В крови

Незуко больше не демон. В ее чертах не было острых клыков или окровавленных ногтей, которые она лишь смутно помнила из прошлых лет. Не было ни желания впадать в долгую спячку, ни этой неутолимой жажды крови. И все же, когда взошло солнце, она обнаружила, что ищет самые темные уголки поместья, избегая света и тепла, которые когда-то любила. И когда солнце село, кровь Незуко ожила. Горела у нее под кожей от ненасытного желания двигаться, бежать — особенно темными ночами — на охоту. Девушка никогда не была охотницей. С момента рождения своего первого младшего брата она была сиделкой. Помогала и училась у своей матери всем приемам молодой женщины из бедной и многодетной семьи. Она была старшей сестрой, опытной в разных отношениях со старшим братом, но не менее сильной и доброй. До той кровавой ночи, когда все, о ком она заботилась, были убиты у нее на глазах. Незуко все отчетливо помнила. Беспокойство за Танджиро в глазах ее матери, потому что он все еще вернулся. Как она крепко прижала Рокуту к себе, а позже почувствовала облегчение, когда раздался стук в дверь. Помнила, как человек, стоявший в снегу снаружи, был не ее теплым братом, а холодной рукой смерти. Ее мать даже не успела вскрикнуть, как упала. Каждый из братьев и сестер Незуко истекал кровью у нее на глазах. Тепло Рокута вытекало из него алыми реками, несмотря на то, как крепко она обнимала его. Ее собственная смерть. Та заботливая Незуко умерла той ночью. После этого она могла вспомнить так много и в тоже время так мало. Больше всего, даже несмотря на волю и борьбу своего брата, она помнила об инстинктах. О том, каким сильным было ее тело. Как она научилась двигаться без шепота своего сознания. Как она все время спала, потому что это помогло бы ей выжить, дало бы энергию вместо ужасающего голода. И когда сидела на садовой веранде поместья Бабочек, она задавалась вопросом, исчезнут ли эти инстинкты когда-нибудь. Будто часть ее разума была изменена, открыта с этой трансформацией и никогда больше не вернется. Она вонзила пальцы ног в землю под ногами и пожалела о том, что не может бежать. — Эй, Мезуко! Она вытянулась по стойке смирно, слегка запаниковала, прежде чем заметила знакомую голову кабана рядом с собой. Ее задумчивый хмурый взгляд превратился в широкую улыбку — девушка не помнит, чтобы когда—либо использовала ее до того, как пролила кровь демона — и поприветствовала его. — Иноске! Поздновато для прогулок! — Ты чувствуешь себя по-другому. Эти слова заставили Незуко задуматься. Ее брови нахмурились, улыбка исчезла, и она наклонила голову в сторону своего собеседника. — Что ты имеешь в виду? Он на секунду задумался, а затем заявил: — Как животное! Большинство, подумала она, обиделись бы на такое заявление. Можно представить то, как ее брат противостоит Иноске в своей очаровательной властной манере, с улыбкой указывая ему, чтобы он не называл леди животным. Она представила, что Зеницу отреагировал бы хуже. Но исходящее от Иноске, и когда девушка, безусловно, не чувствовала себя полноценным человеком, такое заявление просто заставило согласно кивнуть. — Ты так думаешь? Иноске громкий от природы. Все его существо поет о силе разъяренного… ну, кабана. Но иногда, когда у него в голове возникает особенно важный вопрос, он погружается в тихое созерцание. В данный момент он находится где-то посередине. — Да, но это странно! Ты ведь теперь человек, верно? Он сделал паузу, и Незуко не могла видеть его лица, но не трудно представить его свирепое выражение, когда он отскочил назад и обвиняюще указал на нее пальцем: — Ты же не оборотень, не так ли? Она засмеялась, радость и юмор наполнили грудь и прогнали прочь мрачные мысли. — Не