Зимнее чудо

Под ногами скрипит снег, воздух морозный и свежий. Ночные улицы пестрят новогодними фонариками, от которых уже рябит в глазах. Снежинки хаотично кружатся над головой, вытворяя что-то наподобие танца, а затем путаются в коротких волосах. Ресницы тронул морозец, нос и щёки порозовели. Иногда поднимается лёгкий ветер, и пара снежинок опускается прямо на лицо, покалывая кожу. Люди вокруг суетятся, пытаясь всё успеть и купить необходимые продукты к ужину. Какой-то малыш капризничает и плачет, потому что шарф, которым его обмотали, жмёт и лезет в рот. Пара пацанов устраивают настоящий поединок по метанию снежков. Везде и всюду звучит новогодняя музыка, и даже та, которая вовсе никогда ей не была, приобретает праздничный характер. Если оглянуться вокруг, всё украшено всякими новогодними прелестями, начиная с крошечных забегаловок и заканчивая брендовыми магазинами. Гринчу, можно только посочувствовать и пожелать оставаться дома ближайший месяц. Диана идёт вперёд, опустив голову, практически ничего из этого не замечая, но одновременно чувствует какое-то сладостное предвкушение праздника. И абсолютно неважно, что она встретит этот новый год одна, в чужом городе. Главное, что внутри поселился маленький кусочек новогоднего счастья, и его нужно беречь. Подчинившись мимолётному желанию выпить бокальчик игристого шампанского, она заходит в первое попавшееся заведение. При входе, снимает куртку, развязывает шарф и вешает его на смешную такую вешалку в виде рожек оленя. В зале играет тихая джазовая музыка, свет приглушен, а по стенам бегают жёлтые блики. Людей почти нет, и Диана занимает свободный столик у окна. К ней подходит молодой официант в белой рубашке с черной бабочкой. На поясе, чёрный фартук и классические чёрные брюки, на руке — белый рушник, и рука будто застыла в одном положении, не в силах разогнуться. Диана заказывает бокал шампанского и сырную тарелку. Пока ожидает заказ, бездумно разглядывает улицу за окном и мельтешащих людей. Ей становится грустно от того, что она сейчас одинокая сидит в полупустом ресторанчике, но одновременно так радостно и так уютно. Сделав первый глоток лёгкого алкоголя, она почувствовала, как пузырьки защекотали ей нос, а в горле разлилось еле уловимое тепло. Но тут как-то внезапно слух уловил знакомый голос, и настроение со стремительной скоростью покатилось по наклонной. Ощущение уюта и комфорта мгновенно испарились. Она почувствовала себя лишней, будто подслушивает или следит за ней, но это ведь не правда. Лет десять назад её действительно можно было бы в этом обвинить, но сейчас она научилась жить сама и не зависеть даже от неё. Диана зажмурилась и допила шампанское до конца уже почти залпом. Алкоголь словно вообще и не содержался в этой жидкости. Он проскользнула по пищеводу, не оставив никакого следа. А сейчас ужасно хотелось напиться до беспамятства, чтобы больше не различать голоса, чтобы глаза не смогли сфокусироваться на объекте. Врёт! Она врёт самой себе! Не смогла она её забыть, не смогла. Волей неволей она приходит к ней во снах, нежно гладит волосы, шепчет что-то сонным голосом на ушко, заглядывает в глаза. Но каждый раз такие сны резко обрываются и Диана просыпается от бешено стучащего сердца. В такую ночь она вряд-ли сможет заснуть повторно, в груди зияет черная дыра, в руках тлеющая сигарета. Она не замечает как наступает рассвет и как на простыне образовалась небольшая горка пепла. Тогда она наконец приходит в себя и идёт в душ с ледяной водой. Она может злиться на себя, может злиться на Светку, что та никак не забывается и портит ей жизнь, но эти случаи повторяются и иногда, даже когда она спит не одна. Тогда становится неловко. Хотя и во время секса она живо представляет в себе руки Сургановой, её тёплые тонкие губы и горячее дыхание. Лишь бы настоящий партнёр не разговаривал с ней, в этом случае она быстро достигнет финала, еле сдерживая имя Светки на губах. Открыв глаза, она увидела перед собой: удивлённое раскрасневшееся лицо, мягкий новогодний свитер, сухие обветренные (желанные) руки и широкие