Не наёмник, а выездной специалист международной компании

Всё начинается в Стамбуле. На каникулы группу вывозят в три захода, с разницей в день. Заранее выдают гражданское и чемоданы разной степени потёртости; просят привести лица в порядок, насколько это вообще возможно; привозят манерного барбера, который говорит только на французском, что приводит к обилию сомнительных шуток и паре наголо выбритых по ошибке голов. Ещё в лагере, разглядывая свои аккуратно подстриженные виски в крошечном мутном зеркальце с облетевшими струпьями амальгамы, Олег думает, что совсем разучился улыбаться, и трогает относительно свежий шрам над левой бровью, белеющий на фоне загорелого лица. В индивидуальной методичке, выдаваемой вместе с загранником и билетами, значится короткая легенда, которую надо учить наизусть. Имя обычно не меняют, фамилии раздают случайные. Семейное положение, образование, профессия. Те, кто на английском изъясняется в основном жестами, с лёгкой руки кураторов превращаются в скульпторов («Чё?.. В смысле: «скульптор»?!.» – и дикий хохот пятнадцати мужиков на фоне), поваров или фитнес-тренеров. Олег же становится переводчиком с английского и фарси, разведён, двое детей. Характер нордический, добавляет он мысленно. Понимать турецкий и арабский в методичке строго запрещается, все коммуникации только на английском. Ну и как обычно: вести себя непринуждённо, с местными в устойчивую коммуникацию не вступать, русских обходить по широкой дуге, больше двух не собираться. Олег внимательно изучает свой паспорт. В прошлом году он «летал» в Таиланд, в позапрошлом – в Египет. Ничего криминального, отпускник обыкновенный. Дорога по прямой до Стамбула занимает часа три, но в соответствии с регламентом они добираются до места почти сутки. Проходя границу в затрапезном крошечном аэропорту на отшибе, Олег старается переключиться в нужный режим и усилием воли расправляет тревожную складку между бровей, чтобы и без того подозрительной, профессионально деформированной рожей не привлекать лишнего внимания. В отель даже по двое не селят – у каждого свой. До места везут стандартным трансферным автобусом, и Олег чувствует, как его затылок сверлит взгляд одного смутно знакомого скульптора. В телефонах, которые им выданы, есть сим-карта с интернетом, но с мясом вырваны камера и микрофон. Почему-то считается, что риск быть пойманным с таким телефоном несоизмеримо ниже, чем от последствий бесконечной слежки всех приложений. В том, что вся возможная информация, от местоположения до запросов в поисковике, сливается кураторам напрямую, Олег не сомневается ни секунды. Он всю дорогу до отеля читает статьи «Десять лучших достопримечательностей Стамбула» в разных вариациях, по привычке составляет в голове маршрут и почти не жалеет, что фотографий на память ему не останется. Олег заселяется в крошечном отеле, зажатом между деревянных, тянущихся вверх домов, недалеко от просторной площади древнего ипподрома. Первые три дня уходят на обследование Султанахмета, знакомство с местной кухней, грозящей без должных тренировок превратить Олега в шар к концу каникул, и сон. Олег почти привыкает засыпать и просыпаться под навязчивое пение муэдзинов, крики сварливых чаек и кошачьи выяснения отношений. Вечером на третий день приходит сообщение: «насмотрелся на свои развалины». Скульптор никогда не утруждает себя расстановкой знаков препинания – Олегу приходилось читать его отчёты. Через мгновение прилетает картинка – скриншот карты с обведённой жирной красной линией областью. Олег всматривается в названия улиц и открывает приложение навигатора, без особого труда находит нужное место. Картинка из мессенджера успевает исчезнуть. Вместо неё появляется короткое «21». И тут же пропадает. Последним пропадает пассаж про развалины. Времени восемь, и Олег, вообще-то, никуда не собирался. Можно просто проигнорировать приглашение в неизвестность. По подозрению Олега фантазии скульптора может хватить разве что на публичный дом или ночной клуб. Оба этих варианта Олегу не нравятся. Однако регламент предусматривает обязательную проверку: вдруг коллегу уже расчленяют в подвале? На то, что регламент требует ещё и известить кураторов о проведении проверки, Олег забивает. Он всё-таки не спеша одевается в черную водолазку, чёрный костюм, поправляет кулон на груди, надевает пальто и заказывает такси до магазина специй в полукилометре от указанной скульптором точки. По привычке, быстро ориентируясь на местности, Олег, сделав пару кругов около нужного адреса, занимает наблюдательный пункт в нешироком проходе между двух домов, где лежит достаточно глубокая тень, чтобы не отсвечивать, и закуривает. Без десяти девять на освещённый пятачок метрах в двадцати от Олега выходит скульптор в потёртой кожаной куртке, незаметно оглядывается по сторонам и куда-то исчезает, растворяясь в темноте. Можно последовать за ним, но Олег остаётся на месте, почти вытаскивает вторую сигарету, но передумывает. Когда минут