Семья кровью не начинается

Flashback       — Нароод! ПОДЪЁМ! — Тэхён стучал поварёшкой по кастрюле, тем самым пытаясь разбудить обитателей дома. Ким разгуливал по дому, почёсывая голову половником и периодически постукивая им же по кастрюле. — Блять, Тэхён! — грозно промычал в подушку Чонгук. — Чего ты разорался, Тэ? — из своей комнаты вышла Расми, потирая сонные глаза. — Уже десять утра! — энергично взмахнул поварёшкой. — Суббота же, — грустно улыбнулась Чон. — Ладно, я первая в ванную! — помчалась, зная, что этот лис ТэТэ может заставить её долго ждать. — Ну и вали! — недолго дует губки Ким. Затем уходит на кухню, убирая посуду на место. Зевает и стучит в ванную. — Иди в другую, — слышится по ту сторону двери. — А я хочу сюда! — Хотеть не вредно, вредно не хотеть. — Вот-вот, — мимо проходит Хосок. — Придётся тебе подождать, — Ким обречённо смотрит вслед Чону. — Вылезай! Flashback Наше время.       Горькая ухмылка. Нестерпимо больно, безумно. Сердце бьётся до остервенения. Кажется, всё длилось целую вечность, но прошло, как буря, в одно мгновенье. Её трясло, прошлое казалось слишком мимолётным. Всё было так просто. Когда стало сложно? Слёзы беспрестанно текли из глаз, в которых было пусто. Уже так поздно что-то ворачивать назад да и у неё больше нет ни сил, ни желания для этого. Похоже, всё было бесполезно. От осознания ещё больнее. Страшно понимать, что ты один. Один в толпе, среди семьи.       Почему родной дом стал самым чужим на свете?! Я делаю им больно, хоть и не хочу. Это так мучительно. Я ничего к ним не чувствую. Мне так стыдно за это. Мы не семья. Каждый ждёт помощи от другого в нерушимом гробовом молчании, мечтая, что его боль когда-нибудь заметят, а когда пытается о ней говорить, то его переживания обесценивают, считая свои страдания тягостнее чужих. Я не хочу здесь оставаться. Мне больно осознавать, что мы больше не та семья, что была раньше. Мы сами виноваты. Это невозвратимо. Наше семейное счастье просачивается у каждого сквозь пальцы. Да, возможно, я глупа и не опытна, но не слепа. Каждый в одиночку сражается со своими демонам, тихо, про себя прося о помощи. И мы слышим, изображая неведение. Flashback       — Люблю запах весны, — покачивается парень в кресло-качалке. — Ты это через открытую форточку понял? — улыбается Чонгук, сидящий на террасе, пока Хосок посматривает на него через незапертые двери, листая книгу. — Сейчас всё кажется как в последний раз, — выдыхает младший. — Может так и есть. Ты знаешь, чем занимался наш отец и что делаю теперь я. Мне тяжело, но это не значит, что у тебя нет другого будущего. Мы сами вершим свою судьбу и вправе выбирать, — со скрипом открывается дверь, из-за которой выходит десятилетняя девочка. — Я закончила! Хосок ты же помнишь, что мне обещал? — в глазах созвездие надежды. — Конечно. И что бы ты хотела? Я, как и обещал, весь твой до вечера, — заправляет прядь волос сестры, тепло улыбаясь. — Хочу пойти на аттракционы, прогуляться по парку и съесть с тобой мороженое! — Чона умиляет лицо Расми, преисполненное энтузиазмом. — И со мной тоже! — кричит с террасы Чонгук. Flashback       В тот день после прогулки они совместно пытались сделать что-то напоминающее ужин, что крайне не получалось, отчего было весело. За столом они развлекали себя играми, которые придумали сами, когда ещё родители были живы. Спорили, кто будет мыть посуду, и прыскали друг в друга водой, бегая по всему дому, смотрели мультик, возбуждённо его комментируя.       