черные штаны. — Я уже ухожу, можешь садиться, — уничтоженным голосом пробубнила Арбенина и подозвала официанта, чтобы тот принес счёт. — Привет, — сказал сиплый от мороза голос и буквально искрящиеся от радости глаза. Диана вздрогнула, будто не ожидала, что этот шерстяной клубочек радости с ней заговорить. — Привет, — бегая глазами по помещению в надежде за что-то зацепиться, лишь бы не смотреть на неё, отвечает солистка Ночных Снайперов. — Динь…я скучала, — видя смятение, почти прошептала Сурганова, присев рядом и накрыв ладошкой руку Дианы. Гитаристка снова вздрогнула, будто любой контакт с этим человек обжигал её до самых костей и легко плавил, как кусок сливочного масла. Она молчит и смотрит на уголок скатерти, пытаясь выровнять бешеное сердце. Предательский нос уловил этот сладкий запах неизменных духов, и Диана вдохнула его всей грудью, прикрывая глаза и боясь выдыхать. Голова закружилась и будто потяжелела, артерия на шее норовила сдать хозяйку. Но зрачки сделали это первыми, не нужно было открывать глаза. Сейчас она выглядела, как наркоман, получивший наконец свою дозу. Взгляд устремился на невинную Светку, которая всего лишь зашла поесть какой-нибудь безглютеновый десертик. Но накалявшееся безумие разрушил, подошедший к Диане официант с итоговым чеком заказа: — Наличными или картой? — Картой, — резковато ответила гитаристка, быстро оплачивая заказ. Затем подорвалась и быстрым шагом направилась к выходу. Светлана осталась сидеть, пытаясь принять тот факт, что от неё снова убежали, даже не попрощавшись. Наверное, этот вечер окончательно испорчен для них обоих. Но избегать встреч совсем, просто невозможно, судьба будто играет ими, напоминая, что этот человек никогда не станет чужим, но и родным тоже, кажется, больше никогда не будет. В горле встал тяжёлый комок отчаянья и обиды. Искать виноватого, чтобы выплеснуть эту горечь, глупо. Света не понимала, почему всё так? Ей уже полтинник, и кажется, страсть утихла, вместе с обидами и ревностью. Секса в жизни стало мало, появились коты и толстенные книжки, зеркало вещает о новых морщинках. Но при виде энергичной, скачущей по оградам на концерте Арбениной у неё потеют ладошки, пальцы упорно нажимают «повтор», а глаза жадно примечают все детали. Песни, которые они когда-то пели вместе, слушать больно, петь тоже. И когда Фанаты просят исполнить «Кошку» или «В этом городе фонарей», приходится делать просто невероятные усилия, чтобы голос не дрожал, а руки не тряслись. Прямо над ухом кто-то недовольно прокашлялся, смотря всё теми же безумными глазами. — Светка, я уже сама не справлюсь, — двусмысленно пробубнила Арбенина, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Я думала, ты не вернёшься, — слёзным голосом шепчет Сурганова, радостно заглядывая в глаза. — Где ты остановилась? — крепко хватает руку и целует, не зная, куда деть прилив нежности. — К счастью, здесь недалеко, — будто отвечая, и совсем не на этот вопрос, говорит Сурганова. Скрипачка судорожно вжимается в кресло, когда чувствует, как ведёт машину по скользким дорогам, но водитель сейчас не настроен ехать чуть аккуратнее. Её вообще не нужно было пускать за руль… Дверь номера открывается лёгким щелчком. Диана влетает в него и когда следом заходит Светка, вжимает её в дверь. Губы обжигают дыханием, губы напротив, нежно касаясь, будто боятся уколоться. Затем более настойчивее захватывают в плен, с лёгкостью втягивают, в то время как ловкий язычок ищет чужой, исследуя и смакуя ощущения. Диана всё больше вжимается и всё больше чувствует недостаток кислорода. Голова плывёт, рисуя разноцветные круги, Светкин язык буквально обжигает, от этого страшно и жарко. На секунду Арбенина отстраняется и между ними тянется вязкая слюна. — Я люблю тебя, слышишь? Сурганова может лишь прикрыть глаза в знак подтверждения. Сама она уже, кажется, потеряла связь с реальностью. Она чувствует свою Динку, каждой клеточкой тела, будто невидимые ниточки тут же сплелись, вспоминая старые ощущения, и разорвать их будет очень больно. Она дышит полной грудью, пытаясь запомнить этот