через семь на плечо Олега ложится тяжёлая ладонь, запуская стандартную реакцию «схватить за запястье, вывернуть руку, уйти с линии атаки, ткнуть мордой в землю, дальше разбираться», он вообще не удивляется. Привычки у них одинаковые, и скульптор даже не сопротивляется, когда уже летит вниз. – Ну ты и параноик, Поварёшкин, – скульптор – Вадик – легко поднимается на ноги и отряхивает джинсы. – Пошли. Олег ничего не отвечает. Они уходят вглубь лабиринта узких улочек, почти до магазина специй, к которому Олег вызывал такси для непривлечения внимания. Вадик стучит в неприметную дверь в слабо освещённом переулке, и через минуту они оказываются в стандартном интерьере фойе среднего отельчика с претензией на стиль – ковры, панно на стенах, диваны и кресла с подушками, медные подсвечники и вазы, низкие кофейные столики, деревянные балки на потолке, тёмные от нагара. Всё-таки бордель, думает Олег. Их встречает женщина лет сорока с красивым породистым лицом и густыми каштановыми волосами, в закрытом тёмном платье. Вадик показывает ей два пальца буквой V. Женщина кивает и скрывается в одной из дверей, ведущих во внутренние помещения. Через пару минут возвращается, неся поднос с сервированным чаем, лукумом и орехами, и снова уходит. – Падай, – говорит Вадик и с размаху садится на один из диванов, – минут десять надо подождать. Олег выбирает кресло, с которого хорошо просматриваются одновременно и входная дверь, и та, где скрылась женщина. Вадик, заметив это, закатывает глаза. По-хорошему, конечно, надо бы спросить: «Подождать чего?», а может и вовсе завести светскую беседу о погоде, но Олег молчит, глядя, как Вадик душераздирающе зевает, потом берёт расшитую подушку, мнёт её с невероятным для такого действия интересом на лице, подпинывет столик, вызывая жалобное позвякивание посуды, осматривается по сторонам, вертя головой. На работе они почти не контактируют, не считая чисто деловых вопросов: рекогносцировка, прикрытие, отступление. Несмотря на внешнюю расхлябанность, за которую Вадик из раза в раз получает нелестное «этот долбоёб» в свой адрес, как раз долбоёбом Вадик не является, потому что долбоёбы до их работы просто не доживают, отсеиваясь гораздо раньше. Вадик, кажется, немного старше Олега, на год или два, но на качестве коммуникации это никак не сказывается: в нерабочее время её попросту нет. Отсутствие личных привязанностей, симпатий и антипатий считается важным элементом профессиональной этики. Смертность в группе небольшая, но терять после каждого инцидента по два-три бойца вместо одного работодателям неинтересно. Одно время кураторы даже практиковали ротации, но потом, видимо, пришли к выводу, что на установление нужного уровня понимания между бойцами в те самые три символа на приказ уходит слишком много времени, а это всегда ненужные потери. Олег пьёт чай из крошечной стеклянной рюмочки и думает, что Вадик ему скорее симпатичен, чем нет. Вообще, раздел «О посещении мест предоставления коммерческих секс-услуг» в их отпускной методичке второй по величине. Первый – о том, что будет за употребление алкоголя и наркотиков: там всё пестрит таблицами с указанием размеров штрафов и видами кар за любые подозрения на то, что сотрудник позволил себе расслабиться не по регламенту. Секс же на каникулах не просто не осуждается, но даже приветствуется. Кураторы считают, что так они снижают вероятность возникновения неуставных отношений как внутри группы, так и с местным населением. Олег методичку всегда читает внимательно, поэтому знает, что пользоваться можно только услугами проверенных поставщиков из одобренного списка, который предоставляется по запросу. Никаких знакомств на улице, никаких клубов и самодеятельности. Получить можно почти любые услуги – никаких предрассудков – но с откровенным криминалом кураторы предпочитают не связываться. Однако ранее Олег просто игнорировал подобные развлечения, предпочитая обходиться своими силами. Олег даже не сомневается, что Вадик привёл их в место как раз из разрешённого списка, но спрашивать об этом не хочет. Бесшумно открывается дверь, и вслед за хозяйкой –теперь уже никаких сомнений – борделя появляются пять молодых девушек в чёрных коротких платьях с открытыми плечами и в босоножках на платформе. Все азиатки, с почти одинаковыми кукольными лицами, щедро припудренными. Олег смотрит на них без особого интереса. Они же, напротив, увидев их с Вадиком, оживляются и переглядываются между собой, тихо хихикая. – Выбирай, – говорит Вадик, и Олег несильно вздрагивает от неожиданности. Показывать пальцем как-то неловко, поэтому Олег встаёт и подходит к девушке с рыжими волосами, подстриженными под каре. Девушка улыбается ему. Вадик за спиной одобрительно гыкает. Девушка берёт Олега за руку и ведёт за собой по лестнице на второй этаж, открывает одну из одинаковых дверей без опознавательных знаков. Внутри – обычный гостиничный номер, никаких зеркальных потолков, розовых светодиодных сердец и круглых