Сквозь игольное ушко

      Было холодное, ясное ноябрьское утро. Ночью выпал первый снег, – его намело немного по углам и вдоль стен церкви, и старик, в чьи обязанности входило следить за тем, чтобы все тропинки к аббатству были чисто подметены, немного поворчал про себя, направляясь по дорожке через ворота. Покончив с этим, он подошел к ступеням церкви и с удивлением остановился, увидев, что перед дверью что-то лежит. Это был плоский сверток, не очень тяжелый, завернутый в льняное полотно. Поразмыслив, он решил, что привратнику лучше знать, что делать с этим странным подарком аббатству, и отнес сверток ему. Привратник был человеком совестливым, и не хотел беспокоить братьев по пустякам. Он развернул сверток, заметив при этом, что к нему не прилагалось никакой записки. Внутри же лежала богато украшенная ткань, вроде той, что, как он смутно припоминал, видел в церкви аббатства. Несомненно, это был подарок для церкви, как и то, что благотворитель пожелал остаться неизвестным. Таким образом, тайна была разгадана, и привратнику оставалось лишь проследить, чтобы ризничему монастыря, ответственному за церковные ткани, сообщили об этом новом пожертвовании. В надлежащее время ткань преподнесли приору Роберту, который в тот день был главным, так как аббат Радульфус отсутствовал. Он с интересом отметил дорогую ткань подарка, и хотя не мог оценить мастерство вышивки, был уверен, что оно было превосходным, поскольку никто не посмел бы предлагать негодные пожертвования его церкви. Когда ему сказали, что это был антепендиум – завеса, чтобы покрывать ею алтарь, он приказал брату Антонию, их ризничему, поместить ее в одной из боковых часовен, которая давно нуждалась в обновлении. ***       Однако тайна анонимного дара не осталась неразгаданной, и когда брат Кадфаэль впервые услышал об этом несколько дней спустя, во время заседания капитула, она уже получила продолжение и касалась не только боковой часовни. Кадфаэль, сидевший во время собрания за удобной колонной зала капитула, привычно позволил своим мыслям течь так, как они хотели, держа ухо востро лишь для тех тем, что касались его самого или его сада. В это время года в саду не было большой работы, – основную часть времени занимало приготовление всевозможных снадобий и припарок, которых требовал сезон; но иногда потребности в них упоминались в письмах, которые зачитывались на собрании капитула, и не стоило казаться слишком рассеянным, на случай, если вдруг потребуется его опыт. Но на сей раз не его навыки приготовления снадобий заставили его выпрямиться в кресле, а то любопытство, которое, как он иногда чувствовал, несколько не подходило для монашеской жизни, и поэтому он изо всех сил старался использовать его только или в основном на благо своих собратьев. — И последний вопрос, который мы должны сегодня обсудить, — сказал аббат Радульфус, поднимая письмо. — Похоже, мы столкнулись с какой-то тайной. — Как вы, возможно, заметили, в начале месяца аббатству преподнесли замечательный подарок – вышитый алтарный покров, который был тайно оставлен на парадных ступенях церкви. Брат Энтони со всем старанием покрыл им алтарь боковой часовни. И вот сегодня я получил письмо из монастыря в Годрикс-Форде, которое ставит нас в довольно неловкое положение. Похоже, они стали жертвами кражи, и лишь недавно узнали, что мы, возможно, невольно получили украденное имущество. Вот обстоятельства этого дела. Согласно письму, монастырь в Годрикс-Форде ожидал подарка от леди Маргарет Уитмер, которая обещала прислать его им в начале ноября. Когда подарок не был прислан, монахини не знали, будет ли невежливым напомнить о нем леди. Прежде, чем они приняли какое-либо решение, пришло сообщение от нее самой; один из ее слуг случайно посетил церковь аббатства и заявил, что узнал новую алтарную завесу, которая прислала леди. Разумеется, мы отправим завесу в Годрикс-Форд как можно скорее, но в письме также поднимается вопрос, почему она была оставлена на нашем пороге. Также спрашивается о девушке, которая должна была доставить подарок. Предполагалось, что она провела ночь здесь, в гостевом доме, но там ее никто не видел. Однако, поскольку завеса была найдена здесь, она должна была, по меньшей мере, пройти мимо церкви рано утром. Если кто-то из вас что-то знает о ней, он может сказать.       