Необыкновенные

- Урод! Маленький Сэхун бежит, сломя голову, размазывая по лицу слезы грязными ладонями. Исин ловит его в свои объятья и гладит по голове, успокаивая: - Не слушай его, Сэхун-а. Он глупый совсем, не слушай.. - Ты и все твои.. друзья! Вы все уроды! – зло выплевывает слово за словом смуглый мальчишка на другом конце улицы. Сэхун снова надрывно плачет, а Исин крепче сжимает его и раздраженно смотрит на мальчика поверх белесой макушки Сэ: - Ты бы за собой следил, Ким Чонин! – кричит он и глаза сужает так, словно знает что-то. Больше, чем стоило бы знать. Больше даже, чем сам Чонин знает. *** - Син, почему мы такие? – робко спрашивает Сэхун, успокоившись наконец в теплых объятьях старшего. - Так было решено. - Кем? - Я не знаю, Сэ.. - Мы странные.. - Нет, Сэхун-а, - Исин качает головой и мягко улыбается, - мы - необыкновенные. *** - Это все ты сделал! ТЫ! – Кричит пятнадцатилетний Чонин и опрокидывает Сэхуна, прижимая своим весом и посыпая его лицо грубыми ударами. – Все ты! – Не устает повторять он, и его глаза покрывает черная завеса, а темные руки смыкаются на белой шее, вырывая гортанные стоны и хрипы лежащего под ним парня. – ты.. ты.. – как в бреду повторяет он, а Сэхун совсем смиренно - слабо и мягко, - обхватывает его запястья своими руками, едва удерживая связь с реальностью и безмолвно, одними губами моля: «Не надо, Чонин-а, не надо..» Внезапно вес чужого тела исчезает вместе с руками, сжимавшими шею, и Сэхун хрипло прокашливается, жадно хватая ртом воздух. Придя в себя, он приподнимается, опираясь на локти, и в другом конце комнаты видит Чонина, уткнувшегося носом в колени. Челка прикрыла глаза, а плечи мелко содрогаются под тяжестью нового бремени. Сэхун собирает все оставшиеся силы в кулак, старательно заталкивая гордость куда подальше, и подползает к дрожащему Чонину, аккуратно кладя свою руку ему на плечо. - Это вы сделали меня таким.. – Чонин поднимает обозленное лицо на Сэ, одаривая того тяжелым взглядом. – таким.. ненормальным. – Совсем убито завершает Чонин и погружается в свои мысли, не произнося больше ничего. Последнее слово почти бьет грубо и беспощадно под дых, словно адресованно лично ему, Сэхуну, и он, глубоко вздохнув, пододвигается ближе к парню, глотая обиду и накатывающую волнами злость, осторожно обхватывает сзади руками, тихо произнося в опущенную макушку: - Ты не ненормальный. Ты необыкновенный. – Чонин замирает, не понимая, что его смущает и удивляет больше – внезапный прилив нежности со стороны ненавистного ему парня или же его робкий голос, вкрадчиво успокаивающий совершенно глупой, как ему кажется, фразой. Он с пару секунд оторопело хлопает глазами, а затем бесшумно растворяется, оставляя Сэхуна ловить руками воздух. *** Исин резким жестом срывает бейсболку, под которой Сэхун упорно прячет глаза, и за подбородок приподнимает его лицо, осматривая на свету кровоподтеки и уже запекшиеся ранки в уголках губ. - Это Чонин сделал, да? А ты почему сразу ничего не сказал? Я уж не спрашиваю, почему ты никого не позвал, когда он тебя.. – Исин замолкает, сканируя безразличный взгляд младшего. – Вот же глупое создание. – Произносит он, и ни один из них до конца не понимает, к кому это относится – к распустившему кулаки Чонину, несопротивляющемуся Сэ или же к Исину, который, сглатывая противный ком, готов покрывать первого и лечить второго. - Ты все сказал? –Резко спрашивает Сэхун, и Исин опешивает от ноток дерзости в его тоне. – Тогда можно, я уже пойду? – Сэхун разворачивается и делает шаг от старшего, снова пряча взгляд под козырьком бейсболки и мысленно прося прощение за грубые слова. - Нельзя. – В тон ему отрезает Исин, хватая за рукав – кофта слегка