Я невесомый человек, я человеческий ноль, Ни за кого, ни против всех, а выбор – главная боль, Что разъедает души и тем, кто послушен, И тем, кто стремится в бой Ясвена, «Невесомый человек»
*** 18 день Осенних Волн ***
Удо Борн ненавидел ощущение затхлости, а потому никогда в жизни бы не подумал, что будет скучать по стухшей зловонной трясине, коей помнился ему Агарис. Одинаковые вечера, полные пустых и громких речей, редкие глотки свежего воздуха – когда появлялись деньги на то, чтобы гульнуть вволю, вспомнить то, чего они с братом лишились, увязнув в безнадежном восстании. Знал бы он тогда, откуда Рихард берет золото… а если бы и знал! Все равно поехал бы в Алат на охоту, все равно сунулся бы искать Эпинэ – тогда эта авантюра казалась веселой и почти безобидной. Да и обратно в Талиг его тянуло давно, словно подводным течением. И утянуло. Рихард остался там, за пеленой ледяного дождя, став одной из первых жертв новой трясины, начавшейся в лесу Святой Мартины и даже не думавшей выпускать угодивших в ее цепкие объятия пленников. А те и не спешили сопротивляться. Робер с каждым днем все больше напоминал выходца, Дуглас, несмотря на показную бодрость, держался немногим лучше, Ричард же вечно витал в облаках, не слыша и не видя никого, кроме Альдо. Последний внушал Удо самые серьезные опасения, ошалев от внезапной победы и свалившейся на него власти. Все, чего он добился от друга после нескольких попыток поговорить с глазу на глаз – очередных нелепых обещаний и ненужного титула, в комплекте с которым шло кресло в зале Высокого Совета. По соседству с напоминавшим промерзший студень Приддом. Вот уж спасибо! Оглашая свое решение, Альдо сиял почище новеньких орденских цепей, и тогда Удо действительно растерялся. Не верить в обещанное светлое будущее было горько и почти стыдно, верить – опасно и нелепо. Целуя кольцо с аметистом на протянутой сюзереном руке, он вновь видел хмурящего брови Рихарда, успевшего поделиться с братом тайной своих доходов. Он прекрасно понимал, сколь бессмысленно и безнадежно было мечтать о возвращении «Великой Талигойи». Он бы очень удивился, узнав, что захватившие столицу и полтора графства мятежники не укрепляют свои позиции в других частях страны, а спешно меняют шпалеры и шьют нелепые костюмы для стражи. Будто по весне их ждет не встреча с разгневанной армией Савиньяка или фок Варзов, а пышная мистерия, причем, судя по получившимся одеждам – гайифская. Удо удивляться устал. Сил не было ни на фальшивые улыбки, ни на споры, ни на поиск развлечений. Дни летели один за другим, снова одинаковые и холодные, но теперь сгинули и уютные вечера в компании брата и товарищей. Оставалось лишь зажмуриться и окунуться в болото с головой, вовремя подквакивая на обедах и приемах. Благо, дел у замещающего капитана гвардии было достаточно.*** 24 день Осенних Волн ***
− Вы в самом деле пришли только послушать птиц, граф? – Марианна Капуль-Гизайль по праву звалась Звездой Олларии. Только вот весь вечер бесстыдно пожиравший глазами белоснежные плечи и смелый вырез желтого платья Борн поймал себя на том, что вот уже с минуту сидит и пялится на украшенную витиеватой вышивкой занавеску, и это при том, что от маленького барона они отделались не менее четверти часа назад! − Я с куда большим удовольствием послушаю вас, сударыня, − поспешил исправиться Удо, в который раз поднося к губам розовые пальчики баронессы. Он и в самом деле пришел сюда затем, чтобы слушать ее и только ее – может быть, этой ослепительной красавице удастся заглушить все тревожные голоса, преследующие его каждую свободную минуту. Кожа у Марианны была нежнее лепестков, и пахло от нее цветами… хризантемами. Удо честно расцеловал ее чудесные руки от запястий до округлых плеч, так манивших его весь этот яркий, полный жизни и птичьего пения вечер. Баронесса не ждала от него ни любви, ни фальшивых заверений в ее наличии, но не сделать даме комплимент было бы грубостью. − Сударыня… − Не нужно, граф. Хотите персиков? − Чего угодно из ваших рук. Вкус персика на губах остался с ним и наутро, и жить стало чуточку легче. Глоток свежего воздуха… но одного глотка было мало.*** 11 день Осенних Молний ***