Когда Радульфус закончил, на несколько мгновений воцарилась тишина. Некоторые из братьев выглядели смущенными, и чувствовали себя неловко из-за напоминания о том, что за стенами обители есть жизнь, от которой монастырь никогда не сможет полностью уйти. Затем со своего места поднялся приор Роберт. Он не был одним из этих тихих аскетов; большей частью, его неприязнь к внешнему миру заключалась в том, что не все стороны той, другой жизни были ему подвластны. — При всем моем уважении, отец настоятель, — сказал он. — Уверены ли мы вообще, что замешаны в этом прискорбном деле? В письме утверждается, что слуга видел алтарный покров и узнал его, но возможно, он ошибся или ввел в заблуждение, или действовал из ложной преданности своей госпоже. Прежде чем мы примем какое-либо опрометчивое решение, мы должны убедиться, что не растрачиваем то, что принадлежит нам по праву. — Это обоснованный вопрос, — кивнул Радульфус, — и я уже думал об этом. В письме содержалось подробное описание завесы, которое леди Маргарет отправила им ранее. Брат Энтони, у которого есть некоторый опыт в подобных вещах, услышал описание и согласился, что это действительно похоже на ту самую завесу. Приор Роберт был недоволен, но знал, что лучше не выказывать открытого протеста. Ему пришлось удовольствоваться обменом взглядами с братом Жеромом, его помощником и самым преданным подчиненным, которые красноречиво говорили о том, какой ответ получило бы это послание, будь он здесь главным.       Собрание закончилось, и братья разбрелись по территории аббатства; каждый собирался заняться своим делом перед следующим богослужением. Выходя, Кадфаэль услышал, как его окликнули по имени, и повернулся к настоятелю. — Ты, кажется, собираешься ехать в Уитмер, чтобы помочь больным жителям деревни? — спросил Радульфус. — Да, сегодня или завтра, в зависимости от погоды. — Если будешь проезжать мимо поместья Уитмер, то на обратном пути я позволяю тебе посетить его. Конечно, мы уведомим шерифа, но учитывая нашу позицию в этом деле, я нахожу разумным принять некоторые меры предосторожности, и выяснить обстоятельства кражи непосредственно у хозяйки поместья. Я уверен, леди Маргарет поймет, что аббатство заинтересовано в этом. В голосе настоятеля не было ничего, что говорило бы о том, считает ли он все это раздутым недоразумением, или злонамеренным планом лишить монахинь их законной собственности. Задача Кадфаэля состояла в том, чтобы точно выяснить, что произошло, и связано это с аббатством или нет. Он поймал себя на том, что с нетерпением ждет этого. ***       Уитмер находился достаточно далеко, чтобы ему разрешили взять мула из конюшни, и не будь погода и правда, плохой, это была бы приятная маленькая прогулка. Старики, жившие в деревне, любили его, и охотно рассказывали ему все сплетни, между своим кашлем и его добродушным ворчанием, что им не следует сидеть на холоде весь день, не говоря уже о возможности поболтать. Покинув церковь, Кадфаэль повернул в сторону садов, и едва не столкнулся с братом Энтони. Казалось, он расхаживал по монастырской галерее с тех пор, как закончилось собрание капитула. Увидев Кадфаэля, он с облегчением вздохнул. — Я хотел спросить, могу ли я поговорить с тобой, брат, — пробормотал он. Увидев ободряющий кивок Кадфаэля, он продолжил очень быстро, словно боялся, что его могут остановить: — Речь идет о той алтарной завесе, которую, по словам отца Радульфуса, могли украсть. Я не думаю, что мы можем вернуть ее. — Почему нет? Ты же не думаешь, что мы должны признать эту вещь своей лишь потому, что нашли ее? — Нет, нет. Все гораздо хуже. Позволь мне показать тебе. Он повел Кадфаэля в пустую церковь, а оттуда – в боковую часовню, где алтарь покрывала новая завеса. Она была выполнена из шелка, и расшита металлической нитью, которая блестела в свете свечей. Брат Энтони огляделся вокруг, а затем быстро шагнул вперед к алтарю. Он опустился перед ним на колени, но не как проситель, а как ремесленник, которому нужно видеть, с чем он работает. — Вот! — сказал он. — Ты видишь? Здесь что-то не так. На одном конце часть вышивки распорота. Кадфаэль опустился рядом с ним на колени и приблизил вышивку к глазам, чтобы лучше видеть. На шелковой поверхности и правда, виднелись следы более ранней работы, с рядами проколов, указывающих, где были сняты швы. С такого близкого расстояния рисунок выглядел неряшливым и незавершенным. — Это действительно странно, — ответил Кадфаэль. — Зачем кому-то пытаться уничтожить такую прекрасную работу? Казалось, брат Энтони засомневался, прежде чем встать и подойти к другому концу алтаря, где он убрал стоящую на его пути вазу с декоративной зеленью. — Дело не только в этом, брат, — сказал он. — Есть причина, по которой я не мог рассказать об этом на собрании капитула. И из-за нее же мы не можем отправить это покрывало нашим сестрам в Годрикс-Форде. Посмотри на вышивку с этой стороны! Кадфаэль последовал за ним и присмотрелся к покрывалу более внимательно – с помощью свечи, протянутой ему братом Энтони.       