кроватей. Девушка жестом указывает на приоткрытую дверь ванной, и Олег подчиняется. Через пять минут выходит в полотенце на бёдрах. Девушка, до этого сидевшая на краю кровати, поспешно встаёт, подходит, заглядывает в глаза снизу вверх, осторожно кладёт руки Олегу на плечи. Спрашивает по-английски с сильным восточным акцентом: – Что тебе нравится? Женщины, думает Олег. Понятия не имею, думает Олег. – Всё, – отвечает, и девушка стекает вниз, опускаясь на колени, стягивая с Олега полотенце. Вот это сервис, думает Олег, глядя на плавные движения рыжей головы, и закрывает глаза. Спускается вниз он около трёх ночи. За стойкой ресепшн теперь сидит молодой парень, и Олег не уверен, как спросить, сколько он должен. На осторожный вопрос парень начинает так яростно махать головой и руками, что Олег с трудом разбирает, что его белобрысый – парень говорит «whitehead» – друг уже обо всём позаботился, и так же яростно предлагает вызвать Олегу такси. Олег отказывается – регламент – и выходит в прохладную ночь, с удовольствием закуривая. Тщательно оберегаемый всё это время режим летит к черту: решив прогуляться, до своего отеля он добирается под утро и даже пропускает пробежку. Никаких особых эмоций прошедшая ночь не вызывает: Олегу нравится секс, Олегу нравятся девушки, и то, что в данном случае секс был куплен за деньги, не кажется Олегу чем-то диким – издержки профессии. Его немного беспокоит, что Вадик заплатил за него: Олегу совершенно точно не нравится быть должным. Для завтрака он выбирает маленькую кафешку на набережной. Сидя под нежарким февральским солнцем за уличным столиком, Олег вытаскивает телефон и пишет: «Сколько?» Ответ прилетает на удивление быстро, и Олег невольно хмурится: «забей потом сочтёмся». Он уже убирает телефон обратно в карман, когда приходит ещё одно сообщение: «сегодня повторим». Нет, думает Олег. «Нет», – пишет он в ответ. «иди нахуй душнила я скину вечером адрес», – приходит тут же. Олег смотрит с лёгким недоумением. Потом все сообщения исчезают. Настроение портится. Почти весь день он проводит на Босфоре, заставляя себя не проверять телефон на предмет новых сообщений, но проверяет. Олег успевает доехать до своего отеля и собирается ложиться спать. В этот раз сообщение прилетает в начале десятого. Снова кусок карты с обведённым участком. Олег пишет: «Нет». «не залупайся в 22», – Олег закатывает глаза. «лудше приедь», – Олег хочет написать: «Лучше купи уже учебник русского языка». «я знаю где ты живеш», – это становится последним аргументом, и Олег всё-таки открывает приложение навигатора. Что вообще происходит, думает Олег с раздражением, одеваясь. Думает: это уже считается за установление личных отношений? Может, кураторам пожаловаться? Представив, как он будет жаловаться на Вадика, который шантажом таскает его по публичным домам, Олег выходит из отеля и почти сразу садится в такси, с сожалением выкидывая выкуренную наполовину сигарету. В этот раз Олег едва не опаздывает, на кружение времени не остаётся, поэтому он просто подходит в указанное место и стоит под начинающимся дождём посреди улицы. Вадик появляется из-за угла ближайшего дома, улыбаясь так широко, как будто Олег – это лучшее, что случалось с ним в жизни. – Ты приехал, – орёт он, и Олег подхватывает его под локоть, уводя в подходящий тёмный проём между домами. – Сколько? – спрашивает Олег. Нависать угрожающе над Вадиком невозможно, они одного роста. – Ты, блядь, серьёзно? Пошли уже. И на раздражённый взгляд Олега отвечает: – Давай сегодня ты заплатишь, и мы в расчёте. – И это в последний раз. Почему-то Вадика это очень веселит. Он хлопает Олега по плечу: – Ага, ладно. Давай после... Пошли. Олег вздыхает и идёт следом за Вадиком. Всё повторяется. Стук в дверь, красивая женщина, только в этот раз ближе к пятидесяти, чай в стеклянных рюмочках, а девушки все оказываются конголезских кровей. Рыжих среди них нет, и Олег, к своему стыду, не может найти между ними никаких различий. Он решает опередить Вадика и говорит: – Выбирай. Вадик ржёт. Спрашивает: – А ты не сбежишь? Олег смотрит на него со всем доступным ему красноречием. Вадик подходит к крайней справа, сходу обнимает её за талию. Девушка ослепительно улыбается. Вадик оглядывается на Олега, скалится. Девушка тянет его вглубь отеля. Олег не собирается думать, что и как Вадик будет с ней делать. Уже уходя, Вадик снова поворачивает голову на Олега, который наблюдает, как рука Вадика скользит по телу девушки, останавливаясь на крепкой ягодице, обтянутой коротким блестящим платьем. Вадик следит за направлением взгляда Олега и подмигивает. Олег закатывает глаза и подходит к хозяйке, негромко спрашивает её, сколько они должны за банкет. Хозяйка стреляет в него чёрными глазами, улыбается и манит пальцем с длинным красным ногтем за собой к стойке. Там берёт маленький розовый лист в виде сердца и аккуратно пишет цифры одну за другой. На четвёртом нуле подряд Олег начинает нервничать, что взял недостаточно налички и