Куклы и прочие неприятности

В холодные зимние дни душа-переметчица Чарльза требовала чего-то особенно теплого. А что может быть теплее, чем свежая кровь. Оставалось только выбрать, кто же ее прольет. И при выборе жертвы счеты с Джейком Уилером заметно сказались на решении Чаки: его потянуло на извращенцев. А наиболее вероятным местом их обитания, на взгляд Рея, была сеть онлайн-сексшопов. Сам он не имел ничего против горячих игрушек, но его импульсивную натуру закономерно взбесило, что в таких магазинах есть спрос на резиновые куклы с дырками. Куклы, пропади они пропадом! Он даже нашел один, специализирующийся на таких товарах. «Долли-Шоп», мать его. И Чаки, еще с конца восьмидесятых будучи самой что ни на есть куклой, обязался пресечь такое потребительское отношение. К тому же, раз уж мужчина не в состоянии пристроить член в живую и теплую бабу, делать ему на этом свете особенно нечего, так что Чаки взял на себя роль еще и доблестного избавителя. В тот же день он прошерстил гугл-карты и поручил Тиффани отвезти его на склад ближайшего пункта выдачи этого злополучного «Долли-Шопа». Свою операцию они, разумеется, проворачивали уже за полночь, а в складском помещении было темным-темно, так что искать соразмерную коробку Чарльзу пришлось на ощупь. Собрав лбом все углы и наматерившись всласть, он все-таки добыл подходящую, вскрыл чертовски прочную упаковку, вытряхнул оттуда кукольную жрицу любви и, победоносно ухмыляясь, улегся на ее место. Наверняка он осчастливит заказчика не в пример больше, чем безыскусная резиновая вагина. Чрезвычайно довольный собой, Чарльз поерзал в своем временном картонном гробу, устраиваясь поудобнее, и задремал, позволяя соблазнительным картинкам из ближайшего будущего и не менее ярким событиям прошлого резвиться в его нездоровом мозгу искристыми высверками. Сколько он провалялся в этом сладостном предвкушении, Чаки не знал, но страшно обрадовался, ощутив до приятной боли знакомую тряску. Заказчик забрал его, и несет домой верную смерть. Естественно, бросаться сразу он не планировал; Чарльз поступал так только когда им руководила безраздельная злость и желание немедленно уничтожить. Сейчас же он жаждал развлечься, насладиться моментом, растянуть его, и только потом с чувством выполненного долга ощутить, как приятное тепло свежей крови обволакивает правую кисть. Он замер внутри своего кукольного тела, когда крышка приподнялась, и в его временный гроб прокрался свет — приглушенный, но после кромешной тьмы настолько ослепительный, что Чаки секунд на десять лишился зрения, хотя глаза куклы остались доверчиво раскрытыми во всю их непропорционально громадную ширь. Придя в себя, Рей оказался лицом к лицу с бородатым мужиком — это, несомненно, был заказчик долбежной резиновой дырки, и каково же было его удивление, когда он обнаружил в своей посылке совершенно другую игрушку. Впрочем, удивления, как такового, Рей не увидел. И новоявленный обладатель знаменитого винтажного «добряка» так долго не мог определиться в своих чувствах, испытываемых от осознания подмены, что Чаки успел сформировать свой собственный взгляд — что бы он сделал, случись такая оказия с ним. Сама кукла была не прямо уж страхолюдная, даже на свой лад миловидная, да и стоил оригинальный «добряк» куда дороже любой, даже самой элитной вагины, но, тем не менее, Чарльз твердо решил, что в такой ситуации положено рвать и метать. Но у мужика была другая позиция, и он, потянув еще немного, широко улыбнулся. — Ну привет, малыш, — произнес он вполне невинно и доброжелательно, будто разговаривая с ребенком. В заведомо неживой организм Чаки был встроен пластиковый блок с «говорящим» механизмом, и маньяк предоставил кукле отвечать за него: — Привет, я Чаки! Хочешь поиграть? — Чаки! Точно. Я как-то давно видел твоих друзей по телику, — и, что вполне вероятно, читал на новостных сайтах, что «Хайди Хоу» повадились выпускать «добряков» с подвохом. Хотя факт, что этот парень ебет резиновые вагины, заставлял усомниться в его читательских способностях. Тем лучше — раз он не знает Чакину подноготную и не боится, будет проще застать его врасплох. Между тем бородатый не прекращал глупо улыбаться, и глаза у него отчего-то лихорадочно заблестели. — Я Бойд, — мягко представился он. — Ты очень смышленый мальчик, Чаки. Поиграть я очень хочу. Поиграть, да… Бойд с аккуратностью, невиданной для такого громилы, — или это миниатюрному Чаки все вокруг казалось неправдоподобно большим, как при синдроме Алисы в Стране Чудес — извлек «смышленого мальчика» из коробки и усадил на диван. Чарльз заметил, что руки у парня мелко тряслись, пока тот нервно поправлял ему сбившиеся рыжие волосы — будто школьница оттягивает юбчонку, которой беспримерно далеко до колен. — Поиграть, да. Поиграть… «Заклинило его, блять, что ли», — раздраженно подумал Чаки, но вслух пока не сказал ничего, хотя новый и, очевидно, недолговечный хозяин нравился ему все меньше и меньше. Слишком уж этот Бойд засуетился при виде жутковатой рыжеволосой куклы. И что самое вопиющее, причиной его возбуждения был не назревающий страх — страх Чаки встретил бы как старого друга, но парень вообще не видел нависшей угрозы. Вместо этого Бойда обуревало радостное волнение — чтобы не сказать предвкушение. А ведь это ему, Чаки, полагалось предвкушать завершение их первой и последней встречи! В пизду всё. Рей вдруг потерял интерес к тому, что всю дорогу металось в его разуме яркими фантазиями. Слишком уж этот мужик странный, и, хотя Чарльз, в сущности, никуда не опаздывал, тратить на него свое время означало бы упустить какую-нибудь более привлекательную возможность. В общем, Чаки плюнул и решил дождаться, пока Бойд оставит его