Сонька

- Что привело Вас ко мне, о милейшее создание? - проворковал Самуил Григорьевич Лифшиц, известный психиатр Петербурга, к которому я нанесла столь неожиданный визит. Мужчина расположился на против меня, сидя в уютном кресле и сложив руке на столе. В карих глазах Самуила Григорьевича читалось недоумение, словно он никак не мог взять в толк, что от него могло понадобиться молодой и миловидной девушке, которая записалась к нему на прием. - Ах, Самуил Григорьевич! Даже и не знаю, с чего и начать..., - дрожащим голосом пролепетала я. Вытащив из черного ридикюля небольшой платок, я прикрыла лицо ладонями и изобразила плач, который выглядел настолько натуральным, что Хилый, который все это время стоял позади меня, изображая моего старшего брата, даже немного напрягся от происходящего. - Софочка, с тобой все хорошо? - зачем-то сжимая мое плечо ладонями, осторожно поинтересовался он. На лице товарища читалось легкое недоумение и даже некое замешательство. Несколько секунд Хилый молча изучал меня взглядом, пока я жестом его не остановило. - Все хорошо, - спрятав платок в ридикюль, кивнула я, обращаясь к товарищу. Сжав в руке правую ладонь мужчины, я взмахнула ресницами и чуть слышно попросила: - Я была бы тебе очень признательна, если бы ты оставил нас с Самуилом Григорьевичем наедине. Все-таки, разговор предстоит непростой. С этими словами я подмигнула все еще пребывающему в раздумьях товарищу, который довольно быстро понял, что от него хотят, и вскоре покинул кабинет психиатра. Как только Хилый ушел, я облегченно вздохнула, после чего протерла лицо ладонями и вновь посмотрела на своего собеседника. Как я и предполагала, все это время господин Лифшиц продолжал с интересом наблюдать за происходящим и делать какие-то пометки в своем блокноте. Убедившись, что товарищ удалился, я пододвинула свое кресло к столу, и, перейдя на шепот, чуть слышно сказала, обращаясь к психиатру: - Самуил Григорьевич, - дрожащим голосом начала я. Сделав глубокий вдох, я картинно взмахнула ресницами, после чего опустила взгляд. - Не хотела говорить в присутствии брата. Все-таки, понимаете, дело деликатное, и, если он узнает о том, что творится в моей супружеской жизни, то... Я широко распахнула глаза и с ужасом посмотрела на своего собеседника. - Чует мое сердце, если брат узнает обо всем, то он непременно вызовет Карла на дуэль и убьет... Скрестив руки на груди, я подняла взгляд, а затем резко схватила доктора за руку и положила ее на свой живот. - А я... Понимаете, я жду ребенка от Карла! Повитуха сказала, что я уже на втором месяце беременности! Понимаете? - Софья Александровна... Но Лифшиц не успел договорить, потому что в следующую минуту я убрала его ладонь от своего живота, после чего плюхнулась в свое кресло и, прикрыв лицо ладонями, громко зарыдала. - Ох, горе мне, горе! - глотая слезы, бормотала я, - Ведь говорила мне маменька, что не стоит выходить замуж за иностранца, тем более за того, который гораздо старше меня... Но ведь я... Убрав ладони от лица, я одарила своего собеседника взглядом полным отчаяния и безысходности. - Я ведь люблю его! Люблю всем сердцем! Люблю всей душой! С этими словами я вновь разрыдалась громким плачем. Заметив мое состояние, Самуил Григорьевич встав из-за стола и подошел ко мне. Он осторожно взъерошил рукой мои светлые волосы, а затем чуть слышно спросил: - Софья Александровна, прошу Вас, успокойтесь. Может, Вам принести воды? Лифшиц уже было хотел взять со стола колокольчик, чтобы позвать свою горничную, как я жестом его остановила. - Право, не стоит, мне уже лучше. С этими словами я проглотила в горле невидимый ком, а затем вновь вытерла слезы платком и посмотрела на своего собеседника, который через пару минут уже вернулся на свое место. Большие карие глаза мужчины внимательно изучали мое лицо, и, убедившись в том, что мое поведение воистину тронуло психиатра, я сцепила руки в замок и, сделав глубокий вдох, начала свое повествование: - Мой супруг, Карл фон Мель, - известный в Петербурге ювелир. Возможно, Вы когда-нибудь посещали его ювелирную лавку или же слышали о нем, ведь мой муж - довольно известная персона, особенно в высоко светских кругах. Выслушав меня, Самуил Григорьевич утвердительно кивнул. Я же, недолго думая, вновь взмахнула ресницами, а затем продолжила свой рассказ: - Сперва все было, словно в волшебном сне. Карл носил меня на руках, одаривал драгоценными подарками и комплиментами... Но потом... Потом его словно подменили, и причина столько резких перемен в моем дражайшем супруге до сих пор остается для меня загадкой. С этими словами я заерзала на кресле и опустила взгляд. - Он ревнует меня абсолютно ко всем: к своим друзьям, к знакомым, к случайным господам... Он не доверят мне. Считает, будто бы я трачу деньги на своих любовников, а те, в свою очередь, воруют украшения из его лавки и дарят их мне... Прикусив губу, я подняла полные слез глаза на Лифшица, который все это время, словно завороженный, ловил каждое мое слово. - Вот и сегодня утром... Стоило мне удалиться на встречу с братом, как по приезде домой Карл устроил мне грандиозный