придётся отвлекать Вадика от того, чем он там сейчас занят, но хозяйка останавливается и дописывает в конце значок лиры. Олег достаёт деньги, отсчитывает нужную сумму и кладёт на стойку, прижимая купюры ладонью. Он на мгновение задерживается, и хозяйка кладёт свою руку поверх, придвигается, окутывая тёплым облаком сладких духов, шепчет ему на ухо: «Приятного вечера», и мягко подталкивает в сторону переминающихся на длинных ногах конголезок. Олег думает, что после такого уйти уже невозможно и покорно позволяет увести себя в номер. Утром он пропускает вторую подряд пробежку и подумывает заблокировать Вадика. Это, разумеется, запрещено, но Олегу очень хочется забить на установленные правила. Он едет на окраину города смотреть на остатки крепостной стены Константинополя, на ворота которой, по легенде, его тёзка прибивал свой щит после успешного похода. Стена монументальна, но окружающая её действительность Олега не радует: кругом огороды, какие-то жалкие халупы, странные личности. Какую страну потеряли, думает Олег и трогает старые, прохладные камни. Вадик не пишет вечером. Олегу ещё утром хочется отправить ему «НЕ ПИШИ МНЕ БОЛЬШЕ», но он понимает, что это подозрительно и эмоционально. Весь день проходит, как на иголках. Олегу начинает казаться, что он постоянно слышит звук входящих сообщений, как писк воображаемого комара. Но Вадик так и не пишет. На следующее утро Олег не пропускает пробежку. Днём он слоняется по городу уже без всякого плана, гладит уличных котов, скармливает батон жирным чайкам, с грустью смотрит на отделы посуды в торговом центре, обещая себе когда-нибудь обязательно вернуться в Стамбул и скупить буквально всё. Вадик снова не пишет, и Олег начинает испытывать что-то похожее на тревогу. Так, думает Олег, я же несу за него ответственность, я видел его последним. Я должен убедиться, что ему не пробили голову, да? Олег даже достаёт телефон, гипнотизирует пустое окно без сообщений несколько минут, начинает набирать «Ты», но, передумав, стирает и убирает телефон. Впервые ему хочется нарушить регламент уже по-крупному и напиться. И в некотором смысле ему везёт, что для добывания алкоголя нужно приложить чуть больше усилий, чем просто одеться и найти супермаркет. Олег рано ложится, но долго не может уснуть, ворочается в ставшей отчего-то дико неудобной постели. Спустя полтора часа и тринадцать способов гарантированно вырубиться, Олег сдаётся и не придумывает ничего лучше, чем начать тренировку. Отжимаясь, он косится на телефон, который чёрным пятном лежит на тумбочке в изголовье кровати и не подаёт никаких признаков жизни. Утром Олег берёт на стойке ресепшн в своём отеле яркий буклет с описаниями экскурсий по городу и за его пределы. Он кажется себе почти спокойным и равнодушным и даже искренне расстраивается, что город покидать нельзя, читая про Каппадокию с её воздушными шарами и скалами. Сообщение приходит около пяти вечера, когда Олег флегматично курит и рассматривает медуз в зелёной воде у паромной переправы. «соскучился», – пишет Вадик. Пошёл на хуй, зло думает Олег и пытается унять разогнавшийся пульс, глубоко и медленно дыша, как перед выстрелом из снайперской винтовки. «Нет», – пишет он. Хочет ещё добавить «мудак», но это попахивает, кажется, чем-то слишком уж личным. И снова прилетает картинка. Олег ожидает карту, но вместо этого смотрит на какой-то чудовищный коллаж с упитанным щенком непонятной породы, сердечками и подписью «НУ ПРОСТИ ПОЗЯЗЯ». Олег едва не роняет телефон прямо в объятия к медузам. Щенок довольно быстро исчезает, и вместо него всё-таки появляется скриншот карты. И снова «21». Олег ничего не отвечает. По-нормальному, конечно, ему следовало бы проигнорировать приглашение, и дело уже не в личных желаниях. Во-первых, цель достигнута: Олег знает, что Вадик, с высокой вероятностью, жив. Во-вторых, Вадик его бесит, и это грозит помешать работе: Олег может начать случайно промахиваться, когда будет прикрывать его в поле. Почему он вообще едет по указанному адресу, Олег анализировать не хочет. Он снова, как в первый раз, находит удобную для наблюдения точку и курит одну сигарету за другой, пытаясь успокоиться. Он даже втайне надеется, что Вадик опять подкрадётся сзади, и это даст Олегу полное моральное право среагировать, как обычно. Ну, может, ещё коленом в солнечное сплетение ненароком попасть. Но Вадик подходит открыто, в лоб, ровно в девять. Вместо приветствия забирает у Олега из пальцев сигарету и затягивается, разглядывая Олега в упор. И даже не скалится, как обычно. – Не бесись, – говорит Вадик, – пошли. Олегу хочется сказать ему всё, что он думает, но получается какая-то чушь. Формально Вадик ничего ему не обещал, да и не пропадал никуда: Олег мог написать ему в любой момент и убедиться, что тот не сдох. Вадик приводит Олега в место, больше всего похожее на тату-студию. Вместо красивой немолодой хозяйки борделя их встречает ну очень молодой парень с татуировками на всех открытых от одежды