Бам-м-м! Кувалды рабочих били по металлу решетки, а Удо Борн из последних сил сдерживался, чтобы не закричать вместе с рыдающим от каждого удара железным плющом, не заткнуть уши и не выбежать вон из древнего храма. Белые колонны, светящиеся по-весеннему теплым светом витражи, тоненькая девочка со светлой косой, мертвые лилии в вазах – вот они, главные враги Талигойи! Те, до кого смог дотянуться жаждущий всеобщего признания болван, возомнивший себя едва ли не потомком богов. Бам-м-м! Словно стон живого существа. Вот оно, обещанное еще в Агарисе светлое будущее, торжество Чести и Справедливости. И ты причастен, никуда не деться, так что стой и смотри. На траурно-серого Придда с постной, почти скучающей рожей, на хищно раздувающего ноздри Айнсмеллера – хоть сейчас портрет Закатной твари пиши, лучшего примера не сыскать. На застывшего в слепом экстазе Дика, на хмурого, словно страдающего от зубной боли Иноходца… Бам-м-м! Рабочий не рассчитал силы, цветное стекло прыснуло в разные стороны, бросаясь на мародеров наподобие запоздавшего сторожевого пса. Раздались крики, толпа отшатнулась, запах крови смешался с запахом гнилой воды. Вот он, душок власти Альдо Ракана… и когда же друг успел так протухнуть? Неужели за эти пару месяцев? − Продолжайте! – принц не тронулся с места, а вот Дуглас не выдержал – зажал рот и бросился прочь из зала. Удо с трудом сглотнул, не желая осквернять мраморные плиты еще и содержимым своего желудка. Он мог бы последовать за другом… он обязан досмотреть это мерзкое представление до конца. Плита в алтарной части оказалась покрепче решетки, но она хотя бы не пыталась кричать человеческим голосом. За то время, что каменщики долбили светлый мрамор, Удо успел не то задремать, не то попросту выпасть из реальности – в ушах плескалась вода, словно рядом был причал, а не крушили камень, и шелестели где-то вдалеке прибрежные травы… то есть, конечно же, шуршали одеждой уставшие от духоты и смрада зрители. Альдо, казалось, не смущало ничего – жажда показать свое превосходство хоть бы и праху врага оказалась сильнее не только здравого смысла, но и брезгливости. – Герцог Окделл, герцог Эпинэ, за мной. – Гимнеты с факелами шагнули в открывшийся темный провал первыми, принц отстал от них лишь на пару шагов. Тряхнув головой в тщетной попытке избавиться от непонятного плеска, Удо бездумно шагнул на лестницу вслед за Робером. И там мародеров встретила Она. Черноволосая девушка в синей тунике будто бы присоединилась к процессии, спускаясь вниз ступень за ступенью. Ее путь был засыпан лилиями, их – окроплен кровью, и Удо понадобилось целых три бесконечных шага, чтобы прогнать наваждение, выдохнуть застрявший в легких воздух и понять – перед ними древняя, немыслимо искусно выполненная фреска. − Потрясающе, − изумленный шепот без спроса вырвался наружу, и шедший впереди Иноходец споткнулся от неожиданности. Видел ли он то же самое? Гадал ли о том, кто и когда смог сотворить это чудо? Пожалуй, он спросит об этом позже – когда будет рассказывать обо всем выбравшему снежную кашу и хмурое небо Дугласу. Проводив их до дверей гробницы, прекрасная