Machine Men

Находиться наедине со Старком все еще было неловко. И что уж скрывать, муторно. Нет, он не пытался больше его ни убить, ни оскорбить. Все файлы были изучены, виновные найдены и топор войны был, наконец-то, официально зарыт. Но до сих пор Старк говорил сухо, рвано и только по делу. Даже в глаза почти не смотрел, наблюдая что-то свое позади его, Барнса, плеча. Спустя какое-то время Баки даже назвал бы это деликатностью. Не заставлять его отводить глаза. Или читать вечное проклятие в глазах напротив. Хотя так было бы проще. Лучше ненависть, чем понимание. Понимание от Старка было слишком желанным и до дрожи пугающим. Барнс, пусть и не был виноват, помнил слишком много для истерзанного током мозга. Но бывать наедине приходилось — осада Земли порядком затянулась и рука, даже собранная великим Старком, регулярно требовала ремонта. Не стал исключением и день сегодняшний. Старк не отреагировал на приветствие и взмахом руки пригласил его к столу с диагностическим оборудованием. Барнс привычно уже разместился на высоком табурете и усилием воли приказал себе не думать о планах атак и отступлений. Здесь можно было это себе позволить. Под сводами мастерской, выбивая все лишнее из головы, грохотало то, что Старк настойчиво именовал музыкой. Вот и сейчас звучащий уже минут десять задорный грохот сменился еще одним, на этот раз мрачным и монотонным — под стать мыслям. Барнс прикрыл глаза и машинально отметил: «Британец» — услышав голос. Неизвестный мужик здорово надрывался по ту сторону записи. Высокий голос резал, но не слух, а по живому. Вынеси мальчишкам их игрушки — Пусть пошумят, пусть покой нарушат, Железные клетки их голос заглушат. Они ввергнут во тьму твою душу, Отключив генератор ритм сердца нарушат. И безучастные холодно смотрят они Как хрипы терзают останки твои. Барнса передернуло и он жадно вслушался в рев и грохот вычленяя слова. Учуяв его интерес Старк, словно оправдываясь, буркнул куда-то в железки: — Обычно я его не слушаю. Но тут захотелось освежить репертуарчик, — и ловко работая отверткой и паяльником зачастил скорее самому себе, — Говорят, он последний из Величайших, после Яна, Фредди и Малыша Ронни. Хотя фанаты Халфорда или Тэйта тут могли бы поспорить. Но зуб даю, таких больше не делают. Странно, что я на концерте никогда не был… Жизнь твоя незаметно превращается в сон — Вампиром ли жутким ты ей награжден? Последнее тянет тепло поцелуй ледяной, Кровавым ошметкам, что были тобой, Человеком не стать, лишь машиной одной. Кошмары твои ныне плоть обрели, Выпьют дыханье, погасят жизни огни. Пульс грохочет в ушах и тело знобит — Неспящий мертвец внутри тебя говорит. Барнс сидел ни жив, ни мертв. Только что зубами не стучал. И вторя барабанной дроби в резко опустевшем черепе бился только один вопрос: «Откуда он знает?». Откуда такое вообще возможно узнать? Ища спасение от нахлынувшей со дна души мути, Барнс уставился на такого живого и настоящего Старка, что едва не носом уткнулся в его распотрошенный протез. Казалось, ничто не может поколебать его спокойной деловитости. Этот гад даже припеву подпевал, покачивая головой в такт. Machine Men: ржавчина на их зубах, Machine Men: железо гложет прах, Они — колосс на глиняных ногах, Придут к тебе внушая страх. Так и подмывало поверить, что Старк даже слов этой песни сейчас не понимает, если только не вспоминать Стива, потом, когда уже все улеглось, пыль осела, а ярость остыла, рассказавшего как он до смерти перепугался в бункере, на мгновенье забыв, что реактор Железного Человека уже не сердце, а всего-лишь деталь брони. И весь такой увлеченный сейчас работой Старк, он тоже немного Machine Man. Почему-то казалось, что бывшими, как и Солдаты, они не бывают. …Iron — in the soul…