Падать в обморок стоя

Эльман обращается с женщинами так же, как с вопросами на игре. Бывает, конечно, что кто-то другой успевает раньше. Или что его ответ, очевидно правильный, не слышат в общем обсуждении. Иногда он ведется на очарование альтернативной версии и допускает досадную ошибку; иногда азарт уводит в сторону, не позволяя вовремя собраться и ухватиться за нужную мысль. Впрочем, все перечисленное — это скорее исключение: при желании ему по силам любой вопрос. Проигрывать Эльман не умеет. Юля понятия не имеет, что происходит в его личной жизни к тому моменту, когда они начинают играть вместе. Одно дело было смотреть на него со стороны, совсем другое — сидеть за одним столом. И дело не только в технике. Никто не делает тайны из того, что Эльман был женат — на красивой девушке, хорошем игроке, они так гармонично смотрелись, что многие потом думали: «Почему?» Юле достаточно один раз посмотреть на него с перспективы соседнего кресла, чтобы быть уверенной на девяносто девять и девять десятых. Эльман не любит простые вопросы. Эльман любит сложные, едва решаемые, позволяющие тягаться с противником на равных, и чем дальше, тем больше Юля убеждается: скажите ему, что найти правильную версию за минуту невозможно, и он из принципа выдаст досрочный ответ. Это совсем немного похоже на помешательство (не Эльмана на игре, разумеется, а ее — на игре Эльмана), но кто посмеет ее осудить? Люди не умеют подмечать мелочи, потому и несчастны. Гюнель была для него именно такой — слишком простой при всей красоте формы и логичности построения. Финал бы предугадал даже школьник. Все, что происходит между ними сейчас, просчитать практически невозможно. Юля не знает, где она сама находится на его личной шкале степени сложности вопросов. Юля не знает даже, хочет ли знать, потому что не уверена, что сможет вынести это знание. Тем более — правильно им распорядиться. Сути это не меняет, глупо отрицать: под проницательным черным взглядом она горит, как все остальные, восхищенная, очарованная, завороженная (список можно продолжать бесконечно). В плохие дни ей кажется, что этот взгляд обещает вечную пытку, чувство, вырваться из которого невозможно. В хорошие дни ей не хочется вырываться. С тех пор, как Эльман впервые посмотрел на нее так, все остальное стало вопросом времени. Юля давно переросла обидную ревность по отношению к тем, кто ей не принадлежит, привычку сравнивать себя с другими и переживать о том, чего не было и не факт, что будет. Жизнь вообще не отличается готовностью всегда следовать твоим правилам. Так что все получается против воли (или, по меньшей мере, не вполне осознанно): у девушки, которая падает в объятия Эльмана на этот раз, загорелая кожа и длинные волосы, а Юля — бледная и носит короткую стрижку. В прошлый, помнится, с ним была до смешного юная девочка, едва ли не студентка (то ли физика, то ли химия); Юля старше ее почти вдвое и безнадежный гуманитарий. Было бы проще ограничиться ими — одноразовыми случайностями, ничего не значащими увлечениями. Было бы проще, повторяет она мысленно в третий раз и в десятый, но все равно чувствует себя полной дурой, когда жмет плей на старых интервью. Это банальный, низкий, жалкий способ увериться в собственной правоте. Юля кусает руку от стыда и от чувства своей очевидной обреченности, но ничего не может с собой поделать: Эльман на видео говорит правильные вещи, хотя совсем не выглядит увлеченным. Он отрешен, словно решает загадку, которую не готов отнести даже к категории средней сложности. Почему-то от документального подтверждения собственной гипотезы легче не становится, и Юля ищет другие способы, изо всех сил стараясь не потерять лицо. Гюнель говорила, что не может смотреть, когда он играет решающий раунд. Это было давно и уже не имеет значения, но Юле кажется важным не отворачиваться, а подавать мяч, пока они за одним столом. К финалу между ними искрит так, что вода закипает в стаканах, а провода рвутся от напряжения. Игра — это последнее, что помогает ей сохранить рассудок. Все, что у нее есть, — это игра. И она играет. Потому что кажется, что если сейчас перестать играть, то все рухнет в один момент, а Эльман на удивление принимает правила и не пытается сделать по-своему — из раза в раз многообещающе смотрит