незнакомка уступила куда более узнаваемым образам – на настенных барельефах лили свои слезы змеехвостые девы, и Удо понял, что зря надеялся избавиться от призрачного плеска, спустившись вниз. Здесь ему самое место, ведь как могут дочери Волн обходиться без воды? Карлион тут же завел песенку про ересь, Нарди ответил ему пошлой шуткой – и Борн пожалел, что эти двое избежали встречи со стеклянными осколками. Жаль, вниз взяли достаточно факелов, даже подножку незаметно не подставить. Внутри в очередной раз подняло голову глухое, злое раздражение – будь Удо змеей, непременно забился бы уже в темный угол и шипел бы на каждого, кто осмелится приблизиться. − В прибрежных деревнях люди все еще слышат плач найери, – Удо Борн слышит их прямо сейчас, но Карлионам знать об этом не обязательно, – в нем нет зла... Вернее, зло совсем не в нем. Застоявшуюся воду следует выплескивать, а засевших в ней лягушек неплохо бы ошпарить. Хорошо, если одумаются, а нет… терять сыну и брату мятежников все равно нечего. Не брать же в расчет пустой титул?*** 15 день Осенних Молний ***
Удивительно, как много деталей упускают из вида те, кто должен бы охранять покой обитателей дворца. Гимнеты не обращали на знакомые постылые рожи почти никакого внимания, толкущиеся же в Приемной придворные уже усвоили, что от задумчивого и отстраненно наблюдающего за чужой болтовней графа Гонта ни свежих сплетен, ни выгодных предложений ждать не приходится. Обдурить принявшего дежурство Нарди труда не составило, а вот с тем, чтобы не привлечь внимание помнящих еще Алису слуг, пришлось попотеть. Однако в этот день с новоиспеченным графом Медузой пребывало если не благословение Создателя, то благосклонность найери точно: он успел не только подбросить в одно из предназначенных для монаршего обеда блюд стоившую ему бессонной ночи шестипалую перчатку, но и обставить все так, чтобы подозрение не пало на Повелителя Волн. Не то чтобы ему нравился Валентин – говорить со скользкой гадиной и то неприятно было – но сваливать вину за свои проделки на кого бы то ни было он не собирался. Этот Спрут был слишком мал, чтобы считать его врагом или трусом, да и семье его не позавидуешь. Благородный и свободный… а не сам ли Придд это придумал? Не похоже, конечно, но кто ж его знает. Рождение нового Сузы-Музы должно было стать красочным, запоминающимся событием – вызов, первое и, если повезет, последнее предупреждение для зарвавшихся захватчиков. На мгновенное просветление уже распробовавшего власть Альдо он, конечно же, не рассчитывал. Но если после брошенной в жаркое перчатки в голове принца прозвонит хотя бы первый тревожный колокольчик… − Удо! – крадущийся, вернее, неторопливо и максимально неподозрительно отступающий прочь от успешно осмеянной «Караульной книги» Борн вздрогнул, ощутив на плече тяжелую ладонь Темплтона. Печать Сузы-Музы едва не выпала из кармана, пришлось придержать рукой, прикрываясь одергиванием формы. – Скверно выглядишь. Радеющие о репутации честных мятежников господа снова пытались хлебнуть свежей крови? − Скорее кровь пойдет у меня из ушей, − фыркнул в ответ успевший покрыться испариной шутник. И чего он, спрашивается, так разнервничался? Не станет же Альдо казнить друзей за невинные розыгрыши! – Слушать о страданиях изгнанников и подлости Дорака по шестнадцатому кругу выше моих сил. Ты уже домой? − Какой там! – Дуглас кивнул в сторону дверей, за которыми уже начинали кишеть ждущие высочайшей аудиенции ызарги, и состроил кислую мину. Удо рассмеялся, наконец расслабляя плечи, уже начавшие ныть от нервного напряжения. Не заметил. А если бы и заметил, стал бы хватать за руку? Или помог бы? − Ну, удачи. Если озвереешь и загрызешь-таки парочку стервятников – зови. Помогу спрятать труп. − Я знал, что ты настоящий друг! – хохотнул Дуглас, и Удо остро пожалел, что не может втянуть в свою авантюру хотя бы его. Но что известно двоим – известно всем, особенно если дело касается дворца. − Вот бы и Альдо в конце концов это понял… − Чего? – обернулся едва ли разобравший его бормотание Дуглас. − Брежу. Не обращай внимания…*** 3 день Зимних Скал ***
