За стеной

В то время я уже знал, что, когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после чего-то хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее. Эрнест Хемингуэй. «Праздник, который всегда с тобой» * * * Моменты, когда Люциус делился с ней чем-то сокровенным, Гермиона сравнивала с научным открытием. Интерес, попытка докопаться до сути, поиск нужного подхода, анализ… и финальный триумф. А наградой становились не гранты на новые исследования и не идущие одна за другой отметки «превосходно» в аттестате. Нет, достойным призом за все эти открытия становилось понимание Люциуса — о чём он думает, чего хочет, что чувствует. И это, поверьте, сложнее любой диссертации. Точнее, раньше было сложнее. Теперь — происходит само собой. В последнее время таких «открытий» она совершила много. И очень надеялась, что этот поток «научных достижений» не прекратится. Никогда. Потому что искренность — это одна из главных составляющих отношений. Неспроста Гермионе так не хотелось делиться своими мыслями с Роном. Неспроста произошло расставание. У неё не получалось быть честной с ним, поэтому она и не могла в принципе быть с ним. А с Люциусом — могла и хотела. И наслаждалась этим. Каждый день. Например, вчера они ходили в гости к Кэтти. К старой доброй Кэтти, которую Гермиона знает, сколько себя помнит. Люциус сам позвонил ей и договорился о встрече. «И почему он считает, что она сама не справится с некоторыми вещами?» «И почему он строит планы, не посоветовавшись с ней?» «И почему он всё время оказывается прав?..» Гермиона не знала почему. Наверное, потому что Люциус намного опытнее неё — во всех смыслах. И он успел неплохо её изучить, пока она пыталась разгадать его. Это был двусторонний процесс. Но на самом деле Гермионе даже нравилось иногда проявлять слабость и ошибаться. Если рядом был Люциус и помогал это преодолеть. А если он находился поблизости, можно было справиться со многим. А уж со встречей с подругой детства и подавно. — Я училась в частной школе на параллели с твоим сыном. Ты входил в родительский комитет, поэтому я знала тебя с детства. А влюбилась, только когда увидела тебя случайно уже после окончания учёбы, спустя пару лет. Раньше ты занимался своим бизнесом, а сейчас — тренируешь детей. А я работаю в клинике, прошла обучение экстерном. Всё верно? — Гермиона закончила перечислять, делая пометки в блокноте. Оказалось, что поход в гости требует несколько более серьёзной подготовки, чем банальные выбор наряда и покупка вина в подарок. Не зря Гермиона не горела желанием тесно общаться с магглами. Пусть они и были очень хорошими людьми, тайны должны оставаться тайнами, тут ничего не попишешь — статут. — По-моему, ты ничего не изменила в правдивой истории, — Люциус не оценил её стараний. — Иначе я бы и сама в ней запуталась. Главное — не ляпнуть ничего про магию. «И про то, что ты сидел в тюрьме. Тогда мы вряд ли ещё хоть раз напросимся в гости». — Что ты сказала? «Магию»? Не понимаю, о чём ты, — он улыбнулся. — Начиталась детских книжек? Пора бы повзрослеть, дорогая. — Ты схватываешь всё на лету. Пошли, нам нужно быть у Кэтти и Майка уже через двадцать минут, а они живут в центре. Мне ведь нельзя превышать скорость… * * * — Нам нужна квартира попросторнее, — сказал Люциус тем же вечером, сразу после того, как они вернулись домой. Всё прошло гладко. Гермиона и сама удивилась, насколько органично Люциус смотрелся в компании двух магглов, как умело поддерживал беседу, ни разу не допустив оплошность. Учитывая, что о маггловском мире он по-прежнему знал меньше необходимого, это можно было назвать настоящим успехом. Как сама Гермиона почти десять лет назад штудировала все попавшиеся под руку