Балет - жестокая игра

"...Я клялся - ты прекрасна и чиста, А ты как ночь, как ад, как чернота..." У. Шекспир

Мы всегда боимся перемен, мы боимся взглянуть в глаза своему страху. А что для нас страх? Это невидимая преграда, что ставим мы у себя в голове. Страх – это наши поступки. Сила страха в том, что никто не знает как он выглядит, это его основное преимущество. Страх Ники был вполне ясен, он заключался в одном человеке. Быстро прийти извиниться и снова пропасть, это не в её стиле. Она должна была следить за своей жертвой, словно пантера на охоте. Но и жертва была не так уж проста, одно неверное движение, он упорхнёт, словно крохотная колибри. Нужно было как следует оценить своего оппонента, а затем уж приступать к действиям, душа хотела одного, сердце шептало другое, разум настойчиво настаивал на ином выходе из ситуации. Ей было просто непозволительно кинуться ему на шею и заключить в объятиях, это была игра, однажды она уже проиграла в неравном бою, теперь она этого не допустит. Подключив свои связи, Ника к вечеру уже разглядывала довольно солидное досье, которое поможет ей в достижении цели. Ведь, она помнит добродушного мальчика стремящегося на сцену, а перед ней уже мужчина, добившийся всего, наученный закулисными войнами, балет стал для него стальным стержнем, что не давал ему жить ниже поставленных высот. Ника ловила себя на мысли, что если бы она всё таки осталась, они бы всё равно разбежались, между ними была пропасть, нравственная и культурная, но старания женщины возвели хрупкий мост над пропастью, что может стать началом чего-то нового, если только не оборвутся и без того тонкие канаты и нити судьбы. Весь мир привык думать, что мужчины занимают главные пьедесталы в истории: императоры, полководцы, философы, художники. Все почему-то забывают про женщин, про жён императоров, что нашептывали им сценарий будущего страны, про боевых подруг полководцев, что поддерживали их в минуты славных битв и поражений, все восхищались раздумьями философов мужчин, но стоило только женщине открыть рот и произнести что ни будь незаурядное, так её тут же на костёр. Глупые мужчины, что восхищаются Моной Лизой, восхваляя Леонардо, даже не подозревают, как было сложно женщине позировать художнику сидя в одном положении изредка моргая, держать спину, изображать улыбку. Женщины всегда недооценённо уходят на второй план, изредка поблескивая в исторических периодах, словно далёкие звёзды. Чего стоит только правление царицы Тамары, принявшей власть из рук покойного батюшки, она снижала подати, страна процветала, она развивала искусство и поощряла письменность, а женский султанат в Османской Империи? Женщины правили и правили лучше всякого мужчины, но о них все забыли. Это ничтожное упущение засело в душе у женщины, как самая огненная обида. Гика хорошо анализировала информацию, вот только к ней еще нужно было добавлять личный опыт общения с мужчиной, еще тогда она поняла, на сколько он горд, на сколько резок и нетерпелив. Эти качества и сыграют ей на руку. Нужно лишь убедиться в том, что он всё ещё что-то чувствует к ней, от этого зависят дальнейшие шаги. Для этого она покинула пределы квартиры и направилась на выставку. В Москву приехали шедевры Врубеля, чем не отличный повод повидаться со старым знакомым, он наверняка не пропустит данного мероприятия. Она была в своём любимом образе, в том же, в котором он видел её последний раз тогда в Тбилиси, женщина надеялась пробудить у него воспоминания, а может даже чувства, которые давно погасли в чёрствой душе, она будет той спичкой, прикоснувшись к которой огонь полыхнёт с новой силой. Она хотела зацепить его, сфокусировать его внимание, а поэтому, отложив жемчужные серьги сторону, она одела прелестные серьги из лунного камня, в виде крохотной капельки, именно эти серьги привёз ей Нико в подарок тогда, в девяносто третьем. Все эти годы они покорно лежали в маленькой шкатулке и ждали своего часа, он настал. Выставка проходила в новом здании, чем-то напоминающем Нике её первую конторку, тот же цвет стен, похожий пол, вот только свет был слезка приглушен, посетители меланхолично скитались от картины к картине. Они пришли не полюбоваться шедеврами, а лишь показать обществу своё богатство, ей неожиданно вспомнились слова мосье Воланда, ох как он был прав!: «…Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…», ведь ничего не изменилось, но мы забыли, забыли что такое – быть людьми, а не особами. Блестели кольца, развивались меха, в воздухе перемешался запах парфюма и красного вина, из неугомонной толпы послышались