Понимание

Все были уверены, что Каору попадет на Когтевран. Весь его род учился на Когтевране, как могло быть иначе? Его родители были уверены, что он попадет на Когтевран. Все родственники и знакомые были в этом уверены. Он же такой умный старательный мальчик. Как могло быть иначе? Каково же было их удивление, когда в первом письме из Хорвардса они получают такой словесный удар под дых. Вот, дорогая семья, вы, конечно, в просак попали. В итоге Каору попал на Слизерин. Сам он не испытывал особых эмоций на этот счет, ему вообще было по барабану, мягко говоря. А вот его другу было смешно. Коджиро смеялся до боли в животе, когда Каору получил ответ на то письмо. И как они могли этого не видеть? Его друг, походу, и правда только с ним был таким открытым, да? Иначе это объяснить невозможно. Со временем все свыклись с этой ситуацией, ведь на итоговый результат это не повлияет. Главное, чтобы оценки были хорошие — так считал отец. А Каору старался, правда очень старался, и оценки непременно держал на планке «отлично», лишь бы к нему лишний раз не приставали. Подростковые годы подкрались незаметно, но ударили со всей силы: хотелось бунта, шума и приключений. Случались несвоевременные истерики, срывы. Спасибо, рядом всегда было крепкое плечо Коджиро, который и по головке погладит, и всяких приятностей нашепчет, после которых уже ни реветь, ни бунтовать не хотелось, только прижаться крепче к разгоряченному подростковым пылом телу и лежать, лежать забыв обо всем на свете. Но этого волшебно действующего плеча не было рядом всегда. Иногда приходилось как-то жить, справляться самому и изо всех стараться не свихнуться до конца или не свихнуть кому-нибудь шею. Другие люди как будто нарочно мешали. Всегда раздражали до дрожи в пальцах просто своим присутствием. Им даже ничего делать для этого не надо было. Но все было не так плохо. Были и приятные моменты во время пребывания в обществе людей. Например, профессор травологии, которым Каору безоговорочно восхищался, заглядывая ему в рот и ловя каждое слово, оставляя им место в своей голове на долгое время. Или та девушка, которая на курс старше его. Она всегда здоровается с ним, когда они сталкиваются в коридоре и нелепо разбрасывается шутками. От этого на душе становилось по-странному тепло. Или Айноске. Этот парень просто приковывал к себе взгляды и, между прочим, не только его. Шиндо выделялся на всех уровнях, вольно-невольно заставляя каждого смотреть ему вслед, оставлять на подкорке место для каждой его фразы и просто желать его присутствия. Он тоже был с Слизерина, как и Каору, из-за чего они часто сталкивались. Этот парень появился внезапно и уходить будто не собирался. Каору пытался быть равнодушным, но Айноске как будто специально его находил в каждой аудитории, в каждом коридоре лишь за тем, чтобы не обращать на него внимания. А потом резко обратить. Он казался, восхищался Каору. Его умом, сдержанностью, сообразительность, красотой, в конце концов. Он всегда повторял одну и туже фразу: — Не понимаю, и почему ты попал на Слизерин. А Каору был ослеплен. Он влюбился, не замечая слона перед носом. Это его первые чувства такого рода, первые бабочки в животе, первые потеющие ладони. В книжках пишут, это влюбленность. Кождиро что-то говорит ему про «неприятности» и «странный». Но пуффендуец никогда не был хорош в чувствах — так оправдывается перед собой Каору. Он знаешь Айноске, он не странный, он великолепный, одурманивающий, таинственный, но никак не странный. Оказалось, книги лгали. Нагло и подло. Ладони потеют от страха, а бабочки в животе появляются от предчувствия приближающейся опасности. Айноске и есть опасность, олицетворение этого слова. Он нападает резко, сжимает руки на горле крепко, а потом также резко их убирает. Когда он смотрит, ощущение либо он хочет тебя сожрать целиком, не оставив и косточки, либо безразлично, будто ты просто камешек на дороге, по которой он идет. Ни то, ни другое не нравилось Каору — он чувствовал себя ничтожным и грязным, не зная, чего ожидать. Они расстались громко, очень громко — кажется вся школа знала. Были угрозы, крики, удары, бросание вещей, ну прям среднестатистическая женатая парочка. Вот только Каору тошнило от него, еще секунда и вырвет. Его тошнило сначала от страха, потом от безысходности. Потом была злость, разрушающий все на своем пути гнев. Но на лице внешне показывалась только всепоглощающая обида, потому что он не умел по-другому, которая как будто подпитывала этого черта. Еще была так полюбившаяся Шиндо фраза. -Не понимаю, и почему ты попал на Слизерин. Теперь она была сказана совсем другим тоном. А потом было мягко и успокаивающе. Значит, пришел Коджиро. Он привычный и желанный, от него в животе разливалось тепло, заживляя порезы, сделанные ранее крыльями уже съехавших оттуда бабочек. А в сердце щемило так, что все посторонние мысли уплывали, улетали и в принципе были не нужны. Ему не было страшно довериться, и это уже не казалось вставанием на те же грабли. Это было безопасно и это было то, чему хотелось отдать себя без остатка. Однажды случился матч по квиддичу. Один из многих, нечему удивляться. Сам Каору не играл — у него нет времени на это, учеба съедала все силы, не оставляя ни крошки. Но Айноске играл. И Коджиро тоже. От мысли о поединке этих двоих по спине пробежал холодок, но он быстро ушел, так как ему на замену пришла коварная улыбка, которая расползлась по всему лицу, не оставляя места равнодушию. Знание того, что Коджиро победит этого придурка разжигало огонь в сердце, которым можно было спалить целый Хогвардс. Тогда, на трибунах слова вылетели сами собой. — Давай, Коджиро, надери ему зад! После этой фразы, стало намного тише, многие, кто стояли рядом с ним, содрогнулись от внезапного звучания его голоса. Айноске в шоке смотрит прямо на него, пытаясь уловить выражение его лица, которое не показывало ничего, кроме дьявольской улыбки и горящих глаз. Следующим после этого раздался громкий смех Коджиро. Он очень любил, когда его парень показывает эту сторону. Сторону, после которой для людей встают на свои места многие вещи. Например, причина, по которой Каору распределили на Слизерин.