Ночной морозный воздух щипал нос и щеки, постепенно забираясь под наброшенное поверх тонкой рубашки одеяло. Покрытые инеем перила обжигали судорожно сжавшие их пальцы, но он слишком нуждался в опоре и не был уверен, что не упадет, если отпустит их. Обуться выскочивший на балкон Суза-Муза догадался, а вот одеваться было слишком долго – он рисковал расстаться с ужином, если б не успел выскочить наружу. Удо заставлял себя дышать, глубоко и ровно, но к горлу все равно раз за разом подступали болезненные спазмы. Кровавая каша все еще стояла в глазах, заставляя самое его нутро судорожно сжиматься в отвращении и… страхе? За кого? В комнате остался заваленный недописанными посланиями стол и испорченный случайно разлитыми чернилами список предстоящих шалостей – граф Медуза трудился не покладая рук, давно уже покинув пределы дворца и завоевав народную любовь. Осмеяние Та-Ракана приносило горожанам надежду и шанс хорошенько посмеяться, а самому Борну – возможность не сойти с ума. Не сорваться, находясь в одной комнате с озверевшим сюзереном. Альдо был выше и шире в плечах, но порой желание познакомить светлую макушку с ближайшим канделябром становилось поистине невыносимым. Схватить за шкирку, ткнуть носом в тот хаос, что новоиспеченный король сеял каждым своим нововведением… Что ж, теперь Удо знал – его затея «вразумить» бывшего друга посредством розыгрышей была обречена на провал. Тут и канделябр не поможет. Человека, с улыбкой отдающего своего слугу на растерзание толпе, не заставят остановиться ни дружеский розыгрыш, ни угрозы кардинала, ни даже любящая бабушка. Самовлюбленного болвана все-таки короновали, Удо же едва сдерживал себя от глупостей, отводя душу единственным оставшимся способом – придумыванием пакостей всех мастей и калибров. Интересно, какую кару Альдо изберет для Сузы-Музы? Варианты Удо уже слышал – сюзерен рвал и метал, находя очередной испоганенный документ. В последний раз ему даже удалось разрисовать монаршие штаны, да так, что на мишень с маленьким тараканчиком в центре успели полюбоваться и Окделл с Эпинэ, и расхохотавшаяся во весь голос Матильда. Увы, впоследствии пострадали прошляпившие проказника слуги, так что пришлось вновь взяться за нарианский лист, встречи с которым Альдо пока что успешно избегал. − Апчхи! – порядком околевший граф наконец выпутался из воспоминаний и понял, что его желудок таки примирился с ужином, а рассудок – с картиной кончины растерзанного прямо на древних камнях Нохи Айнсмеллера. Вряд ли его ждет то же самое – Сузу-Музу народ любит куда больше тараканьего палача, но осторожность все-таки не повредит. Леворукий любит посмеяться, но даже кошкам не везет вечно. Пожалуй, хватит с него на сегодня свежего воздуха. Выбор сделан, борьба продолжается, а до весны еще есть время. Он не сбежит. Не теперь, не после Доры и кровавой коронации. Матильда, Дуглас, Мевен, Робер, Дик… они не должны сгинуть вместе с дорвавшимся до власти глупцом. Удо поднял голову, глядя в необычно ясное, темное ночное небо. Неважно, сколько он успел и еще успеет сделать, пока его не поймают. Страх отступил, да и смех продлевает жизнь. …жаль, не ему выпало смеяться последним.