***
Запах саке ударил в нос, а горло обжог высоко градусный напиток. За стеной раздавались вполне естественные для борделя звуки, к которым Кенчин уже успел привыкнуть, но Майки однозначно — нет. Чувствуя некую неловкость, Сано садится на подобие кровати у противоположной от «рабочего кабинета» стены, облокачиваясь на неё спиной и снова вливая в себя горький алкоголь. Как вообще так вышло, что они сейчас сидят у Кенчина дома и выпивают? Они же просто хотели купить перекусить после затянувшегося собрания. Сам Кен удобно устроился на полу рядом с этой самой «кроватью» смотря на то, как Майки пытается отвлечься от происходящего за стенкой. Это его забавляло. При своих шуточках по поведению Майки сейчас легко было понять — он девственник. Какая-то странная информация, а самое странное, что Рюгуджи это волнует. — Расслабься, Майки, — выдохнул он, тоже делая глоток из пиалы, — выглядишь так, как будто тебя тут нагибают. — Тебе легко говорить, Кенчи-и-и-ин, — протянул Манджиро, раскладываясь на кровати, — ты привык, а я — нет. Майки сейчас так близко, что можно почувствовать его запах. Мята и шоколад — странное сочетание, но настолько приятное, что хотелось бы вдыхать его всю жизнь. Он действовал на Доракена, как своеобразное успокоительное. Он не волнуется только тогда, когда чувствует этот запах и ощущает горячее дыхание спящего друга где-то в районе шеи. Это настолько приятно, что даже страшно становится. Ведя носом Кенчин и сам не замечает, как утыкается носом в пшеничную макушку, что источала столь приятный аромат. Они оба были изрядно пьяны. Их любовь была равносильна их желанию быть друзьями, но с каждой секундой увеличивалась в геометрической прогрессии. Будто сейчас весь мир сузился до размеров этой комнаты, оставляя их наедине со своими мыслями и желаниями. Всё происходящее за пределами комнаты ушло на второй план, а время в комнате словно остановилось. Остановилось специально, чтобы они насладились моментом. А кто они такие, чтобы противиться судьбе? — Что ты делаешь? — хихикнул Майки, обхватывая Кена за плечи и притягивая на себя, заставляя того навалиться сверху. — Ты безумно вкусно пахнешь, — честно признался Доракен, зарываясь носом в изгиб шеи, где она переходит в подбородок. Вдыхая этот аромат, он, кажется, пьянел сильнее чем от алкоголя, — мятой и шоколадом, словно какая-то сладость. — Ну так попробуй на вкус, — улыбнулся Майки, сделав первый и последний шаг в пропасть. Последний, потому что сейчас они оба летят в пучину порочности. Рюгуджи дважды повторять не надо, он послушно целует кадык, оставляя на нём смачный засос и заставляя Майки сладко простонать. Как у этого чертёнка даже кожа может быть сладкой? Интересно, а губы такие же? Не спрашивая разрешения Доракен размашисто лижет губы Манджиро, после целуя его. Нежно и тягуче, словно стараясь растянуть удовольствие по максимуму, чтобы получить как можно больше ощущений. Губы на вкус как шоколадка. Это из-за дорояки? Не важно, Кенчину явно это нравится. Нравится настолько, что останавливаться совершенно не хочется. Тихие мычания Сано заглушались поцелуями и единственное, что сейчас было слышно в их комнате — это хлюпающие звуки, производимые страстным сплетением их языков и тяжёлое дыхание. Терпение Кена не железное, и если Манджиро продолжит так активно тереться своим бедром о его пах, то оно иссякнет окончательно. Майки резко меняет положение седлая Доракена, усаживаясь прямо на его пах. Слегка ёрзая он чувствует, как окончательно вставший член Кена упирается ему в ягодицы и от этого довольно стонет. Сам же Кенчин лишь сдавленно мычит. Как же сейчас ему было приятно, и словами не описать. Руки Сано блуждают по накаченной груди, изучая, сминая и наслаждаясь. Точка невозврата пройдена, а что будет дальше мы с вами сейчас и узнаем. Доракен пустил руки под нижнее бельё Майки, сминая ягодицы и поглаживая бёдра, ловя несдержанный стон и наслаждаясь, словно слушал сейчас какую-нибудь прекрасную мелодию. На подобные звуки никто и внимания не обратит, ведь для борделя это всё абсолютная норма. Майки