запах навсегда… и нельзя точно сказать, чем же пахнет её женщина. Возможно, горьким кофе, которое насквозь должно было пропитать её тело, определённо есть запах хвойной веточки, капелька земляничного сока, и совсем отдалённо пахнет горьким дёгтем. Одежда начинает раздражать, губы саднить от поцелуев, а терпение истощаться. Динка снова отстраняется, заглядывая в глаза от чего Сурганова стонет и закрывает свои, она не может в них смотреть, иначе сойдёт с ума. Страсть залившая, радужку и настоящее безумие плещется через край, а ещё невообразимая энергия. В другое время Арбенина ухмыльнулась и порадовалась бы своему влиянию, но не сейчас. Сейчас она просто была не в состоянии, виски тяжело пульсировали, конечности дрожали, будто она балансировала на краю смерти. Трясущиеся пальцы начали срывать одежду, более-менее стараясь оставить её целой. Куртку удалось снять довольно быстро, свитер тоже, но под ним оказалась белая рубашка с бесчисленным количеством пуговиц, которые никак нельзя было расстегнуть, и гитаристка с силой рванула рубашку в разные стороны, так что пуговицы рассыпались по полу, громко ударяясь о паркет. Скрипачка открыла глаза на звук, но во взгляде не было никакого осуждения, а лишь безумная жажда и просьба ни в коем случае не остановливаться. Арбенина начала раздевать себя с такой же скоростью, а Света попыталась скинуть мешавшие штаны. Когда рок-певица вновь подняла глаза на свою Светку, та стояла в одном белье, готовая на всё. — Светка… — Арбенина прильнула ближе, касаясь животом живота. Затем резко закинула Сурганову на плечо и понесла к кровати. Тяжёлый выдох, прямо в губы и глубокий, пожирающий поцелуй. Хотелось выпить до дна всё, что хранится внутри этой женщины. Поцелуями, она начала опускаться ниже, оставляя мокрую дорожку, дойдя до упругой, небольшой, совершенно девчоночьей груди, она избавилась от кружевного бюстгальтера. Нежно накрыла кофейную пику, губами, изучая языком. Хриплый низкий стон сорвался с припухших губ, по кошачьи выгибая тело под ней. Воспользовавшись случаем, она запустила руки под лопатки, опускаясь невесомыми поцелуями ниже к животу. Медленно обводя каждый шрам, которых Светка постоянно так стеснялась и которые срывали ей каждый раз крышу. При их виде у неё сжималось сердце, и не от сожаления, а от того, что для неё это самое откровенное и самое родное место на теле любимой женщине. Она с восхищением наблюдала, как извивается в желании тело, мягко улаживая руки на бедра. — Динь, не издевайся. Возьми меня так, как только ты можешь… Глубоко и сильно, — обхватив лицо Дины обеими ладошками, проговорила, глядя в глаза, почти умоляюще. Диана лишь целомудренно поцеловала в губы, опускаясь вниз. Сурганова пахла молоком, мёдом, травами и чем-то особенным, терпким и сладким. Гитаристка медленно провела языком по истекающим складкам, задевая клитор. Скрипачка судорожно вздохнула, сминая простынь и двигаясь на встречу. Арбенина накрыла губами клитор, одновременно врываясь в пульсирующую плоть сразу двумя пальцами. На секунду она замерла, удивляясь, насколько мокрая её девочка. Жаркие волны возбуждения облили собственное тело, приводя пальцы в бешеный ритм. Голова скрипачки отчаянно металась по подушке, бёдра двигались навстречу рваным, резким, быстрым движениям. Руки до побелевших костяшек сминали ткань под собой. Бесстыдные хаотичные стоны срывались с губ. Диана буквально сходила с ума от запаха её девочки, от её звуков, от жара, который, кажется, пытался раскалить воздух до небывалых температур. Она чувствовала напряжение, которое захлестывало Светку с каждым новым движением, ещё больше. Убрав руку практически полностью, она резко вернула её на место, добавляя третий палец и пытаясь проникнуть как можно глубже. Крупная дрожь пробежала от живота по бёдрам и плоть отчаянно запульсировала, изливаясь прямо в рот гитаристке, а та, в свою очередь из-за всех сил пытался не пропустить ни капельки, утоляя свою зверзскую жажду. Минуты три они бессильно лежали рядом, пытаясь восстановить дыхание. А затем Сурганова взяла бразды в свои руки.