сползает, и его взору отрывается часть ожерелья из гематом на бледной шее. Он в ступоре подходит ближе к Сэхуну, а тот, проследив за его взглядом, делает резкий шаг назад и, вырывая руку, поправляет водолазку, придерживая горлышко дрожащими пальцами. Сэхун уходит быстро и не оглядываясь, потому что боится прочитать осуждение в чистых глазах друга. *** - Ему некуда идти, Син! Его семья, друзья.. Они все отвернулись от него и.. Как ты не понимаешь? – Срывается Сэхун, заламывая руки. - И что дальше? – Ровным тоном отвечает Исин. – Я жду от тебя более весомых аргументов, Сэ. У нас не приют для бездомных. Мы – семья, в которой ему нет места. - Но он же.. такой же, как и мы.. – Цепляется Сэхун за последнюю ниточку и видит отражение своего краха в глазах напротив. - Нет, Сэ, не такой же.. *** -Ой, вот только не надо строить из себя мамочку. – Чонин картинно закатывает глаза, а Сэхун сжимает кулаки так, что на ладонях еще долго будут виднеться полумесяцы от остриженных ногтей. - Я тебе просто хотел пом.. - Да не нужна мне твоя помощь! Не просил я ее, ясно? – Кидается словами, словно ядом, Чонин, а Сэхун покорно все проглатывает, дожидаясь, пока пыл Чонина остынет. - Ясно, - тихим эхом раздается голос Сэхуна и его же глухие шаги. *** Чонин, поумерив свой пыл, позже все-таки приходит к Сэхуну и просит пожить у него, хотя бы чуть-чуть, пока проблемы не решатся, а тот ни минуты не сопротивляется, молча пропуская его вглубь квартиры, да и не только ее. *** - Всем.. привет. – Чонин делает легкий поклон и отводит взгляд, натыкаясь на тяжелые, презрительно и с вызовом смотрящие, черные, как угли, глаза, которые разве что молнии от злости не метают. Но молнии – это уже прерогатива Чена.. Чонин вливается в «семью» нелегко, но сносно, живя под общей со всеми крышей. Со всеми, такими же, как он, необыкновенными. На удивление всем, находит общий язык с Тао – тем самым, чьи глаза испепеляли его в первый день. Вполне располагается и располагает к себе Чена – тот хоть и тихий, но его голос самый громкий и пронизывающий, дергающий за самые тонкие и глубоко спрятанные ниточки души. Сторонится Исина, потому что взгляд у того вечно слишком понимающий и знающий, словно насквозь видящий. И вообще все в Исине, и во всех остальных тоже кажется Чонину слишком. И никто, даже он сам, не замечает, как в нем, на фоне всего такого чистого и теплого, растет что-то грязное и ледяное. *** - Что ты..?– Сэхун трепыхается в настойчивых руках, как пойманная дворовым мальчишкой птица. Загнанный в угол, он тщетно вырывает тонкие, как из стекла, запястья из сильных чужих рук. Чонин не слушает – вжимается сильнее в тонкое слабеющее тело и нагло отбирает чужое дыхание своим ртом. Не целует даже – лишь кусает бледно-розовые губы и язык. Не внезапный привкус соли отрезвляет парня и заставляет отпустить Сэхуна, бесшумно растворяясь в темноте, а щелчок двери где-то в глубине квартиры – ребята вернулись. Вопросы никому не нужны, и Сэхун тихонько проскальзывает в спальню, с головой забираясь под одеяло, мол, устал, спит еще со дня. И унимает дрожь в пальцах, зажимая их между грубой джинсой колен. *** Боль приходит совершенно ожидаемо, но от этого Сэхуну ни на грамм легче не становится. Чонин, как и Сэхун, зажмуривает глаза и напрягается всем телом от тесноты и болезненной узкости. Только вот из его глаз, в отличие от обнаженного парня под ним, не сочится соль, смешиваясь с кровью на разбитых, плотно сомкнутых губах, садня тонкую кожу. Сэхун не сопротивляется – глотает обиду и глушит собственные всхлипы в изгибе локтя, молясь только о том, чтоб позвоночник выдержал. А Чонин, поймав приятный темп, теряет голову в фейерверке невероятных ощущений, чуть