требовательно хныкал, а его глаза будто стали ещё чернее обычного, пожирая Кена своей глубокой бездонностью, в которой пылает огонь желания. Такое, блять, вообще возможно? Только от одного этого вида уже появляется дикое желание кончить, но ещё больше хотелось его — Майки, который сейчас так аппетитно облизнулся и потянулся к губам Доракена. Как же развратно он сейчас выглядел… Хотелось взять его так сильно, как только возможно. Руки выскользнули из-под брюк пускаясь в прогулку под майкой, изучая кубики пресса и грудь, задевая твёрдые соски, выбивая из Сано новый стон и осознавая, что новая эрогенная зона найдена. — Кенчин, — позвал его Майки, прикрывая глаза и ложась сверху, — Кенчи-и-и-ин, ты не там трогаешь. Ну вот зачем он это сказал? Теперь его будут трогать там, но очень много и не совсем приятно. Рюгуджи словно с цепи сорвался. Перевернулся и подмял под себя Майки, зацеловывая шею, параллельно запуская руку ТУДА, чтобы растянуть этого идиота, который сам подписался на всё, что тут будет происходить. Ибо нечего провоцировать. Растягивал совершенно неаккуратно и даже небрежно, а Майки и рад. Довольно стонет, норовя насадиться глубже, почувствовать больше и сильнее. Чёртов Манджиро, откуда в нём столько энергии? Вид ТАКОГО Майки просто великолепен и пусть кто-то попробует это оспорить. Он сжимает своей маленькой ладошкой большую принадлежащую Доракену и требовательно тянется за поцелуем, второй оставляя красные полосы от ногтей на спине и плечах своего зама. Секунда и его пьяный мозг посещает мысль «а кто они теперь друг другу?». Сейчас, когда его Кенчин так жадно целует его грудь, где-то под не по размеру широкой майке, когда он давит своими пальцами на чувствительную точку внутри него, доставляя непозволительное наслаждение — они слабо походили на друзей. «А вдруг он уйдёт» пронеслось в маленькой мигом протрезвевшей голове, ударяя по ней чем-то, что явно не легче кувалды. Глаза наполнились слезами, а тело непроизвольно напряглось и стало тяжелее, наливаясь необузданным страхом. Он боялся потерять его. Того, ради кого был готов жизнь отдать. Своего Кенчина. — Манджиро, что случилось? — обеспокоенно спросил Рюгуджи, сцеловывая проступившие слёзки. — Тебе больно? Мне прекратить? — Не уходи от меня, — тихо прошептал Сано, сжимая ладонь сильнее, — я тебя очень люблю, — он шептал это словно в бреду, — пожалуйста не уходи от меня, — из глаз лились нескончаемые слёзы и это был первый раз, когда он плакал перед кем-то, — скажи, что тоже меня любишь. — Я тебя люблю, — с самой нежной улыбкой, на которую был способен, сказал Кен, целуя покрасневшие от слёз глаза, — люблю до бесконечности. Это странно. Раньше он даже не думал о том, что испытывает к Майки именно это чувство. Да, Доракен заметил, что чувства переросли дружескую привязанность, но он не думал, что это что-то сильнее симпатии. Но сейчас отчего-то стало так ясно в голове. Он даже удивился, как раньше не понял, что не может жить, без Манджиро с его детскими повадками и сводящим с ума запахом. Майки вымученно улыбнулся и коснулся набухшего члена Кенчина, произнося короткое «я готов». Ну, готов и готов, чего тянуть-то? Заметьте, его за язык никто не тянул. Аккуратно входя, Доракен сдерживался как мог. Хотелось взять здесь и сейчас, а ещё желательно грубо и быстро, но страх спугнуть маленького человечка под собой был настолько сильным, что все эти желания уходили на второй план, заставляя действовать нежно и аккуратно. Размеренные движения по определённому темпу, неторопливые и приятные до покалывания на кончиках пальцев. Ох, какое же это замечательное чувство наполненности. Кто там говорил, что первый раз будет болезненным? Больно конечно было, но это чувство быстро сменилось наслаждением, которое дарила нежность Кена. Но этого мало. — Быстрее, — просит Майки, сильнее сжимая руку и чувствуя боль от никак не наступающего оргазма. Коротко кивнув, Кенчин толкнулся глубже, а темп стал быстрее. Всё ещё не то. Всё ещё чего-то не хватает. Всё ещё хочется большего. Этого всё равно не хватает. — Ещё