Рисунок был замысловатым, стежок за стежком металлическая нить рисовала радостную толпу людей, окруженных цветами. Но когда он подошел ближе, его внимание как бы сместилось, и внезапно он понял, что в этой картине было нечто большее, чем то, что он увидел сначала. Ликующая толпа оказалась населена монстрами с двумя головами у каждого, танцующими скелетами и рогатыми сатирами, а цветы превратились в ухмыляющиеся головы дьявола и других обитателей преисподней. В рисунке было нечто завораживающее, и чем больше вы в него всматривались, тем труднее было остановиться. Кадфаэль решительно поднялся и повернулся в другую сторону. — Это неожиданно, — сказал он, не находя других слов в данный момент. Ибо кто мог предвидеть, что аббатство получит в дар алтарную завесу для поклонения дьяволу; и не только ее, но и ту, что была предназначена для монахинь Годрикс-Форда? — Значит, ты тоже это видишь? — со вздохом облегчения брат Энтони поднялся. — Я боялся, что это мой разум сыграл со мной злую шутку. — Полагаю, в этом и есть весь смысл, — сказал Кадфаэль. — Это хорошо продуманный рисунок, его можно увидеть не сразу, да и то лишь в одном углу завесы. Ты правильно сделал, что сказал мне. — Может, мне снова его снять, как ты думаешь? — Наверное, так будет лучше, — согласился Кадфаэль. — Если кто-то спросит, ты можешь сказать, что нашел в ней небольшой разрыв и хочешь его починить, или что готовишь его к отправке в Годрикс-Форд. И не тревожься об этом, предоставь все мне. Брат Энтони, будучи человеком беспокойным, все равно станет волноваться, – подумал Кадфаэль, – но таким образом он, по крайней мере, может сказать себе, что это больше не его ответственность. — Трудно представить, что кто-то добровольно мог испортить такую прекрасную работу, — размышлял брат Энтони, осторожно снимая покрывало с передней части алтаря и стараясь не смотреть на него. — И еще более странно, что ее оставили на ступеньках нашей церкви, — отозвался Кадфаэль. — Может, ее мучила совесть, и она решила оставить завесу у нас, чем отдавать монахиням? Наверное, это была та девушка, которую послали отнести им ее. Как ты думаешь? — Очень похоже на то. — Но зачем ей делать все это? Какая ей от этого польза? Она не могла держать зла на монахинь из Годрикс-Форда. — Однако она может быть обижена на свою госпожу, и желать, чтобы леди была смущена своим собственным подарком. Но имей в виду, – мы ничего еще об этом не знаем. Пока мы не выслушаем саму служанку, мы не должны говорить так, словно она виновна в краже или порче алтарного покрова. ***       Сохранять непредвзятость – это легче сказать, чем сделать, отметил про себя Кадфаэль на следующий день, поворачивая одолженного мула на север по дороге в Уитмер. Но когда скептицизма достаточно, а когда – слишком много? Или он просто старый дурак, который оставался скептиком лишь потому, что подозреваемый в воровстве был – возможно, молодой и красивой девушкой? Если он встретит леди Маргарет и найдет в ней добрую душу, заставит ли это его относиться к девушке с большим подозрением? Или у этой тайны есть и другие стороны, о которых он пока не знает? Ты судишь заранее, исходя из фактов, – сказал он себе. И тебя послал не шериф для расследования кражи, а твой настоятель, чтобы отвезти лекарство от кашля старикам в деревне Уитмор. И, возможно, на обратном пути ты нанесешь визит в поместье, чтобы убедиться, что их слова об алтарном покрове совпадают с тем, что говорилось в письме из Годрикс-Форда, и ничего больше. Возможно, – размышлял он, – ответ на этот вопрос куда проще. Вероятно, девушка даже не покидала поместье, задержавшись, и это привело к недопониманию с аббатством. А слуга, который видел завесу в церкви, видимо, хотел, чтобы девушку обвинили. Сложнее было объяснить испорченный алтарный покров. Зачем распарывать часть вышивки? Зачем вообще вкладывать