Необыкновенный

      Серёжа играл в рок-группе уже четыре года. Они с ребятами ещё не колесили с концертами по всей России, но в Санкт-Петербурге их узнавали. Разумовский так усердно репетировал, что два года назад его чуть не отчислили из университета за пропуски. Отец помог, а ещё Серёжин лучший друг, который любого мог до смерти заговорить. У Волкова всегда был хорошо подвешен язык, поэтому ему не составило труда договориться с деканом. Серёже дали второй шанс, и после того случая они с Олегом сильно сблизились. Парни из группы в шутку прозвали их «парочкой», хоть Волков и твёрдо заявлял, что его интересует только противоположный пол. А Разумовский только смущенно прятал глаза, потому что парни его ещё как привлекали. И кстати в группе только Олег об этом и знал.       Когда Серёже позвонил менеджер группы и по совместительству его двоюродный брат Андрей, он и представить не мог, в каком месте окажется. Какой-то старый дом культуры или дворец творчества, Разумовский не особо запомнил. Но больше всего удивило предложение Андрея.       Взять в группу клавишником какого-то пианиста. Вернее не какого-то, а конкретного. Того, который играл на сцене, когда Андрюха чуть ли не пинком под зад затолкнул Разумовского в зал.       — Ты уверен, что нам нужен именно он? — шептал Серёжа брату на ухо, косым взглядом посмотрев на мужчину, который сидел за пианино. Не вселял он доверия. Ни тем, как вёл себя за музыкальным инструментом. Ни тем, каким томным взглядом поглядывал в зал. Ни дурацкой улыбкой, которая сверкала на его лице, как приклеенная.       Андрей красноречиво закатил глаза, поправив красный шарф на шее. Он любил броские, экстравагантные наряды, чтобы его всегда замечали в толпе. Но когда брат поправил на переносице черные очки в толстой оправе и сверкнул глазами, Серёжа понял, что ему не отвертеться. Андрей всегда с ним советовался в вопросах, которые касались группы. Не только из-за того, что они были родственниками. Всё-таки Разумовский был гитаристом и одновременно вокалистом. Но когда Андрей был железно в чём-то уверен, он пёр, как танк.       — Если не возьмём Игоря в группу, — Андрей многозначительно вздохнул, сложив ладони на коленях, — сорвётся самое важное в вашей карьере прослушивание.       На самом деле Серёжа переживал не меньше, чем его двоюродный брат. До прослушивания оставалось меньше месяца, и он не был абсолютно уверен в успехе группы. Встреча с потенциальным продюсером могла открыть новые горизонты перед ними или зарубить всё на корню. Концерты, гастроли, слава. Или выступления в местных забегаловках за копейки и репетиции в арендованном зале. Им нужно было добиться расположения Антона Юрьевича, а для этого не помешало бы усилить состав группы. Только с чего вдруг Андрей решил, что им поможет этот… Игорь?       Рядовой учитель, который трясся над своими учениками, как над родными детьми. Разумовский никогда не понимал, как адекватный человек мог добровольно поступить в педагогический. Возможно, этот Гром и был неплохим пианистом, но работа с детьми… Серёже подобное только в страшном сне могло присниться.       — Почему ты так вцепился в него? — нахмурился Серёжа, откинувшись на спинку кресла. Деревянное кресло было таким же неудобным, как и обстоятельства, в которые его загнал Андрей. — С виду обыкновенный учитель музыки.       — Ты сам увидишь, какой он на самом деле, — едва слышно проговорил Серёжин брат и, как подорванный, вскочил на ноги. Он так яро аплодировал этому учителю, как будто знал его лично. Но Разумовский уже ничему не верил. Если бы Андрей не был знаком с Громом, он бы никогда не притащил Серёжу на этот примитивный школьный концерт.       Разумовский не сильно обрадовался появлению в группе нового клавишника. Больше всего удивила реакция парней: они встретили Игоря, как родного, и уже спустя две репетиции пошли вместе в бар. И никого, казалось, не смущал тот факт, что Гром старше их на восемь лет.       Куда только подевался тот вычурный учитель в костюме, который не снимал очки и светил победной улыбкой со сцены. Когда Разумовский увидел Игоря на репетиции, поначалу даже не узнал. Тёмно-оливковая толстовка смотрелась на нём весьма неплохо, убирая пару лет. Но учительский тон Гром не включал, к советам ребят прислушивался, поэтому Серёжа решил лучше к нему присмотреться.       — Сколько часов в день ты играешь? — обычно Игорь уходил после репетиции позднее всех, и Разумовский встретил его в кофейне за углом. Они разговаривали не большее двух минут, но Серёжа уже не ощущал неловкости рядом с ним.       Гром выглядел уставшим, но его растрепанные волосы, закрученные по краям, забавляли. Разумовский смотрел на него по-другому, не выдвигая претензий и обвинений, которые больно били под дых. Серёжа всегда был требовательным в работе, как и его отец. Несмотря на то, что отец не сразу принял его тягу к музыке, он сразу увидел, насколько для Серёжи это важно. Разумовский редко встречал людей, которых можно было назвать фанатами своего дела, но Игорь принадлежал к их числу.       Они пили кофе, время от времени перебрасываясь короткими фразами. На фоне играла спокойная мелодия, но ни Серёжа, ни Гром её не слышали. Разумовский запомнил дословно всё, что тот говорил, и это было так странно. Будто человек, который сидел рядом, перевоплотился в его глазах.       — По-разному, — Игорь бросил взгляд на часы, и Серёжа поспешил рассчитаться. Наверняка у Грома была семья, дети, уютная квартира. А Серёже всего этого не хотелось. Ему просто нравилось смотреть на длинные пальцы Грома.       — Какой твой личный рекорд? — Разумовский мягко улыбнулся, натягивая на плечи черную куртку.       — Восемь часов, — Игорь как будто одними губами ответил, но Серёжа разобрал каждое слово.       Он не шёл, а бежал к выходу. А ещё ему вдруг показалось, что Гром смотрел ему в след. Провожал его взглядом, как в каком-то романтическом фильме. Но Серёжа без перерыва напоминал себе о том, что Гром не может быть одиноким. Весь такой правильный, талантливый, заботливый. Он не из вечных холостяков, которые ищут пассию на одну ночь, чтобы поправить здоровье. Нет, ему нужна любовь.       А кем был Серёжа? Неопытным музыкантом, который никогда не любил.       До прослушивания оставалось меньше двух недель, и Гром срывался из-за любой мелочи. Серёжины друзья молча наблюдали, как тот со всей силы бил по клавишам и чертыхался себе под нос. Школьный учитель оказался не так прост, как думал Разумовский. Он не водил плавно по клавишам, как тогда на сцене, пару недель назад. У него щеки горели алым румянцем, и тонкая струйка пота бежала по виску, как только пальцы касались клавиш. Игорь репетировал до тех пор, пока не падал с ног.       — Злишься? — Серёжа сидел в первом ряду, ни одним движением не выдавая своё присутствие последний час. Он не впервые смотрел, как Гром играл, но в тот вечер они оба были не в себе. То ли из-за приближавшегося прослушивания, то ли из-за странных отношений, которые сложились между ними.       Игорь не подпускал Серёжу слишком близко, как будто боялся, что тот пожалеет об их «дружбе». Но Разумовский нашёл другую причину. Гром не хотел разрушить свою семью из-за пустоголового гитариста, который жил, как на пороховой бочке. У Серёжи и вправду ничего не было. Деньги отца были не в счёт, потому что Серёжа хотел сам встать на ноги.       Его единственной гордостью была гитара, которую он купил в прошлом году. Дорогая, во всех смыслах этого слова.       — Я не привык к такой музыке, — Игорь спустился в зал, и Разумовский затаил дыхание. В нос ударил его одеколон, смешанный с запахом пота. Хмельной, душный и остро-сладкий. Серёжа вцепился в подлокотники кресла, чтобы не упасть.       — И какая же музыка тебе нравится? — язвительно поинтересовался он, шагнув навстречу Грому.       Ещё мгновение — и они столкнулись бы лбами, как два быка в неравном бою. Проигрыш был заведомо за Разумовским. Потому что он не ведал, что творил, когда Игорь находился слишком близко. Потому что у него отключался разум, когда они были только вдвоём. Серёжа заранее знал, что выбрал скользкую дорожку, но всё равно не мог ничего не изменить.       Гром вдруг накрыл широкой ладонью его плечо и быстрым шагом повёл Серёжу к выходу.       — Я тебе покажу, — Игорь заговорщицки улыбнулся, открывая перед Серёжей дверь, и тот забыл о том, где он находился.       Они гуляли по вечернему городу и постоянно касались друг друга. И в тот вечер Гром впервые показал Серёже ресторан с живой музыкой. Девушка с ярко-малиновыми волосами пела надрывно громко, и Разумовскому казалось, что иногда она останавливала взгляд на Игоре. Наверное, не стоило искать в их гляделках пошлый подтекст, ведь Гром наверняка знал многих музыкантов в городе. Но Серёжа всё равно ревновал.       Как он мог делить Игоря ещё с кем-то, если ему не хотелось отпускать его даже в школу на уроки?       — Мне нужно бежать, — однажды Игорь явился на репетицию в костюме, и Разумовский сразу догадался, что тот уйдёт раньше, чем обычно. — Ученики ждут.       Серёжа вышел за ним в коридор, и Гром резко остановился. Казалось, Серёжа смотрел ему в спину целую вечность, но потом всё-таки решился.       — Может, пересечёмся как-нибудь на выходных?       Внутри как будто оборвалось что-то. В ушах поднялся пронзительный звон, но перед глазами по-прежнему стояла спина Грома. Серёжа только что позвал его на свидание, или это была всего лишь просьба о дружеской встрече? Разумовский боялся даже подумать о том, что скажет Игорь.       Игорь медленно повернул голову, повесив на плечо рюкзак. Только Игорь Гром, простой учитель музыки, мог вырядиться в строгий костюм под кроссовки и взять с собой массивный рюкзак. Но Серёжа привык к нему любому. Не просто привык, а привязался страшно. Так, что в груди становилось тесно, когда Игорь убегал после репетиции домой или в школу к ученикам.       — Уверен? — осторожно спросил Гром.       — Уверен, — Серёжа кивнул со слабой улыбкой, но Игорь больше не произнёс ни слова.       Только ближе к вечеру Разумовский получил от него сообщение с нелепым черным сердечком в конце: «Встретимся завтра в восемь. Добрых снов»       После ужина в том самом ресторане, где пела девушка с розовыми волосами (теперь Серёжа знал, что её зовут Юля), Игорь стал меньше нервничать на репетициях. Разумовский всё чаще ловил на себе его очарованный взгляд, когда начинал петь припев, и их песня как будто приобрела новое звучание. На финальной репетиции Андрей чуть не расцеловал Грома, а потом вдруг отпрянул и лукаво подмигнул Серёже.       Наверное, они с Игорем спалились.       — Зачем ты притащил меня сюда? — сердито ворчал Волков, когда Серёжа вёл его за собой между рядами актового зала. Наверное, Олег ждал приглашения на рок-концерт какой-то культовой группы, а в итоге Серёжа заманил его в местный дворец творчества. — Мой храп распугает весь зал.       — Ты должен послушать, как Игорь играет, — Разумовский встряхнул его за грудки и с силой усадил в кресло, но Олег не сразу успокоился. Он так и не понял, почему Серёжа приволок за собой гитару.       Волков даже успел поссориться с какой-то женщиной бальзаковского возраста, которую Серёжа случайно зацепил чехлом. Пока Разумовский стыдливо извинялся, Олег громко жаловался, что во дворце уже давно пора сделать ремонт, чтобы обезопасить людей. Серёжа едва сдерживал хохот, но с горем пополам они всё-таки нашли свои места.       — Я уже тысячу раз на репетициях слушал, — процедил Волков, скрестив руки на груди. Когда Олег был чем-то недоволен, он весь мир проклинал, на чём свет стоит. Но Серёжа не сильно переживал из-за его испорченного настроения, потому что на сцену вышел Гром.       Игорь надел черный костюм, который идеально подчёркивал его стройное тело, но его улыбка больше не казалась Разумовскому искусственной. Движения его пальцев. Музыка, льющаяся по залу бурным течением. Голос девочки, которая была лучшей ученицей Игоря. Это была настоящая театральная постановка, и Серёжа гордился, что может прикоснуться к ней. Прочувствовать, увлечься, полюбить.       Гром любил музыку, а Серёжа любил его.       — Нет, здесь он другой, — завороженно протянул Разумовский, поправив падающий чехол.       — Какой? — Олег удивлённо посмотрел на Игоря, а потом на Серёжу. Ему хватило несколько мгновений, чтобы всё понять.       Любовь — это тоже музыка. Но чтобы мелодия была чистой и легкой, должны играть двое.       — Необыкновенный, — выдохнул Разумовский, ухватившись за спинку кресла, которое было перед ним. Чехол полетел на пол, и красная роза выпала прямо под ноги Олегу. Не было в Серёжином чехле гитары. Там лежал только букет белых роз, и одна красная посередине.       Разумовский случайно узнал, что Игорь всегда мечтал получить на концерте букет роз. Ему никогда не дарили цветов на выступлениях. Вернее дарили, но Гром отдавал их детям. Ему так хотелось прийти домой под вечер, поставить розы в воду и любоваться ими. А потом чтобы Серёжа к нему приехал и оставил гитару в прихожей. Они бы пили чай с конфетами, которые вечно таскали для Игоря старшеклассницы, говорили бы обо всём на свете и не спали бы до утра.       Не было у Игоря жены, и детей тоже не было. Только Серёжка недавно появился, родной и единственный.