книги о волшебном мире, чтобы не чувствовать себя лишней, так и Люциус сейчас зачитывался маггловской литературой, познавая незнакомый мир. Успешно познавая, надо сказать. Они поменялись ролями и играют теперь в совершенно других декорациях. Однако есть надежда, что это действо закончится хэппи-эндом. Надежда, с каждым днём всё стремительнее превращающаяся в уверенность. — У нас их две, — отозвалась Гермиона. — Каждому по одной небольшой квартирке. Неужели тебе здесь настолько тесно? — На самом деле у нас нет ни одной, милая. Мы их арендуем. Я думаю, нам стоит купить что-то, выбрать себе по-настоящему неплохое жильё. Если хочешь, можем поискать его в этом районе. — Тебе не нравится наша квартира? «И не собираешься ли ты отстроить второй мэнор в маггловском Лондоне?» Иногда Гермионе казалось, что не будь Люциус таким предусмотрительным, не отложи он на «чёрный день» кругленькую сумму в маггловский банк, всё складывалось бы даже лучше. Не было бы лишней тяги к дорогостоящим покупкам вроде того же автомобиля — пустой трате денег (по мнению Гермионы, разумеется). — Которую из двух ты считаешь нашей? — Люциус усмехнулся и добавил категорично: — Впрочем, они обе слишком маленькие. И что куда важнее — не принадлежат нам. Это было правдой, но Гермиона боялась резких перемен. Не только сейчас — всегда. Даже те, что в итоге оборачивались чем-то хорошим, поначалу слегка пугали. Например, предстоящая учёба в Хогвартсе, отношения с Роном, стажировка и работа в Мунго… И покупка жилья вместе с Люциусом. Особенно страшно было принимать перемены, когда и без того всё хорошо. А вдруг шаг в сторону обернётся катастрофой? А если посмотреть иначе — какая разница, где они живут? Эта квартира и правда маловата, Гермиона изначально снимала её на время. И это время, очевидно, прошло. Три слова — как три больших шага вперёд. Три уверенных шага к переменам, которых нельзя избегать, даже если страшно: — Надо найти риэлтора… — сказала Гермиона. * * * Следующие шаги в том же направлении — куда-то ближе к счастью — не заставили себя ждать. Сам того не зная, помог в этом Рон, заговорив о Люциусе и о мифической помолвке. — Просто свадьба нам вообще не нужна, — сказала Гермиона. Ей и в самом деле было очень комфортно в нынешнем положении. Кто они — любовники? Пусть будет так, как бы пошло это ни звучало. Но Люциус придерживался несколько другого мнения. — А если я считаю, что нужна? — спросил он. — Ты что, убежишь? — Никогда я от тебя не убегу, — отозвалась Гермиона. «И не уйду, не уплыву, не улечу. Ни за что». — Боюсь, мне нужны гарантии. — Ты же не заставишь меня дать тебе Непреложный обет? — За кого ты меня принимаешь? — За хорошего манипулятора и бывшего Пожирателя Смерти, который ни перед чем не остановится для достижения своей цели, — ответила Гермиона с улыбкой. — А ты представь, что я настолько хороший манипулятор, что давным-давно продумал всё это: службу Тёмному Лорду, провал операции в Отделе Тайн, Азкабан, снова Азкабан и последующее изгнание в маггловский мир… И всё — исключительно ради того, чтобы заполучить тебя. Как звучит? — Совершенно неправдоподобно. — Как скажешь. Но всё же… По поводу гарантий… С нечитаемым выражением лица Люциус снял с пальца массивный перстень с печаткой, на котором была выгравирована витиеватая буква «М». Гермиона любила этот перстень, хоть он и напоминал о неприятном прошлом. О том, что она старалась не вспоминать: древний род Малфоев, Драко и Нарциссу, мэнор, чистокровность, произнесённые когда-то Люциусом слова о её родителях… Точнее, интонация, с которой они были сказаны. Холодный взгляд, который пугал. И всё это — одна витиеватая буква «М». — Что ты делаешь? — спросила Гермиона. — Делаю