в это столько труда? Или же покрывало предназначалось не для алтаря, что, по крайней мере, несколько бы смягчило тяжесть преступления. ***       Он добрался до Уитмера около полудня, и раздал свои снадобья тем, кто в них нуждался, попутно с интересом узнавая обо всех событиях в деревне, случившихся после его последнего посещения. После быстрой полуденной трапезы он повернул на восток, к поместью, лежащему немного в стороне от деревни. Это был крепкий дом, не очень красивый, но все же выказывающий богатство своего владельца формой и размерами. Кадфаэль въехал во двор, который был почти пуст, – по-видимому, обитатели манора работали в доме, из-за ухудшения погоды. Вышедший ему навстречу управляющий, – мужчина его же возраста, приветствовал Кадфаэля со строгой вежливостью, если не с теплотой. — Полагаю, вы здесь из-за Агнес, которая украла подарок хозяйки вашему аббатству, — сказал он. — Леди Маргарет будет рада вас видеть. Она была очень расстроена этим делом. Кадфаэль поблагодарил его, не упомянув, что вообще-то, подарок был украден не из его аббатства. Его провели в зал, где перед камином сидела за шитьем женщина средних лет. Кроме нее, в комнате больше никого не было, как и другого освещения, что заставило Кадфаэля задуматься, как леди могла при этом видеть свою работу. Женщина встала, когда он вошел, и приветствовала его с еще большей теплотой, чем ее управляющий, но не отложила свою работу. Ее взгляд в его сторону был напряженным, словно она хотела понять, пришел он как друг или как обвинитель. — А я все думала, когда же получу весточку из аббатства, — сказала она, когда Кадфаэль рассказал ей о своем поручении. — Мне жаль слышать, что Агнес повела себя подобным образом, но я не вижу, как я могла бы это предотвратить. Как видите, у меня не так уж много слуг, и я не могла бы отправить с посылкой кого-то другого. Жаль только, что я не знала раньше о ее характере, но она не выказывала никаких признаков дурного нрава, просто временами была несколько замкнутой. Но я полагала, – все девушки такие. И посмотрите, к чему это привело! Слова леди звучали так, словно она защищалась, – подумал Кадфаэль. Здесь наверняка имелся тот, кто был уверен, кого можно обвинить. — Я здесь не для того, чтобы обвинять вас в плохом обращении со слугами, — ответил Кадфаэль. — Отец аббат просто хочет знать, что произошло, и как ваш подарок оказался у нас. Монахини из Годрикс-Форда говорят, что ожидали ваш подарок примерно в начале месяца. Это так? — Да, Агнес ушла отсюда первого числа. Она должна была добраться до Шрусбери ближе к ночи, и переночевать в гостевом доме аббатства. Я точно знаю, что она забрала покрывало с собой, потому что я проверила ее сумку с вещами перед тем, как она ушла.       Кадфаэль кивнул. Не было причин не верить ей. Но работать нас толь недоверчивую женщину, которая лично осматривает вещи своих служанок, чтобы увидеть – что именно? Что та взяла лишь то, на что имела право? Неудивительно, если девушка затаила обиду. Но достаточно ли ее, чтобы украсть и испортить вещь, предназначенную для церкви, лишь затем, чтобы запятнать репутацию своей хозяйки? — Агнес не давала вам причин думать, что у нее могли быть другие дела в городе? — спросил он. — У нее не было родных, которых она могла бы навестить, или задержаться где-то еще? — Насколько я знаю, нет. Видите ли, она была валлийкой, и, на мой взгляд, весьма нуждалась в заботе. Здесь у нее нет родственников, и ей не позволено возвращаться к своей семье. — Не позволено? Вы знаете, почему? — Совершенно не представляю, — ответила леди Маргарет. Выражение ее лица совершенно ясно говорило о том, что ей и в голову бы не пришло расспрашивать служанку о ее жизни. Не из уважения к девушке, а потому, что та была служанкой, и значит – неинтересной по своей сути. Услышав это, Кадфаэль понял, что зашел в тупик, и задал другой вопрос. Не могла бы леди Маргарет описать алтарный покров? Она могла, и со всеми подробностями, хотя явно не упомянула о какой-либо сомнительной вышивке. Да, местами она была вышита, но лишь абстрактными узорами. Кадфаэль узнал в описании центральную часть завесы, какой он ее видел. Не услышав больше ничего интересного, он ушел, все еще не зная, что обо всем этом думать. ***       Было еще не очень поздно, когда Кадфаэль и его мул снова вернулись в Шрусбери, но небо заволокло тучами, и пошел снег. Ветер тоже усилился, и Кадфаэль