ли не вгрызаясь в бледную кожу. Сэхун едва удерживает в себе облегченный вздох, когда Чонин протяжно стонет и придавливает его своим весом, шумно и горячо дыша в затылок. Сэхун не двигается с места, когда разгоряченное липкое тело наконец отстраняется, а спустя еще пару минут тишину квартиры разрушает шум воды. Чонин умный – пришел сегодня не в общий дом, а прямо к нему - к Сэ. А тот, не колеблясь ни секунды, впустил, читая в черных глазах весь сценарий грядущего вечера.. Воцаряется тишина, и Сэ уверен – Чонина уже нет в квартире. Ушел, исчез, испарился, как обычно, бесшумно. Только тогда он чуть сгибает ноги, собирая их вместе и чувствует, как по бедрам медленно текут вязкие капли. И он абсолютно не хочет знать, какого цвета в них преобладает больше – белого, или все же, красного. Не потрудившись помыться или даже одеться, он лишь вытягивает из-под себя простынь, спинывая ее ногами на пол, и обнимает себя руками, не подозревая о так и не ушедшем госте в дверном проеме. Глаза снова темно-карие – шоколад горький с апельсином. Но Сэхун не видит этого. Как и того, что парень руки заламывает и кусает костяшки пальцев. Что-то страшное, не самим Чонином взрощенное, теперь спит, насытившись и оставив Чонина в покое до следующего чувства голода. *** Чонин появляется прямо перед Исином внезапно, на следующее же утро, и тот роняет от неожиданности стакан с соком – тот разбивается на мелкие осколки, марая пол сладкой жидкостью. - Сэхун заболел. – Произносит Чонин и растворяется так же быстро, как возник. Исин даже не трудится собрать стекло с пола, вылетая из квартиры и мысленно заклиная придушить Чонина при первом же случае. Он застает Сэхуна, полностью обнаженного, сломленного и спящего. Нужно быть слепым, чтоб не догадаться, что здесь произошло – скомканная одежда и недвусмысленные разводы всех оттенков красного на белом. Сэхун просыпается под водой, не чувствуя онемевшей кожей омывающих его рук. А смысл происходящего он понимает, когда эти же руки несут его, обернутого в полотенце, в спальню и укладывают на живот, обнажая спину. Он пытается было открыть рот, но знакомый и меньше всего желаемый сейчас голос его прерывает: - Помолчи, пожалуйста. Я не смогу сконцентрироваться, если ты будешь отвлекать меня ненужной мне информацией. – Непривычно холодно звучит голос Исина, и тонкие пальцы пробегаются вдоль позвоночника, забирая ноющую боль. Теплая ладонь накрывает поясницу.. Сон отпускает Сэхуна, когда в комнате снова темно. Тело не болит, и все произошедшее кажется страшным сном, но Сэ не из тех людей, кто тешит себя обманами и пустыми надеждами, поэтому мысль о том, что всего этого не было, он выгоняет сразу же, едва та забредает в его сознание. Но по-прежнему верит в слова друга почти пятнадцатилетней давности, что все они, и Чонин тоже, необыкновенные. *** Следующее чувство голода Чонина накрывает совершенно внезапно, спустя пару дней. Внезапно для обоих. Сэхун зажимает рот рукой, когда его прижимают к стенке прямо в прихожей, а всю спину исцарапывают колючие стеклообои. В этот вечер Тао так и не дождался друга у входа в кинотеатр. *** Сэхун боится избегать черных глаз. Не человек – демон, кажется ему, жадно смотрит на него. Чонин с ним не разговаривает – никто этому не удивляется, ведь ни для кого в их «семье» не секрет, что ненависть между этими двумя пролегла едва ли не с рождения. Зато он регулярно появляется на пороге комнаты с липким, засасывающим, словно болотная топь, взглядом и молча берет то, что хочет. Сэхуну двадцать. Все по-прежнему, кроме него самого. Он перестает узнавать себя в зеркалах, а позже избавляется от подобных предметов в принципе, возненавидя их всей душой. Приползает к Исину