***
Когда этот Ван Ибо только появился в столовой, где проходило знакомство с другими актёрами и всей съёмочной группой, многие восхитились его «холодной атмосферой». Ну настоящий Лань Ванцзи, сказал кто-то. Огнище, решил Сяо Чжань. Расчётливый, умный и мастерски скрывающий настоящие чувства, переключающийся на слово «раз» на площадке или когда тема ему интересна. Тогда Сяо Чжань ещё не представлял, в какую трясину его затянуло. Он нравится мне как упорный малый и шикарный танцор, говорил он себе, когда залипал на фото и видео семнадцатилетнего Ибо. Охуенный танцор, орал Сяо Чжань вместе с другими фанбоями на концерте UNIQ в Пекине в ноябре 2014-го, а год спустя и сам внезапно подался в шоу-бизнес, чем изрядно удивил родителей. А как же студия, спрашивала мама, которая уже успела рассказать всем знакомым тётушкам о том, какой её сын молодец, своё дело у него есть. Да, а как же студия, вторил отец, который тоже вложился в это дело. Доверю друзьям, ослепительно улыбнулся Сяо Чжань и рванул в Пекин. И вот он здесь, играет одну из главных ролей вместе с тем самым Ван Ибо и не знает, в какую сторону качнуться, потому что быть с ним бро — уже очень хорошо, а быть больше, чем бро… — Да что ж так жарко, — проныл он, задрал подол ханьфу, вытащил из сапога маленький вентилятор и направил на шорты. — Вау, — констатировал Ибо, мазнул непонятным взглядом и снова углубился в чтение сценария. Своё ханьфу он тоже задрал, и теперь Сяо Чжань имел удовольствие (или несчастье) наблюдать светлую кожу в розоватых свидетельствах любви местных комаров. — Что тебе там учить? — добавил в голос ещё страдания Сяо Чжань и призадумался: не переиграл ли? — Целых три строчки, — хмыкнул Ибо, глянул из-под ресниц, и Сяо Чжань едва сдержался, чтобы не направить вентилятор выше, ближе. А лучше в рот. Чтобы не сказать чего и не выдать себя. Потому что ему это не надо. Потому что в сумерках не разобрать, от чего так темны глаза Ибо — от того, что ну темно же просто, в самом деле, света едва хватает, чтобы различать эти три несчастные строчки, выделенные зелёным маркером, или же… — Сейчас бы в холодный источник, да, Чжань-гэ? И короткий смешок. Я знаю, о чём ты думаешь, Сяо Чжань? Вау, было здорово плескаться в той пещере, шлёпать рукавами по воде и иногда по твоей спине (и не спине тоже), но, кажется, я себе всё отморозил там и больше не подхожу на роль Лань Ванцзи. Гэ, проверишь? Гэ? Последнее Ибо произносил в мечтах Сяо Чжаня, в реальности же только гыкал этим своим ужасным смехом, и Сяо Чжань смеялся с ним, уже и забыв — а что, собственно, стало причиной такого безудержного веселья. С Ибо вообще о многом забывалось, и Сяо Чжань, опомнившись, петлял следы, отвешивал мысленные оплеухи, сообщая, в первую очередь, себе, что надо соблюдать дистанцию: «ты столького добился», «Ван-лаоши такой юный и уже такой хороший актёр», «Ибо-гэ, я буду называть тебя Ибо-гэ. Или лучше на корейском — сонбэ, да? Сонбэ, возьми ответственность. Сонбэ, научи меня всему, что сам умеешь. И танцам тоже, особенно танцам, а то я такой деревянный, совсем деревянный. Сделаешь с этим что-нибудь? Сделай уже наконец». И вот его клинило, он оказывался на коленях между ног Ибо, старался смотреть только в смеющиеся глаза и не задыхаться от чуть смущённой улыбки, не отмечать, как ладно и волнующе крупные ладони обхватывали эфес Бичэня. И мелкие, не успевающие заживать, ссадины на костяшках. Главное, не думать, что там выше. Он видел уже, знал, успел заметить, когда переодевались в гримёрке — красноватые полосы. От тросов. У Сяо Чжаня самого всё тело было и в полосах и в синяках разной степени свежести. Но то он, а то человек, рядом с которым хочется задействовать весь арсенал флирт-атак, а нельзя. Можно дозированное в рамках фансервиса, а своё, настоящее нельзя.***
— Новый опыт связывания? — вопрос после короткого кашля. — Любишь играть в такое? — Сяо Чжань чуть повёл руками, проверяя возможность маневрирования. В пещере, где они должны снимать битву с Черепахой-Губительницей, полумрак, и Ибо в белых одеяниях Лань Ванцзи, кажется, собрал в себе весь свет. Только ему явно известно больше, чем благовоспитанному Второму Нефриту клана Гусу Лань. Или скрывает он хуже. — Играть в какое? — и не думает скрывать. Улыбается глумливо, как счастливый подросток, придумавший очередную пубертатную шутку и нашедший того, с кем над ней можно посмеяться. А Сяо Чжань и не против. — И часто ты испытываешь такие ощущения? — То есть ты сейчас… — Я не понимаю, о чём ты, — и Сяо Чжань старательно поморгал. Вот, видишь, мне стыд в глаз попал, вот так ничего не вижу, несносный мальчишка. И смеха твоего хриплого не слышу. — И я. Сука, всхлипывал Сяо Чжань в душе и дрочил под завывания из соседнего номера. «Это песня! Блэкпинк!», — Ибо возмущённо отбил жалобы на следующее утро. А так и не скажешь, съязвил