Этот день был последним таким днём в жизни Хосока. Увы, ему больше не посчастливилось испытать подобного рода счастья. Он погрузился в ужасный мир, полный боли и разочарования, лжи и наигранности. Преступный мир, самый что ни на есть гнилой, из-за которого Хосок и сам начал гнить: превратился в монстра, жаждущего крови. Ему нравилось смотреть на страдания его врагов, он наслаждался их молитвами. Контрабанда, наркотики, незаконная продажа оружия — эпицентром всего этого и стал Чон. Это то, что ему досталось по наследству от покойного отца. Из этого так просто не уйти, живым уж точно. А жить было нужно, если не для себя, то для сестры с братом. Каждый раз возвращаясь домой, он чувствовал жгучую ненависть к себе, раскаивался и точно знал, что не достоин их. Самым большим страхом для него была возможность того, что когда-нибудь они узнают и не захотят иметь с ним ничего общего, оставят одного. Хосок боялся утонуть окончательно в одиночестве, захлебнуться. Семья для него была смыслом. Он защищал их от врагов, о которых они даже не знали.       Первая трещина — недосказанность и ложь. Ложь соткана недосказанностью, а недосказанность, в свою очередь, — недоверием к другим и неуверенностью в себе. Flashback Из пыльного виска сочится кровь. Хосок тяжело и сбивчиво дышит. Сил, чтобы драться, нет, даже встать не может. Сильная боль в груди. Четверо мужчин добивают его ногами, видимо, намереваясь сломать позвоночник. На этой заброшенной стройке Чона найдут мёртвым. Сомнений нет. Он мысленно попрощался с сестрой и братом. В последние секунды его больше всего волнует, что будет с ними. Темнота. Оглушительный удар отправляет его в забвенье. К расфокустрованным мужчинам (4) быстрым шагом направляется парень с мятными волосам. Выстрел, второй, третий, точное попадание в цель. Он зол. Глаза горят адским пламенем. Юнги кусает внутреннюю часть щеки, когда последний пытается сбежать. Недолго, и он получает пулю в затылок. — Чёрт! Меня убьют, если эта тушка окажется мёртвой, — подлетает к парню, переворачивает на спину и проверяет дыхание. У Мина камень с души упал. Пока живой. Flashback       Молодой и не опытный Чон Хосок совсем не понимал, что за дела вёл его отец. Рестораны и отели были не больше, чем прикрытием. Ложь для простачков, вроде него. Лёжа тогда в больнице, он всё думал над этим. У него есть власть и влиятельность, но Хосок слаб морально и физически. Он не такой, как ему преданные люди, идущие по головам. И если другого выбора нет, то Чон готов стать хоть самим дьяволом, чтобы спасти всё, что делает его человеком. Наше время.       В доках сыро. Серое небо навевает зевоту Юнги. — Ты убрал снайпера? — очередная сходка. Хосок находит это весёлым. Вечная борьба за территорию с конкурентами. Игра на выживание, и Чон пока выигрывает. — Да, — Юнги лениво шагает рядом. — Там их два вообще-то было, — выплёвывает зубочистку. Пришли. Чон срывает чеку. Пуф. Пламя яркой вспышкой озаряет помещение, распространяясь по нему. — Пылай, пылай, моя звезда, — бормочет Мин. — Кто же переговоры в доках ведёт?! — усмехается Хосок. — Они рта раскрыть не успели, — смотрит на него правая рука. — Они мелкие сошки, что нового я мог от них услышать? — Где твои манеры и приличия? — уходят. — Впервые слышу, — улыбается глава. — Что ж, наживка успешно проглочена, я заслужил как минимум бутылку абсента, — взбодрился Мин. Flashback — Ты же обещал мне помочь, — девочка тоскливо смотрит вслед уходящему брату. — Ты же обещал! — на глазах выступают слёзы. — Чонгук, — Расми уже наверняка знает, что он не останется, но всё равно просит. — Ну что?! — выпаливает он раздражённо. Она пугается, застывает в другой части комнаты. Чон устало выдыхает. — Прости, я не хотел, — он смотрит на её опущенную голову и содрогающиеся плечи. Чувство вины, он не терпел его и старался испытывать как можно реже. Наверное, поэтому сейчас Чон сокращает расстояние и обнимает. — Я обязательно тебе… — Не уходи, не уходи! Только не уходи, пожалуйста! Не бросай меня одну! Я не хочу оставаться одна! — захлёбывается слезами. — Мне страшно! Мне безумно страшно, когда вас нет рядом. Я так скучаю! Мне вас так не хватает, — Расми истерит, не в силах прекратить. Двенадцатилетняя девочка просто в потрясении. — Ты нас каждый день видишь, — делает вид, что не понимает. Flashback Наше время.       