в комнате. Потом «смышленый мальчик» найдет какой-нибудь острый предмет — хотя в умелых руках сгодилась бы и десертная ложечка — и избавится от очередного хозяина. Предприятие обещало быть легким, и Чаки расслабился, предоставив Бойду изучать кукольную оболочку. Тот немного повертел его, осматривая со всех сторон, опробовал на подвижность руки и ноги, а потом, как это повелось у недоверчивых людей нового века, проверил, есть ли у Чарльза между лопаток две желтые батарейки. Памятуя, как он облажался в свой кукольный дебют, Рей больше не допускал подобной ошибки, и Тиффани, провожая супруга на дело, благополучно его заправила. Тем временем Бойд, решив, что состоянием и видом куклы он доволен, опять улыбнулся и за каким-то хреном стянул с него джинсовый комбинезон, решив, видимо, изучить и самые сокровенные части. Чаки за время пребывания в теле детской игрушки перенес весьма многое, включая и неоднократные попытки своих маленьких мерзких владельцев его переодеть, а потому возражать не стал, хотя и ощутил неприятный укол задетого мужского самолюбия — что же, интересно, заставляло сомневаться в его половой принадлежности?! Вдоволь насмотревшись на вполне правдоподобно выглядящий член и гладкие пластмассовые ягодицы, Бойд снова одел его и заговорщически сощурился. — Чаки, я скоро вернусь. Только не хулигань без меня, а то придется тебя наказать. Чаки чуть было не заржал. Посмотрим, как говорится, кто кого. Мужик скрылся из его поля зрения, а Чарльз послушал быстрые удаляющиеся шаги, пару раз специально моргнул, давая уродливой кукле понять, что над их общим телом теперь властвует он, и осмотрелся. Комнатенка была узкая, но длинная, и треть ее занимал стоящий вдоль стены потертый черный диван, на который посадил его Бойд. Чаки с отвращением поморщился, но почему-то не удивился, сразу же заметив надувную красотку, приткнувшуюся за шторкой в углу. Значит, подружку ей заказывал — для тройничка, не иначе. Против дивана в нише висел средней паршивости телик, под ним — притертая к стене тумбочка, какие бывают в общагах, больницах или детских лагерях. Помимо зарядки от телефона, триммера и какого-то пузырька вроде шарикового дезодоранта, ничего интересного на ней не было. От всего этого Рея отделял журнальный стол. На нем стояла коробка — однотонная и максимально нейтральная, в какие положено паковать развлекухи из интимного магазина. В ней его, Чаки, сюда и принесли. Воистину, Бойд купил кота в мешке! Правда, котов и прочую живность Чарльз ненавидел от всего своего черного сердца, ибо звери первыми чуяли в нем опасность, а потому, чтобы фразеологизм больше отвечал истине, мысленно заменил «кота» на «смерть». С досадой обнаружив, что в комнате нет ни чего-нибудь острого, ни даже десертной ложечки, Чаки негромко выругался. Значит, следовало сходить на разведку. Беспроигрышным вариантом было бы добраться до кухни, где наверняка найдется держатель с красивыми блестящими ножиками. Наскоро размявшись, Чаки соскользнул с дивана и прокрался в полутьму коридора. Предполагаемую кухню он отыскал быстро и, по-хищнически щерясь, взял курс на нее. В висках у Чаки уже стучал злобный триумф, когда он остро ощутил запах травки и морозный сквозняк, а затем увидел и Бойда, который дымил в окно, добивая жирный косяк. После каждой затяжки он с блаженством запрокидывал голову и бормотал что-то может и связное, но ничего не значащее — уж Чаки-то знал, как травка пробивает на поболтать с самим собой о насущных вещах. И хотя в этом отношении Рей понимал его, он все-таки не мог простить Бойду, что тот заметил ожившую куклу и самым бессовестным образом его обломал. — Ч…Чаки?.. — вот теперь бородач слегка удивился и едва не выронил драгоценный тлеющий сверток. — Ты… это… как это ты… — Я нормально, — угрюмо отозвался Чаки. Отступать во тьму было поздно, и он решил воспользоваться произведенным эффектом. — А вот ты — кретин. Кто ж травку на морозе курит? Сейчас ветерок подует — и кайфа как не бывало. Пока Бойд зачарованно рассматривал остаток свернутой травы, Чарльз заметил рукоять кухонного ножа, удачно свешенную со стола почти над его головой. С пола он бы не дотянулся, а вот если забраться на столовый ящик — вполне. — Ну не знаю, — выговорил парень. — Меня так сильно еще не вставляло. Теперь буду курить травку только на морозе! — А летом как? — хмыкнул Чаки и оперся на ребро выдвинутого ящика, маскируя свои намерения. — В морозилке? — Да хоть бы и в морозилке, — всосав последнюю порцию животворящей смеси, Бойд загасил косяк в керамической кружке, заменявшей ему пепельницу. — А я сразу сказал, что ты смышленый мальчик, Чаки. — Иди нахер, — Бойд думает, что ожившая кукла ему мерещится, понятно. И, разумеется, не будет полагать, что Чаки опасен. Действительно — чем может повредить образ, навеянный наркотическим бредом. А вот и может, мать его, и еще как! Вскочив на ящик и сцапав со стола нож, Чарльз, раздирая глотку экстатическим воплем, метнулся в сторону этого странного мужика, которого было не пронять ничем — ни подменной посылкой, ни ходячей куклой, ни советами по правильному употреблению травки. Но Чаки обладал божественным даром убеждения, и в помощь ему была холодная сталь. Рей замахнулся, метя Бойду в колено, но до цели не добрался, что в последнее время случалось с ним подозрительно часто: мужик с невероятной для укурыша быстротой перехватил его вскинутую для удара руку и вздернул Чаки высоко над полом. — Чаки, а ну быстро положи это, — с почти отеческой строгостью сказал Бойд и с усилием разжал короткие пластмассовые пальцы, чтобы отнять с таким трудом добытое оружие. Вот же пропасть! — Да что с тобой, блять, не так! — в праведном отчаянии взвыл Чарльз, изо