Сяо Чжань. «Приходи петь в мою ванную, устрою тебе там прослушивание», — привычно уже покатал на кончике языка и проглотил. Кто б ему когда сказал, что будет так, не поверил бы. Ну да, обменялись вичатом после записи того выпуска Day Day Up, где Ибо был одним из ведущих, а Сяо Чжань — одной из приглашённых звёзд. Первая встреча вот так — лицом к лицу. Хотя, какое там «лицом к лицу»? Сяо Чжань старался, чтобы восторги совсем уже не выходили из берегов, чтобы всё в рамках приличия, чтобы ему как бы всё равно, но немного интересно — ровно настолько, насколько должно быть на записи шоу. Он умел не смотреть, прятать, когда надо было, привык уже почти к тому, что надо держаться в рамках образа. И уж совсем не ожидал, что его попросят одолжить Ибо рюкзак — для съёмок в рапсовом поле. Не хватает чего-то, аксессуара какого-то, пояснил стафф. А после Ибо сам подошёл и протянул рюкзак. Спасибо, сказал. Сощурился на заходящее солнце. Прикольный, дёрнул плечом. Это про рюкзак, понял Сяо Чжань. Ничего ж особенного, подумал. — Хочешь, сделаю тебе эксклюзивный? — ответил и вскинул бровь. — А сможешь? — склонился к нему Ибо и перетёк из отстранённо-надменного в заинтересованного. — А, ну да, ты же дизайнерил. Слушай, может вичат дашь? Я тебе напишу, какого плана хочу, а ты мне… ну… как? — Да, давай, — согласился Сяо Чжань и застегнул куртку. Уже веяло холодом надвигающейся ночи. Стафф собирал аппаратуру, а Сяо Чжань решал задачу с тремя неизвестными: говорил ли он про дизайнерское прошлое, что отвечать Ибо, если тот напишет, и начинать ли беседу первым. Ноль. Правильный ответ — ноль. Это не надо никому из них, понял, когда Ибо всё же не написал ни через день, ни через неделю, ни спустя месяц. Убедился, когда встретились на площадке в первый день работы над проектом «Неукротимый». Ибо приветствовал его так же, как и остальных — ровно и уважительно, с той тенью вежливой улыбки, которая рекомендована этикетом в таких случаях. Ну и ладно, решил Сяо Чжань. Будем дружить или делать вид, что дружим, согласился, когда его попросили всё же наладить контакт с партнёром по съёмкам. Я, может, тоже интроверт и в гробу видал всё это общенье, мысленно бухтел Сяо Чжань. Рюкзак я тебе больше не дам, заявил, когда сел рядом с Ибо в столовой. Тот оторвал взгляд от тарелки с лапшой и непонимающе моргнул. — Почему? — изрёк всё же, прожевав спешно, а что не прожевав, то проглотив так. — Потому что у тебя теперь есть мешочек цянькунь. Туда даже гуцинь влезает, — подумал и уронил на пробу, чуть потянув второй иероглиф имени, — Лань Чжааань. Лань Чжань? — А Бичэнь? — спросил Ибо и откинулся в кресле, изогнул шею, выставив и без того выпирающий кадык. Не сквернословить, напомнил себе Сяо Чжань. Неужели тоже читал экстры к той новелле, по которой они теперь спутников на тропе самосовершенствования играют? Так это называлось, точно. Родственные души, друзья для цензуры. Лучшие на свете бро, связанные одной лентой. — Что Бичэнь? — Куда поместится мой Бичэнь? — сказал Ибо и усмехнулся. Недобро, так, что и в летний солнечный день Сяо Чжаня швырнуло в осенние сумерки. Вот чем был для него Ибо: уравнением с тремя неизвестными, сумерками, в которых всё не то, чем кажется. Бро, с которым можно обо всём на свете перетереть, не боясь показаться извращенцем. Но это потом. А сейчас Сяо Чжань раздумывал, какой ход сделать следующим. И пока он раздумывал, Ибо улыбнулся широко и открыто. — А вот Вэй Ин знает ответ, — сообщил доверительно и рассмеялся. Хорошо, сработаемся, подумал Сяо Чжань и разделил веселье.***
Работать с ним и впрямь было хорошо. Под камерами мгновенно переключался, и Сяо Чжань в очередной раз поражался его опытности. Или таланту. Всему сразу. В чём ещё ты такой опытный и талантливый, тянуло спросить игриво, но максимум, который мог себе позволить Сяо Чжань, это потыкать языком в щёку, передразнивая артикуляционные упражнения Ибо, а потом ещё зачем-то поддержать странный разговор про обвязывание. Тросы. Они говорили про тросы, но Сяо Чжань уже не был уверен в том, что Ибо не имеет в виду нечто совсем другое. Да и если б имел — это всё шутки, чтобы разрядить атмосферу после тяжёлых сцен, не уйти в персонажа, не отключиться посреди съёмочного процесса, потому что измотаны уже, и время близится к рассвету. И Сяо Чжань, конечно, не собирался дразнить, вовсе нет, напротив, намеревался тоже размяться, но вот он видел подвижные губы и такой же бешеный язык, и вот его уже несло, и он добавлял в свой взгляд большей томности, большего затаённого желания и говорил себе после, что это всё действие роли. Ну да, он же не такой. Никогда прежде вот так быстро не сходился с едва знакомым человеком, не смеялся над одними шутками, он вообще отлично себя контролирует. Контролирует. Контроль. Контроль, повторял Сяо Чжань и радовался тому, что сил ни на какие