крики: «…Врубель – это только для знати, обычным людям он недостижим». Вот такие меркантильные взгляды и губят культуру в человеке, даже малейшую тягу к прекрасному. Но, немного оценив масштабы трагедии и послушав сплетни в кучках «подлинных аристократов», она молча стояла и смотрела на картины. В каждой из них был потаённый смысл: боль, страдания, утрата, меланхолические образы и сказочные сюжеты – этого всего было полно, крае глаза Гика заметила, что это буйство народа – лишь красивая постановка для прессы, им нужна была известность, но не нужны были умы. Аристократы превратились в простую знать, не мыслящую об этикете и элементарных правилах поведения. Вульгарные платья в глубокими вырезами, бриллианты на показ, что совершенно не гармонировали с нарядами, захмелевшие толстосумы, что водили своих дам от картины к картине, попивая достаточно разбавленное вино, завёрнутое в дорогую обёртку. Эти люди были, словно это вино – красивая обёртка скрывала за собой дешёвый фарс. Лишних разговоров и компании она не хотела, поэтому искренне и добродушно изображала приезжую жену грузинского бизнесмена, что напрочь не знает русского языка. Она могла изображать наивное непонимание в глазах и искренне улыбаться, пока рядом стоящие с ней дамы кидали фразочки на подобие: «…понаехали тут», «….эти серьги, фу, какая дешёвка, ни то что мои - сапфировые». Опуститься до их уровня и раскрыть себя ей не позволяла гордость. Услышав фразу от очередного толстосума; «Да что мне ваш Врубель, у меня на даче картины есть и подороже!», она лишь кивнула и мило ухмыльнулась поведя бровями. Да, правду говорил старик Марк Твен: «…Никогда не спорьте с идиотами. Вы опуститесь до их уровня, где они вас задавят своим опытом.». Она обратила внимание на мужчину, он стоял у картины «Царевна-лебедь», вглядывался в образ девушки, что смотрела с картины, он не подавал виду, но был очень восхищен работой мастера. Николай был одет в синий, приглушенных тонов бадлон и чёрные джинсы, в обуви он отдавал предпочтения кедам, вместо надоедливых туфель. Он еще с детства ненавидел одеваться слишком официально, но пришлось, положение обязывало. Ника видела его со спины, но чётко знала, вот тот, кто ей нужен, она запомнила эти худые плечи, его манеру ходьбы, его привычку поправлять густую копну чёрных волос, когда он обернулся, она не подав виду, как и подобает даме, стояла у картины, ни одна мышца её лица не дрогнула, веки были немного опущены, она делала холодный вид безразличия, а пока крутила в голове его образ, который успела ухватить краем глаза: его руки, скрещенные на груди, означали некую закрытость, в руках находились очки: «Возможно он меня и не заметит, Боже, Гика – ты такая дура, он плохо видит, но он же не слепой!», - подумала девушка нервно стуча каблуками при каждом шаге. Он видел её, осмотрел с головы до ног, в её образе всё было идеально: причёска, платье, украшения. Николай уже давно не видел её, но не мог поверить, что она на столько изменилась, движения рук, манера шага, взгляд: «Да, мама, видела бы ты её сейчас – она не просто впитала все грузинские привычки, она стала твоей копией». Мать Николая предупреждала его, она знала, что со временем – это будет непростая женщина. В итоге – она стала той, которую он так боялся и так уважал. Ситуация усложнялась с каждой минутой, он надеялся встретить ту же простую и весёлую женщину, а столкнулся с глыбой, гордой и непреступной. Она из наивной девчушки, что попалась ему в руки, стала стервой и интриганкой, что сейчас пользовалась некой наивностью и глупостью пришедших на это мероприятие людей. Мысль о том, чтобы попросить прощения уже улетучилась, он не осуждал её за уход, а скорее восхищался ею, она станет ему достойным противником в этой битве, битве характеров, битве любви. Ведь любовь – это не нечто милое и светлое, это борьба, борьба двух сильных личностей против самих себя. Они уже не боролись с обществом и его стереотипами, им было наплевать, они оба жили в своё удовольствие не взирая на упрёки со стороны. Девушке было интересно, осталась ли та преграда, что прогнала её с поля боя – сцена, которая нахально забрала у неё её Нико, приклонился ли он перед ней, или же она перед ним, обнажив все свои дары и свет софитов. Ника напомнила Николаю Наташу Ростову, худые ноги, милое наивное личико, за которым скрывался груз пережитых перемен, этот стан, что был ему мил, чуть не свёл его с ума. Он представлял, сколько мужчин лежало у её ног за эти годы и эта мысль приводила его в ярость. Она делала вид, что очень коряво и непонятно говорит