Nox: О беспомощности

Отовсюду лилась прекрасная музыка, мелодичные голоса сливались в великолепный дуэт. Конечно, сейчас в Ноксе было неспокойно: наближалась, словно грозовая туча, революция, начинались явные волнения, и потому далеко не все сейчас могли насладиться замечательным концертом. Лира провел пальцами по струнам и отставил арфу в сторону, глядя на своего хорошего приятеля, Амадея. Тот так горел музыкой, что едва смог остановиться и не продолжить играть дальше. Оставив инструменты и поклонившись немногочисленным слушателям, ангелы направились в Сад, где планировали провести время за чаем и досужими разговорами. Красноволосый ангел с обожанием — едва ли не с зависимостью — глядел на ничего (по его мнению) не подозревающего друга и с замиранием сердца думал о том, как вот-вот признается в своих чувствах, которые обязательно будут приняты. Они разместились в траве, среди белоснежных цветов, и начали болтать о том, о сём, планировали будущие концерты, даже хотели организовать мероприятие в поддержку юных революционеров, ибо оба были рады назревающему восстанию, которое непременно чувствовалось каждым. В какой-то момент ангелы замолчали; Ами наслаждался прекрасной природой Садов, а Лира набирался смелости для признания. Наконец решившись, он выдохнул и посмотрел на сидящего рядом ангела. — Ами, — негромко произнес Лира, и Амадей замер, глядя на него с некоторым недоумением, — ты знаешь, я… я тобой очень дорожу. И я бы не хотел с тобой никогда расставаться. Ангел даже подозревал, к чему ведет его друг, и все же его слова тронули его до глубины души, и он не мог не улыбнуться с теплотой в ответ. Конечно, он замечал странное поведение Лиры в последние годы. И странным оно было не потому, что он вел себя, как влюбленный, нет, напротив, он выглядел чрезмерно… привязанным, что ли. И это, порой, напрягало. — Амадей, — выдохнул Лира и крепко взял его за руки, — я тебя люблю, — и после этих слов он сразу же потянулся к нему за тем, чтобы поцеловать, но оказался моментально оттолкнут. — Лира, прости, — Амадей отсел в сторону, растерянно уставившись на друга. — Я был бы рад… рад принять твои чувства, — торопливо объяснил он и вскочил на ноги, — но я уже давно влюблен и… Прости. С этими словами ангел мгновенно раскрыл крылья и исчез за долю секунды. В Ноксе немного похолодало. Лира, полный гнева, отправился в лесную чащу. Его много раз предупреждали о довольно опасном, пусть и совсем юном ангеле, почти сразу же после своего преждевременного рождения скрывшемся в густом лесу. Он был очень силен, знал о многом и мог помочь Лире в его трудной ситуации. Ангел совсем не думал ни о последствиях, ни о сохранности своей жизни в данный момент. Он решительно пробирался через заросли и то и дело озирался, пока его внезапно не сбил с ног огромный зверь. Животное вот-вот откусило бы Лире голову, как вдруг со стороны послышался строгий голос: — Прочь, — и лохматый зверь послушно отошёл в сторону. В страхе Лира поднял голову и увидел перед собой растрепанного юношу в грязном плаще, который заинтересованно смотрел на нежданного гостя. — Мне нужна твоя помощь, — без лишних вступлений выдал Лира, и Освин заливисто рассмеялся, опираясь на свой посох. — И что же тебе понадобилось у меня? — улыбался он. — Хочу… хочу возлечь с тем, кто меня отверг, — в малиновых глазах загорелось недоброе пламя, что Освину явно ну очень уж понравилось. Он неторопливо подошёл к гостю и присел на корточки, широко улыбаясь. — Я-то могу помочь, — махнул рукой он. — А что можешь предложить мне ты? — Я… — Лира выглядел все безумнее с каждым мгновением и начинал подрагивать от наступающего приступа неконтролируемого безумия и паники. — Второе д-дитя отдам тебе. Если будет третье, оно тоже твое… — По рукам, — сразу же согласился Освин, будто только этого и ожидая, и подозвал лохматого зверя к себе, запрыгивая на его спину. — Жди здесь. Он умчался прочь, и Лира на несколько минут остался наедине с собой, дрожа от путающихся мыслей. Одна его часть ликовала, восхваляла за потрясающую идею, вторая никак не могла понять, как же это могло прийти бедному влюблённому в голову. Голоса путались, одни обругивали его, другие торжествовали, третьи кричали, и вакханалия продолжалась ровно до тех пор, пока Освин не пихнул его в плечо ногой. Лира оторопело уставился на вернувшегося ангела, и тот со смешком бросил ему в руки загадочный плотно завязанный мешочек. — Аглеофова пыль. Ему будет достаточно одного вдоха, чтобы потерять голову. Но осторожно, порошок очень летучий. Только откроешь — сразу разлетится, — объяснил Освин, и Лира торопливо закивал. — Только знай, что долго я ждать твоей части сделки не буду. Если ты не сдержишь слово, я приду и заберу то, что мне