участках тела и огромными тоннелями в ушах. Кругом развешаны черепа животных разной степени сохранности, плакаты неизвестных Олегу групп, неоновые лампы. За спиной у парня отблёскивают резными боками бутылки с алкоголем, и Олег невольно вздыхает. Вадик о чём-то шепчется с парнем, Олег не хочет разбирать его английский и просто рассматривает замысловато увешанные стены, чтобы не думать о призывно блестящем янтарным нутром вискаре. Парень никуда не уходит, а просто пишет сообщение кому-то на телефоне. Никакого чая тоже не приносит, и Олегу даже немного обидно. Но на этом сюрпризы не заканчиваются: вместо группы девушек выходит всего одна, похожая на Скарлетт Йоханссон образца «Трудностей перевода», но с коротким ёжиком обесцвеченных волос и, как и парень за стойкой, тоже вся покрытая татуировками. Она оценивающе оглядывает Вадика с Олегом и кивает парню. – Чё встал? Пошли, – говорит Вадик. У тебя кончились деньги, думает Олег, ты чё, реально всё проебал? Он спрашивает: – Почему она одна? – А почему нет? Стесняешься меня? – скалится Вадик. – Мудак, – отвечает Олег и чувствует некоторое облегчение. Вадик на оскорбление никак не реагирует, пропуская Олега вперёд, и тот подчиняется, снова чувствуя сверлящий затылок взгляд. Олег решает забить на происходящее и действовать исключительно по обстоятельствам. Он беспокоится, о чём говорить с девушкой, пока Вадик будет в душе. Или как это вообще происходит в таких случаях. Но девушка провожает их до комнаты и уходит. На недоумевающий – охуевающий – взгляд Олега Вадик говорит: – Да не ссы, вернётся минут через десять. Собственная нагота Олега не смущает, да и Вадика он видел в самых разных состояниях обнажённости, но как-то неловко сидеть друг напротив друга в помещении с зеркальным, (а с учётом искажений – клоунским), потолком и огромным неоновым сердцем, пронзённым стрелой, в качестве светильника. Спасибо, что кровать стандартной, прямоугольной формы. – Хорошая татуировка, давно хотел сказать, – говорит Вадик, видимо, чтобы поддержать светскую беседу в его представлении. Господи, что я здесь делаю, думает Олег. – У тебя тоже, – отвечает он, кивая на замысловатый рисунок дракона на ключице у Вадика. – А, да я только позавчера начал бить. Цветная будет. Ага, думает Олег, то есть он просто бил татуировку, а не... Додумать он не успевает, кто-то негромко стучит в дверь. Они с Вадиком, как по команде, поднимаются на ноги и застывают друг напротив друга, одинаково загорелые, рельефные, исчерченные шрамами. Олег думает, что это, наверное, красиво. Заходит Скарлетт Йоханссон и снова цепко оглядывает их. Она протягивает Вадику лист с текстом на английском. – Неохота читать, переведи, а, – говорит Вадик и передаёт лист Олегу. Олег пробегает глазами по тексту. – Это правила. Про то, что нельзя, например... – А. Да похуй, там всё стандартно, – отмахивается Вадик, и Олег чувствует укол какого-то неприятного чувства. О том, что это ревность, Олег думать не собирается. Девушка забирает листок и кладёт на низкий кофейный столик, разворачивается к Вадику, видимо, признавая за ним лидерство в этом балагане. Вадик тянется к девушке, целует её в шею, и та моментально расплывается в его руках, переключаясь в рабочий режим, вцепляется Вадику в плечи. Олег зачем-то смотрит на это, не особо понимая, как он должен себя вести. Просто смотреть? Ждать своей очереди? Вадик отрывается от вылизывания белой, расписанной чёрными узорами кожи, в его глазах отражается холодный неоновый свет: – Так и будешь столбом стоять? Олег на автомате делает два шага вперёд. Девушка оглядывается, разворачивается в кольце рук Вадика, проводит холодными пальцами по груди Олега, задевая кулон, и вниз, по поджимающемуся животу, стаскивает с него полотенце, пока Вадик обнимает её сзади, прижимаясь всем телом. – Значит, план такой, – говорит он серьёзно, и Олег невольно разглядывает его огромные, во всю радужку зрачки, в каждом из которых отражается по неоновому сердцу, – ты ложишься на спину, она будет тебе сосать, а я ей полижу немного, идёт? Олег кивает. Он ложится на прохладные простыни, наблюдая, как Вадик стягивает с девушки платье, под которым нет ничего, кроме татуировок. Девушка встаёт на колени по обеим сторонам от бёдер Олега, опирается на руки и без колебаний берёт в рот, а Вадик мягкими похлопываниями заставляет её шире расставить ноги и прижимается губами к промежности, отчего девушка на мгновение сбивается с ритма. Смотреть на это в зеркальном потолке совершенно невозможно – ёбаная комната смеха, только вот Олегу не смешно. Он кладёт руку на колючий затылок, задавая комфортный для себя ритм, и закрывает глаза. В подобных тройничках ему участвовать не приходилось, и не спросишь же Вадика, что там у него дальше по плану и когда кончать. С закрытыми глазами оказывается ещё хуже, потому что влажные звуки становятся как будто громче и развязнее. Вадик же, видимо, решает сменить деятельность: он отрывается от своего занятия, невнятно