думаю. По крайней мере, я никогда не замечала, чтобы я превращалась в кого-то другого. Иноске присел на корточки и вытянул руки по швам. Он изучал девушку, как будто решал особенно сложную головоломку. Она совсем не возражала против этого — на самом деле, присутствие вечно полного энергии парня, слоняющегося поблизости, казалось, успокаивало ее собственное беспокойство. Затем он сказал: — Ты застряла? Во второй раз за эту ночь Незуко замолчала. Она посмотрела на Иноске так, словно он решил за нее все вопросы. — Я… как ты узнал? Не то чтобы она сама понимала свои чувства. Только теперь, когда он сказал, девушка поняла, что сад казался ей слишком маленьким. Ночные звуки были гораздо более интригующими, чем тихий храп спящих обитателей дома. Разочарование проникло под кожу, потому что Незуко больше не сможет двигаться так быстро или так далеко, как хотела. Иноске хмыкнул: — Я знал дикую собаку, которая поранила ногу и не могла делать то, что делала раньше. Это всегда очень злило меня. Ты чувствуешь себя как та собака. Злой и застрявшей. Незуко отвернулась. Она уставилась на свои руки, представляя длинные, ужасающие когти и силу под кончиками пальцев, которую она научилась контролировать. Она посмотрела на сад, за стены, и ей захотелось отправиться дальше самого края света. — Иноске, ты на самом деле очень умен Парень издал бормочущий, ворчливый звук, скрестил руки на груди и повернулся на корточках лицом к саду. Это было мило. Незуко рассмеялась. — Думаю, я действительно чувствую себя застрявшей, — сказала она, — я… хочу двигаться, как раньше. Но… многого не помню… Она снова посмотрела вниз, на этот раз на траву под своими босыми ногами. Даже обувь стала надоедливой. — И я не хочу снова становиться демоном. Но я действительно хотела бы еще раз также быстро бежать. По крайней мере, насколько это возможно. Между ними воцарилось молчание. Незуко чувствовала себя совершенно довольной, сидя под лунным светом и позволяя своим мыслям свободно бродить. Постоянное присутствие Иноске было успокаивающим белым шумом для ее противоречивых мыслей. Однако Иноске поднялся. Она посмотрела на него снизу вверх, думая, что он отправится спать или, что более вероятно, совершит набег на кухню, но он подошел к ней сзади. Прежде чем Незуко смогла что-то понять, она уже крепко держалась за клыки маски, когда Иноске усадил ее себе на плечи. — Тогда давай побегаем! Она не могла ни прокомментировать, ни протестовать или подбадривать его, потому что он промчался через сад и взлетел на крыши поместья. Незуко находилась в выгодной позиции. Иноске развернулся и с криком бросился по плиткам, наверняка разбудив остальную часть поместья. Девушка видела деревья и горы вдалеке, луну, сверкающую среди звезд, чувствовала, как ветер проносится мимо ее ушей и щиплет глаза, и как пела ее кровь. Щеки были влажными и холодными, но Иноске не останавливался, и девушка могла представить, что сказал бы ее брат, когда узнал бы, что Иноске похитил его младшую сестру, но… Парень выскочил на дорожку за пределами поместья и помчался по улицам, пыхтя и отдуваясь, приспосабливаясь к горам, и Незуко ликовала. Она чувствовала себя свободной. Она снова стала сильнее, быстрее, она летела. — Спасибо тебе, Иноске! Она плакала, перекрикивая ветер, подбадривая его, когда он сделал резкий поворот, который чуть не сбросил девушку с плеч. — Ты тяжелая, Мезуко! — Но ты сильный, ты можешь это сделать! Давай, вперед! Незуко услышала его смущенное бормотание громко и ясно, и рассмеялась, когда он просто ускорил бег. — Хорошо! Я буду носить тебя повсюду, Мезуко! Девушка снова рассмеялась, дико и свободно, и решила, что Иноске теперь один из ее самых любимых людей в мире.