Поэт Разума

Сергей спокойно ходил по залам музея, с не поддельным интересом разглядывая скульптуры и картины, но, к сожалению, в одиночестве. Олег не любил такое, почему остался дома дав обещание, что к моменту возвращения Серёжи приготовит его любимый персиковый пирог. А наслаждался искусством рыжий долго, уже битый час проходя очередной зал. Но вот одна картина, заинтересовала его внимание больше иных, плюс ноги уже стали приятно постанывать, прося их хозяина присесть. Исполнив их волю, Разумовский приковал всё своё внимание к плавности линий и красоте мазка. До того момента пока к нему не подсел таинственный незнакомец. Боковым зрением Сергей заметил зелёный плащ и сразу в мыслях вспомнилось, что он видит его не в первый раз. То похожий клочок материи скользнёт между ним и стеной в проходе между залами, то откликнется в отражении зеркала, в уборной, то вновь скользнёт где-то сбоку. Но мужчина не придал этому особого значения, мало-ли, это музей логично, что здесь люди и нет ничего такого если по одной траектории идут несколько людей. Это не значит, что он за ним следит. Правда ведь? —Прекрасная работа, сразу видна рука мастера… Правда, даже рядом не стоит с работами Сандро Боттичелли… А Вы как думаете? — вдруг спросил незнакомец. Сергей напрягся, поправляя шляпу и попутно вспоминая совет Олега–«ни с кем не разговаривать и быть как мышка, пришёл, посмотрел и ушёл». То-то оно да… Но сейчас язык очень хотел поддакнуть, сразу же после того, как уши услышали любимого автора. Рыжий не сдержался и одобрительно угукнул. —Ах… Я обожаю Боттичелли… А Вы? —всё стараясь развить диалог, вновь спросил незнакомец. —Тоже. —сухо выплюнул Сергей, хоть и был заинтересован в диалоге на тему его любимого творца. —Какая прелесть! —в очередной раз ахнул, некто в зелёном плаще. —А какая Ваша любимая работа? Моя «Паллада и Кентавр», к слову, её привезут в Питер, чуть больше, чем через месяц, ох, я так жду… И без того мизерные силы держаться, лопнули и Разумовский поднял взор в очках на мужчину, желая ответить ему и немного поговорить на любимую тему, наивно думая, что ничего не произойдёт от невинного разговора в музее. Лишь он поднял глаза, так сразу увидел красивого мужчину лет 30-40. Его глаза. Его глаза сразу пленили Сергея поглощая своим глубоким и ярким цветом. Его красивые густые волосы, цвета сажи, что были мягкими волнами в красивой аккуратной укладке. Его длинный нос с горбинкой, что будто бы намекал на графские корни. Острые как стрелы брови. И тонкие губы, что сейчас растянулись в приветливой милой улыбке. —Язык проглотили? —показывая белоснежные зубы, пошутил незнакомец. —Н-нет… —выдавил рыжий, пытаясь собраться от увиденного, —М-моя «Рождение Венеры» … —наконец выдавил, нервно сглатывая и с силой отрывая глаза от столь прекрасных радужек. —О да, тоже восхитительное произведение искусства… На неё можно смотреть вечно, причём каждый раз замечать, всё новые и новые особенности, от которых невозможно оторвать глаз… —в захлёб говорил брюнет. —У Вас хороший вкус. —с улыбкой подметил Разумовский. —У Вас тоже… —улыбнулся тот в ответ. — Кстати, мы говорим уже целых две минуты и ещё не познакомились, как мне Вас называть? —спросил, попутно пытаясь нырнуть в синие глаза собеседника, но те были закрыты очками, что мешали этого сделать. —Сергей. —кратко выплюнул, надеясь, что до фамилий дело не дойдёт. —А Вас? —резко перевёл стрелки. —Моё имя мне нелицеприятно… Почему я люблю представляться своим псевдонимом. Я Поэт. Приятно познакомиться. —сдержанно, но уже плавно меня тон ответил мужчина, видимо он тоже, чего-то