мысли, кроме как по роли, не оставалось. Он либо играл, либо учил, либо стоял или зависал на тросах под софитами, либо ждал, когда режиссёр снова даст команду приступать. И Ибо почти всегда был рядом — готовый взбодрить ударом длинных белых рукавов или таким же бодрящим наблюдением по какой-нибудь из сцен. Не засыпай, смотри на меня, слушай меня, будь со мной. Не засыпай. И не мечтай. — О чём чаще всего в последнее время? — спрашивала девушка-гримёр, возвращая его причёске лёгкую небрежность взамен отчаянной лохматости. Опять снимают. Ибо молчал рядом и, казалось, спал. Ну да, что ему эти вопросы-ответы, сам недавно отмучился в похожем интервью. И Сяо Чжань должен бы сказать что-нибудь о надеждах на успех дорамы, на любовь зрителей к его Вэй Ину и ещё что-нибудь такое, но врождённая вредность опять взяла вверх, а вместе с ней и то тёмное, что рвалось сказать правду — ту правду, которую и он сам пока не принимал. — О чипсах. Мне их нельзя, но очень хочется. А ещё рамён. И чтобы перца побольше. И роллы. Да. Роллы. И Старбакс. И… ай, я просто хочу есть. А должен быть худым и стройным. Поэтому никаких излишеств. Не могу себе позволить, — состроил несчастное лицо. — А снеки? — И никаких снеков. — Врёт, — флегматично уронил Ибо и едва слышно хмыкнул. Сяо Чжань изобразил возмущение. — Почему это я вру? — Потому что Чжань-гэ и так худой и красивый. И стройный. Хотя вчера уже слопал шоколааад, — издевательски протянул Ибо. — Ах ты ж! Сяо Чжань вскинулся, попробовал закрыть рот Ибо ладонью, Ибо дал себя поймать, но замолкать упорно не желал — всё тянул и тянул свою длинную шею, уворачивался от руки и довольно смеялся. А на следующий день принёс Сяо Чжаню и кофе из Старбакса, и рамён. И не отходил, пока Сяо Чжань всё не съел и не выпил. Сяо Чжань, конечно, пробовал отказываться, но больше для виду. И для того, чтобы снова и снова напарываться на требовательный взгляд, не терпящий возражений. Сыто жмурился и, подпустив в голос лукавства, деланно сердился, выговаривая Ибо, что это он тут вообще-то старший и сам разберётся со своим режимом питания. Конечно, невыразительно соглашался Ибо и уходил готовиться к съёмкам. Ну и правильно, думал Сяо Чжань, так и надо. Я сам могу о себе позаботиться, мне никто не нужен. Лучше вот так сейчас, чем потом отрывать, когда скажут, что всё, проект «Неукротимый» окончен.***
Сяо Чжань то сам начинал, то отражал удары и ловил себя на том, что замирает в предвкушении — не съёмок нового эпизода, нет, а когда после режиссёрского «снято» Ибо чуть склоняет голову и отвешивает удар длинным рукавом, и полнокровные губы изгибаются в довольной улыбке. Потому что тогда можно тоже на мгновение забыть о «нас снимают» и включиться в то, что единственное кажется ясным как день — бьём и бьём друг друга, дурачимся, помогаем оставаться в тонусе. Все бро делают так. — И получается, что они вырезали без анестезии одно из твоих… средоточий сил? — спросил Ибо, стрельнул глазами вниз и глумливо засмеялся. Средоточий сил? Сяо Чжань посмотрел непонимающе. Ибо поиграл бровями. — Ну… разве у тебя не забрали яйцо? О, Небеса. Средоточие силы. Яйцо как ядро. Ван Ибо, человек ли ты — спрашивать такое на площадке перед всеми? Сяо Чжань согнулся от нервного смеха, схватил его за руку. — У меня… у меня всё ещё есть… я всё ещё могу… — Не сомневаюсь, что и с одним можешь, — Ибо ухахатывался вместе с ним, и у Сяо Чжаня уже скулы сводило. Следовало остановиться, да и стафф привычно делал вид, что к дурачкам на площадке все привыкли, но камеры работали, вон у той девицы телефон точно всё записывает. Следовало остановиться, но Сяо Чжань не мог — так легко и свободно, как давно не было. — Значит… значит у Цзян Чэна теперь три? — спросил Сяо Чжань сквозь смех. — Нет, одно же у него забрали, осталось два. — Неееет, оба забрали, ничего не оставили. И не скажешь, что вот только они отыгрывали сцену, в которой Вэнь Нин поведал о том, как Вэй Ин пожертвовал своим золотым ядром — отдал его Цзян Чэну, а Лань Ванцзи, вечно внешне невозмутимый, холодный как пещеры Гусу, Лань Ванцзи плакал. Ибо потом поправляли поплывший грим, говорили, что всё супер, но надо ещё несколько дублей, вы же понимаете. Ибо понимал, соглашался с самым серьёзным видом, оставаясь всё ещё в модусе Лань Ванцзи или по жизни редко выходя из него — Сяо Чжань не знал, Сяо Чжань запутался и нырял в сценарий, чтобы стройные оранжевые ряды иероглифов вытесняли всё лишнее из его головы. Хотел бы он найти выход из этих сумерек, в которых уже подзаебался блуждать. Кто ты? Кого я вижу в тебе? А кого ты видишь во мне? Почему так царапает, когда ты зовёшь меня его именем? Сидишь там на крыше, забавляешься, оглашаешь всю площадку своими воплями, и все, наверное, думают, что это если не нужда во мне, то уж точно отличная игра на публику, тот самый фансервис, топливо для продвижения