал, как ярко золото его собственных глаз отражало сейчас этот свет. – Тогда ты обязательно придешь ко мне. – Так хочешь, чтобы я служил тебе? – стараясь сделать вид, что в голосе звучит ирония, а не нежность, отозвался тот, вскидывая бровь. Венти прыснул со смеху и резко откинулся назад, утягивая Сяо за собой. Прежде, чем его спина коснулась бы земли, крылья рассеялись, улетев прочь лазурными искрами и парочкой маленьких перьев. Но Сяо все равно среагировал быстрее, на всякий случай придерживая Барбатоса за талию, чтобы смягчить “падение” и не позволить ему что-то себе повредить. – Хочу, чтобы ты никому не служил, Сяо, – почти шепотом произнес бард, закидывая руки на чужие горячие плечи. Провел по загривку, слегка ероша волосы, обжег прохладой кончиков пальцев позвоночник и наконец скользнул за край выреза кофты, останавливая руки там, будто в попытке согреть их. Сяо казалось, что он забрался куда глубже, под кожу и кости, и оглаживал маленькими ладонями его изрезанную, сотню раз с трудом собранную заново душу. – Я уже принял решение, почему ты продолжаешь упорствовать? – мрачновато для сложившейся атмосферы поинтересовался якша, откидывая свободной рукой косичку с чужого плеча. Он вздрогнул, когда бард прижался щекой к его непривычно оголенной коже и довольно сощурился. Костяшки пальцев обожгло нежностью и теплом чужой кожи. Почему он не сделал так раньше? – Просто хочу, чтобы ты был счастлив. Сердце в груди у Сяо очередной раз взорвалось. – Я не заслуживаю счастья, – горько усмехнулся Охотник на демонов, разглядывая лицо Барбатоса под ним. Почему-то сейчас все его переживания сосредоточились именно здесь. В его руках млел и ласкался, как недолюбленный зверек, самый настоящий Архонт, улыбался, жался к нему всем телом, и трудно было не поверить, что искренне наслаждался его компанией. Это было странно для Сяо по определению. Какое право он имел так спокойно касаться его, будто это прописная истина? Какое право имел марать своей кармой пусть вдоль и поперек грешного по людским меркам, но ослепляющего светлого – его? Со временем он мог понять многое, даже странные людские традиции, но никак не мог понять, почему бард все еще здесь, упрямо держится плечом к плечу с кем-то вроде него, и ищет в нем что-то, чего, может, никогда внутри Сяо и не было. Он не знал, что только плечом к плечу с ним задушенный своей же свободой Барбатос вспоминает, как дышать. В этот момент в голове якши было только две четкие мысли. Его руки, все же, очень правильно ложились в изгибы тела Архонта. А Венти был его искуплением. – Так, куда это ты собрался, – всполошился бард, вырывая защитника Ли Юэ из мыслей и скрещивая щиколотки на его пояснице (Сяо не заметил, как почти отстранился). И было в Барбатосе столько спонтанности, столько бесстыдства, ужасно искреннего и распахнутого на всеобщее обозрение бесстыдства, что захочешь – не сможешь назвать его вульгарным. И это самое бесстыдство заставляло Сяо чувствовать себя не серьезным адептом, а глупым человеком, не старше того упертого светловолосого экзорциста, и из раза в раз теряться и краснеть, пускай на короткое время, но совершенно неконтролируемо. Иногда казалось, что Венти не Архонт анемо стихии, он сам – стихия, каким-то образом поместившаяся в небольшую симпатичную оболочку. – Все заслуживают счастья. Или же никто его по-настоящему не заслуживает, в обоих случаях это ничего не меняет. Не хмурься так, в конце концов, я просто желаю тебе лучшего, разве плохо? – Не знаю, – сдавленно, почти задушено отвечает Сяо и думает, что если не отведет сейчас взгляд – захлебнется. Он роняет голову в изгиб его плеча, бесшумно втягивает носом воздух. Венти пропитан запахом терпких цветов, сесилий, кажется, дорожной пыли, сладких яблок и прозрачной тоски. Легкие сжало холодными тисками. Сяо никогда не позволял себе даже намек на слабость, но в последнее время совсем не был уверен, что слабостью зовут именно это ощущение. Отрываться совсем не хотелось. – Я… боюсь привыкнуть. – Какой ты сегодня разговорчивый, – хихикает Барбатос, не то от услышанного, не то от дыхания, щекочущего шею, и прежде, чем адепт успеет прикусить язык, с улыбкой добавляет: – Я счастлив. И Сяо падает. Срывается с огромной высоты, летит камнем вниз и разбивается на тысячи осколков, как стеклянная сфера. Слова отказываются складываться в предложения, и он бы очень хотел перестать чувствовать все это. Вскрыть себе грудную клетку и промыть в соленой морской воде, чтобы ничего больше не испытывать. Вместо этого он только отчаянно и загнанно бегает взглядом по чужому лицу, ищет там ответы и не находит. Он никогда их там не находил и начинал сомневаться, существуют ли они вообще или он все себе выдумал. Если бы мог напасть – он бы напал, даже безоружным. Голыми руками бы его разорвал, чтобы перестал ударять невидимой плетью по всему, в чем якша был уверен веками. Но он не мог, ведь скорее пронзил бы себя насквозь копьем, чем позволил бы подобному случиться. – Венти, – тихо, с невероятной усталостью зовет он, и имя, обычно заменяемое чем угодно, включая легкие оскорбления и даже формальное “Барбатос”, колет губы, как листья мяты. Он чувствует себя по-странному уязвленным и это ужасно бесит, но вместе с тем чувство кажется настолько правильным, что Сяо вообще теряет возможность думать. Но он не знает, что анемо Архонт потерял ее ровно тогда, когда услышал свое имя. – Могу я… Он не находит, как продолжить и снова раздражается этому в надежде, что кое-кто не решит начать издеваться и не заставит договаривать. Лишь поднимается и тяжело смотрит в глаза, попытка выглядеть серьезно с хрустом переломанных ребер ломается об открытость лазурного взгляда. Если он смотрит так на всех, Сяо хочет скулить. – Глупый якша, – ниже обычного хихикает Венти и да, это звучит потрясающе. Настолько звучно, что Сяо теряет путь ко всем своим тревогам на долгие секунды. – Тебе вовсе не нужно каждый раз меня спрашивать. Охотник соврет, если скажет, что не слышал грохот сердца в его грудной клетке. Соврет, если скажет, что не чувствовал такой же грохот в своей. И точно соврет, как врет каждый раз, если скажет, что не умер как минимум сотню мучительных в своей безболезненности раз, пока касался чужих губ своими. Сяо никогда этого не признавал и врать был готов бесконечно, но он не знал, как отчаянно крепко прижимал Барбатоса к себе, когда целовал его. Ласточек в небе оставалось все меньше. Собирался дождь.