всех сил мотая ногами, чтобы в качестве утешения хотя бы насовать Бойду по яйцам. — Я не глюк, я живой, провались ты ко всем дьяволам! — Мама тебя не учила, что нельзя играть с ножиками? — как ни в чем не бывало, продолжал свои тошнотворные нравоучения бородач, и, так как Чаки уже достаточно болезненно отпинал его, перехватил куклу под мышки и отстранил от себя на безопасное расстояние. — Отъебись от моей матери, — выплюнул Рей, тщетно пытаясь достать Бойда хотя бы носком красно-белого фирменного башмака. — Она померла давно, и ты удивишься, если узнаешь, как именно. — Бедняжка, — ему это было адресовано, или его покойной родительнице, Чаки не знал и знать не желал — настолько его выводил из себя этот проклятый Бойд, и настолько все это было неправильно. Что под маской куклы, что в родной ипостаси элегантного чернокудрого металлюги, Чарльз привык сеять страх среди своих потенциальных жертв. Его боялись — и ради этого Чаки отдал всего себя во власть черной скверны, с рождения разъедающей его сердце. Его боялись — и ради этого Чаки жил, умирал и восставал снова. Его боялись — и лишь знанием этого безвременное существование Чаки преисполнялось великим смыслом. А Бойд упорно видел в нем безобидный глюк и никак не желал обсираться от страха! За это Чаки на мгновение возненавидел его в сотню раз сильнее, чем Энди, Джейка и других прорв, которые изрядно ему досадили, но потом внезапно признал, что начинает уважать этого торчка. В свое время маленький Чарльз тоже не испугался серийного убийцы, напротив — тянулся ему навстречу. И это решение повернуло его отвратительно благополучную жизнь в более веселое русло. Любой станет убийцей, если его подтолкнуть. Может, Бойд в этом отношении окажется более обучаемым, чем бесхребетный Уилер. В любом случае попробовать стоило, а убить — это всегда успеется. Ломать, как говорится, не то же, что строить. — И перестань ругаться, — опять напутствовал Бойд. — Или получишь по губам. «Еще раз вякнешь — и я тебе по губам проведу своим резиновым», — подумал Чаки, но, раз для того, чтобы заткнуть образцового папочку, требовалось самому придержать язык, он решил, что стерпит это. Ох, Дамбалла, и откуда в нем взялось столько смирения. Наверно, старость. — Ладно, ладно, — изображая послушание, Чаки перестал бесноваться. — Но и ты тоже заткнись. Поздно, ребеночек уже отбился от рук. Меня не спасет никакая воспитательная беседа. — Не говори так, Чаки, — ободрительно промурлыкал Бойд, и Чаки с большим трудом упустил возможность ввалить ему прямо в кабину, ведь случай представился удобнее некуда. — Ты очень милый мальчик, когда не капризничаешь. Рей испустил вздох, полный невообразимой муки. Этот, похож, никогда не уймется со своими телячьими нежностями. Привыкнув наводить на хозяев ужас, Чаки совершенно забывал, как он выглядит, а вшивый «добряк», все-таки, был задуман как нечто настолько очаровательное, чтобы детишки при виде его писались от восторга. Хотя душа Чарльза, просыпаясь внутри беспристрастной игрушки, искажала милое личико плотоядным оскалом, некоторые изначальные черты, которые было не перекрыть даже самой демонической гримасой, все же оставались при нем. Глаза, например, голубые и обманчиво невинные, и крошечный нос-пуговка, который совершенно точно мог принадлежать только безгрешному существу, и подбородок с умилительной ямочкой, напоминающий эмодзи сердечка, и круглые щеки, усыпанные нарисованными веснушками, и эти паскудные реснички, которые тоже были нарисованы и оставались на месте, когда Чаки моргал. И это уже не говоря о клоунском прикиде и гриве рыжих как морковка синтетических волос. Хотя Чаки знал, что милый кукленок служит ему отличным прикрытием, он все же всерьез задумался, не свернуть ли Бойду шею за такое бестактное просвещение, пока не поздно?.. — Больше не убегай, — бородач ухватил его под зад и посадил себе на локоть, как сажают маленьких детей. — Пойдем в комнату? — Ага, только будь хорошим папочкой — опусти меня, — Чаки еще раз взбрыкнул, чтобы вышло убедительнее. Он, конечно, использовал людей как транспорт в случаях необходимости, но чье-то близкое соседство его особенно не прельщало. — Сам дойду. Бойд подчинился и поставил Рея на ноги — весьма бережно, за что следовало отдать ему должное. Не то что гребаные дети, которые со всей силы жали его к себе за шею, ненароком (хотя это как знать) били башкой об углы и так безжалостно мотыляли, что Чарльза потом мутило. — Слушай, Бойд, — он решил начать с главного. — Разговор назрел. — Да ну? — парень, кажется, по-прежнему был убежден, что вполне себе живой и говорящий Чаки навеян дурманом после знатного косяка, но все равно готов был выслушать плод своего баловства. — Жестянки гну, — тут Рей сообразил, что подобное времяпровождение можно и скрасить. — У тебя пожрать есть? — Сейчас посмотрю, — осторожно посторонив Чаки, Бойд пробрался к облезлому холодильнику и озадаченно изучил содержимое. — Есть куриный рулет. Два хот-дога с горчицей и… еще что-то другое, вроде бы с сыром. А, еще Сникерс, он в куртке лежит. — Давай Сникерс, — на взгляд Рея, это было безопаснее всего на фоне других гастрономических шедевров, сварганенных в ближайшем супермаркете. В чем в чем, а в еде Чаки был дико привередлив. Наверно, Тиффани совсем избаловала его домашними шведскими фрикадельками. — Точно? Может, лучше хот-дог? — Бойд туманно улыбнулся ему, будто что-то задумал, но Чаки, чтобы лишний раз себя не нервировать, не взял его рожу во внимание. — Сам жри свой хот-дог. И что-то другое с сыром тоже. Если шоколадку зажал, то так и скажи. Я и поделиться могу. Бородач хохотнул и пошел в прихожую к своей куртке, предоставив Чарльзу отличный шанс стянуть-таки