проекта «Неукротимый». Нас ведь снимают. Постоянно снимают. Даже если кажется, что нет. Это Сяо Чжань уяснил себе. И не нужно было слышать, чтобы знать. Только в комнатах разве что оставались наедине с собой, да и то — неточно. Всегда был кто-то ещё, незримый, влезший под кожу, ставший второй плотью и сутью. Кто сейчас смотрит в зеркало — я или он? Кто смотрит на тебя моими глазами — я или он? А ты? Чьими глазами ты смотришь на меня? Через призму чьих чувств? Что чувствуешь ты? А я? Где заканчиваются его чувства и начинаются мои? — Что если бы Вэй Ин не вернулся? — спросил Сяо Чжань, когда они отдыхали между эпизодами. Сидели, привалившись плечом к плечу, спасаясь от палящего летнего солнца под тентами. Горячий ветер лениво играл белой лентой с длинных тёмных волос Лань Ванцзи, и Сяо Чжаню захотелось тоже коснуться, но он сжал кулаки. Это сценарий не его жизни. — Лань Чжань бы продолжил расспрос, — невозмутимо ответил Ибо, не отрываясь от гонок в телефоне. — А если… если бы всё было немного не так, как в новелле? — В смысле? — и новый успешно пройденный вираж. — Что, если бы Мо Сюаньюй не погиб? Он воскресил Вэй Ина, но получил его тело. А Вэй Ин оказался навеки заточён в теле Мо Сюаньюя. Что тогда? Как бы тогда повёл себя Лань Ванцзи? — Тебе интересно, как повёл бы себя Лань Ванцзи? — уточнил Ибо, машина на экране съехала с трассы. — Я думаю, что Лань Ванцзи обнаружил бы подмену и нашёл настоящего Вэй Ина, своего Вэй Ина. Я думаю, что Лань Ванцзи смотрел бы в душу. И провёл свою жизнь рядом с Вэй Ином, заключённым в тело Мо Сюаньюя. Вот же… продул. Гэ, давай, подключайся, спасай мою самооценку. — Ах ты ж мелкий! — зашипел Сяо Чжань и, только включившись в игру, разбив пару машин, вспомнил, что так и не спросил Ибо: а что бы он делал, окажись в той ситуации?***
В первый раз это случилось во время съёмок эпизода потайной пещеры в холодных источниках клана Гусу Лань. И ведь ничего не предвещало. Дурачились как обычно, стараясь согреться в почти ледяной воде. Её вроде пытались разбавлять тёплой, но помогало мало. Вот они и двигались в ожидании «камера, мотор». Ибо шлёпнул рукавом по воде, отстучал ритм какой-то песни. Знакомой. Покосился на Сяо Чжаня с хитрой улыбкой, отстучал снова. И Сяо Чжань отстучал в ответ. Ибо кивнул. Казалось бы, ничего такого, но внутри плеснуло тёплым, радостным. И в то же время — почему именно эта песня? Та, под которую Сяо Чжань вместе с остальными ребятами из своей группы X-Nine устроил почти стриптиз на сцене. Ну или близко к тому. О да, Сяо Чжань тогда сам бы от себя воспламенился. Усмехнулся. — Замёрз? — спросил. Ибо склонил голову к левому плечу, всё так же улыбаясь одним уголком губ. Не отрывая взгляда, шлёпнул по воде, отвёл руку. — Согреть тебя… Лань Чжань? — дыхание перехватило. Ибо сузил глаза и зарядил мокрым и холодным рукавом Сяо Чжаню по пояснице, обдав ещё и ледяными брызгами. Сяо Чжань подпрыгнул, а Ибо снова зашлёпал по воде, будто он ничего такого и не делал, только нет-нет, да поглядывал на Сяо Чжаня. Ладно, подумал, Сяо Чжань. Это загадка такая, и я её почти разгадал. Прогнулся в спине, разогревая застоявшиеся мышцы. И вздрогнул от нового удара. — Эй! За что ты меня бьёшь? — В клане Гусу Лань запрещено вести себя неподобающе, — отчеканил Ибо, а глаза смеялись. — Но мне холодно. Должен же я как-то согреваться, раз уж Лань эр-гэгэ не желает позаботиться о своём… о своём бро? Ибо хмыкнул. Закусил губы, посмотрел в сторону, потом на Сяо Чжаня. Поводил рукавами по воде. — Он заботится, — сказал, стегнул тяжёлой тканью, пройдясь и по заднице. Вот это поворот, подумал Сяо Чжань. Это я наверное просто подпрыгнул, поэтому так получилось. Но показалось или нет? Что прилетело и рукой? Ибо хрипло смеялся, и Сяо Чжань вместе с ним, но иначе, сам слышал, что без лёгкости, высокое, нервное. Режиссёр скомандовал по местам, подошёл, объяснил ещё раз, что должно быть показано в этой сцене, убедился, что все всё поняли, и камеры заработали снова. Они и не выключались, успел подумать Сяо Чжань. И тут же успокоить себя — больше отснятого материала, больше контента для продвижения и проекта «Неукротимый», и его самого. Каждый тут делает свою работу. А потом произошло то, что Сяо Чжань отказывался себе объяснять. У него встал. Не по сценарию, само собой. По сценарию его Вэй Ин должен был лежать на Лань Чжане — и опять не в том смысле. Они только что выбрались из пещеры, выбросило их оттуда водным потоком, как втянуло, так и выбросило, но не раскидало в разные стороны, а уложило одного на другого. Хотелось бы пошутить: «А мы всё ещё снимаем кино про дружбу?», но Сяо Чжань был знаком с первоисточником, и режиссёр со сценаристом не раз донесли, как они должны сыграть, чтобы те, кому надо, поняли, что именно они играют, а те, кому не надо, пропустили сквозь тиски цензуры. И вот он лежит