на русском, в открытую флиртовала с каким-то незнакомцем, смеясь и улыбаясь. Немного поразмыслив он стал копаться в себе: «…Почему? Почему я ревную ту, что по сути «умерла» для меня?». Внезапно, она прошла в миллиметре от него, немного зацепив плечом, как будто специально. Её взгляд, он был ярок, словно тысячи звёзд, что озарили тьму в его душе. Встреча глаз и кроткое молчание, что продлились долю секунды, казалось для бывших возлюбленных вечностью. Она подарила ему свою улыбку и извинившись, направилась прочь. Он стоял, еще пару минут и смотрел в пустоту, судьба дала им милость – встречу, но судьба ли. Николай долго не мог подобрать в своей голове, с чем же сравнить свою некогда любимую, она была, словно недостающая струна в плачущей скрипке, что меняла весь репертуар сцены, словно цветок, что преобразился в нечто прекрасное под снежным покровом весны, словно кроткая лань, бегущая по лесу и не замечая никого, слушая лишь стук своего сердца. Ника, присев в только что подъехавший чёрный мерседес, громко захлопнула дверь. И улыбнувшись, словно хищник оголил свой оскал, она прошептала: «Да уж Нико - ты всё ещё влюблён». Неожиданно для самой себя, Гика начала вести записи в своём дневнике, что напоминал скорее не боль души, а план по сокрушению Империи. « Я встретила его, того, которого так боялась, с чьими глазами боялась встретиться. Он ничуть не изменился, возраст ему к лицу, как я и предполагала – этот чёрный лебедь, стал злым гением. На секунду мне показалось, что передо мной мой Нико, он тоже сделал выводы, это видно по тому, как он не сводил с меня глаз, а я наблюдала за ним сквозь отражение в бокале. Кажется, он стал еще выше, при нашем «неожиданном соприкосновении», я смотрела ему глаза в глаза, хоть и подобрала для этой встречи самые высокие каблуки, в надежде быть визуально выше его. Видимо, он всё же бросил сцену, пропала усталость в глазах, но тело его так и осталось служить балету, кипарис, он как будто ходит в этих доспехах, что сжимают его талию до неприлично узких размеров. Я отвлеклась, очень трудно сосредоточиться на плане, когда перед тобой такой мужчина. Он похож на свою мать: глаза, скулы, улыбка. Он застыл в одной поре, словно Дориан Грей, не удивлюсь, если дома у него на стене висит портрет, что стареет и претерпевает изменений вместо него. Следующий шаг моего плана зависит исключительно от него. Что же ты будешь делать дальше Нико, хотя правильнее сказать, Николай Максимович?». Николай был человеком сильным и волевым, но сейчас, он просто не мог управлять собой, какая-то его часть чувств и самообладания просто отключилась. Эта женщина не приведёт ни к чему хорошему, а может ему и нужно было это? Всю жизнь его окружали только хорошие и порядочные люди, он старался отсеивать своих друзей, словно зёрна от плевел. Но в каждой бочке мёда, найдётся ложка дёгтя, а был ли это дёготь? Может это был мёд, вот только другого вида и качества. Словно золото, которое имеет разную пробу и применение. Он и Гика – это были словно два совершенно разных химических элемента, которые нельзя было ни в коем случае соединять друг с другом, иначе это повлечёт за собой бурную реакцию, что сожжет всё вокруг. Они были как двое огней, что не давали друг-другу желаемого спокойствия. Это Николай понял еще тогда, когда они стали жить вместе. Их «пробный период» совместного проживания дал им опыт решения конфликтов и породил некий страх, страх пускать новых людей в свою жизнь, ведь один старый, добрый друг, лучше десяти новых. За все эти годы Гика не обзавелась подругами, она делилась всем с Иберией, воспитанница была уверенна, что всё сказанное ею не покинет пределов комнаты её благодетельницы. Возможно, девушку просто раздражала привычка её родителей, да и близких родственников, сразу же рассказывать о сокровенном всему городу. Иберия была другой, она не выдала ни единого секрета Гики, хоть воспитанница и не успела рассказать тётушке историю о том, как она виртуозно сменила имя. Николай придерживался принципа хорошей дружбы, для каждого человека он поставил невидимую грань, за которую не было хода, общественность знала лишь то, что должна была знать. Была ли это вынужденная мера или просто защита самого себя, кто знает. Он принял для себя решение, что никто не узнает о том, что гложет его сердце и какие чувства он испытывает. Они были – словно Король и Королева на этой шахматной доске, вот только не рука об руку, а по разные стороны игры, но любой ход приближал их к друг-другу, это было само собой, по инерции, но кто победит – Любовь или же Гордость?