тебе предложение. Руки и сердца. Как положено, — ответил Люциус. — Итак… Согласна ли ты выйти за меня замуж? — Это кольцо не похоже на то, что обычно дарят на помолвке, — заметила она. «И оно гораздо лучше и ценнее любого другого украшения, с бессчётным количеством драгоценных камней», — добавила про себя. — Другого у меня нет, — Люциус пожал плечами. Конечно же, нет. Как будто он не мог зайти в любой ювелирный и выбрать хоть сотню колец… Каким бы спонтанным ни выглядел этот поступок со стороны, чувствовалось, что Люциус сегодня вовсе не впервые задумался о возможной свадьбе. Именно в этот вечер предложение он делать не собирался, разумеется, но когда-нибудь… И момент с кольцом он продумал заранее. — Но… разве ты не должен отдать его Драко? Это же фамильная драгоценность. — Да. И ты, представь себе, становишься членом моей семьи. — А как же Драко? — Разве он не должен был хоть раз навестить меня в тюрьме или в больнице? — Ты что, мстишь ему? — Нет. Но я понятия не имею, где он, как с ним связаться и увидимся ли мы хоть когда-нибудь, — в голосе Люциуса сквозило лёгкое раздражение. — Так что… — Я слышала, он уезжал куда-то, — Гермиона не дала ему договорить. — Сразу после войны. После суда. — Не верю, что Нарцисса не сообщила ему о моём освобождении. Ты не представляешь объёмы её корреспонденции. Она пишет всем и обо всём, может настрочить целый пергамент о покупке новой мантии. А уж насчёт освобождения бывшего мужа… — Драко мог не успеть тебя перехватить. Сколько ты пробыл в Мунго, неделю? А потом… Как прикажешь ему тебя найти? — Через тебя, конечно. О нас уже все знают. «И поэтому я не читала «Ежедневный пророк» последние пару недель. И не планирую это делать ещё как минимум столько же», — подумала Гермиона. Ей не хотелось даже знать, что себе воображают об их паре посторонние. Хватало красноречивых взглядов. А вслух она произнесла другое, боясь, как бы Люциус не совершил поступок, о котором впоследствии может пожалеть: — Сейчас — да. Ну а месяц назад? Ты был как иголка в стоге сена. — И долго ты собираешься рассуждать об этом? Просто позволь мне надеть это кольцо тебе на палец и скажи слово «согласна». И она позволила. И сказала: — Согласна. Убегать на этот раз совсем не хотелось. Если только вместе. * * * — Грейнджер! Неделей позднее Гермиона мчалась по коридору аврората в поисках Гарри. Но первым делом нашла совсем не его. А того, кого они с Люциусом обсуждали всего несколько дней назад. Будущего родственника. — Малфой… — вырвалось у неё. — Святой Салазар, так это правда? Драко схватил Гермиону за ладонь, неотрывно глядя на перстень. Фамильный перстень (который так удачно изменил размер под её палец). Она уже приготовилась к скандалу, ответив: — Правда. «И мне наплевать, что ты об этом думаешь. Чёрт, зачем я пытаюсь обмануть саму себя? Нет, мне совсем не наплевать». Гермиона закусила губу. — Мама написала мне. Мерлин, я был уверен, что это шутка, пока не вернулся в Англию! Как он?.. — В порядке. — И ты действительно помогала ему всё это время? Почему не связалась со мной? — спросил Драко. Как будто она была обязана докладывать ему обо всём. Как будто хотела что-то ему сообщать. Не обязана, не хотела. И не говорила ничего, никому. — Не знаю. Наверное, тогда это был ещё секрет, — ответила Гермиона уклончиво. — И Люциус не просил меня об этом. А с ним любая самодеятельность может… Словом, я не рискнула бы делать что-то в обход его мнения. «Если не считать разговора с Нарциссой о его шраме. Но это же отдельная тема, верно? Незачем приплетать тот эпизод сюда». — Мама подала на развод, пока он был в тюрьме, ты знаешь?.. О Мерлин, конечно же знаешь, — снова взгляд на перстень. — Он говорил обо