Поворот головы. 07:38 — я констатировала смерть того, что звала семьёй. Осталась ненависть вперемешку с любовью, с ничтожной любовью, самой слабой, ничего не стоящей. Эта любовь напоминает клочья старой хлопковой ткани на ветру. Руки так и тянутся дорвать её.       Лютое непонимание стоит между нами толстой бетонной высокой стеной. И никто не рвётся искать выход. Комфорт нас погубит. Мои старания, как ультразвук, их не слышно и не видно. Только голова болит.       Смятая постель. На глазах наворачиваются слёзы, только плакать совсем не хочется, да и нечем. Тело живёт отдельно от души. Или это ярое отрицание с живым воспоминанием, слишком чётким. В её голове это не похоже на правду. А можно сделать вид, что ничего не было? Не было же? Да?       Одиночество окутывало её ауру. Расми целиком и полностью из него состояла. С самых малых лет она была одна. Её братья были от законной жены, она же — от горничной, с которой господин решил завести интрижку. Мама долго не прожила. Последнее о ней воспоминание связано с тем временем, когда малышке было пять. Хорошая память на самом деле является изъяном. Мачеха питала к падчерице исключительно ненависть, отец же был постоянно занят, но Чон знала, что он её любил, и этого хватало. После смерти старших в доме, всё изменилось. Расми не была ни рада, ни опечалена происходящим. А что вообще должен чувствовать десятилетний ребёнок?!       Смеркалось. Бокал красного полусухого. Она сидит на полу у окна и долго в него смотрит. Желание собрать вещи и уехать. Но куда бы Расми ни собралась, неотъемлемым багажом всегда была она сама, ведь от себя не убежишь, да и больше не хочется. Ей нужны её родные, которые были рядом. Они были. В прошедшем времени. Сейчас они ей кажутся совершенно чужими. Чон просто никогда их не знала. Возможно, даже не хотела, её интересовало только отношение к себе. Она предпочитала довольствоваться обложкой, не желая заглянуть внутрь. Все свои семнадцать лет Расми была слепа. Не замечала боль в их глазах, усталость, сломанные рёбра, психическое состояние. Если бы заметила, смогла бы предотвратить их превращение в тех, кем они становились у неё на глазах. Во всём виновата она.       Вторая трещина — одиночество и эгоизм. За минуту счастья ты платишь днями одиночества. Быть эгоистом — это не значит жить, как тебе хочется. Это значит просить других, чтобы они жили так, как тебе бы хотелось.       Бутылка в руках девушки значительно опустела. Беспамятство прекрасно. Однако даже оно не приносит облегчения. Flashback       Чон Расми была всегда приличной девочкой. Тихая отличница с желанием помочь животным. Послушная и до безумия наивная. Ближе к семнадцати почти смирилась с одиночеством. В тот день она решила, что проблема в ней. Она скучная и неинтересная для общения и в целом. «Пришло время меняться!»       — Я дома! Что, опять никого нет? Никто не заметил, что меня не было. Повезло, повезло, — стягивает обувь. — Но с другой стороны, вот же твари! — снимает верхнюю одежду. Хосок собирает вещи и выходит из комнаты, направляясь в гостиную, где из серванта достаёт небольшую бутылку виски «Джек Дениалс», буквально на 0,2 литра. Спрятать её легко, чем Хосок и занимался, оставляя её в серванте за посудой. В больницу он съездил, анализы у него взяли, так что теперь можно не переживать ну и спокойно выпить за отъезд. — Ооо! Дашь мне? — в гостиной, как гриб, появилась сестра. Она была немножко пьяной, так Чон думала. Хосок глянул на сестру, сводя брови на переносице. — Я сейчас не понял. — Ну так что, дашь или мне опять за ним идти в ближайший