говорит что-то вроде «хорошая девочка» и «сейчас я тебя выебу, моя сладкая», а забывает, как дышать, от этого почему-то Олег. Он чувствует, как Вадик тянется к тумбе у кровати, на которой разложены смазка и резинки. Олег не открывает глаза, но понимает, когда Вадик входит в девушку и начинает двигаться. Она отрывается от Олега и низко стонет, Олег не препятствует и всё-таки решается посмотреть, как это выглядит. Вадик возвышается над белой, покрытой татуировками спиной, двигается плавно и размеренно. Девушка снова насаживается ртом на член Олега, забирает глубже, и Олег, сам от себя того не ожидая, стонет. – Нравится? – рычит Вадик, и Олег понимает, что это относится уже к нему. – Хочешь, поменяемся? – не отстаёт он. – Нет, – отвечает Олег, и Вадик усмехается. – Ты такой красивый, – шепчет Вадик, и Олег думает: а не заткнуться ли тебе, не пытаясь вникать в смысл сказанного, и снова закрывает глаза. Когда девушка начинает стонать уже без остановки, не выпуская член Олега изо рта, каким-то шестым чувством Олег понимает, что скоро всё закончится, и отпускает себя: ускоряет ритм, чуть вскидывает бёдра, но девушка не отстраняется и полностью подчиняется движениям ладони на затылке. Он заставляет себя открыть глаза и смотрит, как оргазм сначала сотрясает хрупкие плечи, затем Вадик выходит из девушки, стягивает резинку и в несколько движений додрачивает себе, заливая спермой белую в узорах кожу, и тогда кончает сам. Девушка глотает и утыкается лбом Олегу в бедро, загнанно дыша. Вадик размазывает по её спине сперму и несильно шлёпает по ягодице. Девушка воспринимает это, как намёк, поднимает голову, глядя затуманенным расфокусированным взглядом сквозь Олега, встаёт и скрывается в ванной. Включается вода. Вадик валится рядом, ничего не говоря, хотя Олег ждёт от него идиотских комментариев. Он поворачивает голову и в упор разглядывает лицо Олега, потом легко приподнимается на локте и прижимается губами к губам. Ну пиздец, приехали, думает Олег. Его рука упирается Вадику в ключицу, как раз в свежую татуировку, которая ощущается рельефной гравюрой, и Вадик тихо шипит и кусает Олега за нижнюю губу. Теперь Олег думает, что ему, кажется, есть, что рассказать психотерапевту на следующем сеансе на профпригодность. Однажды Олега уже целовал парень, и тогда это закончилось так, как должны заканчиваться поцелуи с парнями в тех широтах, где Олег вырос. Один поцелуй полностью похоронил для Олега многолетнюю дружбу, братство и мечты о светлом будущем, где их сыновья, (не в этом смысле – у каждого свои), будут вместе играть в футбол во дворе. Один поцелуй вырвал Олега из университета и отправил в армию и, в конечном итоге, привёл в бордель с отвратительным неоновым сердцем, где его снова целует мужик. У меня что, на лбу это написано, думает Олег. Какого хера, думает Олег. Мне нравятся женщины, думает Олег и зачем-то распахивает рот, впуская горький от сигарет язык. Вадик отрывается от него, но не отодвигается, говорит как будто смущённо: – Обожаю целоваться, а с этими... Ну, ты знаешь, они не целуются в губы. Да мне похуй, думает Олег, тянется за поцелуем сам и закрывает глаза. В ванной выключается вода. Видимо, девушка выходит к ним, потому что Олег слышит тихое «вау» и что-то ещё на незнакомом языке. Она возвращается на кровать, лезет к Вадику, но тот мягко направляет её снова к Олегу, и Олег не готов анализировать, почему у него снова стоит. Почему у него вообще встал до того, как девушка вернулась. Вадик отрывается от него, напоследок укусив за губу, скалится, облизывая клыки. Тянется к тумбочке и отдаёт девушке резинку, кивая на Олега. Она послушно раскатывает латекс по члену Олега и насаживается сверху. Олег не смотрит на неё, он смотрит только на Вадика, который надавливает девушке на спину, распластывая её по Олегу. Она утыкается Олегу в шею, щекотно дышит. Олег смотрит, как Вадик берёт ещё одну резинку, раскатывает по своему члену и добавляет сверху смазки. Подмигивает Олегу и пристраивается позади девушки. Олегу кажется, что он сдохнет от тактильной и эмоциональной перегрузки, когда чувствует, как Вадик туго втискивается девушке в задницу, нависая над ними на вытянутых руках. Когда он начинает двигаться, Олег ощущает каждое движение невыносимо ярко. Ему хочется закрыть глаза, но он, не отрываясь, смотрит, как над ним покачивается Вадик. Тот кажется обдолбанным, пьяным, совершенно невменяемым. Олег вообще забывает, что они не вдвоём, когда Вадик осторожно наклоняется, дотягиваясь до его губ. Девушка, зажатая в тиски между ними, сдавленно стонет – и Олег её понимает – но оттолкнуть Вадика он не в состоянии. Олег просыпается в темноте как от толчка и понимает, что, во-первых, он не в своём отеле, а во-вторых, в постели он не один. Он осторожно убирает лежащую поперёк груди руку, садится на кровати и смотрит на часы. Половина пятого. Олег идёт в ванную и долго плещет холодной водой в лицо, пытаясь разобраться в ощущениях. На провалы в памяти он