плотнее закутался в плащ. Завернув за угол, он придержал своего мула, чтобы не столкнуться с женщиной, переходившей улицу. Она подняла глаза и, узнав его, улыбнулась. Годы были добры к сестре Магдалине, но с другой стороны, она была одной из тех женщин, которые выглядят так, словно все формы одежды были придуманы специально для нее. И по сравнению с ее монашеским облачением, наряды других женщин на улице казались просто безвкусными. Кадфаэль тепло поприветствовал ее и, узнав, что они идут в одном направлении, решил пройти остаток пути пешком. — Думаю, ты уже слышал о нашей недавней тайне, — заговорила сестра Магдалина. — И надеюсь, вы уже разобрались с этим делом? Сестры очень огорчены, бедняжки. — А ты? — Ну, ты же знаешь, нельзя желать вещей, по меньшей мере, до того, как они у тебя появятся. На самом деле, мне немного жаль эту девушку. По какой бы причине она не сбежала, ей должно быть тяжело. Это правда, что она оставила алтарную завесу у вас? Другие сестры считают это признаком раскаяния, раз она не смогла украсть украшение для церкви. — Боюсь, все оказалось сложнее, — ответил Кадфаэль. — Аббат отправил меня разузнать подробности в Уитмер, но признаюсь, это не дало мне никаких особенно новых идей. Вопрос, почему кто-то оставил подарок у нас на пороге, остается без ответа. И в нем есть нечто большее, чем ты думаешь. Повинуясь неожиданному порыву, он добавил: — И мне кажется, что я не тот человек, который годится для этой работы, вернее, здесь гораздо больше подошла бы женщина. Если ты не слишком торопишься вернуться в Годрикс-Форд, то не можешь прийти и взглянуть на алтарную завесу? Ты, как и я, одной ногой стоишь в аббатстве, а другой – в мире, но когда дело доходит до женских ремесел, мой опыт, боюсь, смехотворен. И я полагаю, здесь мне нужна помощь мастера. — Это начинает звучать очень интересно, — отозвалась сестра Магдалина. — Мне будет нетрудно оправдать свое отсутствие, если я хочу помочь разгадать эту тайну. Как я уже сказала, наши сестры были очень расстроены из-за всего этого дела.       Они добрались до аббатства вовремя, так как начиналась метель, и поспешили позаботиться о муле, прежде чем отправиться к брату Энтони. Тот явно испытал облегчение, узнав, что получит мнение женщины об алтарном покрове; тем более что она тоже была бенедиктинкой, и значит, не совсем женщиной, способной потревожить его разум. Он с радостью оставил их изучать завесу, снабдив их достаточным количеством свечей, чтобы разогнать полумрак его мастерской. — Ну и ну! — произнесла сестра Магдалина, когда перед ней развернули алтарную завесу. — Уж этого я точно не ожидала. Бедный брат Энтони, неудивительно, что он выглядит таким измученным! — Думаю, теперь ты понимаешь мои опасения, — ответил Кадфаэль, указывая на то, что они обнаружили с братом Энтони. — Тот, кто вышил все это, а затем довольно неловко пытался распороть… — О, но это совсем не неловко! Тот, кто снимал швы, проделал очень тонкую работу, просто шелк – очень нежный материал. Нет, он явно знал, что делал. С другой стороны, эта вышивка – вы знали, что над ней работали два человека? Кадфаэль вгляделся более внимательно, но ему все казалось одинаковым. — Здесь разные техники, или… почему ты так решила? — спросил он. — О, рука совсем другая, — ответила сестра Магдалина тоном человека, который так долго владел навыком, что и забыл, что это навык. — Посмотри здесь и здесь. Абстрактные цветочные части посередине вышиты комбинацией двух видов швов. Стебельчатым и выкладным — это когда ты кладешь более толстую нить поверх полотна, и прикрепляешь ее множеством мелких стежков. Однако боковые части с сомнительными изображениями, вышиты очень небрежно. Видишь, что здесь накладная металлическая нить местами отходит от ткани? Стежков слишком мало, чтобы закрепить ее, и наложены они не там. Если ты посмотришь на распоротые части, то увидишь, что сняты только эти швы. — Два человека, — задумчиво произнес Кадфаэль. — Тот, кто изготовил вуаль и украсил ее, и тот, кто добавил неприятные детали. Но кто начал распарывать вышивку? — Не та женщина, что вышила плохие части, — отозвалась сестра Магдалина. — Я не знаю никого, кто бы небрежно шил и при этом хорошо штопал, хотя обратное встречается чаще, чем ты думаешь. — Две женщины, — произнес Кадфаэль. — Давай зайдем с другой стороны. В конце концов, леди Маргарет сказала, что все проверила, прежде чем