(не) верь

— И что стало с тем магом? Андерсом? — А то ты не знаешь, искательница? — Варрик отвёл взгляд, слова дались неохотно. О таком в целом рассказывать не хотелось, уж больно личное это было. Возможно даже для самой Хоук. — Хочу услышать это от тебя. Пахло гарью. Арета терпеть этот запах не могла, ещё с Лотеринга. Пару дней назад она бы пошутила, что хей, похоже кто-то пытался приготовить масштабный ужин, странно, что она, как Защитница, не получала приглашений. Варрик бы рассмеялся, заметил бы, что ей до сих пор не простили, как она хотела показать фокус на званом вечере, а случайно вышло пламя до потолка, который потом неизвестно, очистили ли. Сейчас шутки, смех и прочие такие естественные вещи комом застряли в горле. Посох, всегда бывший продолжением руки, сейчас казался тяжёлым, чужим. Арета протянула его Мерриль, с поджатыми губами и ни говоря ни слова. И та обычно сказала бы глупость какую-нибудь, вроде «зачем ты мне его даёшь». Но она молчала. Андерс сидел к ней спиной, глядя в никуда. Арета знала, что должна сделать, знала, что этим всё только и могло закончиться. Ведь не бывает сказок с счастливым концом про отступников, не бывает хорошей жизни у таких как они. Магички крови с привычкой шутить по любому поводу и одержимого, отрицающего, что одержим он демоном. А ведь предупреждал же он, а она не слушала, как не слушала «осторожнее с молниями» отца и «будь осторожнее» мамы. Себастьян что-то говорил, мол, убить предателя, его Арета даже не слушала. Махнула рукой, мол, поняла тебя, после чего подошла к Андерсу. Некоторые вещи нельзя доверять другим, ты должен сделать это сам. Заработок денег, поиск места в этой жизни, похороны родителей, убийство любимых. Кто ж такое посторонним доверит? Кто ж доверит… — Всё, что ты скажешь, я уже себе говорил. Я превратил своего друга в демона и тот… Месть полностью захватил меня, — он все ещё смотрел в никуда. Арета прикусила язык, напоминая себе, что она должна быть сильной. Кто, если не она? Ведь и не любила же никогда, кого угодно спроси, они ругались и ругались, а потом расходились по углам, как столь любимые Андерсом кошки, чтобы оттуда шипеть, мол, что этот понимает, с магами совсем по-другому надо. Запах всё-таки был совсем невыносимым. — И что же, она не сомневалась в своём решении? — Искательница, чего ж ты так допытываешься? Я-то откуда знаю, это только Ареты касалось. — Рассказывай, гном, а там разберемся, — Кассандра барабанила пальцами по книге, взглядом будто пытаясь залезть Варрику в душу, найти любой намёк на ложь, на сомнения. Но проваливалась и из-за этого это «тук-тук-тук» становилось всё быстрее и быстрее. Варрик пожал плечами: — А что тут рассказывать? Я считаю, что свою судьбу он более чем заслужил. — Посмотри на меня. Голос предательски дрогнул. Андерс покачал головой, дёрнув плечами. Отсюда Арета могла видеть, как потирает он руки, — всегда так делал после исцеления, стоило Справедливости хотя бы на пару секунд взять вверх. И сейчас хотелось сказать, что дурак ты, дурень круглый, идиот последний, ты же должен исцелять боль, а не причинять её. Ты же сам видел на что способны маги, ты же видел себя, но голос как будто отнялся. И лишь ветер свистел под такие далёкие крики раздираемого изнутри города. Андерс тихо сказал: — Убей меня. Пожалуйста. Пока это ещё я. Арета возненавидела его так же, как Мерриль, как всю ту грязь в казематах. Слишком слабых, чтобы суметь что-то сделать, слишком мягких, чтобы управлять своей силой, слишком недалёких, чтобы взять причитавшуюся им по праву свободу. Она бы силой развернула, ударила бы по щеке, да прошипела бы, чтобы не смел так поступать, не смел перекладывать всё на неё. Мама так уже делала, Карвер притворялся, будто бы хотел самостоятельности, но на деле. Себастьян, Фенрис, даже та же Изабела. Ведь как иначе защитить других а, Защитница? Слабаки. Арета молчала. — Если он так хочет, то сделай это и пойдём же скорее, — с жаром заявил Себастьян. И обычно одного взгляда хватало, чтобы понимал, что перешел границы, что должен отойти и помолчать, не мешать. Сейчас же горели улицы и горел он сам: ненавистью к Андерсу, желанием мести, желанием что-то делать. Душа Ареты была взорвана вместе с церковью и могла лишь