опасался и не доверял рыжему. —Взаимно… —невольно улыбнулся, разглядывая мягкие скулы. Диалог сам собой заплёлся как две верёвки, одна из которых была огненно-рыжей, а вторая изумрудно-платиновой. Они даже не заметили, как само собой переместились в кафе, что было на первом этаже музея. Теперь они сидели там, всё ещё продолжая беседу о высоком, но уже попивая кофе. Вдруг взгляд Поэта сменился с просто дружелюбного на более, требовательный, он всё чаще покусывал губы и всё чаще смотрел не в глаза своему новому рыжему приятелю, а на его красивые волосы и такие же красивые губы, что словно издевались над ним, маня. Разумовский чувствовал это чрезмерное внимание на его персоне, но его это не раздражало, а наоборот, притягивало, он и сам не контролировал как бегает глазами то от глаз к губам, то от губ к волосам, а от волос к скулам брюнета. Разговор затянулся. В кафе был приятный глазу полу мрак и до жути жаркая атмосфера, почему Серёжа уже не смог пытать себя и снял, надоедливую шляпу с очками, плюс ко всему расстегнул пару пуговиц на блузке, чем вызвал ещё больший интерес со стороны нового знакомого. —Вам так даже больше идёт… —сказал Поэт, мягко закусывая нижнюю губу и плавно протягивая свою руку в сторону спокойной лежащей ладони рыжего. —Спасибо…—неловко улыбнулся, уводя взгляд. Вдруг рука, украшенная серебряным кольцом с красным камнем, дотронулась до ладони рыжего и мягко обняла её поверх. Холодная, с длинными пальцами пианиста. —Сергей, не могу скрывать, Вы мне симпатичны… —поглаживая большим пальцем руку, будто сладко шипя, проговорил. Разумовский в удивлении раскрыл глаза, что было сил. Раскрыл и без очков взглянул в зелёные очи, что наконец поглотили его. —Сергей. А давайте уйдём отсюда?.. —спрашивал мягко и как-то с чересчур правильной интонацией и тоном. Серёжа ничего не ответил и лишь кивнул. Его глаза заполнились зеленоватым туманом, а Поэт наконец самодовольно улыбнулся и взяв симпатичного ему мужчину под руку пошёл с ним в уборную. Какое счастье, что в музее уборные были разделены на отдельные просторные комнаты. Лишь закрыв дверь, высокий мужчина толкнул рыжего к стенке, что на удивление имела изумрудный цвет. —Я слышал, что Сергей Разумовский очень красив, но не знал, что настолько… —шипел как на добычу брюнет, близко рассматривая каждую его линию. —Давай-ка сейчас забудем обо всём и просто развлечёмся вместе, а после я спрошу, то, что хотел и уйду… Хорошо? —всматриваясь в уже позеленевшие глаза, спросил, но почему-то это звучало утвердительно. —Хорошо… —безэмоционально выплюнул загипнотизированный, находясь в некой яме, вроде тело живёт, но живёт под приказы чарующего, а сознание убрано куда-то далеко. Мягкие тонкие губы моментально накрыли чужие и втянули их в бархатный поцелуй. Рука с кольцом уперлась в грудь и начала увлечённо исследовать её рельефы, пока другая всё ещё вдавливала в стену за плечо. Язык мягко скользнул по губам бедного пленника его гипноза, такой беззащитный сейчас, делай, что захочешь. —Милый, будь по активнее, не хочу всё на себе вывозить…—уже тяжеловато дыша, попросил Поэт, посмотрев в глаза лишь на мгновение. Разумовский сразу размяк и стал тоже активно действовать. Руки моментально потянулись к изумрудной блузке, что была ранее спрятана под плащом, но теперь красиво блестела собой, даже при приглушенном освещении уборной. Шаловливые ладони, что ранее в таких моментах касались лишь Олега, теперь активно освобождали от лишней материи того, кто в прямом смысле околдовал собой и не только. Блуза с пиджаком и блузой рыжего полетели на пол, в то время