быстрее, — звучит просьба и Рюгуджи резко останавливается и выходит из Майки, на что тот жалобно скулит, — ты чего? Доракен принял сидячее положение и, взяв Манджиро за талию и резко усаживая обратно к себе лицом. От того, насколько глубоко зашёл Кен, Сано почти моментально кончил, громко выстанывая и цепляясь своими пальчиками за чужие широкие плечи. От оргазма Майки непроизвольно сжался и, чёрт, это так приятно, что Доракен сам кончает прямо в Майки. Он за это получит. Потом. А пока он выходит и снимает с него испачканную одежду, после чего ложится рядом. — Я не оставлю тебя до тех пор, пока ты этого не захочешь, — прошептал он, оставляя невесомый поцелуй на лбу и засыпая. Майки лишь улыбается и обнимает, словно боясь, что Кенчин уйдёт, пока он спит. Хотя куда он может уйти из своей же комнаты?***
Утро началось в обед. В школу идти не хотелось и это не из-за боли в заднице, которой нет. Боли в заднице нет, кому сказали. Лежать в обнимку со своим Доракеном было так приятно, что не хотелось прекращать, но время нового собрания неумолимо приближалось. — Кенчин, — легонько потряс он Рюгуджи, — Кинчин вставай, мы на собрание опоздаем. — Вот же блядство, — пробухчал Кен, поднимаясь с постели, — ты как? Извини за вчерашнее, я наверное перестарался. — Всё хорошо, — улыбнулся Манджиро, обхватывая парня руками и ногами, — я же сам попросил. — Не жмись ко мне голышом, если не хочешь новый заход, — хмыкнул Доракен, чувствуя, как его отпустили, — то-то же. Он двинулся к шкафу и старался найти хоть что-нибудь, чтобы подошло по размеру Майки. Хотя бы на то время, пока они не дойдут до додзё Сано. Но вот удивление, на полу не оказалось ни одной грязной вещи, хотя вчера они там явно были. — О вы уже проснулись, — улыбнулась вошедшая Реми, в руках которой лежала постиранная, высушенная и отглаженная одежда Манджиро, — весело вчера было? — Аа… Ээээ… Ну… — Майки ошарашенно смотрел то на голого себя, то на такого же нагого Аполлона в лице Доракена, то на улыбающуюся девушку в нижнем белье, которая держала его форму. — Весьма, — кивнул Доракен, стараясь сохранить максимально спокойное выражение лица. Она их застукала? Сколько она успела увидеть? А главное когда? — Я вот вчера решила извиниться за шум, захожу, а вы тут оказывается шумели со мной на одной волне, — всё так же улыбалась девушка, кладя стопку с вещами на кровать рядом с обеспокоенным Сано. То есть её вообще не волнует, что её воспитанник пол ночи на пролёт занимался отнюдь не гимнастикой с парнем? — потом смотрю, одежда друга твоего испачканная лежит, и думаю «дай постираю» ему-то в отличие от тебя надеть нечего будет. — Спасибо, Реми, — натянул улыбочку Майки, но та оказалась какая-то скорее нервная, нежели благодарная. — Да не за что, мне не сложно, — кивнула она и вышла из комнаты, оставляя парней наедине. — Чего сидишь, одевайся, — первым затянувшуюся тишину прервал Кенчин, тоже выбирая, чтобы надеть. Майки коротко кивнул и быстро начал натягивать на себя вчерашнюю одежду. Как странно было вместо перегара чувствовать от неё запах какого-то порошка. Так обычно пахнут все кардиганы Кена. «Нужно будет узнать у неё, что за порошок» пронеслось в голове у Сано, который сидел уже собранный. Натянув свою форму Кен окинул изучающим взглядом и остановился на шее, где на кадыке красовался огромный засос. Он хотел было предложить Манджиро пластырь, но тот, будто прочтя его мысли отказался, сказав, что хочет, чтобы все видели кто и кому принадлежит. Ну не мило ли?***
Эма и Хина тут. Какого хрена она делает на собрании? Это вообще не их дело, что здесь происходит. Мало того, что пришла, так она ещё и всё время, кажется даже не моргая, смотрела на Доракена такими влюблёнными глазами, что их только слепой не заметил бы. Нет, ему конечно нравится Эма, но нравится не как девушка, а скорее как подруга. Она милая, но проигрывает своему брату посредством***