на Ибо, точнее это Вэй Ин лежит на Лань Чжане, и Ибо смотрит возмущённым Лань Чжанем, и у него во взгляде та самая паника, которая сейчас поднимается в Сяо Чжане, потому что кое-что уже поднялось, и как же хорошо, что Сяо Чжань на самом деле не прижимается к Ибо, а полулежит, держится на руках, но так, чтобы со стороны казалось, что они в том самом романтическом моменте, а хочется прижаться, очень хочется, и потереться раз-другой, да поправить хотя бы, и можно всё же лечь, всем весом, чтобы выдавить стон — не сыгранный, а настоящий. И панику в глазах не Лань Чжаня. И скорее бы уже мы всё, потому что дальше невозможно. — Отлично! И ещё пару дублей, — возвестил режиссёр, — и я думаю, можно бы теснее, интимнее. Сяо Чжань потом ждал шуток от Ибо про третью ногу. Или радость от встречи. Или как там ещё шутят в таких случаях. Но Ибо был тише обычного. Сяо Чжань хотел было осторожно спросить его, не устал ли, не замёрз ли, всё ли в порядке с соответствием роли Лань Ванцзи, но прикусывал язык и надеялся, что никто ничего не заметил. И вечером того же дня Ибо заявился к нему в номер с предложением научить гэгэ разбивать виртуальных противников. — Помогает, знаешь ли, снимать напряжение, — заявил с наглой ухмылкой. — Но коллекцию лего пока не покажу. — А есть? — спросил Сяо Чжань, беря консоль. — Есть, — кивнул с серьёзным видом Ибо. — Давай, подключайся. И Сяо Чжань не сказал, что вообще-то тоже нормально играет.***
Иногда Сяо Чжань думал, что это ему просто голову напекло. Надо попить холодной водички, повернуть на полную мощность тумблер вентилятора, полежать на дощатом полу дохлой рыбиной, и всё пройдёт. Не проходило. Это всё общее пространство, постоянная необходимость контактировать и сценарий ещё этот, роль такая. Роли. Наваждение схлынет, когда всё закончится. Да вот хотя бы уедет Ибо на другой проект, и получится отдохнуть пару дней, привести мысли в порядок, разобраться. Не вышло. Эти пару дней были самыми скучными и муторными. Попытки других расшевелить не то что не радовали — раздражали. И Сяо Чжань еле сдерживался, чтобы не оспорить у Ван Чжочэна роль Цзян Ваньиня. — Что-то ты сам не свой, — хмурился Чжочэн и участливо поддевал плечом плечо. Как раз таки свой, отбривал мысленно Сяо Чжань. — Всё нормально, — отвечал вслух, — жара замучила, только и всего. Ну да-ну да, молчал Чжочэн и направлял на него свой вентилятор. А не пойти бы тебе и всем вам, мрачно думал Сяо Чжань и сам себя не любил за то, что он вот так с теми, кто к нему со всей душой, а он… А он ничего, он благодарил и улыбался, вёл себя как обычно. Старался, по крайней мере. И мечтал, чтобы это лето наконец закончилось, и всё бы стало как прежде. Не хочу ничего заканчивать, думал той же ночью в своей комнате, вглядываясь в который уже раз в фотографии, отправленные ему Ибо в вичат. Каждое грузилось со скоростью улитки, интернет едва справлялся с таким неподъёмным грузом как красота по имени Ван Ибо. В высоком разрешении. Я убью тебя, простонал Сяо Чжань. Что мне этот ледяной принц, которого знают все? Я хочу того, которого знаю только я. Я слишком вжился в роль, вздохнул Сяо Чжань, упал лицом в подушку и, приподнявшись немного, щёлкнул себя. Завис, не решаясь нажать, и всё же отправил. Странное и непонятное, сказал бы кто-то. Быть может, даже Ибо. Посмеётся уже завтра. Но это ладно. Лишь бы понял, что я хочу ему сказать. Весь следующий день Сяо Чжань шутил как не в себя, язвил и задирал, едва справляясь с лёгким головокружением от близости вернувшегося Ибо. Тот сиял ярче всех софитов на площадке, и как же Сяо Чжань хотел надеяться, что это всё ему, только ему. И не потому что тоже скучал по странным шуткам на двоих, а потому что… И вот тут начинались проблемы. Нельзя было признаваться — прежде всего себе в том, чего он хотел от Ибо. Мгновения слабости в ванной не в счёт. Это всё действие роли, напряжение съёмочного дня. Вот он его и снимает. И образ, из которого уже, кажется, не вылезти, пусть и другой, не он, но когда надо 24/7 играть в крепкую мужскую дружбу, то сколько там остаётся этой игры, а сколько он сам? — Смотрите, какой милый! — веселился этот невозможный Ван Ибо, чтоб его, засвечивая всем селфи Сяо Чжаня. Старое. Не то, что Сяо Чжань сделал, лёжа в кровати и утонув половиной лица в белой подушке. И теперь казалось, что радость сейчас пробьёт грудную клетку, а лицо точно треснет так улыбаться. Он деланно злился и понимал — недоигрывает, переигрывает, не может. Справиться с этим. «Гэ — красивый» «Уставший и красивый» «Похожий на Луну»«Тогда ты — звезда»
«Потому что сияю рядом?»«Потому что выебонистый до хрена»
Отбил и вспомнил, что нельзя вообще-то. Надо держать себя в рамках. Но с Ибо эти рамки стирались. И это беспокоило и будоражило одновременно. «Айя, какой грубый гэ» «Но мне нравится, когда ты такой. Продолжай»«Какой такой?»