мне? — Немного. — Не хочет меня видеть? — Он не заявлял прямо, хочет или нет. Я думаю, Люциус расстроен из-за этого… Из-за того, что ты не пытался его найти, — Гермионе было сложно подбирать слова. — Но если будет возможность — можешь заглянуть к нам в гости. — Это приглашение? Ты же не действуешь в обход его мнения. — Верно. Но он был бы рад тебя видеть. Мне так кажется. — Тебе кажется… Да откуда тебе знать, Грейнджер? К последней фразе можно было смело прибавлять: «Да кто ты вообще такая и с чего вдруг решила, что можешь стать членом семьи Малфой?» «С того, что я люблю твоего отца, и это взаимно». — Откуда знать? Да потому что любой человек, который не видел родного сына больше двух лет, захочет с ним встретиться! — выпалила Гермиона. — Или хотя бы получить весточку о том, что с ним всё хорошо! Если тебе эта мысль ни разу в голову не пришла, то стоит задуматься, Малфой! Он выглядел одновременно удивлённым и пристыженным. И Гермиона наслаждалась этим зрелищем, потому что, справедливости ради, нужно, чтобы даже такой человек, как Драко, сожалел о своих поступках. Хотя, пожалуй, тот и так раскаивается во многом содеянном. Что ж, пусть игнорирование отца станет очередной монеткой в этой копилке ошибок. Жалеть бывшего однокурсника не было настроения. — Я не знал его адрес, — сказал Драко. — Чудно. Если вдруг захочешь сделать что-нибудь для того, чтобы узнать… Просто зайди в Мунго. Мы скоро переезжаем, так что нынешний адрес я тебе оставлять не буду. Если ты, конечно, не хочешь заглянуть к нам сегодня или завтра. — Я зайду в Мунго. — Хорошо. Мне пора. Кивнув на прощание, Гермиона быстро пошла по коридору и остановилась, лишь услышав оклик: — Грейнджер?.. — Что ещё? — Спасибо тебе. За помощь отцу… * * * Говоря о том, что Гермиона старалась не распоряжаться делами Люциуса без его ведома, нельзя не упомянуть о её маленьком «тайном плане». Она всеми правдами и неправдами пыталась смягчить приговор, который вынесли Люциусу. Точнее, ту часть приговора, которая не была ограничена временем. А именно — лишение права когда-либо колдовать. Люциус не говорил об этом «в лоб», но и дураку ясно, что чистокровный маг без волшебной палочки чувствует себя неполноценным. Даже сменив окружение и приняв маггловский образ жизни, прошлое не забыть так просто. Гермионе и хотелось бы думать, что она (лишь она одна!) может заменить своему теперь уже жениху весь волшебный мир, но это было не так. Поэтому ситуацию следовало изменить — по мере сил и возможностей. Конечно, оправдать всё то, что творил Люциус годы назад, его теперешним мирным образом жизни невозможно. Гермионе не стоило и пытаться это сделать. Но разве два года, «подаренные» Азкабану, не считаются достаточным наказанием? Кто-то скажет — нет. Но с этим можно и поспорить. Особенно если ты — героиня войны. И если твой лучший друг убил чёртового Волдеморта. Да, главным рычагом давления на общественность стал Гарри. Помимо того, что он в магическом мире считался человеком непогрешимым, что его мнение никто бы не назвал пустым звуком, что он занимал должность в аврорате и тесно общался со многими чиновниками… он ещё и был едва ли не единственным волшебником, который по-настоящему верил в искренность чувств между Люциусом и Гермионой. И не подозревал первого в корысти, а подругу — в глупости. («Ох, она же ещё совсем молоденькая, не понимает, что и делает», — поговаривали некоторые украдкой. К сожалению, не настолько тихо, чтобы сама героиня сплетен не слышала этих слов). Гермиона дошла до кабинета Гарри, всё ещё не выбросив из головы встречу с Драко. Постучав в дверь, она вошла и, не дожидаясь приглашения, села в кресло напротив друга. Тут ей можно не заботиться о