полагается. И то, что не полагается, тоже, — с намеком усмехнулся ангел и помахал Лире на прощание, запрыгивая на зверя и скрываясь в лесу. *** Чуть позже, спустя пару дней, ночью — ибо оба слишком любили ночной Эдем, сверкающий волшебными огнями — они снова встретились в Саду. Конечно, сначала присутствовала некоторая неловкость, но Амадей быстро вернулся в прежнюю колею — он слишком сильно дорожил Лире и доверял ему, чтобы вот так вот взять и из-за признания перестать с ним общаться. По крайне мере, он точно знал, что если бы с ним так поступил Люцифер, он бы точно этого не пережил. Они сидели рядом, общались, как и обычно, только вот Амадей заметил, что Гарцлер стал чересчур тактильным: то прикоснется к руке, то дотронется до волос. Внезапно рука Лиры оказалась на талии Амадея, скользнула ниже, и, растерянный от такого абсолютно ни в какие ворота нелезущего поведения, ангел оттолкнул ее, надеясь, что это была случайность. Но теперь уже обе руки оказались на его талии, Гарцлер притянул Ами к себе, и тот широко раскрыл глаза, пытаясь отстраниться. — Лира, что же ты делаешь? — пробормотал он, чувствуя, что хватка становится все сильнее, а острый взгляд впивается прямо в душу с недобрым предвестием угрозы. — Я не хочу делать тебе больно, так что отпусти… по-хорошему. Но вот уже одна из рук оказалась на его груди, губы — на шее, но Амадей, очевидно, все ещё верящий, что льдом атаковать не придется и ситуация разрешится лучше, чем может, приложил всю силу и оттолкнул Лиру, отползая назад и намереваясь было встать. К несчастью, Лира долго ждать не стал, схватил ангела за ногу и подтянул к себе, прижимая чужие запястья к земле одной рукой. — Ну пойми же, — прошептал он, пока Амадей изо всех сил извивался, пытаясь вырваться, — пойми же, вот она, моя любовь… — Лира, ты сошел с ума, — ангел отпихнул его ногами, но тут же был вновь схвачен и прижат к земле. — Я не могу ничего поделать, — покачал головой он и схватился зубами за шнурок, обвязывающий мешочек с пылью в его руке, — ни с тобою, ни с собою… Верёвочка упала наземь — и, как и обещал Освин, сверкающая в свете луны пыль разлетелась по округе. Амадей, по незнанию вдохнувший прах аглеоф, лихорадочно закашлялся, посинел, чувствуя, что его сознание перестает ему подчиняться. Он беспомощно взглянул на отпустившего его руки Лиру и отвернулся, тяжело дыша. Лира, замерев, с нарастающим ликованием наблюдал за тем, как ангел перестал сопротивляться и вовсе замолк. Дрожащая рука Ами, взгляд которого стал затуманенным и потерянным, будто он находился совсем не здесь, прикасается к Лире, и его глаза вспыхивают ярким зловещим пламенем, по лицу расползается радостная улыбка; ему окончательно сносит крышу. Лира обрывает пуговицы на белоснежном пиджаке возлюбленного, стягивает рубашку и несколько мгновений пытается оторвать взгляд от посиневшего из-за видений лица Ами, от его груди, сквозь которую был виден пульсирующий свет ядра, от его губ, невнятно шепчущих что-то своим видениям. У Амадея нет воли. Он видит и слышит только то, что жаждет его сознание: горящие янтарём глаза, желанный голос, полные любви слова — и потому он с охотой отзывается на все ласки, голова идёт кругом, видения вызывают восторг, вожделение, и свет в груди разгорается все сильнее. Для Гарцлера согласие и сознательность действий ангела не имеет значения, он с неподдельной радостью и абсолютно невменяемым видом приникает грудью к груди. Волны света бегут по их коже, ядра распаляются, и под глухие стоны формируется бутон — место, где зародится их первое дитя. … Амадей медленно открыл глаза, и обнаженными плечами почувствовал, что лежит на холодной земле. Вокруг утренняя роса, у горизонта разгорается рассвет. Тело ноет, все болит, на спине стремительно затягиваются ссадины от камней и веток с земли. Постепенно приходит осознание. Воспоминания отрывками проносятся в его мыслях, повергают в ужас; видения уходят на второй план, проясняя в событиях этой ночи лицо Лиры. Амадей задыхается от чувства беспомощности, вырывает траву под руками от гнева на Лиру и самого себя и не сразу понимает, что просто не может заплакать — не получается. Он ещё какое-то время без слез плачет на холодной земле, укрываясь рубашкой. … В Ноксе заметно похолодало. Иногда в воздухе даже можно заметить снежинки, тут же тающие рядом с поверхностью. Революция все ближе, и это ясно каждому. Атмосфера стоит тяжёлая, напряжённая. Все эти дни Амадей как только мог избегал Лиру, прятался за углами, улетал сразу же, как только видел кого-то отдаленно похожего на него. Он никому не рассказал о случившемся. Некому было. В детстве он доверял Бранту и Гектору, но те стали отшельниками и покинули Нокс, Отец где-то пропал, как и Сет, что не