ножик и спрятать его в нагрудном кармане с разоблачающей надписью. Добряк добряком, а перестраховаться надо, если Бойд заупрямится. Забравшись в комнате на диван, Чарльз включил телик и начал листать каналы, презрительно косясь на надувную барышню в углу за шторой. — А хули так мало, — он натыкал всего восемь и тут же подумал, что в такой дыре неоткуда взяться кабельному ТВ. — Я не смотрю эту бяку, и тебе не советую. От телевизора память портится, и мальчики становятся глупыми. — Готов спорить, в детстве ты смотрел его не отрываясь, — рассмеялся Рей, на что Бойд опять включил папочку. — Чаки, старшим дерзить нельзя. Следи за словами, а то не получишь сладкого. Технически, Чарльз был по меньшей мере вдвое старше этого психопата, но объяснять ему истинное положение вещей совершенно не было настроения, да и на Сникерс он уже серьезно настроился, так что пришлось подыграть. — Извини, я больше не буду. Бойд завалился на диван рядом с ним и шутливо стукнул его шоколадкой по лбу перед тем, как отдать. Без этого, конечно, никак было не обойтись, чтоб его. — Хороший мальчик. Чаки передернуло от отвращения, и он стремительно развернул Сникерс, чтобы побыстрее занять рот и не обкрыть Бойда двадцатиэтажным матом. С другим человеком Рей так бы и поступил, но этот считал его не только наркотическим миражем, но и натуральным ребенком, хотя говорил Чарльз хрипловатым истерическим баритоном, причем говорил вещи весьма неглупые и правдивые. Но Чаки уже понял, что, если он временно не откажется от привычной отчаянной брани, ему слова сказать не дадут. Будет жалко, если он своими руками прикончит отличного кандидата в маньяки, ведь Бойд, на первый взгляд, имел все задатки: и на голову явно больной, с такими-то фетишами, и на отсутствие воображения не жалуется, раз нафантазировал себе «смышленого мальчика» и теперь нисколько не удивляется. — Зачем ты снял эту дрянь? — в том, что квартира Бойду не принадлежит, сомневаться не приходилось — больно уж тут все стремное и не приспособленное для жизни современного человека. Многозначительно кивнув на штору, Чаки насмешливо сощурился. — Чтоб писюн об резину тереть не мешали? — Не обращай на крошку Бэкки внимания. Считай, что это для нас с тобой. — Охренеть — не встать! Я польщен! — Чаки! — Завались. Мы вообще не об этом щас, — сжевав половинку Сникерса, Рей, наконец, продолжил свою мысль, начатую еще на обшарпанной кухне. — Так вот. Есть человек, которого ты ненавидишь? — Ненависть — это плохо, Чаки, — ханжески запричитал Бойд, и от невообразимости подобного даже сел. — Она делает человека грустным и заставляет его делать плохие вещи. — Это ты в точку. Хвалю. Но, согласись, некоторые люди просто заслуживают, чтобы с ними сделали плохие вещи, а? Бойд отчего-то погрустнел и замялся. Чаки не осуждал — отрицать на первых порах свое злобное начало вполне нормально. В каждом живет чудовище, но некоторые, как сам Чарльз, рождаются ими, а некоторым, как, предположим, Бойд, приходится вспарывать сердце, чтобы вся их тьма, боль и ненависть соткались в коварного дикого зверя и вышли наружу с кровью невинного. И раз парень уже задумался, надо только его подтолкнуть. — Возможно, — наконец отозвался Бойд, и голос его, против узнанного Чаком обыкновения, прозвучал куда тише и настороженнее. — Да точно тебе говорю. Послушай, пока бывалый Чаки делится мудростью. Нет лучшего развлечения, чем придушить какого-нибудь говноеда. Увы, Чаки слишком рано перешел в откровенное наступление, и Бойд соскочил с крючка. — И где ты набрался таких слов, — посетовал бородач, и вдруг обхватил Рея за бока и переместил к себе на колени — настолько «вдруг», что Чаки чуть не подавился орешком. — Почему ты вообще говоришь об этом?Про плохие вещи и прочее. — Потому что если разуешь глаза, то поймешь, что они на каждом шагу, — не теряя азартной надежды, вкрадчиво гнул свое Чарльз. — С тобой в любом случае когда-нибудь обойдутся как с дерьмом, так почему бы их не опередить? — Ты же «добряк», — укоризненно произнес Бойд. — Ты должен о хорошем говорить, а не об убийствах. — Еще поуказывай мне! — рыкнул Чаки, не выносящий даже намека на то, что им командуют. — Я большой мальчик и сам знаю… Тут Рей понял, что его лапают. Малышня, конечно, его тоже почем зря хватала за всякое, но детские неуклюжие прикосновения не имели под собой ничего дурного и ничего конкретного, даже если выходили непреднамеренно грубыми; во всех случаях его просто хотели взять и в порыве собственничества перенести куда им заблагорассудится. Бойд грубым не был, но совсем не двусмысленно щупал его пластмассовые бедра, норовя просунуть загребущую лапу ему между ног. — Убери от меня свои клешни! — Чаки взвился, как потревоженный змей, но мужик удержал его. — Тише, тише, — прошелестел Бойд прямо у него над ухом; от этого стало нестерпимо щекотно, и Чарльз, не выносивший щекотки, захихикал как идиот. Решив, что ему просто весело, бородач тоже хохотнул. — Вот так. Не злись, Чаки. Мы же собирались играть, разве нет? — Хуевую ты игру придумал, папаша. Найди себе шлюху и щупай на здоровье, если у тебя с травы яйца раздулись. Я тоже присоединюсь. Или вон ту возьми, за шторкой… БЛЯТЬ! В затылке у него ударил гром, совсем как в ту ночь, когда его дух покинул умирающее человеческое тело, чтобы навсегда остаться бродить по земле в обличии одержимой игрушки. Чаки онемел, ибо в сознании его одномоментно сложился кошмарный паззл. И как он раньше не просек, что здесь что-то неладно! Бойд был рад, обнаружив в посылке подменыша с лицом маленького улыбчивого мальчика; Бойд говорил с ним, как с другими объектами своего порочного влечения; и теперь Бойд запальчиво трогал его, решив, очевидно, перейти к