правилах приличия. — Что здесь делал Малфой? — спросила она и добавила: — Младший. Я с ним столкнулась. — Хочет поступить на учёбу, а потом и на службу в аврорат. Разговаривал с начальством, насколько мне известно. Думаю, всё прошло хорошо. — Будете работать вместе? Как это мило. — Мои школьные ссоры с Драко не должны ни на что влиять. Знаешь ведь, сейчас особенно важно не забывать, что каждый имеет право на шанс. На попытку изменить что-то. — И я пришла поговорить как раз об этом. Есть какие-то успехи? — с нескрываемой надеждой в голосе спросила Гермиона. — Тебя ведь волнуют определённые успехи, не так ли? — Именно. Так они есть? — Иначе бы я тебя не пригласил, сама понимаешь, — Гарри улыбнулся. — Я говорил с Кингсли, и поначалу он отнёсся к этой идее очень, очень скептически. — Но ты его переубедил? — Можно и так сказать. Использовал свои методы. — А поподробнее? — Гермионе не терпелось услышать весь рассказ. — Раньше в Министерстве работала программа по реабилитации для тех, кто совершил… хм, скажем так, несерьёзные преступления, — начал Гарри, откашлявшись. — Что-то вроде мелкого воровства, причинения вреда здоровью. Сейчас такие дела в основном улаживаются простыми штрафами, но где-то полвека назад такой подход считали в корне неверным. В те годы существовало устоявшееся мнение, что исправить волшебника, склонного к криминальным деяниям, может только Азкабан. А за мелкие провинности магов отправляли на исправительные работы. Что-то вроде того, чем занимается Филч в Хогвартсе, безо всякого волшебства. Нередко «ссылали» и в маггловский мир. Я откопал эту информацию в министерском архиве. — И как это связано с Люциусом? — Подожди, не торопи. Кингсли тоже не сразу понял, при чём здесь Малфой. Но потом я рассказал ему, что Люциус работает у магглов, да ещё и по доброй воле. Не представляешь, как он удивился! — Его трудоустройство поможет исправить положение? — Бесспорно. При старых законах подсудимых обычно приговаривали к месяцу работ на магглов. Правда, в те годы это считалось ужасным оскорблением, особенно для чистокровных. Сейчас ситуация изменилась, но сам факт! Ведь в глазах большинства волшебников Люциус Малфой ничем не отличается от снобов, которые жили в магической Британии лет сто назад. Так что на слушаниях большинство проголосовало за то, чтобы вернуть ему палочку. Разумеется, об окончательной отмене приговора речь не идёт, но… — На слушаниях? — опешила Гермиона. — Разве были слушания? Почему ты не пригласил меня? — Они были закрытые, даже меня не пустили, — пояснил Гарри. — Там присутствовали только представители Визенгамота, которые два года назад вынесли приговор Малфою. — Разве в этом не должен был участвовать сам Люциус? — Достаточно было информации о его теперешней жизни. Это я предоставил. Знаешь, что было самое сложное? — Не представляю, — отозвалась Гермиона. Боясь, что в рассказе вдруг появится неожиданный сюжетный поворот и история обернётся чем-то не особо обнадёживающим, она сжала ладонь в кулак — так, что ногти впились в кожу. Было больно. — Объяснить Брустверу, какого дракла ты вообще взялась помогать Люциусу Малфою, — продолжил Гарри. — И почему он живёт с тобой. — Формально мы живём по соседству. И я просто пожалела его тогда… — Да, а ещё ты невероятно добрый человек и всегда ищешь в людях хорошее. Так я и сказал. — И это сработало? — Гермиона не верила своим ушам. — Более того, эта фраза стала едва ли не единственной частью моей длинной речи в кабинете министра, за которой не последовало никаких возражений и вопросов. — Я польщена. Но давай вернёмся к разговору о Люциусе. Он сможет просто пройти через стену на Косую Аллею и купить там что пожелает? — Для начала — палочку. Думаю, до наступления зимы о разрешении станет известно уже официально. — Невероятно! — Невероятно будет, если и дальше всё пойдет по плану. Малфою позволят не только колдовать, но и вернуться в магический мир. Трудоустроиться, например, вести свои дела. Правда, я не стал бы загадывать наперёд… Но всё идёт к этому. — О боже, Гарри! Как тебе удалось это провернуть? — Я попросил Кингсли организовать слушание. Остальную работу сделала новость о том, что Малфой учит маггловских детей. — У него хорошо получается, между прочим. — Не спорю. Просто молча жду благодарности, — Гарри широко улыбнулся. — О, конечно, спасибо тебе! Ты не представляешь, насколько это важно для меня. И для Люциуса! Он ведь не колдовал уже больше двух лет. Представляешь? — Представляю, пусть и исключительно в теории. Поэтому и помог. Когда я жил у Дурслей на летних каникулах, волшебства мне, мягко говоря, не хватало. Гермиона и не помнила, когда в последний раз испытывала такое острое чувство благодарности к кому-то. Когда в последний раз так крепко обнимала Гарри. Когда шла домой в настолько приподнятом настроении, что улыбка не сходила с лица. Она была счастлива. А всё потому, что планировала обрадовать Люциуса. * * * — У меня лучшие новости из всех, что ты мог бы услышать! — воскликнула Гермиона, только успев переступить порог квартиры. — Неужели ты наконец выбрала дату для свадьбы? — не без иронии предположил Люциус. — Нет. Лучше. — Ты не только выбрала дату для свадьбы, но уже и организовала всё торжество? — Нет же. Если хочешь, можем пожениться после Рождества… Где-нибудь в январе. Да, десятого января. Доволен? Но у меня есть новости куда более грандиозные. — Теперь тебе будет очень сложно меня удивить. — Я всё-таки попробую. Встречалась сегодня с Гарри. Тебе вернут палочку. Точнее, ты сможешь её купить... — Волшебную палочку? Люциус не выглядел таким счастливым, как рассчитывала Гермиона. Поэтому она прибавила своему тону энтузиазма: — Да, именно! Не сегодня, конечно, но через пару недель ты сможешь попасть на Косую Аллею, вместе со мной. — И я смогу ею пользоваться? Палочкой? — Точно! Ты сможешь колдовать! А потом, спустя время, возможно, у тебя получится даже вернуться в магический мир насовсем. Когда-нибудь даже снова устроишься в Министерство… Ты же работал там раньше. Что думаешь? — Я не хочу возвращаться туда, дорогая. — То есть как? Она так старалась сделать как лучше — и всё зря? Может, стоило оставить всё как есть и не лезть куда не просят? Или всё-таки… — Если у меня действительно снова появится палочка, с какими угодно ограничениями на заклинания, я буду безмерно счастлив. И столь же безмерно благодарен тебе за старания, — сказал Люциус, голос его звучал мягко, словно он читал сказку ребёнку. — Но менять что-то, кроме возможности иной раз наколдовать Lumos или Reparo, я не хочу. Совсем. — И ты не хочешь снова попасть в Малфой-мэнор? — Нет. — Но… ты можешь ещё передумать. Когда-нибудь. — Мне сорок шесть лет, Гермиона. Давно пришло время принимать решения и следовать им до конца жизни. Поэтому на твоём безымянном пальце сейчас кольцо. Поэтому я хочу здесь «осесть». У меня была хорошая жизнь в магическом мире, лет десять или пятнадцать назад. Но сейчас её уже нет. Зато есть ты. — А если я когда-нибудь захочу переехать из Лондона? Мне лишь двадцать один год, я имею на это право? — Мне будет сложно убедить тебя остаться в нашем идеальном доме. — Ты прав. Пока что до конца жизни я могу запланировать только тебя в качестве мужа. Тут никаких перемен не предвидится. — Уверена? — Совершенно уверена. Но я не совсем понимаю, чего хочешь ты. — Тебя. Навсегда. — Навсегда — это очень долго. — Я знаю. И мне это нравится…