тлеть. — Город нуждается в тебе, Хоук. Сделай, что должна, — сказал он. Губы Ареты дёрнулись, но голоса не было, как и не было слов. Мерриль с Фенрисом всё поняли быстрее и в то время как один просто за руку хотел оттащить к остальным, другая сказала. Тихо, но Арета все равно услышала: — Не мешай ей. Это тяжело. Кому как не ей, убившей свою любимую почти что мать, Хранительницу их клана, было об этом не знать? Арета посмотрела на ладонь в перчатке с когтями и подумала, а сможет ли она потом жить с такой кровью на руках? — Посмотри на меня, Андерс. Пожалуйста. — Так разве она не любила этого мага? — Да. И при этом убила его без колебаний. У нас не было времени на скорбь, искательница. Он обернулся и в его глазах Арета увидела конец всему. От его жизни до её сердца. — Прости меня, — сказал он. Может, надеялся на искупление, а может что ей от этого станет легче. Но как и со Справедливостью, обернувшимся Местью, как и с восстанием магов, как и со всей их любовью, надежды его остались лишь надеждами. Ценой им было пустое в своей бесполезности «я разобью тебе сердце», — единственные его слова, оказавшиеся правдой. Арета вздохнула: — Я знаю, что если бы ты мог, то этого не было. — Но я не смог. И как тут поспоришь? «Убей его» говорил ей долг, который Арета ненавидела. Какая из неё защитница? Бетани мертва, папа мёртв, маму убили и где-то там наверняка сейчас погибает Карвер, потому что его сестра не может найти в себе силы исполнить то, о чём её и так просят. «Убей его» говорили её принципы, её презрение к слабым, что не смогли противостоять магии и её мощи. «Убей его» говорил ей мир, с которым Арета слишком устала бороться ради счастья, что потом само рассыпется у тебя в руках, оставив лишь едкий запах селитры и драконьего камня. Подул ветер прямо ей в лицо. Андерс всё-таки поднялся и коснулся её щеки, хотя Арета не плакала, ни в коем случае не плакала. — Тшшш… Я рад, что это будешь ты. Ведь… хорошо это было. Быть счастливыми, — улыбнулся он. Арета рвано рассмеялась, но все её счастье обернулось горьким сгустком яда в груди. Кровь была отравлена им, как и этими несуществующими чувствами, что не смогли умереть даже когда Андерс предал её и все свои обещания. Она надеялась, она верила, что если очень постараться, то он образумится, но никогда не задавалась вопросом, когда это будет. Права была мама, дочь у неё вечно слишком спешила, совершенно не думая о результате. — Я должен умереть. — Не говори так. Всё же можно исправить. Всё… — голос дрогнул. Арета хотела оттолкнуть его, сказать, что раз так, то пусть убирается к церкви и совершит ещё один взрыв, но чтобы в этот раз даже руин не осталось. Не осталось ни города, ни людей, ни ненавистных ему храмовников, ни магов, чью свободу он поставил выше их любви и своей жизни. Останется лишь Месть и может хоть тогда он наконец будет доволен, может тогда ему наконец хватит. Но вместо этого она слушала его, держа неизвестно как оказавшийся в руке нож: — Прости, Рети. Прости, — покачала головой Андерс. И Арета знала, что если он останется жив, то это все равно будет ненадолго. Если Месть не убьёт его душу, так это сделает скверна с телом. В конце концов, не у всех бывает счастливый конец. Что же тут сделаешь? Кинжал вошёл в тело мягко, почти бесшумно. Она скорее ощутила, чем услышала его выдох, но зрение резко затуманилось, и как изменилось его лицо, Арета не разглядела. Андерс отступил и повалился на землю. И самым сложным было продолжать дышать, хотя от боли в горле стоять-то сложно было. И всё-таки она повернулась к остальным и сказала серым голосом: — Пойдёмте. Быстрее. — Он мёртв, искательница. Проверь на кладбище, если не веришь, — Варрик вздохнул, отворачиваясь. Та ночь отдавала болью в висках и красным. Слишком много красного. Кассандра не стала спорить: — Я знаю. Но прожить с человеком три года и в результате просто заколоть в спину? Что-то ты недоговариваешь, гном. — Увы, но именно так всё и было. Не думаешь же ты, что он перед смертью смог заставить её передумать со всеми этими их разборками? Кассандра долго смотрела на него, затем покачала головой, сдавшись: — Нет. Возможно, мы действительно переоценили важность его смерти во всех событиях. — Возможно, — сухо ответил Варрик.