делу. Ах, да, и крошка Бэкки тоже была свидетельством его грязных замашек. — Ты ебаный педофил! — за всю жизнь, и истинную, которую он потерял, и искусственную, которую он получил обманом, Чарльз натворил много мрачных вещей, но дети — это даже для печально известного Душителя с озера было чересчур противно. — Но ты не настоящий ребенок, — Бойд тоже помрачнел, и его слащавый тон доброго папочки уступил место утробному ворчанию. — Настоящих мальчиков и девочек я не трогаю, а то меня бы наказали. Ты кукла, просто кукла с дыркой для члена, так ведь? Да, верно. Просто кукла. Это совсем не плохо. С куклами надо играть, Чаки. Я хочу, хочу поиграть… Рей неистово бился в капкане его ручищ и орал таким дурным голосом, будто снова, как много лет назад, сгорал заживо. Впрочем, что из этого хуже — обгореть до металлических костей, или чтобы ему засадил извращенный сознанием бородатый мужик — было под вопросом, и Чаки, скорее, склонился бы к первому. В панике он совершенно забыл про нож в нагрудном кармане, а когда вспомнил, Бойд уже сдирал с его плеч лямки комбинезона. Если он лишится штанов, то потеряет и оружие. Этого допустить было никак нельзя. Немыслимым образом извернув все тело, Чарльз скатился с колен этого монстра и ломанулся к двери; в первую очередь он был заинтересован в том, чтобы увеличить расстояние между собой и Бойдом, а потом можно будет поводить его по съемной дыре и прирезать. Так и следовало сделать с самого начала, а не мудрить. Видит Дамбалла, далеко идущие планы — это не его. Лишь бы он не оставил своего ярого почитателя в самый ответственный момент, и спас его пластмассовую шкуру от посягательств! Но красные пуговицы не удержали полуспущенные лямки, так что штаны сползли почти до пупка, и Чарльз, благополучно запутавшись в проклятущем комбинезоне, плашмя растянулся на паркетном полу. Вытащить нож он успел, и даже не упустил его при падении, но Бойду хватило одного шага, чтобы поравняться с беглецом и придавить подошвой рабочее запястье Рея. — Сука! — промычал Чаки в пол, пока Бойд, склонившись, разжимал его мертвую хватку вокруг спасительной рукояти. — Знаешь, Чаки, я передумал, — мужчина рванул куклу за шиворот, поднимая с пола, и завалил на диван. — Ты плохой мальчик, очень плохой. Знаешь, что надо делать с плохими мальчиками? — А ты у нас, значит, дохуя хороший! — обезумев от гнева и неведомой ему беспомощности, Чаки яростно брыкался и вслепую лупил Бойда маленькими, но твердыми кулаками, пока тот опять стаскивал с него предательский комбинезон. Выходит, он и в первый раз сунулся ему в штаны со знанием дела, а не из любительского интереса. Дырку проверял, как же. — Пусти меня, детоёб поганый! — Чаки, лучше молчи, — Бойд навис над ним сверху, как черный утес, и заслонил собой свет. — Если будешь так кричать — я разозлюсь. Ты и так уже заслужил наказание. Его ручища, настолько, по сравнению с куклой, огромная и волосатая, что в дрожь бросало, натурально ухватила Чаки за яйца — пока только с предупредительной целью. А яйца, между прочим, были не декоративные, но вполне живые и прекрасно работающие! Иначе Глен с Глендой хрен бы увидели этот дерьмовый свет! Рей весь подобрался и в ужасе распахнул голубые глаза. — Только попробуй, — прохрипел он быстро и сбивчиво; степень накаливания ситуации подсказывала, что воплями тут ничего не решишь. — Не стану, если и ты будешь слушаться, — осклабился Бойд. То, что он нашел у Чаки самое чувствительное место, куда можно, в случае чего, во всех смыслах надавить, давало ему безоговорочный повод для низменной гордости. — Ладно, Бойд. Подожди, одумайся, — Чаки знал мало отговаривающих слов и совершенно не умел «валяться в ногах» — один только Дамбалла был достоин его мольбы. Однако это не мешало ему быть искуснейшим манипулятором. Положившись на свое умение, он решил, в свою очередь, найти чувствительные точки у Бойда (хотя искать тут было нечего, все и так налицо) и как следует надавить. Только словами, конечно, так как в отношении физической силы Рей с треском ему проигрывал, ведь Бойд — это не хлюпик Энди, не колясочница Ника, не малышка Элис и даже не блядский Джейк. Все эти его знакомые, вместе взятые, сошли бы за полмужика, но здесь его зажал под собой настоящий бородатый бульдозер, и совладать с ним Чак не сумел бы даже при всем желании. — Я понимаю, как тебе хреново, правда понимаю. Но ты ни в чем не виноват. У тебя большая и страшная бо-бо в голове. Не слушай ее, слушай меня. Бойд, как он и рассчитывал, приостановился и вперил пустой взгляд мимо Чаки, в обивку дивана, прерывисто и тяжело дыша. — Вот так, молодец, — Чарльз решил не дергаться, дабы не портить проникновенную атмосферу, да и выбраться из-под мужицкой туши надежды было не много. — Ты ведь не преступник, Бойд. У тебя просто бо-бо, она злая. Эти злые штуки внутри нас называются демоны. Их надо спускать на что-нибудь, чему не будет больно, понял? Нельзя, чтобы твои демоны заставляли страдать других… То ли Чаки, не верящий, что так самозабвенно порет диаметрально противоположную его убеждениям ересь, выглядел не слишком серьезным, то ли Бойд уже был не в силах угомонить свой стояк, но, как бы там ни было, он не поддался. — Но ты не будешь страдать. Ты кукла, Чаки. Просто кукла. Будь ты живым мальчиком, я бы никогда не тронул тебя. — Я и есть живой, Бойд! Нихрена уже не мальчик, конечно, но я живой, черт тебя дери! Ни одна трава так долго не действует! — вспомнив, что своими воплями он может навлечь на себя кастрацию ручной работы, Чаки быстро отдышался и предпринял последнюю отчаянную попытку его уболтать: — Моя мамочка расстроится, если узнает, что меня обидел большой дядя, сечешь? Отпусти меня, Бойд, не надо… — Но