бар? — Чон хватает младшую за запястье, идя к ней в комнату. — Да ёп твою мать. Как мне вас оставлять, блять, — раздражённо выпаливает он. — Мне больно вообще-то, с фига ли ты меня хватаешь? — Хосок ведёт сестру в комнату, усаживая её на кровать. — Ты… спать ложись. — Не хочу! Ещё рано! Ты издеваешься? — недовольно смотрит на него сестра. — Тебе в самый раз. Ложись. Как у тебя совести хватило вообще попросить о таком, — Хосок рвано выдыхает, зачёсывая волосы назад. — Я уже не маленькая, Чон Хосок! Пойду и куплю, ты же не будешь меня сторожить. Ты даже не позвонил. Значит, даже не заметил, что меня нет! — решила переодеться, плохо соображая, что делает это при нём. Расстёгивает рубашку. — Да кто тебе продаст? Тебе двадцати нет, — Мужчина хмурится. — Я занят был, ты мне предлагаешь носиться за тобой? — Нет, — бормочет, кидая рубашку на кровать, и идёт полуголая к шкафу, затем поворачивается. — Мне вообще-то продалии!!! — улыбается, обнимая одну из вещей. — Я к тебе охрану скоро приставлять буду, чтобы лишний раз не двинулась. Делай, что хочешь. Теперь это забота Чонгука. Спокойной ночи, — Хосок чуть повышает голос и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Устал. — Эй, стой! В смысле забота Чонгука?! Не оставляй меня! — кричит вслед, выходя за ним. — В прямом! — Чон уходит в свою комнату, запирая дверь на замок. Он ложится на кровать и выдыхает, закрывая глаза. Всё. Теперь точно спать и плевать, что там…       Солнце ярко светило в окно, что было редким явлением в середине октября. Его лучики попадали на лицо девушки. Она поморщилась, вертя головой, но особого результата это не дало. Ещё немного лениво полежав, терпение Расми кончилось. — Чёртово, мать его, солнце, — тихо просипела она. Пытаясь повернуться, она округлила глаза, ибо не получилось. Сон как рукой сняло. Руки брата сильно прижимали к себе. — Ах, ты ж жук! — руки Чонгука разомкнуть не удалось. После двух минут стараний у неё вышло повернуться к нему лицом. Он выглядел довольно безобидно с милой полуулыбкой. — Просыпайся, Чонгук! Ты так меня раздавишь, — попыталась отпихнуть, безрезультатно, конечно. Тот лишь притянул ещё ближе, утыкаясь носом в шею. — Ты издеваешься? — упирается в грудь. Чон трётся носом о шею. — Ты что делаешь?! — испуганно. — Чон Чонгук, прекрати! — Ты вкусно пахнешь. Чего орёшь? Я же тебя не насилую, — в полудрёме бормочет, не осознавая, кто рядом с ним. — Чего?! Чонгук, просыпайся. Не неси ересь, пожалуйста! Давай же! Вставай! — Встаю, встаю, только не ори, — выпустил из «объятий», поворачиваясь на другой бок. — Что ты вообще забыл в моей комнате? — поднимается на локти, осознаёт, что уснула без верха, в одном бюстгальтере. Шок приходит так же внезапно, как и головная боль. — Ты уснула в коридоре полуголая около двери Хосока. Ты должна сказать мне спасибо. Тебе бы должно было быть стыдно, если бы тебя увидел Тэхён или Юнги, — сиплым баритоном шепчет парень, продолжая лежать. — Это не объясняет, как ты оказался у меня, — щурит глаза то ли от боли, то ли от изречений брата. — Вчера я немного переборщил со спиртным и сил хватило только на тебя.        — Кто-нибудь есть в этом доме? У меня голова болит, — устроившись поудобнее в кресле гостиной, говорила Расми сама с собой. — Так выпей таблетку, — с вестибюля доносится голос Тэхёна, что недавно вернулся с Юнги домой. — Мне нельзя таблетки, — грустно выдыхает. Она рада его видеть. — Не от сердца или чего-нибудь другого, а от головы пей, — смотрит на неё сонными глазами. — ТэТэ, ты гений! У меня как раз слабое сердце! — восторженно. — Я знаю, как решить все свои проблемы! — Ты дура или да?! Если с тобой случится какая-то хуйня, то нам обоим же не жить, — вспыхивает Ким. — Ну, я умру первой, не увижу твои мучения, — приободрившись, Расми идёт на кухню. — И как грубо