его лицо

Он активно сопротивлялся половину пути к собственному дому, а Хэ Тянь – зараза – смеялся и обещал, что устроится на работу и не будет обузой. «Как только, так сразу, братец Мо, обещаю». Нёс какой-то бред, обнимал его за плечо, даже накинул ему на голову своё пальто, защищая от вновь начавшегося дождя, что было полным идиотизмом, учитывая, что на Шане была кепка. Вёл себя, как кретин – но ничего удивительного, это же Хэ Тянь. А потом Шань случайно заглянул ему в лицо. Это Хэ Тянь, в нём редко увидишь волнение. Когда увидишь – поздравляем, случилось что-то плохое, прямо пятнадцать баллов из десяти по шкале паршивости. Но сейчас его лицо было железным и неестественно белым. Кажется, он не собирался плакать, заметил для себя Мо Гуаньшань, но это выражение ему всё равно не понравилось. Лучше бы слёзы, честное слово. Слёзы хотя бы говорили «мне плохо, мне грустно, утешь меня». Что говорило это выражение – непонятно. Тридцать баллов из десяти. Поэтому Шань пошёл на компромисс с самим собой. Ему не хотелось показываться перед мамой в таком виде. Побитым, охрипшим, в чужой одежде. Явно попавшим в беду. Но куда девать Хэ Тяня – неясно. Лучше уж так, наверное. Непонятно, правда, в какой момент сегодняшнего ужасного дня его жизненным девизом стало «Раз пропадать, то с Хэ Тянем»… Впрочем, Хэ Тянь казался не самым худшим вариантом, хоть и странно было это признать. Он, конечно, не лекарство от смертельной болезни – так, скорее обезбол, но хорошо, когда есть и это. – Нам надо что-то придумать, – хмуро бросил он, пытаясь понять, может ли его кофта скрыть бинты на шее. Вообще, он говорил про то, чтобы придумать легенду о его, Шаня, рыцарском сражении с какими-нибудь нехорошими людьми, но Хэ Тянь решил действовать радикально – как и всегда. Ни сказав Шаню не слова, он начал рыскать в подъезде и нашёл там рубильник напряжения. Мо Гуаньшань обычно на всё реагировал достаточно оперативно, особенно когда дело касалось идиотских задумок Хэ Тяня, но в этот раз он и прикрикнуть на него не успел – Тянь дёрнул за рубильник, и подъезд погрузился во мрак. Стало так тихо, и Мо Гуаньшань почему-то удивлённо заметил, что до этого в подъезде гудело из-за паршиво работающих лампочек. – Дело сделано. Интересно, подумал Мо Гуаньшань, у Хэ Тяня до сих пор это лицо, даже теперь? В темноте было не различить. Это лицо было таким откровением, что Шань даже обрадовался тому, что его не видно. Как-то всё это слишком беспокойно и болезненно. Мама говорила, что Шань очень чувствителен к эмоциям своих… близких. Близких, говорила она. Хэ Тянь стоял очень близко, когда они, немного переждав, постучались в дверь квартиры семьи Мо. – Мам, ты не пугайся, – пробормотал Шань, когда на пороге появилась мама со спичкой в руках – они в доме свечей не держали. Хорошо, так недостаточно светло для того, чтобы разглядеть его. А утром уж придётся нацепить водолазку. – Темно тут у вас! – заметил Хэ Тянь. – Что случилось? – Он у нас перекантуется немного, – кинул Шань после того, как они с Хэ Тянем обменялись любезностями. – Вы же собирались учиться, – сказала она, и в свете от спичечного пламени Шань увидел её лёгкую улыбку. – Он нужные тетради дома забыл, мы вынуждены были передислоцироваться, – доверительно прошептал Тянь его матери, оказавшись у них в коридоре. – Твоё «немного» становится «совсем немного», говнюк. Мама рассмеялась, потому что «Мо Гуаньшань, какой ты негостеприимный», а Хэ Тянь обнял его за плечи, потому что «Я же ничего не вижу, а ты квартиру