скандал, после чего, как это обычно бывает во время наших ссор, закрылся в своей ювелирной лавке и наотрез отказался сопровождать меня на ярмарку. Заправив за ухо локон своих русых волос, я вновь одарила взглядом своего собеседника, после чего продолжила свою речь: - Самуил Григорьевич, сегодня Карл впервые поднял на меня руку! - переходя на шепот, проговорила я, - Я очень боюсь за него и за нашего будущего ребенка, понимаете? Я очень боюсь! С этими словами я вновь разразилась громким плачем, который еще больше заставил поверить психиатра в мою слезливую историю. Я и не заметила, как Самуил Григорьевич встал из-за стола оказался рядом со мной. От неожиданности я вздрогнула и вновь одарила своего собеседника взглядом полным безысходности и тревоги, а мужчина, воспользовавшись моментом, сжал мои руки в своих ладонях и посмотрел на меня взглядом полным сочувствия. - Ах, дитя! Прошу Вас, успокойтесь! Ведь Вы так молоды, к тому же ждете под сердцем ребенка! Во взгляде психиатра все это время читалась нежность и сочувствие, а его глаза все еще искрились добротой и пониманием. Он осторожно поднес мои руки к своим губам и, запечатлев на них поцелуй, выпустил мои ладони из своих пальцев. - Приводите сегодня вечером своего благоверного. Я постараюсь помочь Вам всем, чем смогу! Ведь Вы так напоминаете мне мою покойную дочь Бейлу! С этими словами он тяжело вздохнул и, проглотив в горле невидимый ком, вернулся за свой стол. Все это время Самуил Григорьевич выглядел настолько добрым и сочувствующим, что у меня защемило в груди от осознания того, что ему предстоит пережить вечером этого дня. Но, увы. Я не могла по-другому. По-другому я никак не могла, ведь воровство - это мое призвание, это смысл моей жизни, это моя страсть, которую я никак не могу искоренить при всем своем желании. Вытащив из сумочки небольшую пачку ассигнаций, я протянула ее психиатру с едва заметной улыбкой на лице. - Доктор, благодарю Вас! Вы и представить себе не можете, что Вы для меня делаете! Пусть Господь дарует Вам долгих лет жизни! Протянув Лифшицу купюры, я сжала его в объятьях и радостно захлопала в ладоши. Взяв из моих рук купюры, которые, к слову сказать, были настоящими, психиатр положил их стол, а затем, облокотившись правой ладонью на стул, расплылся в довольной улыбке. - Право, не стоит, - проговорил он, краснея от смущения, - Ведь мы с господином фон Мелем еще даже и не встретились, а Вы уже разбрасываетесь деньгами... С этими словами он сжал в руке пачку ассигнаций, которую я не так давно ему вручила, и вновь одарил меня взглядом полным сочувствия. И в этот момент я заметила то, чего не замечала раньше. На среднем пальце правой руки мужчины красовался старинный перстень с небольшим изумрудом. Украшение было настолько прекрасным и необычным, что мне тут же захотелось сорвать его с руки психиатра. Оно, словно манило меня. Оно, словно сводило меня с ума, и я ничего не могла с этим поделать. В ту минуту внутренний голос кричал. Нет, точнее сказать, даже требовал! Он требовал успокоиться, взять себя в руки и не брать этот перстень... Но сердце... В то мгновение его словно заворожило это прекрасное украшение... Пока я мысленно боролась со своей совестью, голос Лифшица мгновенно вывел меня из небытия. - Возможно, я не смогу помочь Вашему супругу, а Вы уже заранее оплатили сеанс... - Прошу Вас, возьмите! - прошептала я, возвращая деньги Самуилу Григорьевичу, невольно касаясь пальцами его руки, - Ведь вечером я могу в суматохе забыть свою сумочку! Я с мольбой во взгляде посмотрела на психиатра, который вновь взял деньги из моих рук и вернул их на стол. - Ну, что, ж. Буду вас ждать! - проговорил Лифшиц, присаживаясь за стол. - Непременно явимся, - улыбнулась я, покидая кабинет врача. Спустившись к выходу, я почти сразу же встретилась с Хилым, который все это время ожидал меня у ворот поместья. - Эх, Сонька! Явилась, не запылилась! - переминаясь с ноги на ногу, проговорил мой товарищ. Он одарил меня оценивающим взглядом, а затем задумчиво почесал затылок. - Нам нужно направиться в ювелирную лавку фон Меля, и как можно скорее! - оглядываясь в поисках пролетки, проговорила я. Услышав мою просьбу, мужчина хмыкнул и утвердительно кивнул. - Не вопрос, - пожимая плечами, ответил он, - Извозчик уже ждет нас. - Благодарю, - улыбнулась я, похлопав товарища по плечу. Я уже хотела было уйти, как внезапно Хилый окликнул меня. - Сонька! От неожиданности я вздрогнула и обернулась. - Что это у тебя там? - указывая на мою левую руку, поинтересовался товарищ. Подняв ладонь, я разжала кулак и продемонстрировала мужчине свою находку. - Это перстень, - выдохнула я, после чего быстро спрятала украшение в одной из складок своего платья. Мой ответ весьма порадовал Хилого, который в следующую минуту согнулся пополам от хохота. - Ай, да, Сонька! Ай, да Золотая Ручка! - воскликнул мужчина, радостно захлопав в ладоши. Вне всяких сомнений, он был восхищен моей находчивостью и проницательностью. И только я в тот момент пребывала в смятении, ведь моя страсть, как обычно, одержала вверх над моей добродетелью, и это было весьма прескверно.