Утренние нежности

      Между пальцев струится золото. Люмин зачерпывает его в горсть, перебирает нити самого дорого на свете шёлка. Играет, как на струнах-солнечных лучах, что проникают в комнату сквозь воздушную занавесь. Итэр кажется ей до боли милым, когда спит — особенно вот так, доверчиво раскинувшись на молочном атласе, откинув голову на мягкую подушку и открывая покрытую метками шею. Люмин так и манит оставить ещё парочку. Вцепиться зубами, вырвать из светлого горла стон. Иногда ей кажется, что она любит Итэра настолько, что готова сожрать.       И только крохи рассудка удерживают её на месте, замершей подобно мраморной статуе — Итэр шевелится. Перекатывается на бок, вслепую шарит рукой по покрывалу. Люмин знает, кого он ищет, тут же ныряет навстречу, соскальзывает в объятия вставшим на место кусочком паззла.       Успокоившись, Итэр прижимает её к себе, и Люмин лежит тихо-тихо, хотя внутри разгорается буря, скручивается в торнадо спиралью из щемящей нежности, жажды принадлежности и обладания, всепоглощающей безграничной любви, которую посторонние заклеймили бы порочной, а сама Люмин называет высшим благом.       Ещё не время просыпаться, пусть солнце давно повисло на небосводе слепящим диском. Но её солнце здесь, обнимает одной рукой, дышит легко и размеренно. Люмин не выдерживает, крадёт дыхание быстрым касанием губ и отстраняется тут же, боясь, что потревожила.       Однако Итэр спит и Люмин может продолжать просто смотреть, купаться в ощущении счастья, застывшего янтарной слезой мгновения, неподвластного никакой эрозии.       Непонятно, сколько проходит времени — оно утратило смысл, его просто нет в этой комнате, — прежде чем тишину взрезает хрипловатый голос:       — Люмин? — Итэр зовёт её прежде, чем открывает глаза, и, кажется, даже до того, как осознаёт сам, что проснулся.       — Я здесь, — она льнёт к нему, и первое, что Итэр видит — улыбка сестры, на которую невозможно не ответить. Итэр и не сопротивляется, уголки губ приподнимаются сами собой и в этот момент Люмин любит его ещё сильнее, хотя куда уж больше. — Доброе утро.       — Доброе, — Итэр улыбается, разглядывая светящееся лицо Люмин. Он любит её так же — искренне и безудержно, готовый раскрываться до клетки рёбер и трепещущего сердца.       Но о том, что он не спал с того момента, как она его поцеловала, Итэр, разумеется, не скажет. Это было бы жестоко — ломать её иллюзию безупречной маскировки.       И в конечном итоге, ему тоже хочется урвать свой кусочек тайных утренних нежностей.