The Misery

Глаза. Миндалевидный разрез, внешние уголки опущены чуть сильнее внутренних, оттенок радужки холодный и темный, серо-голубой с зелеными вкраплениями, а ресницы, хоть и густые, но будто бы прозрачные, тонкие, их практически не видно. Он где-то уже встречал эти глаза. Точно. Точно встречал. Нужно поднапрячь мозг и… И снова темнота. Ричард проводит в таком состоянии уже несколько дней или несколько недель. Наверняка ничего сказать нельзя, когда большую часть времени находишься во сне, полном мутных картинок, сменяющих друг друга, иногда частично повторяющихся, но полностью — никогда, а короткие моменты бодрствования не отличаются ни ясностью ума, ни присутствием каких-либо физических или психических сил на большее, чем то, что требуется, чтобы приподнять веки. Однако, у всего есть конец, а любое состояние сменяется другим. Это неизбежно и таковы основы мироздания. По крайней мере, те основы, в которые верит Ричард. Наступает день, когда наркотический — это сразу становится понятно по наличию иглы в вене правой руки — дурман оказывается отогнан другими препаратами. Он в больнице? Он не в больнице… В почти кукольной в своей неествественной аккуратности комнате, но не в больнице. Те же глаза. Их обладатель сидит на краю кровати, сложив руки на коленях, и внимательно смотрит на стремительно утекающие остатки жидкости в стеклянной банке на штативе для капельницы. Вены на руках смутно знакомого молодого мужчины вздуты, а пальцы сцеплены в напряжении. У Ричарда вены правой руки тоже напряжены и они ощущаются натянутыми струнами: кажется, что если надавить на одну хоть немного, та просто разорвется. — Не нужно шевелиться, мистер Тозиер, — произносит спокойный голос. И теперь он вспоминает. The Last Bookstore, вечер. От двери тянется змейка из людей, держащих в руках по экземпляру книги, а в конце очереди стоит стол, за которым сидит в самой непринужденной из приличных поз автор. Балабол Ричи Тозиер, он же вполне удавшийся радиоведущий, он же не самый искусный, но, если верить словам некоторых, чертовски обаятельный комик, а теперь еще и мистер Писатель. Это идею подал Майк, менеджер и старый приятель, чье чутье на потенциальный доход иногда казалось самым настоящим колдовством. Полуавтобиографический сборник историй был издан неплохим тиражом и уже в самом начале оказалось понятно, что книжонкам не придется валяться на складе. Так вот, эти глаза совершенно точно принадлежали одному из тех, кто пришел подписать свой экземпляр, приобретенный заранее и по завышенной цене. «Я ваш самый большой поклонник, бла-бла-бла, я так рад, что имею возможность, бла-бла-бла…» Что-то такое, что они обычно говорят. Ричард не способен запомнить слова всех «самых больших поклонников», да простят те его, но обладает отличной зрительной памятью. — Меня зовут Стэнли. Стэн. Наверное, у вас множество вопросов. Чтож, мистер Тозиер, с чего начать-то… Вы попали в автомобильную аварию. Память подбрасывает очередной эпизод «веселого» вечера после презентации, где Ричард снова в центре внимания — о, да, больше, больше внимания — но снова абсолютно одинок. Он напился, пусть и не до поросячьего визга, но содержание алкоголя в крови гарантированно в несколько раз превысило допустимую за рулем норму. Кто пустил его за руль? Ха! Кто способен остановить Ричи Тозиера, когда тому в голову ударяет очередная мысть? Никто. Когда ему хочется все бросить и свалить? Ник-то. — Должно быть, машину занесло на повороте и… Бум, — Стэн изображает руками движение, которое должно обоозначать переворот, а его лицо — смесь сочувствия с незлой иронией. — Я как раз возвращался домой после вашего вечера. Задержался в городе, я не так часто выбираюсь… Когда ехал обратно, заметил автомобиль на обочине и остановился. Я подумал, что лучше заглянуть, остался ли внутри кто-нибудь. Ну, знаете, вдруг полиция уже уехала? К счастью! К большому счастью, я ведь живу здесь, я живу совсем недалеко от места… И как хорошо, что я задержался в городе тем ввечером… И вот. Будто бы кино какое-то, правда? — М-да… — Невозможно. Просто невозможно! Вы меня могли запомнить… Хотя, нет, конечно вы не запомнили меня, — на губах Стэнли появляется и тут же исчезает неловкая улыбка. — Я вас помню. — Правда?.. — его глаза загораются. Ричард открывает рот, чтобы сказать слова благодарности, как вдруг резкий звук удара в стекло заставляет его вздрогнуть и тут же поморщиться от вольны боли, прошедшейся по телу. Стэнли моментально меняется в лице и со стороны это даже пугает. Он резко поднимается с места, бесшумно, но по-звериному быстро подходит к окну, прижимается спиной к стене у самого края и, чуть отодвинув плотную штору, выглядывает наружу. — Должно быть, ветку оторвало, — Ричарду кажется, что он слышит в голосе неприкрытое облегчение. — Там настоящая буря сегодня, — Стэн мило улыбается, в момент вернув себе самообладание, и возвращается к кровати. Только сейчас Ричард слышит, как яростно по стеклу барабанят капли. В принципе, детали в целом начинают доходить до сознания очень и очень медленно. Дорога, авария. — Сколько времени я здесь? И, собственно, где я? — Полторы недели. Вы у меня дома, — Стэнли выжидает паузу, явно расценив собственные слова в качестве шутки. — Брэдбери. Вы наверное и не слышали о таком городе, — все-таки добавляет он. — Слышал… Слышал. Я бывал проездом. Брэдбери и городом назвать трудно, с их-то числом населения, но это не так далеко, как могло бы быть. Хотя бы с местом и временем определились. — Кто-то знает, что я здесь? Почему я не в больнице? Ответа не следует и потому Ричард повторяет вопрос, но уже более требовательно и твердо. — Помолчите, — сейчас трудно представить, что этот голос говорил вежливым спокойным тоном меньше полуминуты назад. — Помолчите. Ричарда будто прошибает разрядом. Он только теперь замечает, что запястья обмотаны ремешками из мягкой коричневой кожи и закреплены так, чтобы можно было лишь немного шевелить руками. Если бы ему пришло в голову замахнуться, он не смог бы. Адреналин в один момент бьет по мозгам. Однако, Стэнли соображает быстрее. К тому моменту, как Ричард снова хочет заговорить, через катетер в его вене ловкие руки впрыскивают небольшое количество молочно-белой жижи. — Когда я вытащил вас из машины, то сразу понял, что это открытый перелом ноги, Ричи. Я могу вас так называть? Думаю, что могу. Еще плечо вывихнуто было жутко, голова разбита. И от вас сильно пахло алкоголем. Не думайте, что я… Взгляд плывет и глаза застилает темнота.