знаешь как свои пять пальцев». Мама порывалась найти для них железный чайник, но Хэ Тянь, сначала движимый своей слащавой вежливостью, спросил у Шаня, не хочет ли он просушить горло, а потом с улыбкой отказался. И они, захватив коробок спичек, пошли в комнату Мо. Шань приказал Хэ Тяню зажечь ему спичку, чтобы он мог найти в шкафу одежду для них двоих. Они сожгли пять штук, и Шань проклял не только Хэ Тяня, на которого бы не налезла большая часть его одежды, но и свою медлительность. Отлежался-то он отлежался, конечно, а голова всё равно была мутная. – Я могу и в стиле ню, – сказал Хэ Тянь, когда зажёг шестую. – Тогда мне придётся сжечь кровать, – ответил ему Шань. – Ты ведь понимаешь, что под одеждой я всё равно голый? – Мне… определённо придётся сжечь кровать. Хэ Тянь рассмеялся – искренне. Шань никогда бы не подумал, что будет этому рад. Переодеваться им пришлось в темноте, «тут тебе не спичечный завод». Шань переодевался, чувствуя себя максимально неловко из-за того, что на нём не было нижнего белья. Хорошо, что было темно. Хорошо, что Хэ Тянь даже не догадывался. Чтобы поддержать легенду о наличии на себе трусов, Шань решил их не искать – ткань домашних штанов показалась ему достаточно плотной. Когда он надел на себя кофту с длинными рукавами, то услышал, как Хэ Тянь зашуршал спичечным коробком. Шань успел сказать только: – Ну и на… Запах и свет. И взгляд на Хэ Тяня. Шаню казалось странным, что он улыбался – даже так, когда они были наедине. Почему-то хотелось сказать ему, что эй, ты можешь расслабиться. Прямо сейчас можешь расслабиться. Он смотрел в его лицо. Особенно трагичное в тусклом свете. Особенно трагичное в свете последних событий – Шань и до этого замечал, что с Хэ Тянем творится что-то не то. Но Мо Гуаньшаня сломала его невесёлая судьба – со временем он научился игнорировать то, что портило его жизнь. Это имело свои последствия. Рана под тихим именем Хэ Тяня зашлась гноем. Улыбка – эта улыбка наедине с ним одним – тоже была гнойной. Пятьдесят баллов из десяти – это уже очень и очень много. – Ты какого чёрта спички жжёшь зазря? – спросил Шань, отбирая у него спичечный коробок. – Просто хотел посмотреть на тебя, – с гниющей лаской в голосе пропел Хэ Тянь. Шань почувствовал, что от шаткости происходящего его начало тошнить. Накренило в сторону – пламя дрогнуло. – И чего ты не видел? Хэ Тянь тоже дрогнул. Словно посыпалось то, что давно было разрушено. Тени под его глазами были глубокими, похожими на пятна скорой смерти. Сейчас эта глубокая чернота затянет всё его лицо, перейдёт на шею, сожрёт конечности, и от Хэ Тяня ничего не останется. Какой бред. Хэ Тянь ответил ему: – Я просто не насмотрелся. И его сокрушенный, задушенный смешок погасил пламя. Это и нависшая темнота показались такими страшными, что Мо Гуаньшань судорожно потянулся зажечь спичку прежде, чем вспомнил, что сам ругал за это Хэ Тяня. Несколько спичек выпало из коробка на пол. Он наконец смог схватить одну. Сначала пытался зажечь не той стороной, потом пошла искра. Спичка не будет долго гореть – у него было меньше минуты на то, чтобы проверить, как там Хэ Тянь. Как там Хэ Тянь – почему его вообще это волновало так сильно и что могло с ним случится в темноте? Сердце гулко билось во всём теле, дыхание перехватило. Он разучился дышать, когда наконец увидел лицо Хэ Тяня. Ничего особенного, если честно. Хэ Тянь выглядел немного удивлённым. Странно, что до этого он просто стоял и молчал. Очень сильно хотелось спросить, в порядке ли он, но