Неделя. Он, как и говорилось ранее, не устраивал собраний и, конечно же, не посещал школу. За эту неделю его несколько раз навещал Такаши. Майки, отчего-то решил ему рассказать все ещё когда тот приходил первый раз. Мицуя объяснил ему, что Эма сильно навязывалась Кену, а тот не мог отказать, потому что она его сестра. А те его слова про отношения значили, что она выдумала его романтические чувства, беря за основу заботу о ней, как о младшей сестре или хорошей подруге. Верно, он бы никогда не стал врать о чувствах. Хотя бы потому, что вывести его на разговор о них практически невозможно. Это успокоило Майки, но теперь он чувствовал вину за то, что наговорил Кенчину. Но и тот хорош, ни разу за неделю не пришёл и, как сказал Такаши, будто вообще пропал, не появляясь ни в школе, ни где-либо ещё, даже на звонки не отвечал. Это на него не похоже. Рюгуджи никогда не пропадал надолго, никого не предупредив. Сам Мицуя хотел его навестить, но то его в кружке задержат, то Майки к себе зовёт. От этого ещё более стыдно. Бооооже, сколько же всего он себе надумал, не спрося толком Доракена. Нужно брать ситуацию в свои руки. Сам заварил эту кашу, сам и расхлёбывай, даже если придётся признать, что был не прав. Когда он закончил эту мысль, почему-то уже открывал дверь «массажного зала», которым именовали этот бордель. На ресепшене его встретила та же девушка, что и неделю назад, когда они пили с Доракеном. «ТУДУМ» Сердце кольнуло. Как ему теперь смотреть в глаза Кенчину? Не важно, им нужно поговорить. И плевать, насколько ему будет неловко, он должен всё разъяснить. — О, ты же тот друг Кена, который был у него неделю назад, — послышалось за спиной. Обернувшись он увидел Реми. Да, ту самую, которая узнала об их связи и не осудила, ту самую у которой хотел спросить название порошка. — Реми, Кенчин у себя? — спросил он и услышав в ответ «да» рванул в сторону интересующей его комнаты, даже не дослушав, что ему хотели сказать. Влетая в комнату без стука он видит сидящего на кровати Кена. На ушах наушники, которые видимо и позволили ему не заметить пришедшего, а глаза пусты и смотрят куда-то сквозь пол. Такой отрешённый, что если не слышать дыхания, то можно подумать, что он мёртв. — Он такой всю неделю, — поясняет Реми, — если пытаешься с ним заговорить, то бухчит что-то про мяту и шоколад и про то, что теперь легче исчезнуть. Договорив это она скрылась за дверью соседней комнаты, а Майки совершенно бесцеремонно кинулся с объятиями на Рюгуджи. Кенчин пришёл в себя стоило только ему услышать запах мяты и шоколада, коснувшегося его носа, а только он почувствовал тепло, как глаза уловили Майки. Загрузка мира завершена, приятной игры. Он плакал. Сильно плакал. Опять этот слабый и беззащитный Майки, что жмётся к нему, такому большому, сильному и грозному Кену. Кап. Кап-кап. Что это? Майки поднимает глаза и видит, как по щекам парня катятся слёзы. Он плачет? Он реально УМЕЕТ плакать? Для Сано это был сильнейший испытанный им шок. Он никогда не думал о том, что этот беспристрастный ко всем эмоциям мирским Доракен будет плакать из-за НЕГО. — Прости, — шепчет Манджиро, вытирая чужие слёзы, — прости меня, пожалуйста, — целуя в щёки, продолжает шептать он, — я виноват, прости меня. — Майки, — только и может выдавить он, сгребая парня в охапку объятий и вдыхая его аромат. И о боги, он снова чувствует себя живым — прости, что не пришёл и не объяснил. — Ты не должен был, — помотал головой Майки, сильнее прижимаясь к Кенчину, — я сам виноват, что выдумал то, чего не стоит. — он упёрся носом в его ключицу и подумал, что сейчас ему впервые за неделю хорошо. — А что за мята с шоколадом? — Твой запах, — буркнул Рюгуджи, зарываясь в пшеничных волосах. Ну вот, он опять пьян. Пьян этим своевольным блондинистым чертёнком по имени Майки. — Я правда так пахну? — спросил Майки и, уловив периферическим зрением кивок, рассмеялся. — А ты вот пахнешь чем-то свежим, с нотками лимона. А после был поцелуй. Настолько медленный, что кажется мир перешёл в режим слоумо. Губы двигались не торопясь и дарили нежность и теплоту. Знаете, как в тех сопливых романтических корейских дорамах? Остаётся только надеяться, что дальше у них будет всё также хорошо, как и в этих самых домарах.