пока их владельцы были будто примагничены друг к другу. Брюнет словно змея захватил желанное ему тело и делал сними всё, что хотел, целовал, кусал, лизал, его вкус казался слаще любого десерта, что он когда-либо пробовал. «Сукин сын, ещё кто-кого пленил…» —думал брюнет, наслаждаясь мягкими стонами рыжего, что расплывался по холодной плиточной стене, каждая плитка которой напоминала собой гранёный ромб. С трудом отцепляясь от нежной шейки Поэт, всё той же змеёй подлез к уху и выдохнул в него—«Ну же, поработай и ты своими губами… Я знаю, они у тебя сладкие…» Рыжий послушно опустился на колени и всё так же покорно высунул язык, в ожидании, когда же брюнет опустит белые брюки. А тот и не медлил, сразу расстёгивая ширинку и спуская так, чтобы бывшему миллиардеру было комфортно. Секунда и влажный язык уже ходит по стоящему стволу, вызывая одобрительную похвалу от зеленоглазого. Опираясь руками о холодные ромбы, тот то и дело говорит как лучше, а после как собачке лакомство, говорит комплимент. Хоть ему и нравилось иметь рот бывшего миллиардера, Поэт всё же хотел поставить его раком куда больше, чем на колени. Тем более, на коленях он уже побывал, не так много, как, наверное, хотел, но так как пожелал зеленоглазый гипнотизёр. Долго не церемонился. Уже через минуту брюнет поставил желанного рыжего в позу рака около раковины и зеркала с подцветкой. Тот, не сопротивлялся, а лишь подбадривал ритмичные движения в себе монотонными стонами, от которых шли до жути приятные мурашки, по всему телу. Входил каждый раз до конца, насколько хватало, не думая, что будет завтра с этой рыжей задницей, не его проблемы. Эта милая музыка откуда-то сверху отлично сочеталась сейчас с шлепками и блаженными стонами, создавая тем самым законченность этой композиции, жаль после её не получится прослушать, лишь наслаждаться сейчас. Чёрт знает сколько прошло уже времени, аппетит брюнета всё пытал плоть пленённого, слишком он давно голодал в одиночестве, слишком сильно сейчас хотел его. Руки Серёжи в надежде удержать равновесие тела хватались за края квадратной раковины, но при каждом новом толчке срывались и срывались, оставляя заботу о равновесии лишь на руки Поэта, что придерживал его за пояс. Наконец, пошли стоны и из брюнета, всего пару каскадов, и он, быстро выскальзывая из своей жертвы кончает, выдыхая в такт рыжему, который всё ещё хватаясь за края выпрямляется и смотрит через зеркало на мужчину, будто ожидая приказа, что ему делать дальше. Весь красный, весь запаренный и уставший, но не проявляющий никаких эмоций. —Приведи себя в порядок и оденься… —с улыбкой говорит брюнет, подходя ко второму умывальнику и окатывая своё лицо ледяной водой. Вяло, но Серёжа выполнил приказ и уже стоял, опираясь спиной о туже стенку, ибо стоять прямо ему было тяжеловато сейчас, стоять в ожидании следующего приказа. Только к нему подошёл, так же собранный Поэт, как вдруг в кармане зазвенел телефон. Брюнет вытащил его и кривя губы, зачитал вслух контакт, что звонил —«Олежа…». Глубоко вздохнув, он скинул номер и вернул телефон в карман владельца. Поняв, что больше не может задерживать это рыжее чудо, поцеловал его, словно на прощанье, в губы, и сказал, что б тот всё забыл и выпустил из кабинки, сам оставаясь в ней, ожидая пока Разумовский мирно придёт в себя и уйдёт. Только уже идя по пасмурному Питеру прочь от музея, он вспомнил, про то что не спросил его про Рубинштейна, пока на то была возможность, но почти сразу успокоил себя, ибо знал, что этот рыжий не в коем случае не пропустит выставку через 5 недель, где будет его любимый Боттичелли.