Люби меня вечно

«Кадзуха» — родной голос сладко тянет его имя на ухо. Вылазить из тёплой, нагретой их объятиями постели, равно преступлению! Но вставать всё же нужно. Непреодолимое желание ещё хотя бы пару минут полежать рядом с возлюбленным никуда не исчезало, но время неумолимо бежит вперёд. Они ещё подростки. Самое чудесное, по рассказам многих, время, не так ли? У кого-то оно ассоциируется с громкой музыкой, стопками алкоголя, неловкими пьяными разговорами на кухне и последней сигаретой в пачке, у кого-то с посиделками в кругу самых близких друзей тёмным вечером под шум костра, неловкими откровениями и теплотой на сердце, а у Кадзухи по истине лучшее время ассоциируется лишь с одним человеком — Скарамуччей. Грубый со всеми, холодный и непробиваемый, словно лёд с Драконьего хребта, но такой искренний и моментами по-детски невинный. Пусть безразличное лицо мало что выражает помимо полного отсутствия реакции, ведь по королевски-синие глаза с бледно васильковыми крапинками всегда открыты перед буйством эмоций. Они устали называть друг друга лучшими друзьями, прикрываясь перед общественностью, отпрашиваться на совместные ночёвки, чтобы уснуть и проснуться в самых тёплых и желанных объятиях, впервые расслабившись за весь нелёгкий день, а на утро получить порцию невинных поцелуев, словно специально избегающих губы. Каждая проведённая вместе минута дарует божественное наслаждение, заставляя растворяться в своём партнёре. Они слишком молоды, чтобы заглядывать в будущее и неумолимо страдать от прошлого. Они живут этим моментом, в надежде, что он никогда не закончится. Срывать жаркие, столь жадные, въедающиеся под кожу поцелуи с чужих губ в тёмных подворотнях, пока нигде нет ни единой души и никто не сможет загасить бурный порыв. Обняться в школе — ещё страшнее, чем на улице. Школьники — самые безжалостные люди, бесцельно следующие прогнившей иерархии. Несмотря на желание прижаться к горячему телу и слиться навсегда с ним в одно целое они терпят, чтобы потом со всех ног побежать к только подтаявшему пирсу, сесть на всё ещё холодную землю и разговаривать часами. В чужих объятиях горячо и даже обжигающий кожу мороз не чувствуется, а губы совсем рядом, такие дурманяще приторные заменяют любой завтрак, обед и ужин. Возможно это зависимость. Кадзуха до дрожи обожает целовать Скарамуччу. Он готов впиваться в постоянно искусанные в кровь губы сутками напролёт, залечивая столь незначительные ранки. Скарамучча заслуживает мира перед ногами, всех чудес этого света, миллиарда жизней и всех самых прекрасных цветов, но, увы, никто этого не замечает. Никто не видит, насколько парень Каэдэхары чудесен, что он может стать Богом и Кадзуха совсем не против создать ещё одну мировую религию ради любимого, настолько великолепен, что дрожь пробивает до костей и прошибает до самых клеток. Скарамучча любит того ни на каплю не меньше. Он готов посвящать возлюбленному оды, самые восхитительные песни, пьесы и танцы. Абсолютно каждое лёгкое движение, незаметная улыбка и даже секундный взгляд отдаётся тряской в ногах и пробивающим грудную клетку стуком под рёбрами. Они слишком долго искали друг друга и наконец нашли. Они проводят вместе дни и вечера, фанатично не желая отстраняться ни на секунду, засыпают с не закрытой перепиской, потому что слишком сильно ждали ответа на банальное «как дела?» И им так мало друг друга несмотря на всё это. Этот тёплый, очередной закат они встретят вместе, в пылающих объятьях, что могли согреть даже в вечной мерзлоте и до слёз сладких поцелуях, оседающих на коже. Счастье, поселившееся в сердце, пекло под кофтой в районе сердца. Люби меня вечно, дорогой.