отправить девушку в дорогу, и нашла все таким, как должно быть. Если это так, то небрежная вышивальщица – горничная, и тогда остается вопрос, кто потом все распорол. Но предположим, что леди Маргарет вышила те части, прежде чем отослать служанку? Та узнала об этом, и сделала все возможное, чтобы исправить вышивку. Но в этом случае возникает вопрос о мотивах самой леди. Мстительная горничная, задумавшая сбежать и поставить хозяйку в неловкое положение, еще понятна, но что выигрывает леди, заклеймив свою служанку, как воровку? — Интересно, — кивнула сестра Магдалина. — Ты, конечно, прав, она не могла знать, что горничная сбежит, но если дело совсем не в девушке? Если бы она не сбежала, все, что у нас осталось бы – это леди Маргарет, отправившая предполагаемый дар извинения в монастырь Годрикс-Форда, со скрытым в нем непримиримым посланием. Если его увидят и раскроют, она всегда сможет обвинить горничную, а если нет – то она будет жить счастливо, зная, что смеялась последней. Возможно, случайный посетитель или одна из монахинь сможет заметить скрытый рисунок, но побоится сказать об этом, из страха, что все это – признак извращенного воображения. Действительно, очень ловкий ход. — В самом деле? — изумился Кадфаэль. — Но что ты имела в виду под даром извинения? — О, эта леди доставила себе немало хлопот, из-за чего-то другого пару лет назад. Я не помню точно, из-за чего, но если дама мстительного типа, полагаю, ей было бы нелегко это забыть. Я сама никогда с ней не встречалась, все шло через письма и посыльного и, конечно, скандал случился до меня. Но ты видел ее, так что скажешь о ее характере? — Трудно сказать, — задумчиво произнес Кадфаэль. — Я бы не хотел судить о женщине лишь по одному взгляду на нее, из-за плохого освещения или ее недавних домашних проблем. Хотя, если бы кто-то сказал мне, что леди была предвзятой или мстительной, я бы не удивился, равно как и если бы услышал, что горничная сбежала по собственной воле. Обитатели манора не показались мне ни счастливыми, ни особо радушными. Там было мало людей, не так уж много света, и никакого смеха за те полчаса, которые я там провел. Да простит меня Бог, если я придаю этому слишком большое значение, – добавил он про себя. — Но правда в том, что я не видел улыбки ни на чьем лице, а лицо леди озарилось лишь один раз, когда она описывала дорогие материалы, что пошли на алтарный покров. Они посмотрели друг на друга. — Похоже на то, что мы разгадали тайну, — сказала сестра Магдалина. — По крайней мере, одну ее часть. — Я смог решить ее лишь потому, что привел нужного мастера, который указал мне, чего не хватает, — сказал Кадфаэль. — Что до другой части…       Они прошли мимо привратника по дороге к воротам аббатства, когда сестра Магдалина собралась уходить. Привратник легко вспомнил тот день, когда посылка была найдена; той ночью выпал первый снег, иначе ступеньки церкви не пришлось бы подметать. Минувшей ночью у них было не так много гостей и, насколько ему известно, ни одной одинокой женщины, – обо всем этом он рассказал аббату, когда тот спросил. На деле, там была только одна женщина, скорее девочка, но она пришла с мальчиком того же возраста. Они были валлийцами, — подумал он, — по крайней мере, они на них походили, а у девушки было странное имя. — Не Агнес? — спросил Кадфаэль. — Не так, но что-то вроде этого, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я слышал, как мальчик окликнул ее. Ах да, теперь вспомнил. Нест, – вот как он ее назвал. Чудное имя, подумал я. — Конечно же, — ответил Кадфаэль. — А хозяйка называла ее Агнес, на английский манер. Но тот мальчик, – интересно, кто он? Этого привратник не мог ему сказать. И должно быть, те двое двое ушли довольно рано, потому что он не помнил, чтобы видел их после восхода солнца. ***       Если приор Роберт надеялся хоть на долю на признания того, что завеса по праву принадлежит аббатству, он был разочарован. Покров с алтаря был снят, под предлогом некоей очистки, а чуть позже потихоньку отправлен в Годрикс-Форд. Там сестра Магдалина столь же спокойно взяла на себя ответственность за ее восстановление, рассудив, что она уже видела то, что там было, а потому нет причин тревожить ее сестер мирскими проблемами. Она смогла легко убрать оскорбительные части рисунка и заменить их более благочестивыми изображениями. Когда покрывало было отправлено обратно в Шрусбери, оно