твоя мамочка умерла. Ты сам мне сказал. — Блять, точно, — и эту, и другие пламенные речи Чарльза Бойд оставил без внимания и начал по-свойски мять его задницу. — Так на чем мы остановились… — На том, что ты больной ублюдок, Бойд! Слезь с меня, или я тебе башку отгрызу! — Обычно непослушных имеют без смазки, — пророкотал Бойд, и Чаки услышал щелчок пластикового дозатора. Значит, не совсем дезодорант стоял на той уёбищной тумбочке. — Но ты такой маленький, что иначе, боюсь, не войдет. А ведь верно! Этот псих как никогда прав — Чарльз обладал полноценной анатомией, но в сильно уменьшенном формате относительно настоящего человека, и стручок Бойда, раз уж на то пошло, попросту в нем не поместится. Или поместится с весьма плачевными последствиями. Но бородатого педофила это вряд ли убедило бы, так что Чаки не стал призывать его к здравому смыслу, а просто разразился Ниагарским водопадом ругательств, ибо следить за языком было уже бесполезно. Когда Бойд ввернул в него свой палец, холодный и скользкий от лубриканта, Чарльз окончательно убедился, что ему конец: один, всего один сраный палец ощущался как целый член! Не то, чтобы Чаки точно знал, как ощущается член в заднице. Конечно, сучка Пирс имела наглость трахаться с мужиками, нося за ребрами частичку его души, но у нее-то физиология была на такое рассчитана, чего нельзя было сказать про бедного «добряка», которому и ходить-то было не положено, не говоря уже о том, чтобы под всяких извращенцев ложиться. — Чаки, заткнись и прекрати драться, — сказал Бойд, когда Чаки, исступленно вырываясь, в очередной раз лягнул его, и обхватил жесткой ладонью беззащитное кукольное горло; вышло бы иронично, если бы Чарльза Ли Рея придушили как старого пса, переняв его излюбленный некогда почерк, но Бойд таким образом всего лишь обозначал позицию доминанта. Что, впрочем, Чаки воспринял куда болезненнее. — Уймись, или я сделаю тебе больно. — Ты и так, блять, сделаешь мне больно! — заревела кукла, пока Бойд свободной рукой вытаскивал из штанов свой налившийся орган. Скосив глаза на бугрящийся венами ствол, блестящий и от аптекарской, и от естественной смазки, Чаки явственно почувствовал, как все его миниатюрные органы ползут вверх, к самой глотке. — Ты что, не видишь, что он не влезет, мудила?! Я же по швам разойдусь! — Я осторожно, — пообещал Бойд, примеряясь в рефлекторно сжавшийся анус. — Ты тоже можешь сделать себе лучше, Чаки. Расслабься, это не страшно… Рей завыл от подступающей боли вторжения, пока насильник впихивал в него липкую головку, несоразмерно большую по сравнению с узким проходом. Бойд крепко держал его, не давая увернуться или отползти, и Чаки только разъяренно тряс головой, аки вспыльчивый жеребец, хотя толку от этого было как от проститутки в монастыре. — Какой ты горячий, — пропыхтел Бойд. Сходу продвинуться внутри Чаки еще глубже он не решался, опасаясь, что разорвет ему все нутро — то есть, сломает свою игрушку. — И тесный… — Да что ты, сука, говоришь! А может, это твой дрын чересчур огромный?! — из уст несчастного Рея это звучало чистым оскорблением и не было продиктовано завистью, так как сравнивать его мужское естество с размерами Бойда было вообще нецелесообразно. — Я убью тебя! Клянусь, я убью тебя! Дамбалла свидетель! Сам выебу и убью! Чаки был в ужасе, в гневе, в отчаянии. В него стреляли, его резали, расчленяли, сжигали живьем, заливали кипящей пластмассой, его разрывало на куски промышленным вентилятором, его удавливали голыми руками — настоящий кровавый стрит флеш! Чарльз знал, что вернется после любой, даже самой изощренной погибели, и, хотя умирать всякий раз было очень и очень больно, страшно гордился своим каталогом смертей и многократным магическим возрождением. Все это — и еще больше! — он перенес, и с энтузиазмом сделал бы все это — и еще больше! — с кем угодно, заливаясь безумным смехом. Но в чем чудовище-Рея нельзя было обвинить — так это в изнасиловании, и уж тем более он сам никак не рассчитывал стать жертвой чьего-нибудь надругательства. Таким образом, бородатый урод просто уничтожал его, обращал в руины все его устои и обыкновения, мешал его, прославленного Душителя, с дерьмом. Бойд, нависая сверху, продолжал безжалостно заполнять собой маленькое тело Чаки, почтя за цель любыми способами вместиться в нем полностью. Он обхватил куклу под колени, заставляя поджать ноги и делая его удобным для проникновения. — Видишь, Чаки, у нас получается, — улыбаясь самой счастливой улыбкой, выдохнул бородатый. — Уже почти… Чаки, избрав для себя рискованную стезю преступника, уже приучился к тому, что боль во все жизни была его верной спутницей, и конкретно эта была ничем в сравнении с некоторыми событиями из его личного опыта, но все же не замечать ее он не мог, и визжал, раздирая связки. Если Бойд думает, что звуковые эффекты такой мощности ему тоже прибредились, силе его фантазии можно смело завидовать. — Твою мать!.. Твою мать!.. — на большее Чака не хватало — мужик почитай что согнул его пополам, и Рей захлебывался собственным воплем. Им обоим было не до того, чтобы отсчитывать время, но в конце концов Бойд все-таки победил в своей игре, и уперся волосатой мошонкой в гладкий кукольный зад. На четверть минуты он приостановился, вроде как давая Чарльзу хоть сколько-нибудь привыкнуть к всему себе, но тот, скорее, взял бы у него в рот, чем отблагодарил за это. Было сложно сказать, где кончается внутри него Бойдов член, но ощущение было, что под самым сплетением — дальше он бы попросту не прошел, не сделав Чаки дыру в диафрагме. — Не плачь, Чаки, — нараспев протянул бородач, и, успокаивая, погладил его пальцами по круглой веснушчатой щеке. Чарльз сроду не плакал, как, собственно, и