«Настоящий» «Спокойной ночи, гэ. Выспись там за меня» И отправил себя — в салоне самолёта. Приглушённый свет скрадывал щёки, набрасывал тени под глаза. Но Ибо показывал пальцами победу, улыбался краешком губ, и Сяо Чжань смотрел на него такого своего и раз за разом повторял «нельзя». — Ван-лаоши такой жестокий. Сущий дьявол, — жаловался Сяо Чжань, привлекал внимание, злился на себя за это и ничего не мог с этим поделать. Ему надо было. Просто надо. Вот, поймал — затих в ожидании ответного удара. Сяо Чжань сглотнул сладкое, вязкое, внутри приподнялось тёмное, голодное, ненасытное. — Посмотрите, все посмотрите, как он уверен в своей красоте! Отправил мне тонну профессиональных фотографий в высоком разрешении! О мой несчастный телефон! О несчастный я! Такой красивый Ван-лаоши. — Чжань-гэ считает, что я красивый? — прервал его монолог Ибо. И голос другой — мягче. Пусть глаза всё ещё обещают скорую расправу, смертный бой на рукавах, гибель в виртуальных сражениях, и губы изгибаются надменно, но теперь Сяо Чжань видит. Слышит. И это страшно. Что, если не то? Что, если то, и они сгорят оба? — Чжань-гэ считает, что ты беспощадный! Беспощадный Ван Ибо беспощадно забирал у него чай и пил там, где ещё секунду назад были губы Сяо Чжаня — пил, но не касался сам, удерживая в миллиметре от непрямого поцелуя. Беспощадный Ван Ибо беспощадно его подбадривал, когда после нескольких часов съёмок и километров диалогов, ноги едва держали, и даже небольшое зеркало казалось неподъёмным. Хотя тут и без зеркала было ясно — выглядит он не фонтан, и гримёры постарались на славу, придав его лицу болезненность и смертельную усталость, и сам он так выдохся, что прочувствовал раненного Вэй Ина на всех уровнях. А надо было ещё дубль. Ещё один-не сквернословить-дубль. — Я наверное совсем ужасно выгляжу, — проныл Сяо Чжань и потёрся плечом о дерево, под которым его минут пять назад поливали дождём. Ибо хмыкнул и покачал головой. — Красивый, — сообщил, маятником приблизившись к нему. Сяо Чжань метнул взгляд за его спину — ну точно, снимают, выпустят потом на отдельном диске за отдельную плату в красивой упаковке. Но может и не запишется всё, не войдёт. Микрофоны далеко, может хоть что-то останется между ними. Угу, при таком-то скоплении народа — от коллег по съёмкам до стаффа. А этот сидит и улыбается так спокойно, расслабленно. Сяо Чжань внутренне застонал. Он правда устал. — Ван Ибо, будь добрее ко мне, я так ужасно выгляжу. — Не-а. Давай сфоткаю, — и руку требовательно протянул. — Что тут фоткать? Моё несчастное мокрое лицо? — Ты так сексуально выглядишь, — сказал и улыбнулся шире. Сяо Чжань прищурился. Ты смеёшься надо мной? Это фансервис такой или что? — Ты переигрываешь, — одними губами, на грани слышимости. — Я? Да никогда, — и самодовольная ухмылка при серьёзных глазах. Сяо Чжань вздохнул, согнул и подтянул одну ногу, положил на неё руку. Ибо всё так же сидел рядом и прожигал взглядом. Что тебе от меня надо, чудовище? А мне? И когда уже объявят «по позициям»? Спросить его, припереть к стенке, зажать где-нибудь в тёмном месте, сдавить собой, прикусить кожу на загривке, солёную наверняка. Они тут так потеют, что выжимать можно. И, собственно, по реакции всё будет ясно — или двинет. Или не двинет. Но так нельзя. Он ни с кем и никогда так не поступал. Да и не хотелось — чтоб вот так, до навязчивых мыслей, до почти стёртых мозолей на руках. — Ты правда красивый, — сказал Ибо, когда гримёры поправляли волосы ему, а не Сяо Чжаню, когда они промакивали его лицо, а не Сяо Чжаня. — Ну да-ну да, — закатил Сяо Чжань глаза и цыкнул, — это ты у нас весь соответствуешь роли Лань Ванцзи. И сейчас сияешь подобно нефриту. Всегда такой чистенький? — и позвал издевательски: — Лань Чжааань? — Не люблю пачкаться, — ответил Ибо, поджал губы и, показалось Сяо Чжаню, или нет — помрачнел, всего на миг, но этого хватило, чтобы неосознанно качнуться вперёд и схватить его за руку и получить внимательный, встревоженный взгляд. — Что с тобой? Болит что-нибудь? Может, воды? — Да. Нет. Ничего. Воды. Просто воды. Холодной. На голову, подумал Сяо Чжань, но не сказал. Холодной его уже окатили раньше, окатят снова, и это ни хрена не подействует. Он уже знал.***
А вот это стало открытием. Член Ван Ибо, упирающийся ему в спину. И пальцы, невесомо пробегающие по его плечу, сдавливающие слегка, когда режиссёр объявил об окончании дубля. Пока все столпились у камер, изучая, как получилось, Сяо Чжань полулежал между раздвинутых ног Ибо, как бы на его коленях — как успел Лань Ванцзи поймать падающего Вэй Ина в битве за Безночный город, так и лежал. Красиво, художественно, выверенно. Солнце жарило, под париком и слоями чёрных одежд чесалось — так хотелось уже снять всё и помыться. И, кажется, Сяо Чжань озвучил это. Потому что именно тогда ощутил низом спины. Это твой Бичэнь, или ты просто рад меня видеть, жгло спросить тупое и так же тупо засмеяться, разрядить атмосферу или усугубить её наконец. Вместо этого Сяо Чжань закусил щёки, которые норовили расползтись в самой бесстыдно счастливой улыбке, и съехал немного вниз. Пальцы на плече сжались сильнее, а сверху послышался тихий выдох. Интересно, подумал Сяо Чжань. Охуеть как. И что теперь? Как дальше-то? Делать что? И надо ли? Может, лучше оставить как есть? Как вот Ибо тогда. Сейчас бы точно вода не помешала. Хотя бы чтобы горло смочить, а то язык совсем не слушается. — Приду сегодня к тебе в номер, — всё же сказал Сяо Чжань. — Зачем? — просипел Ибо. — Напряжение снимать. Привези уже лего. — Мы и без лего можем. Другие игры. У меня есть. Не сквернословить, в тысячный раз напомнил себе Сяо Чжань. И всё же выругался под нос. На корейском. Ибо сверху хмыкнул, отстранился. — Ибо! Куда? — прокричал режиссёр, — ближе давай. Хорошо же было. Сейчас ещё прогоним и дальше пойдём. — Да, Ибо, — едко сказал Сяо Чжань, — куда же ты? Ибо подался вперёд корпусом, изобразил почти то же, что было раньше. Сяо Чжань обозвал себя последним придурком и вернул утерянное, повозился, устраиваясь. В спину опять упиралось. И Сяо Чжань не шутил. Лежал обессиленным Вэй Ином и думал, что вот и над Безночным городом прояснилось небо. Это ещё не выход из сумерек, но около того.***