стало для братьев пасхальным подарком. И теперь уже аббатство было в неоплатном долгу перед монахинями Годрикс-Форда, а не наоборот. И именно на Пасху была разгадана последняя часть тайны. ***       Месса закончилась, и прихожане начали покидать церковь, когда Кадфаэль заметил две темные головы близко склоненные перед алтарем в боковой часовне. Сначала он не придал этому значения, полностью выбросив из головы ноябрьскую историю с вышитой тканью, но, проходя мимо них, он увидел, как девушка указывает на алтарь и что-то шепчет мальчику. Решив проверить свою догадку, он подошел ближе. — Ты – Нест, не так ли? — спросил он. Услышав свое имя, девушка с удивлением обернулась. — Ты говоришь по-валлийски! — воскликнула она. — Надеюсь на это. Я из Трефрива. Меня зовут Кадфаэль, и я хочу задать тебе вопрос, если ты не торопишься. — Конечно, брат, — ответила девушка. Она все еще выглядела озадаченной. — Алтарная завеса, на которую вы смотрели, – это ты оставила ее здесь в ноябре прошлого года? — Я не понимаю, о чем… — И что с того, если она это сделала? — требовательно спросил ее спутник, шагнув вперед. — А ты кто такой? — Овейн ап Ифор. Что вам нужно от моей сестры? — Я никого здесь ни в чем не обвиняю, — сказал Кадфаэль. — Но мы были очень удивлены, обнаружив это на ступенях нашей церкви. Особенно брат, который рассматривал ее слишком внимательно. Ты, должно быть, пропустила часть рисунка, когда снимала швы. Как видишь, он восстановлен. — Ох, я так рада! — воскликнула девушка. — Я не могла… их было так много, а у меня оставалась только одна ночь здесь, в гостевом домике, понимаете? И если бы Овейн не уронил посылку, я бы никогда не поняла… — Думаю, — сказал Кадфаэль, — будет лучше, если мы пойдем в одно место, где можно спокойно поговорить. И ты расскажешь мне эту историю с самого начала.       Хотя его мастерская не совсем предназначалась для этого, она была весьма удобным местом для inconspicuous встреч, поскольку давала посетителям как убежище, как и повод для пребывания там. Вскоре Нест и ее брат устроились на скамейке, в то время как Кадфаэль не торопился с поиском нужных ингредиентов, чтобы изготовить мазь для больных рук; и рассуждая о том, что рано или поздно они будут болеть у всех. Через некоторое время девушка подняла на него глаза. — Простите, если я причинила вам неприятности, — сказала она. — Я расскажу вам все в точности так, как это произошло. Овейн слышал об этом раньше и может подтвердить, что я ничего не упускаю. На самом деле, это началось пару лет назад, когда я уехала из Уэльса. Наша семья… мой отец снова женился, и мы с его новой женой совсем не ладили. Я не могла больше оставаться, поэтому уехала в Англию. Вскоре я нашла место горничной в поместье Уитмер, и поначалу считала, что мне очень повезло. Только оказалось, что леди Маргарет была хозяйкой не намного лучшей, чем моя мачеха. Я действительно хотела уехать, но мне больше некуда было идти, а Овейн не отвечал на мои письма. По крайней мере, я так думала. Вскоре после моего приезда леди Маргарет ввязалась в какую-то ссору с монахинями из Годрикс-Форда. Думаю, она, возможно, пыталась заставить их принять ее предложение, по которому сестры должны были ежедневно молиться за нее и ее покойного мужа, получая при этом лишь жалкое вознаграждение. Что бы там ни было, я знаю, что она очень огорчилась из-за этого. И вдруг, в один прекрасный день она, казалось, решила оставить все это позади и сказала мне, что мы вместе будем работать над прекрасной вышивкой, которая должна была стать подарком монахиням в знак примирения. Она выбрала материалы, и я вышила большую часть, так как меня это не так сильно утомляло, как ее. К концу лета вышивка была закончена, и она хранила ее у себя в комнате, потому что, по ее словам, опасалась воров. Была уже почти зима, когда она сказала мне, что я должна отправиться на юг и принести подарок монахиням. Часть пути на юг я проехала на телеге с соседом, и добралась до Шрусбери к полудню. Представьте, как я удивилась, когда услышала, как меня окликнули по имени, и увидела своего брата! Очевидно, ему надоело ничего не знать обо мне, и он решил пойти и посмотреть, в чем дело. Нежная улыбка показала, что его беспокойство не осталось незамеченным. Ее брат тем временем хмурился, вспоминая, что произошло. — Я действительно написал ей! — ответил он так, словно кто-то посмел усомниться в этом. — Нест так