сейчас, но Бойд, видимо, просто решил лишний раз покудахтать и мигом выдумал для этого повод. На это он, как выяснилось, был ох как горазд. — Да ты весь горишь. Прямо как настоящий! Как же, интересно, внутри тебя все устроено… — Так же, как и у тебя, ебать твой рот! — Чаки действительно залился горячечным румянцем, но это наверняка произошло из-за невыносимого жара, который источал распаленный и потный как свинья Бойд. — Засунь себе в жопу водоотводную трубу и узнаешь, как все устроено! Сравнение было оправданным; член у Бойда был чуть ли не с кукольную руку, и заполнял Чаки плотно, как вбитый гвоздь. Насаженный на это пыточное орудие, Рей даже дышал на свой страх и риск. Именно поэтому его попытки отпиздить Бойда куда как ослабли и сделались чуть ли не вялыми, а бородач, как назло, взялся шарить своими лапищами по всему его телу, горящему от жары и, возможно, от чего-то еще, что изъеденный скверной разум Чарльза перешибал на корню и не допускал к его пониманию. — Хватит, мать твою, шлюху, за ногу! Я убью тебя, убью! Отрежу твой мерзкий член и затрахаю им до смерти! Бойд, чья нежная душа не терпела сквернословия, теперь, видимо, оглох, и невозмутимо оглаживал странно теплую пластмассу, решив, что Чаки из «Долли-Шопа» нагрелся от тесного соприкосновения с ним. Рей выждал момент, когда Бойд опять доберется клешней до его лица, и как следует цапнул его за пальцы; он всегда выстаивал до последнего, и сейчас нельзя было совсем ничего не сделать в свою защиту. Бойд, видно, обиделся, когда острые кукольные зубки прокусили его до крови, и молча развернул Чаки на живот, вжав его носом в драный диван. Теперь, убедившись, что новый игрушечный партнер сможет принять в себя всю длину, бородач начал трахать его по-взрослому: врывался грубо и несдержанно, хватался за руки, за рыжие волосы, лез под цветную полосатую водолазку и так омерзительно стонал позади него, что Чаки невольно подумал — если бы он не был от рождения лишен милосердия и жертвенности, то испытал бы некоторое удовлетворение от осознания, что занял место какого-нибудь ребенка. Но Рей на высшие чувства был не способен, и только раз за разом мысленно сталкивал Бойда в промышленный вентилятор. Видит Дамбалла, эта гадина еще получит свое! В таком рьяном темпе он продержался недолго. Сделав последний судорожный рывок, Бойд задрожал и пролил свое педофильское семя, утыкаясь потным лбом Чарльзу в загривок, и сам Чаки тоже содрогнулся от мучительного унижения, ощущая в себе пульсацию удовлетворенного насильника. — Ох, Чаки, — изрек Бойд, придавив его сверху всем весом свинцового после оргазма тела. — Отличное место этот «Долли-Шоп». Буду еще заказывать. — Сгинь, — прошипел Рей и остервенело завозился под ним. Бойду хватило совести не возражать, и он перевалился на бок, вытянувшись на пропитанном позором Чарльза диване. Его дрянной стручок вышел из тела куклы с противным хлюпаньем, и растянутое им отверстие отозвалось молнией разрывающей боли даже в кончиках пальцев. Чаки закусил губу, но сдержал стон, чтобы не давать Бойду повод разевать свою хлеборезку. Нет, просто убить эту мразь будет мало и слишком просто. Нужно что-нибудь другое, такое же грязное, вонючее и извращенное, как сам Бойд. А как извратить все сущее и обмануть уклад вещей, лучше всего, по счастливой случайности, было известно именно Чарльзу Ли Рею. Недаром Джон Бишоп ставил ему в упрек, что Чаки перевернул каноны вудуизма с ног на голову, завладев оболочкой детской игрушки и отрастив в ней живое, стучащее сердце. Бойд, спору нет, весьма стойко принимает все удары судьбы, и слывет достаточно хитрожопым, чтобы обыграть Чарльза на всех поворотах. И все-таки у последнего всегда оставался один неоспоримый крапленый козырь — Чаки умел колдовать. Таким образом, Рей довольно быстро решил, что с ним сделает. Оставалось дождаться, пока эта небритая образина отрубится и захрапит. Сам Чаки забрался поглубже в пластмассовые катакомбы, чтобы перекантоваться где поспокойнее. Внутри «добряка» он был как за своеобразным щитом, и боли почти не чувствовал; шкура куклы действовала на внешние человеческие ощущения как хорошая доза обезболивающего. Хотя он принципиально не использовал этот свой щит, чтобы избавиться от боли, и бесстрашно смеялся в лицо каждой травме, сейчас ему нечего было делать в этой убогой комнатенке, насквозь пронизанной запахом пота, спермы и порочного совокупления. К тому же, пусть Бойд решит, что живой Чаки действительно ему привиделся, и отвяжется от него, а после Рей явится к нему демоном сонного паралича и сделает, что задумал. — Чаки? — глухо позвал его Бойд, но объект его недавнего вожделения больше не шевелился и не отвечал ему. Кукольный мальчик лежал лицом вниз, как он его и оставил. Руки и ноги, со всех сил пытавшиеся его искалечить, застыли, голубые глаза остекленели и перестали излучать самую высокопробную ненависть, а маленький рот, который — Бойд был готов поклясться! — слопал его Сникерс и укусил его, расплылся в лучезарной детской улыбке. — Отпустило, — решил он, и, кивнув сам себе, откинулся на мягкий подлокотник. Когда Бойд перестал подавать признаки бодрствования, Чарльз, напротив, вышел наружу из своего кукольного небытия. Чувствовал себя Рей как после жесточайшей головомойки: ляжки болели кошмарно, собственная спина послала его в направлении трех незабываемых букв и то и дело отказывала, а о том, что пониже нее, он старался вообще не думать. Кое-как сверзившись с дивана, — обивка скрипнула, сцепившись с пластмассой, но Бойд не отреагировал — Чаки натянул свой просторный комбинезон, который изобличил себя как настоящий скот. Но не шляться же теперь без штанов, даже если они беспощадно