никогда не жаловался, даже в недолгий период дикого кутежа между армией и контрактной службой. Сейчас картинка складывается смутная, из ярких, эмоционально окрашенных кадров, освещённых только холодным светом неонового сердца. Олег помнит, с каким лицом от них уходила девушка. Олег помнит, как они ржали вместе с Вадиком, не переставая целоваться. Олег помнит, как с его губ Вадик переключился сначала на шею, потом на грудь, как наматывал на палец шнур с кулоном, притягивая Олега снова к себе. Олег помнит, как Вадик обсасывал его пальцы на ноге, и, кажется, с ними же во рту и кончил снова. Олег помнит, как дрочил, глядя на это, и кончил сам. Олег помнит, как Вадик водил по его животу рукой, размазывая сперму, и шептал на ухо какую-то дичь, в равных частях состоящую из мата и комплиментов. Олег смотрит в зеркало на багровый засос на своей шее, болезненный, с чёткими следами клыков, понимающе кивает своему красноглазому отражению и возвращается в комнату. Одеваясь, Олег уверен, что Вадик не спит, но благоразумно притворяется, обнимая подушку и отвернувшись к стене. У себя в отеле Олег пишет три варианта рапорта и одно короткое письмо. Желтоватая бумага жжёт пальцы. Несколько листов отправляются в изорванном виде в унитаз сразу, ещё один Олег надёжно прячет. Приняв решение, он успокаивается, выключает звук на телефоне и падает на кровать, даже не раздражаясь на призыв к утренней молитве. Олег просыпается под вечер с больной головой и несколько минут просто рассматривает деревянные балки на потолке, вслушиваясь в звуки дождя за окном. Телефон он берёт в руки только после того, как принимает душ. «олег» «олег» «олег» «олег» «олег» «бля» «олег» «олег» «олег» «я щас приеду» «ответь» «олег» Последнее сообщение было отправлено полчаса назад. Олег одевается, как для прогулки, и спускается вниз. В фойе на диване обнаруживается посторонний предмет интерьера, с увлечением читающий турецкую газету. На столике рядом стоит кофейная чашка размером с ноготь Вадика. Конспиратор херов, думает Олег. Берёт из высокой узкой корзины у дверей гостевой зонт-трость и выходит на улицу. Останавливается под нешироким навесом и закуривает. – Я думал, ты вскрылся, – говорит за спиной Вадик, выходя следом. – И какой был план? – спрашивает Олег, не оборачиваясь. – Ну, я сказал, что я медиум, мне было видение, и хотел сходить проверить сам, но меня не пустили. Тогда я сказал, что ты диабетик. Они отправили какую-то бабу проверить, та сказала, что ты спишь. Ты не медиум, ты всё-таки долбоёб, думает Олег, и я тоже. – М. – Олег. – М? – Ты точно не вскроешься? – Нет. Я просто подам рапорт. – Ты чё, реально? – Да не дёргайся. Попрошу перевода, скажу, что личная неприязнь возникла. Без подробностей. – А она возникла? Олег оглядывается. Вадик выглядит равнодушным, только почему-то он бледный, как будто собрался блевать, обнаружив пару трёхдневных трупов в землянке. Олег ничего не отвечает и идёт в сторону ипподрома. Он думает, что Вадик пойдёт следом, но ошибается. Он завтракает – ужинает – в «русском» ресторане без особого удовольствия. За кофе, который ему не нравится, Олег пишет на номер, указанный в методичке и выученный наизусть, короткий шифр и через пятнадцать минут получает адрес и исчерпывающую инструкцию. Он открывает чат с Вадиком, девственно чистый, и кидает скриншот карты с обведённым в кружок местом. Следом отправляет «20:30». В ответ не ждёт ничего хорошего. Ждёт тишины, посыла на хуй, чего угодно, только не короткого «ок». Олег стирает все сообщения и думает, что надо будет успеть собраться – автобус приедет за ним завтра в половине двенадцатого. Олегу хочется увезти с собой какой-нибудь сувенир, но он не может ничего придумать. С его работой к вещам особо не привяжешься, холодильника под магнитики у него нет. Олег подумывает про татуировки или пирсинг, но, в отличие от Вадика, так рисковать он не готов. Олег решает купить себе простую черную футболку: найти такую без надписей и флагов оказывается нелёгкой задачей, но он всё-таки справляется. Подумав, он покупает ещё и белую такого же размера. В половине девятого Олег подпирает очередную стену в неприметном проёме и курит. Это последняя сигарета, и, если Вадик будет опаздывать, Олегу придётся бороться с желанием немедленно отправиться на поиски новой порции табака. Через пять минут Олег решает пройтись и осмотреться. Разумеется, Вадик обнаруживается в соседнем проёме с сигаретой в зубах. Олег успокаивается, что хотя бы без курева не останется. – Опаздываешь, – говорит Вадик. – Я там стоял, – отвечает Олег, дёргая подбородком в сторону своей подворотни. – Угостишь? – А ты не много ли куришь? – но пачку Вадик протягивает. Олег не отвечает, неопределённо пожимая плечами. За последние три дня он сделал двухнедельную норму по сигаретам. Они докуривают в тишине, и теперь Олег говорит: – Пошли. Он надеется, что в борделях всё стандартно и всё получится так же непринуждённо, как до этого получалось у Вадика. У