что за бесполезный вопрос. – Ты… – начал Шань, не зная, как продолжить – не зная, что говорить и стоит ли говорить вообще. Ему казалось – ещё чуть-чуть и его начнёт колотить. Каким бесполезным куском мяса он себя ощутил, когда брат Хэ Тяня его ударил. Хэ Тянь почувствовал себя так же, когда увидел его после их встречи с Шэ Ли? Он поднёс спичку ближе к лицу Хэ Тяня. На щеке должен был появиться синяк. – Тоже захотел посмотреть на меня? – голос надломился. Хэ Тянь накренился вперёд, и Шаню пришлось отдёрнуть руку со спичкой, чтобы не обжечь его. Тянь потянулся к нему, положил шершавые, всё ещё холодные и влажные после дождливого вечера на улице руки на его щёки. Шань не отстранился. Он не знал, почему. – Ты обожжёшься, если подойдёшь ближе, – растерянно предупредил Мо Гуаньшань, держа спичку перед своим лицом. И Хэ Тянь всегда был невероятным засранцем. Поэтому он прикрыл глаза, набрал в лёгкие воздух и потушил маленькое, уже и так затухающее пламя. Лицо Хэ Тяня пропало, и остались только прикосновения. Шань не двигался, – не подавался навстречу, но и не сопротивлялся, – и Тянь невесомо гладил его лицо: бережно касался его новых ран так, словно помнил каждую из них, гладил закрытые веки, водил костяшками пальцев по скулам, а иногда задевал мизинцами мочки ушей. На этой небольшой территории – лице Мо Гуаньшаня – он был везде одновременно. Почему-то это казалось правильным. Когда он большими пальцами очертил линию его подбородка, Шань всё-таки протянул в его сторону руки. Он положил их ему на талию, просто пытаясь показать, что он здесь. Хэ Тянь был не в порядке. Хэ Тянь был просто в ужасе, и об этом кричало каждое его движение. Хэ Тянь отреагировал на это быстро – и всё закончилось. Он сделал шаг в его сторону, наклонился к его лицу, припал губами к уголку рта и тихо сказал: – Эй, знаешь, что я забыл тебе сказать? Семьдесят баллов из десяти. – Я тебе верю. Сто. Сто из десяти. Полный провал. Настоящий конец. Ему хотелось за него ухватиться, но Хэ Тянь выскользнул из его рук. Мо Гуаньшань понял, что когда потянулся к Тяню, спичечный коробок выпал из его рук. Идиотство. Хэ Тянь, судя по звукам, лёг на кровать. – Люблю, когда мы с малышом Мо спим вместе. Так спокойно, – весело сказал он. Не веря ни единому его слову, Шань опустился на кровать. – Только без этого… – начал он. – Что ты! Я джентльмен! Впрочем, я уже сводил тебя на ужин, так что… И они снова вели себя так, словно ничего не случилось. Это повторялось из раза в раз. Они переживали что-то важное, что-то росло в них, а они вырывали это, как сорняки. У Шаня перед глазами возникли одуванчики. Как они, жёлтые, покрывали землю, а потом разлетались, когда приходило их время. Заразой и детским весельем. Они лежали спинами друг к другу, укрывшись одним одеялом. Дыхание Хэ Тяня было спокойным, когда он сказал: – Если они и до сюда доберутся – не лезь. Почему Мо Гуаньшань был вынужден давать такие обещания? – отдающие хрустом разбитого стекла. Даже не обещания – просто какие-то безнадёжные слова. – Я и не собирался. В голове промелькнул тот момент в ботаническом саду, когда он пообещал заботиться о Хэ Тяне, если тот ослепнет. Вот это всё – это всё звучит хуже, чем абстрактная, неизвестная им слепота. Это звучит как конец всему, что было. Конец. Их бестолковому тандему, по крайней мере. – Спасибо. Если это последнее, что сказал ему Хэ Тянь, Мо Гуаньшань будет смеяться так громко, что этот долбанный мир просто оглохнет. Плюс бесконечное количество баллов из десяти.