было удивительным, ибо они часто исчезали без предупреждений; и теперь у ангела не осталось никого, кому он мог бы поведать о своей боли. Иногда Амадей издалека наблюдает за Люцифером, ощущая себя в какой-то мере предателем, изменившим своим чувствам. Каждый раз, глядя на него, Амадей едва может совладать с собой, ибо в голове невольно возникают неприятные воспоминания. «Ты даже не знаешь о моей к тебе любви, — думал он, — а я медленно умираю от беспомощности. Какой печальный исход… Тебе не суждено ответить на мои чувства, а мне — быть счастливым рядом с тобой». А вот у Лиры, в голове, напротив, засела настойчивая мысль, полная страха: срочно нужен второй ребенок. О нет, бутон первенца он ни за что не отдаст Освину, ни при каких обстоятельствах… Это ведь их с Ами любовь, их первая ночь! Он ищет Амадея и, полный безумия, надеется на внезапно возникшие ответные чувства. Лира бродит по Дворцу Жизни, заглядывает в пустующие покои и внезапно обнаруживает приятный сюрприз: за поворотом, в коридоре, в его сторону направляется Амадей, смотрящий себе под ноги. Лира дожидается ангела и хватает его за запястья, мгновенно прижимая к стене. — Лира! — в голосе Амадея слышится испуг, гнев и отвращение одновременно, но это нисколько не пугает красновласого музыканта. — Я тебя искал, — опечаленно сообщает он, и Амадей со злостью отталкивает ангела от себя, спеша поскорее скрыться. — Не хочу иметь с тобой ничего общего, — бросил он, как вдруг неожиданно услышал в ответ: — Но, Ами, — искренне поражается Лира, — нас связывает ребенок. Амадей замирает, его начинает трясти. Этого-то он не упомнил, но теперь в воспоминаниях выстроилась полная картина злополучной ночи, и он в ужасе припадает к стене, закрывая лицо руками. — Чем я всё это заслужил? — стенает он, пока Лира утаскивает его в одну из ближайших комнат — маленькая, тесная спаленка для слуг встречает их неприветливой темнотой и запахом сырости. Лира укладывает Амадея на узкую кровать, возвышаясь над ним, и в свете из щели под дверью и огня вспыхнувшей груди ангела Амадей, дрожа, наблюдает за тем, как меняется форма Лиры, как его бегущие волнами алые волосы чернеют, выпрямляются, черты лица становятся иными, подобными на совсем другого ангела, но глаза по-прежнему сверкают зловещим пурпуром. — За что ты… за что ты так со мной?.. — беспомощно взмолил Амадей, но у Лиры такая реакция вызвала только бурный восторг. — За то, что я люблю тебя, Ами, — шепчет Гарцлер, и тот, будучи абсолютно неспособным сопротивляться желанию видеть перед собой того, кого он видит сейчас, поддается. Так было зачато второе их дитя, бутон которого Лира уложил в сумку. Ангел собрался с духом, чувствуя некоторое сожаление, ибо это дитя — свидетельство проведенной вместе ночи. Но делать было нечего, и он шел по лесу, надеясь встретить того, кто ему так хорошо помог. И правда: из зарослей выходит все тот же растрёпанный ангел с молнией на волосах, все так же смеётся, поглаживая по взъерошенной шерсти зверя. — Долг отдаешь? — Да, — ответил Лира и протянул холщовую сумку юноше, — это бутон второго дитя… — он метается, надеется на жалость и признаптся. — Я всегда мечтал назвать второго ребенка Кэрил. Освин усмехнулся и передал сумку в зубы зверя. — Мы оба части нашей сделки выполнили. Ну, а теперь прощай. — Погоди, — Лира задержал его с надеждой, — а что… что с ним будет? — Не лезь не в свое дело. Теперь это не твой ребенок и не твоя забота, — отрезал Освин и запрыгнул на спину зверя. … В Ноксе стало совсем холодно. Не видавшие доселе таких морозов, ангелы стали одеваться теплее, некоторые, самые слабые, начали жаловаться на плохое самочувствие. Но теперь это уже не имеет значения: кипит, бурлит революция, улицы переполнены ангельской пылью, воздух сотрясается от криков. Кровавые бойни не останавливаются на секунду, будто бы задачи обеих сторон — не допустить ни единого выжившего. Но Амадею уже все равно. Сначала он искал Люцифера, надеясь, что сможет пойти за ним, что будет биться плечом к плечу, что останется с ним до последнего. Ангел и правда вступает в несколько боёв и выходит несомненным победителем, пробивается сквозь поле бойни в поисках Люцифера, но все никак не может его отыскать. В конце концов, опуская руки, Амадей бредёт через места ожесточённых схваток, покидает город и, полный самых печальных мыслей, направляется на север Нокса, где надеется остаться в абсолютном одиночестве. Так и случается: попытка самоубийства заканчивается заточением в ледяной гробнице, которой его окружило его собственное ядро в попытках защититься. На долгие тысячи лет Амадей, обездвиженный, остаётся один посреди снежных пустынь наедине с собой и своими мыслями, а в Ноксе наступает Зима, унёсшая множество жизней.