с твоей стороны называть меня так, — ковыряется в аптечке. — Но-но-но-но-но-но. Низя, — спохватился и прибежал пулей к ней, забирая из её рук аптечку. — Сам лучше дам таблетку, а то не хватало тут ещё нам трупов, — отошёл от неё, доставая нужную дозу таблеток от головной боли. Ким оставил аптечку на стуле и набрал стакан воды, протягивая его после девушке вместе с таблетками в другой своей руке. — Па-си-бааа, — лыбится. — Тэтэ, я не говорила, что самый лучший? — глаза искрятся. — Не припоминаю, — Тэхён скрестил руки, чувствуя подвох. — Да-да. А ещё очень не внимательный! — машет перед носом антидепрессантами и убегает. — Ах, ты ж… МЕЛКАЯ, БЛЯТЬ, А НУ ОТДАВАЙ ИХ СЮДА!!! — побежал за ней. Задорно смеясь, Чон выбежала на улицу, босыми ногами топая по саду. — Тэтэ, ты как черепашка, — смеётся, оглядываясь назад и видя раздражённое лицо парня. — Я тебя всё равно догоню! Вот попадись ты, блять, ко мне в руки, я тебя удушу нахуй! — выбежал за ней в сад. Тэхён набирает обороты и, вскоре поравнявшись с Расми, падает вместе с ней на траву. Быстро сообразив, Ким придавил её к земле в зоне талии коленом вниз животом, держа руки за спиной. — Говорил же, что догоню. Разжимай руки и отдавай те таблетки, что взяла, — он тяжело выдыхает. — Ааай! — болезненно простонала. — Тэтэ, ты не из облачка сделан. Земля холодная, середина октября, как никак. У меня депрессия! Ничего я не дам! — пытается спихнуть. — Отдавай, давай, не отпущу, пока не отдашь! — удерживает крепче. — Или, может, мне кого-то из братьев позвать, чтобы отобрали таблетки? — говорит он тише, хитро улыбаясь. — Хахаххаха! Попробуй! — почти вырвалась Расми, вся покрасневшая и запыхавшаяся.       После ванной Чонгук пошёл искать что-нибудь от головы. В доме было тихо, но во дворе кто-то кричал. — Хосок же только сегодня уехал, — недовольно произнёс Гук, отпирая дверь кабинета.       Всё же Ким смог разжать ладони младшей и забрал таблетки, сразу отпуская и убегая в дом, а затем и в свою комнату. — А ну стой!!! — отряхивает одежду на бегу. — Что б тебя, Ким Тэхён!!! Это моя последняя надежда на покой! Сволочь! Только попробуй закрыть дверь! — разъярёно кричит она. — Бе-бе-бе. Кто теперь улитка?! Хе-хе, — смеётся Тэхен, как раз забегая в дом, и, как назло, закрывая за собой дверь. Конечно не на ключ, но все же. По дороге он схватил аптечку и убежал в комнату, заметив помятого Чона, явно после похмелья. Запыхавшись ещё сильнее, замёршая Расми заползает в дом. — Холодно! — трёт руки. — Я ему отомщу! — гордо, как бывает в фильмах. — Аааа! — больно. — Мои ножки! Забрал мои таблетки! КИМ ТЭХЁН, ПОБОЙСЯ БОГА! — кричит. Тут в прихожей появляется недовольное лицо брата. — А, ой! Утречка, — нервный смешок. — Где ты носки потеряла, я уже молчу про обувь, — пытается казаться серьёзным, но сестра выглядит забавно и мило с прилипшей чёлкой ко лбу. Вдох. Зрачки парня расширяются. Кажется, головная боль бесследно пропала. Чон младшая виновато смотрит на Гука, переминая холодные ноги. — А кто тебе сказал, что они у меня вообще были? — задорно улыбается, продумывая план мести для Тэхёна. — Да что ты как маленькая! — изогнул бровь. — О здоровье заботиться, не? — смотрит на сестру сверху вниз. — Да кто бы мне об этом говорил! Алкаш! — Чон пытается не засмеяться. — Иди ко мне, обниму, — зовёт руками. Глаза Расми вылетели за пределы земли. — Чон Чонгук ты что-то сегодня курил? Или головой ударился? — недоверчиво усмехается она. — Сейчас передумаю, — Чонгук становится псевдосерьёзным. — Тц, — улыбается во все тридцать два. Встаёт на носочки, чтобы достать до шеи. Чонгук кладёт голову на плечо. Боже! Чёрт, этот крышесносный запах! Пытается надышаться, будто вернули кислород. Стоят долго: Расми греется, Чонгук упивается запахом сестрёнки. — Ну, всё, я пошла искать тапки, — Гуку с трудом удаётся её выпустить из объятий. Чон, преисполненный желанием творить добро, почапал искать очередную девушку.       — Бухнуть, что ль? — роясь на верхних полках, стоя на стуле, произнесла вслух свою мысль Расми. Нашла какую-то склянку со спиртом. — Всё-таки, идея божественная, — продолжает искать. Ким Тэхён заныкал аптечку, прошёлся тихо по дому в поисках таблеток и этому подобного, чтобы тоже спрятать, а то кто знает, что придёт этой девушке в голову, ещё возьмёт да отравится и, как минимум, попадёт под капельницу. После этого он со спокойной душой вышел на балкон, закрывая за собой дверь, и достал из кармана пачку сигарет с капсулами, которые усердно пытался прятать ото всех и не показывать того, что он курит, особенно старшему, так как тот запрещает курить младшему брату. Достав из пачки сигарету, зажал её между зубами и поджёг зажигалкой, которую достал из другого кармана, на её место кладя пачку с сигаретами. Расми нашла чьё-то усердно спрятанное вино и решила пойти на балкон, ибо там редко кто бывает, так она думала… — Оппа, ты куришь? Хе-хе, а Юнги знает? Мне кажется, нет, — повернулась, чтобы уйти обратно. Парень чуть не выронил сигарету. — Блять, не пугай, шумная женщина… — сделал затяжку, а после выпустил дым в воздух. — Сам ты женщина, — возмущённо смотрит на него Чон. — Не курю я, тебе это кажется. Глюки. И ты куда? Если хочешь сидеть, сиди, я ведь не запрещаю, — немного толкнул дверь пяткой, чтобы та закрылась и девушка осталась тут, на балконе. Помолчав в тишине, повиснувшей между ними, Тэхён заговорил: — Никто не знал, что я курю, Юнги тоже. Точнее знал, но запрещал, как и сейчас, в принципе… Но иногда этого хочется, раз уж ты уже знаешь, то лучше молчи. Если не хочешь, чтобы твои братья узнали, что ты пьёшь, — пригрозил парень. — А как же мстя? — делает щенячьи глазки она. — Ты и получше придумаешь, — на лице парня появилась усмешка, и снова затяжка. — Вина? — машет бутылкой. — Опа, не уж то кабинет Хосока взломала? — раздаётся звонок в дверь.       Чон слишком переживает за то, что может произойти в доме, пока его не будет, поэтому попросил поехать туда одного из подчиненных. Проделав путь из Кванджу до Сеула, Ёсан всё же оказался на месте. Его подвёз Джозеф, также по просьбе Хосока. Кан звонит в дверь, стоя рядом с чемоданом, чуть прикрыв глаза. — Аххх… Что же это такое… — бубнит себе под нос, зачёсывая рыжеватые волосы назад и после вновь нажимая на кнопку звонка, чуть надув губы. Расми открыла дверь с бутылкой в руках. — Вы кто? — разглядывая мужчину, спросила она. — Да бл… бутылку хоть спрячь, — ударяет себя по лбу Тэхён, заранее приготовив пистолет. — А, ой! — спрятала руку за спину, неловко улыбаясь. Незнакомец оглянул девушку и выдохнул. — Расми…? Я правильно понимаю? — Он оценивающе осматривает её и после выдыхает. — Может, пропустите и я потом всё объясню? — выражение лица предельно серьёзно. — А вы кто? Братья учили меня не пускать незнакомцев в дом, — улыбается она. — И ещё учили много чему, чего ты не придерживаешься… — стоя недалеко от Расми, произнёс Ким. Ёсан достал телефон, а после открыл переписку с Чоном. На всякий случай. — Чего, блять?! — неожиданно даже для самой себя сказала она. — Я не могу верить голым словам и переписке, которую я могу сделать в одиночку, — мужчина включает голосовое сообщение, делая громкость почти на всю. Охрипший голос Хосока говорил о том, что его младшая сестра доигралась… — Этого хватит? — спрашивает Ёсан. Чон впускает незнакомца в дом, думая над тем, что этот мужчина будет куда хуже самого Хосока. Всё так же прячет бутылку за спиной, тихо пытаясь свалить в комнату. Тэхён убрал пистолет и пошагал к себе. — Как будто мне тебя не хватало, — шепчет обиженно ему. — Придурок, таблетки так и не отдал! — негодует она. Flashback