через стол, пропускает вперед и придерживает дверь, но он делал это и раньше. У Юли стойкое ощущение, что ее хотят провести. Юля нервно смеется и почти уверена, что ее непременно проведут. Время утекает сквозь пальцы (страшно, волнительно, горячо), а кривая ее шансов оказывать сопротивление стремится к нулю. Правда в том, что Юля не так уж хочет оказывать сопротивление. Юле просто нужно пережить этот финал. Она придумывает все новые и новые способы, не всегда успешные, всегда одинаково идиотские. Пытается найти аналогию, от которой не обдавало бы жаром. Вот, например: у нее в руках апельсин, огромный, ярко-рыжий апельсин, с которого можно снять кожуру, разложить на дольки, вынуть косточки — чем не метафора сложного вопроса и поиска пути к его решению? Юля — тоже рыжая. Юля — весной неизменно в пальто, которое Эльман помогает ей снять (тоже неизменно: раньше это позволялось другим из команды, теперь — он ревностно следит за тем, чтобы право оставалось за ним). Нет, апельсин — плохая метафора, неудачная, Юля почти сразу жалеет, когда думает о его руках, разламывающих пополам, разделяющих дольки, о пальцах, надламывающих мякоть через сердцевину, о проступающих прожилках и соке, капающем на манжеты. Впору побиться головой об стену или повыть в подушку, но Юля держит себя в руках, ограничиваясь элементарным выводом: больше никаких апельсинов у нее на кухне. По крайней мере, до поры до времени. Все идет наперекосяк во время финала — не потому, что ей так и не удалось изобрести новый способ плыть против течения, скорее потому, что не все в этом мире можно предотвратить. Юля не фаталист, но при счете пять — два невольно допускает мысль о своей причастности. Такой способ не нравится ей от слова совсем, и принести правильный ответ, приняв на себя удар (позже Балаш скажет, что господин ведущий обошелся с ней слишком жестоко даже для господина ведущего), — это меньшее, что Юля может сделать в свое оправдание. К решающему раунду на столе остается всего три варианта. Балаш говорит: «Давайте не будем мешать волчку выбирать», но это просто фигура речи: в зале нет ни одного человека, Юля уверена, который бы не понимал, чем закончится эта история. Эльман остается играть суперблиц, и Юля с пугающей честностью признается сама себе: «Я вообще не хочу, чтобы эта история заканчивалась». Если бы вокруг был фильм, главный герой одержал бы блестящую победу, а в конце получил руку принцессы и полцарства в придачу, но они не в кино, и для победы мало просто быть главным героем. Юля чувствует, как сдает позиции, когда свет в зале медленно гаснет: хочется отвернуться, спрятать лицо, расплакаться или нервно расхохотаться. Хочется взвыть и упасть без чувств, когда Эльман берет первый вопрос (а ведь это всего лишь первый вопрос); отмотать назад и переиграть десятки возможных сценариев, когда он просит дополнительную минуту на второй. Если бы Юля знала, она бы поступила иначе. Юля представляет себе каждую из упущенных возможностей, как если бы это могло чем-то помочь. Молния тихо вжикает вниз, платье падает к ногам, и она переступает через бесформенную груду ткани, держа плечи идеально расправленными. У Эльмана, конечно, горячие руки — он весь как огонь, эмоциональный, вспыльчивый, опасный, годами тренировок заточенный в броню самоконтроля — и эти руки безупречно подходят ее телу. Юля говорит ему «Да» (взглядом, словами, реакциями, которые он безошибочно считывает). Эльман в реальности справляется с вопросом о туфельках королевы. Эльман в Юлиных мыслях называет ее своей, и становится до смешного глупым утверждать, будто ей не хотелось бы это услышать. Конечно, хотелось бы. Бывают вопросы простые и бывают вопросы сложные. Умные, глупые, красивые, странные; вопросы, которые придуманы не для того, чтобы на них отвечали. Разные, честно говоря. И разная им цена в зависимости от ставок. Юля вдыхает, выдыхает и закрывает глаза. Если и так, то суперблиц в финале на решающем раунде — не самая позорная участь. Зал взрывается аплодисментами раньше, чем господин ведущий объявляет правильный ответ. Это неважно: Эльман одерживает блестящую победу, потому что не умеет проигрывать. Сопротивляться ему не остается ни малейшего желания, и Юля принимает окончательное решение больше не испытывать судьбу.