Он всё-таки заказал набор лего, и его успели привезти, и теперь они с Ибо снимали напряжение. Вместе. Лучше бы другим образом, вздохнул мысленно Сяо Чжань и тут же задвинул это подальше. Ибо вроде обрадовался, но потом нахмурился и сказал, что не стоило. Сяо Чжань ответил, что это не подарок, они соберут корабль Сопротивления из Звёздных войн, и он унесёт его себе, поставит на полочку или куда ещё, как память об этих съёмках и безумно жарком лете. Ибо буркнул, что гэ использует его скилл лего-собирателя, Сяо Чжань заявил, что использует его иначе, если Ибо так того хочется, и они замолчали. И сначала было неловко, а потом всё ушло за тихим щёлканьем деталей на низком столике. Сами они расположились на диванных подушках, и Ибо нет-нет, да касался своим коленом бедра Сяо Чжаня. Стоило больших усилий убедить себя в том, что это он не специально, просто они сидят рядом, просто так удобно, просто так правильно. — Ты же в курсе, что это набор для маленьких мальчиков, и мы соберём его быстро? — Ибо нарушил молчание первым. — Можно подумать, ты большой, — ответил Сяо Чжань, выискивая нужную деталь. — Большой. И не мальчик. Гэ всё ещё нуждается в доказательствах? — Не может быть. Девочка? — притворно ахнул Сяо Чжань. — Какая древняя и не смешная шутка. — Скучные шутки про возраст? — Ещё даже не начинал. А ты деталь цепляешь не туда. Так ты никакой корабль не соберёшь. Смотри. И он забрал деталь из пальцев Сяо Чжаня, на секунду коснувшись своими. Тихо работал кондиционер, за окнами гудела ночная жизнь, а Сяо Чжань залипал на руки Ибо и в сотый раз решал для себя: надо это ему или не надо. Казалось бы, чего проще — пока они здесь, насладиться обществом друг друга, провести приятно время и разъехаться, ни о чём не жалея. Только вот ему надо было больше. — В этих апартаментах можно было бы снимать Титаник, — сказал Сяо Чжань и повёл плечом на стеклянные стены ванной комнаты. Не номер, а мечта эксгибициониста. Или молодожёнов. — И ты бы был в роли кого? — ухмыльнулся Ибо, и кончики ушей у него покраснели. Что-то мне тоже горячо, подумал Сяо Чжань. Ясно увиделись руки поверх других рук на запотевшем стекле — с широкими ладонями и узкими запястьями, крупными косточками. — Н-не знаю. — Сузим выбор. Роуз или Джек? — Ибо щёлкнул деталью, а показалось, что это пуля в револьвере провернулась и встала на изготовку. — Айсберг. — Отличный выбор. Люблю плохих парней. Хотел бы сыграть. И снова щёлк. Да, согласился Сяо Чжань. Я тоже. Хотел бы сыграть. И они ещё поговорили про того чувака, который всё гонялся за Роуз и ДиКаприо, повздыхали над ролью Сюэ Яна — что вот где психологизм, вот где можно разгуляться, и что злодеи всегда интереснее, и надо очень постараться, чтобы положительный герой не стал фоном, а запомнился и полюбился больше. У тебя получится, сказал Ибо. И у тебя, ответил Сяо Чжань. Они дособирали корабль, и Сяо Чжань ушёл к себе. «Ты оставил его», — прилетело в вичат, когда уже засыпал.«Пусть будет у тебя»
«Ладно. Потом придёшь и заберёшь»«Приду. Спокойной ночи»
«Спокойной. И пусть тебе приснятся Роуз и Джек»«О нет. Замёрзшие и несчастные?»
«Живые и влюблённые. До завтра, гэ».***
Пытки. Вот, во что превратились его дни. В сладкое мучение. Где твоё «не переигрывай?», — тянуло спросить, выкрикнуть, прошептать в аккуратное ухо с едва заметными следами от проколов. Да только Сяо Чжань понимал, что и сам не лучше. Хуже. Он напоминал себе чайник, огонь под которым то убавляют, то прибавляют. Или йо-йо в руках Ибо, которым тот так любит играть — то размотает, то приблизит, то обернёт вокруг пальцев, то отпустит. — Смотри, Чжань-гэ, какая у твоей флейты маленькая дырочка. Мой палец еле пролезает, но если очень постараться, — говорил Ибо, двигал бровями и действительно проталкивал палец во флейту. Что ты несёшь, покрывался холодным потом Сяо Чжань, сгорал дотла, пытаясь не думать о возможных скрытых смыслах и не обращать внимания на улыбки стаффа. — Играй со своим Бичэнем, — резко отвечал Сяо Чжань, тянулся отобрать флейту, но оказывался в захвате сильных рук и позорно обмякал. Тело не желало давать отпор. Тело отзывалось восторгами и вяло сопротивлялось — для виду, чтобы раззадорить. Ибо теснил его, прижимал к некрополю Цинхэ Не и смотрел долго, очень долго, отпуская за миг до того, как Сяо Чжань едва не срывался на тихий стон. Вовремя запечатывал. Или вот они на тропе Цюнци, в одной из самых драматичных сцен, а Ибо натурально ласкал свой пока ещё сложенный зонт, поглаживал крупными ладонями, хитро посматривал на Сяо Чжаня: мол, смекаешь? И Сяо Чжань показал всё, что он об этом думает — самые искренние факи из всех возможных, от всей души. Ибо энергично кивнул и вспомнил про камеры — перехватил зонт на манер бейсбольной биты, и тут уже засмеялись все: кто смущённо, а кто легко и расслабленно. Сяо Чжань — высоко и неровно. Чтобы потом, как все, чуть ли не задохнуться от восхищения, когда в конце сцены Ибо опустит зонт, подставит лицо тёмному небу и дождю, одновременно невинный и пробуждающий