зализывать раны только в особенных случаях – когда необоснованная злость Чонина выливается в часы мучений под тяжелым взглядом и нескончаемым потоком грубостей, а на утро оставляет после себя боль в теле и, все чаще, переломы. Ребро, слева, уже трижды. Рука, тоже левая, открытый перелом. Пальцы на правой руке - все – Чонин не оценил нежности, которой попытался усмирить его Сэхун однажды. Чонин наивно убегает подальше от Сэхуна каждый раз, когда чудовище в груди засыпает, получив очередную дозу чужой боли, и надеется, что у того хватит ума скрыться, убежать, спастись.. Но вопрос, кто из этих двоих глупее, так и остается открытым. Сэхун не бежит и не прячется, а покорно ждет холодных черных глаз, мечтая увидеть однажды вместо них теплые карие. *** Чонин не застает Сэхуна дома спустя почти недельное отсутствие по вынужденным причинам и без разбору наведывается во все знакомые ему дома. Сэхун чувствует всем нутром внезапное появление третьего человека в доме Исина – тот на кухне, чай готовит и ничего не подозревает, Сэ уверен – и медленно оборачивается, теряясь в злых расширенных зрачках и видя в них начало конца. *** Все крики уже сходят на рваные хрипы, а запахи и цвета вокруг смешиваются в противное месиво. Сколько часов прошло? Два? Пять? Сэхун не знает, но знает, что сегодня явно что-то вышло из-под контроля, если таковой вообще когда-либо существовал. Он не знает, где они находятся и какое сейчас время суток и не видит ничего, кроме двух темных, как бездны, зрачков, в которых нет ни отражения, ни блика. Сэ в очередной раз возвращается в сознание сильным ударом – Чонин бьет наотмашь, не жалея - и совершенно неожиданно вместо привычной темноты натыкается на испуганные карие глаза. - Чонин-а, ты любишь шоколад?.. *** Чудовище умирает, задавленное чувством жалости и видимо чем-то еще, ему неведомым, оставляя Чонина наедине со всей болью, им причиненной, и с ее последствием. Бледным, изломанным, с длинной пугающей трубкой изо рта и рвано вздымающейся грудью. «Мы не знаем, очнется ли он вообще..» «Я не могу ему помочь, Чонин, слишком поздно.» «Чонин-а, ты любишь шоколад?..» Сухие цветы сменены на свежие, и очередная плитка шоколада, горького, с апельсином, сложена в уже немаленькую кучу сладостей, которые есть отчего-то никому не хочется. Чонин в очередной раз пересчитывает плитки, равные количеству дней без Сэхуна и молча опускается на привычное место, беря сухую белую ладонь в свои руки. Чонин не плачет даже – хрипит надрывно. А Исин и не знает уже, отчего ему больнее – от того ли, что мальчишку не уберег, или от того, как Чонин убивается, растворяясь изо дня в день, подобно тени. Чонин не говорит ни слова, когда раздается сигнал монитора, и все углы зеленой нити на черном экране сравниваются в одну линию. Лишь молча покидает палату, почти сбиваемый с ног толпой белых халатов. Исин выбегает следом, и на улице на них падает небо, открывшееся огромной пропастью над головой, страшное, как в полнолуние, серебристо-черное, дышащее холодом. Исин даже не успевает протянуть руку, когда Чонин растворяется в воздухе, не оставляя после себя ничего – ни запаха, ни звука, лишь только бледного Сэхуна на верхнем этаже больницы, убаюканного, наконец, ветрами. *** Чонин появляется перед Исином спустя всего-то месяц – с посеревшей кожей, черными глазами, и с огромными кругами под ними, словно с Тао срисованными – пальцем проведи, и грим на подушечке осядет. Дождь течет по их лицам, а Исин всеми силами принимается залечивать многочисленные рубцы и струпья на сердце Чонина, неведомым существом оставленные, пропуская всю боль через себя, потому что верит, что он, Чонин, такой же, каким был Сэхун – необыкновенный.