тебя подставляют. — Иуда ты, блять, — отрезал Чарльз и, совершенно разбитый, побрел в прихожую в поисках смартфона своего хозяина. Он не знал, почему вдруг совершенно точно решил, что телефон лежит у Бойда в куртке, но, тем не менее, не ошибся, и невообразимый путь, проделанный на не сводящихся ногах, был оправдан. Вместе с паршивым «сяоми» в кармане у него нашелся неброский портсигар с двумя шикарными косяками, и Чаки немедленно решил, что будет честно ограбить его на кайф. Забравшись в кухне на стул и усевшись на согнутую ногу, так как сидеть непосредственно на заднице и не скулить не представлялось возможным, он поджег, судя по всему, отменную травку и стал ебаться с графическим ключом. Быстро разобравшись с этим и выдохнув свои страдания с серым дымом, Чарльз набрал Тиффани. — Это ты, бананчик? — его жена, очевидно, держала мобильник плечом, так как Чаки слышал лязганье ее вездесущей пилочки для ногтей, вскрывшей не одну глотку. — Тифф, — он не узнал свой голос; как после столетнего сна, ей-богу. — Чаки, что-то случилось? — Случилось, — подумав, что односложными выражениями ситуацию не объяснишь, он пару раз кашлянул и вернул присущие его говору истерические нотки. — Тут хрень полная. Достань мне нового «добряка». Сегодня. Позарез надо. — Чаки, это же был последний из партии! — возмутилась собеседница, и агрессивнее залязгала пилкой. — Где я, по-твоему, должна взять нового, да еще и именно сегодня? Вечно ты лезешь на рожон, а потом приходишь домой без руки или без ноги! — Мог бы и не приходить, если бы ты не повадилась пиздить меня даже из хранилищ для криминальных улик. — Как же мужчины неблагодарны! Моя мама всегда говорила… — Тиффани, из меня хлещет чужая сперма! Что твоя долбаная мамаша посоветовала бы на такой случай?! — Боже, Чаки… — Вот именно. И мне все равно, где ты возьмешь чертову куклу. Хоть высри, — новое тело с нетронутой задницей действительно было вопросом жизни и смерти, или он, Чаки, сам не сможет срать еще месяца три. — И, Тифф. Ты еще общаешься с тем, отбитым? Который порнуху снимает. — С Тристаном? — Откуда мне, черт побери, знать, как его зовут. — У меня есть его инстаграмм. И вовсе он не отбитый. Порно-режиссер — дело прибыльное и очень востребованное. — Хочешь расширить фильмографию Дженнифер Тилли — вперед. Спроси у этого Тристана, не надо ему, случайно, резиновую куклу с пиздой. Она интерактивная, и рот сама открывает, и ножками дрыгает. Будет на чем сцены репетировать. — Это ты не про меня, случайно?! — Нет, дура. Что я, по-твоему, совсем дикарь. Раздобыл тут такую. Если возьмет, толкнем. Правда, продешевить придется — ее глюкануло слегка, и она басом как мужик разговаривает. — Кажется, мой бананчик опять что-то задумал, — Тиф захихикала как девчонка, и Чаки с облегчением понял, что она в деле. Кто же еще будет с ним заодно, как не Тиффани Валентайн — самое прекрасное и единственное на свете создание, сумевшее заставить Рея испытать нечто, так сильно похожее на любовь. — Этот блядун заслужил. — Откуда тебя забрать? — Скину в мессенджере. И не звони сюда больше, я убью симку. Больше ему средства связи не понадобятся. — Ладно, пупсик. Мамочка скоро приедет. Значительно приободрившись, Чарльз сжег сим-карту зажигалкой и отправился вершить заклинание, которым владел в совершенстве и повторял, кажется, чаще, чем слово «блять», а вместе с тем и свое изощренное возмездие. Дамбалла, верно, уже смертельно устал от смутьяна Рея, что вечно звал его в своих молитвах, но на земле не к кому было обратиться с подобной просьбой. Бойд спал как младенец. Даже не храпел, как делают почти все бородатые мужики. Чарльз был создан, чтобы нарушать безмятежность, и, подобрав с пола нож, бесцеремонно оседлал мерно вздымающуюся грудь. Бойд хрюкнул и заморгал, уставившись на зубастую ухмылку Чаки — такая даже в бреду не привидится. — Доброе утро, сучара, — воскликнула рыжая кукла, и, как только Бойд сделал попытку подняться, Чаки так вшибся ему в лоб своим, что мужик опять повалился на подлокотник. Голова у «добряка» была здоровенная и тяжелая, — спасибо металлическому каркасу — и, как и сам Чарльз, была просто создана убивать. Недаром Джуниор насмерть забил ею своего папашу, который совсем обезумел от непреходящей пьянки. Чаки вскрыл ему глотку раньше, чем тот успел оклематься. С наслаждением понаблюдав, как треклятый детоёб мечется в страшной агонии, Рей положил левую руку ему на лоб, чтобы большой палец лег между бровей. Раскрытую правую пятерню он направил к окну, где противное надувное пугало дожидалось своего постояльца — за годы беспрестанной практики Чаки наловчился достаточно, чтобы перегонять душу на небольшом расстоянии, как покладистую овцу. Бишоп всегда хвалил его за усердие в обучении вуду — добродушный наставник еще не знал, что из-под его крыла выйдет не подобный ему, но злобный, жестокий бокор. Джон, помнится, часто говорил, что у Чарльза на редкость сильная энергетическая аура — настолько, что духи наверняка слышали его первым среди тысяч поклонщиков, а ночами он мог бы незримо гулять по земле отдельно от спящего тела. В последнем Чаки действительно преуспел, ведь тело его давно источено червями и окутано могильным холодом, а он сам здесь, гуляет себе живой и полный страсти к любимому делу. — Я отрежу твой поганый член и зашью тебе в вагину, — пообещал Рей, и тут же расхохотался, как полоумный. — Ничего себе рокировочка! Нахмурившись от секундного напряжения, Чарльз отправил свою ментальную сущность растормошить Папу Легбу, — привратника между миром живых и загробной тенью — а сам воздел голову к небу, чтобы милостивый покровитель заметил его быстрей. Сейчас над Хакенсаком ударит гром. — Ade due Damballa…