далеко не невинные желания. Бичэню тоже доставалось. Если Ибо вытаскивал его из ножен медленно, неторопливо и так же вкладывал обратно, наслаждаясь звенящим шелестом стали, то у Сяо Чжаня сдавали нервы и он перехватывал эфес и показывал, как надо: быстро и сильно, глубоко и с оттяжкой, так, чтоб до реального звона. Отпускало почти сразу и он невозмутимо уходил, стараясь не слышать довольного смеха. Дрочить не помогало. Ничего не помогало. Мальчишка. Просто мальчишка, который привык играть, фансервис уже на автомате, а под ним — дружба, как с этими его парнями по UNIQ. Сяо Чжань ведь тоже через такое проходил, и в общаге жил, знает, что это такое. Но вот Ибо бесцеремонно вторгался в его личное пространство в гримёрке, тыкал камеру в самое лицо, задирал свою ногу, пресекая попытки Сяо Чжаня закрыться, и ткань шортов съезжала, светлая, не тронутая загаром, кожа манила, гримёр тянула за волосы, крепила парик, насекомые в траве стрекотали, Ибо смеялся, Сяо Чжань замахивался, чтобы ударить, но Ибо ловил и опускал его ладонь на свой пах — всего на секунду — и тут же вниз, вроде как показалось, сразу хотел ниже, в сторону, не туда, но Сяо Чжань успел почувствовать и разозлиться. На людей вокруг, которых так много, и каждый занят своим делом, но кто-то точно палит. На Ибо, который такой невозможный. И на себя, что с каждым днём контролировать желания и эмоции удаётся всё меньше. Стоило Ибо отвлечься на кого-то, да хоть на Юй Биня, как Сяо Чжань ощущал себя Лань Ванцзи, раздражённым из-за наличия в их миссии третьего лишнего, пусть и вчерашнего мертвеца, пусть и равнодушного к процессу размножения, но постоянно маячившего рядом. И Сяо Чжань цыкал (возможно, слишком громко), закатывал глаза, язвил и мстил: клонился к плечу Ван Чжочэна, улыбался Мэн Цзыи и Сюань Лу, спрашивал у Юй Биня про его собаку, не скучает ли, пока хозяин на съёмках, Юй Бинь включался и спрашивал про Орешек, но Ибо уже не смотрел. Ибо не смотрел. И это выводило. Сяо Чжань тут старался, а этот то в телефон уткнётся, то в сценарий погрузится (чего он там не видел в этих трёх строчках?), то вообще в себя уйдёт. Так Сяо Чжань понял, что мстить — не вариант. А вот открывать шею, жалуясь на жару, задирать подол ханьфу и расставлять ноги, обхватывать губами трубочку и как бы невзначай проливать сок, слизывая капли с края тетрапака, петь одну на двоих песню, глядя в глаза друг другу и ни на кого больше, сидеть в тени зонта на одном камне, бедро к бедру и говорить обо всём на свете — это да. И, может, большего не надо. Сидим и сидим, перетираем за разное в вичате, доводим нечаянно Чжочэна своим смехом так, что он думает: это над ним. И вот опять третий лишний. Заземляющий. Потому что коротит уже так, что только слепой не видит. Камеры видят всё. Снимают днём и ночью. Разве что в туалет ещё не сопровождают. — Чжань-гэ, я с тобой. — Да я сам справлюсь. — А мне тоже надо. По пути сняли верхние одежды, отдали костюмерам, оставшись в одних майках и шортах. И париках. Дёрнуть бы за волосы, проверить крепость клея, заглянуть сверху в глаза, поймать там панику и желание, прихватить губами за дрогнувший кадык и спросить важное. Не тонуть в вязком молчании. — Приходи сегодня, — сказал Ибо, намыливая руки. Белая пена расползалась и лопалась. И можно бы просто кивнуть, спросить, какое пиво брать, или лучше лего, разобрал ли он тот корабль, чтобы они могли собрать его снова, а то и сцену надо порепетировать, и на новый уровень пройти. В игре. Сяо Чжань встал рядом, надавил на дозатор, распределил мыло по пальцам и посмотрел в зеркало на Ибо. — Зачем? — спросил отражение в глаза. — Я уронил твой корабль. Сам не соберу. Это долго. А завтра съёмки в четыре утра. — Мы не успеем. — Успеем, — сказал Ибо, облизнулся, смыл пену и дёрнул бумажное полотенце из держателя, — мы и сейчас можем успеть. Но здесь нет лего. — А в твоём номере… — А в моём номере есть, — методично промокнул полотенцем руки, скомкал его в шар и запульнул в ведро. Попал. Сяо Чжань одобрительно поднял брови, Ибо преисполнился, шагнул к нему. Нет, подумал Сяо Чжань. — И я спрошу ещё раз: зачем? — Потому что я хорошо собираю лего? — Ибо хмыкнул. Нервно. — Но ты можешь его и разрушить. Ты сам сказал. — Я придумал это, — смотрел серьёзно, цепко. — Я понял. Поэтому спрашиваю: зачем? — За тем, что ты хочешь? За тем, что хочу я? Мы оба хотим. — Нет необходимости, Ибо. Нет необходимости, — ответил Сяо Чжань и вышел, вытирая руки о шорты. Полотенце он так и не взял. Какого чёрта он творит, размышлял Сяо Чжань, лёжа в постели и тщетно стараясь уснуть. Хотел же получить ответ — фансервис это или нет? Получил. Хотел всего Ибо? Так надо было не бежать, а договаривать, идти к нему в номер и прояснять всё. Боялся, что дружбы после не получится? Но какая теперь дружба? И ещё. Было что-то ещё. Взял телефон, снял блокировку. Половина второго ночи. Вичат с Ибо молчал. Оно и понятно. Спит, наверное.«Как сильно ты вжился в роль? Что будет после того, как придётся отпустить Лань Чжаня?»
Посмотрел на отправленное сообщение. Нажал, раздумывая. Можно ведь и удалить. И как будто ничего не было. А завтра общаться так же, как и раньше. Играть свои роли. «Останусь я», — пришёл ответ. И спустя три удара сердца ещё один. «И ты» Я пожалею об этом, подумал Сяо Чжань. Уже завтра. Нет, сегодня. Пожалею об этом. Или буду самым счастливым человеком на свете. Пусть всего одно лето, но и этого будет довольно, чтобы согреваться солнечными воспоминаниями в холодные хмурые дни.«Я всё ещё могу к тебе прийти?» — написал и замер в ожидании.
«Нет необходимости» «Я уже под твоей дверью» «😏 »