не скажет, но думаю, леди это не нравилось, и она перехватывала мои письма, прежде чем сестра успевала их прочитать. Поэтому, когда дома все успокоилось – я имею в виду, что наша мачеха устала от всех нас и вернулась к своей семье, к большой радости для них – я решил попытаться найти Нест, и убедить ее вернуться со мной. — И вот он, — сказала Нест с улыбкой, — пытался выглядеть взрослым и по-братски предложил мне помочь нести мою сумку, но в результате уронил все это на улице, включая прекрасную вышивку леди Маргарет. А потом он поднял ее и слегка приоткрыл, чтобы лучше рассмотреть, и у него был такой вид при этом, что мне тоже пришлось взглянуть и… в общем, вы знаете, что мы увидели. — Мы не знали, как быть, — сказал ее брат, который, по всей видимости, никогда не испытывал и не больше испытает ничего подобного, и похоже, считал это чем-то вроде приключения. — Но Нест сказала, что мы ничего не можем сделать, а она должна была хотя бы попытаться это исправить; и поэтому мы решили заночевать в гостевом доме аббатства, и надеяться, что у нас будет уголок с хорошим освещением, чтобы она видела свою работу. — Я полночи не спала, распарывая эти швы, — сказала Нест, качая головой, — Я никак не могла понять, зачем леди Маргарет сделала такое, и что, если бы я не узнала, а монахини увидели все это? В конце концов, мне хватало света лишь для того, чтобы распороть только худшие части, и я надеялась, что если оставлю завесу здесь, в аббатстве, то хотя бы монахини ее не увидят, и кто-то другой решит, что с ней делать. — А потом, — закончил ее брат, — мы предоставили завесу ее судьбе и отправились домой. Мы даже понятия не имели, что вы сделали с этой вещью, пока не приехали сюда по делу. Наш отец – плотник, и иногда он продает свои товары в Шрусбери на Пасху, когда на праздник сюда приезжает много народу. А на выходе она вдруг потащила меня к тому маленькому алтарю и сказала – "вот она"! — Я глазам своим не поверила, — сказала Нест. — Я никогда не испытывала такого облегчения, как тогда, когда увидела, что кто-то покрыл плохие участки новой вышивкой. Я только надеюсь, что это была не… я имею в виду, леди, которая выполняла эту работу… — О, — сказал Кадфаэль, — тебе не нужно беспокоиться о сестре Магдалине, она долго жила на свете и видела кое-что похуже. Она была рада избавить других сестер от этого зрелища, и возможности поработать над таким прекрасным произведением искусства. Но я скажу ей, что ты спрашивала, она будет рада это услышать.       Он вывел брата и сестру из сада, и смотрел, как они идут к сторожке у ворот, как и в то зимнее утро, когда они оставили таинственный сверток на пороге церкви. Аббат Радульфус был бы рад узнать, что тайна раскрыта, – подумал он, и, возможно, Хью Берингар тоже – хотя шериф очень недолго занимался этим делом, так как монахини из Годрикс-Форда поспешили уведомить его, что не было никакого преступления, о котором они хотели бы сообщить. И Хью, и аббат, – подумал Кадфаэль, увидят более светлую сторону этой истории, – особенно Хью. Приор Роберт, с другой стороны, был бы крайне недоволен, узнав о происхождении их новой алтарной завесы, так что ему и незачем об этом слышать. Что до сестры Магдалины, Кадфаэль охотно предположил, что, услышав от него эту историю, она найдет хороший предлог приехать в Шрусбери на следующую Пасху. Тогда у нее был шанс, что она сможет встретиться с Нест и ее братом, услышать историю непосредственно от них и, возможно, обсудить новый дизайн, который она выбрала для алтарной завесы. И, возвращаясь в свою мастерскую, он подумал о леди Маргарет, которая однажды может посетить церковь и увидеть, как ее дар изменился таким образом, что становилось ясно – тот, кто внес изменения, знал, что там было раньше. Что она может подумать?       Кадфаэль оглянулся на церковь. Она возвышалась над ним, символ Божьего величия, свободная от всякой злобы и раздоров. И все же, сейчас в ней находилась гробница святой, с грешником внутри, но без святой, и алтарная завеса с мстительным посланием, в конце концов, исправленная и обновленная женщиной, чья преданность большую часть жизни была посвящена мужчине, а не Богу. Кадфаэль спрашивал себя, сколько еще творческих решений человеческих проблем ему предстоит увидеть, чтобы найти их уместными внутри этого здания. Он также задавался вопросом, есть ли у него время немного отдохнуть перед следующей службой.