входа сидит полосатый кот, и Вадик наклоняется, чтобы погладить его. Кот не сопротивляется и тихо мяукает в ответ, подставляясь под ласкающую руку. Олег стучит в дверь, и... ничего не происходит. Пауза затягивается, Олег испытывает неловкость, ожидая издевательских комментариев, но Вадик занят исключительно котом. Олег стучит ещё раз, громче, и дверь распахивается. – Ой, простите, в туалет отходила, – говорит «хозяйка» по-русски. Вадик распрямляется и недоуменно косится на Олега. – Рашн? – спрашивает женщина. Она не похожа ни на породистых хозяек тех мест, куда водил его Вадик первые два раза, ни уж тем более на татуированного парня из вчерашнего заведения. Олег отрицательно мотает головой. – А-а-а... – тянет женщина с пониманием. А потом неожиданно орёт, оборачиваясь: – Коля, иди сюда, тут иностранцы, они не понимают по-нашему! Пиздец, думает Олег, только Коли нам сейчас не хватало. Но Коля оказывается чистокровным турком с длинными чёрными усами и на приличном английском приглашает их внутрь, извиняется за свою неловкую жену и спрашивает, что господам угодно. Олег решает, что в случае чего они вдвоём от Коли легко отобьются, если он всё-таки ошибся дверью, и озвучивает просьбу вполголоса, пока Вадик за его спиной изучает медный самовар на столике и павлопосадские платки, элегантно раскиданные по низким кушеткам. Коля кивает и даже кланяется. Уходит, и Олег, наконец, расслабляется. Вадик ловит его взгляд, но, видимо, не может сформулировать по-английски всё, что думает, поэтому просто тяжело вздыхает. Олег пожимает плечами. Коля возвращается и приглашающим жестом предлагает следовать за собой. Вадик неопределённо кашляет за спиной, и Олег с удовлетворением думает, что, если бы кое-кто не забивал на обучение, сейчас бы не давился своими вопросами и комментариями. Коля приводит их на третий этаж, распахивает дверь в номер, снова кланяется и уходит. Олег пропускает Вадика внутрь и закрывает за ними дверь. Вадик, наконец, обретает дар речи: – А чё вообще происходит? – Три часа нас никто не побеспокоит. Захочешь – вызову тебе девушку, любую. А можем просто поговорить. Вадик хмыкает. Обходит номер, выглядывает в окно, по привычке плотнее задёргивает шторы. Стягивает с плеч куртку, кидает её на кресло, сам садится в другое. – Хоть бы выпить взял. – Я думал об этом, но чё-то я пока не готов отдавать половину зарплаты за бутылку вискаря – послезавтра же проверяться. Вадик смотрит на него с искренним удивлением: – Олег, ты чё, реально не знаешь, как это всё обходить? Олег, который всегда честно соблюдал регламент, теряется с ответом. Вадик скалится. – Ладно, а эту прелесть ты где нашёл? – спрашивает, имея в виду заведение, в котором они оказались. Олег думает, что, скажи он про кураторскую отпускную методичку, опять получит насмешливый ликбез, и заранее каменеет лицом, чтобы скрыть досаду: – Да всё там же, в чатике. Но Вадик серьёзно кивает: – Надо будет фидбэк оставить, что здесь русские. Видимо, Коля недавно женился, наши такого не любят. Ладно, раздевайся, чё как неродной. Олег, наконец, снимает пальто и бросает на то же кресло, где уже лежит куртка Вадика. Садится на кровать – больше некуда – опирается на бёдра локтями и опускает голову. Думает: нормально, блядь, отдохнул. Накатывает чудовищная усталость. Некоторое время они молчат. Потом Вадик спрашивает: – И чё, ты правда всё решил? Уходишь? – Да. Я... Слушай, я не готов потом рыдать над твоим телом, если чё-то случится. Вадик оживляется: – А ты будешь прям рыдать? Как Гильгамеш об Энкиду? – Чё? – Ничё. И чё сразу рыдать-то? Чё мне сделается? – ...или ещё хуже: посрёмся, и я тебя застрелю. Или ты меня. И – под трибунал. Долго объясняться придётся. – Олег, ты чё несёшь вообще? Какой трибунал? Мы даже не трахались, просто отдохнули нормально по-братски, по-дружески, это... – ...это пока. Вадик затыкается. Олег трёт лицо руками, поворачивает голову. Глядя на Вадика, продолжает: – Ты вчера кончил с моей ногой во рту. Это, блядь, теперь называется «даже не трахались»? Вадик с независимым видом отвечает: – У меня оральная фиксация, если чё, это даже в личном деле записано. Олег снова опускает голову, вздыхает. – Олег, ну ты чё? Бля... Тебе же реально нравилось, в чём проблема? – Да. Нет. Не знаю. Я вообще, правда, поговорить хотел. Просто в прошлый раз я обошёлся без объяснений, и всё кончилось... Ну, не так, как могло бы, наверное. – В смысле: в прошлый раз? – Короче, у меня был лучший друг в детдоме, мы вместе поступили в универ, делили комнату в общаге, и всё было нормально. А потом он меня поцеловал, и я... Я психанул, и там всё некрасиво получилось. Вадик из этой сбивчивой исповеди делает свои выводы: – Так ты чё, правда пи... гей, что ли? – Почему я-то? – А чё психовать, если не гей? Ну поцеловал, ну поржали. Делов-то. Олег чувствует, как лицо начинает гореть от стыда. – Ты это, – говорит Вадик и поднимается на ноги, потягиваясь, – если всё уже решил, так давай потрахаемся напоследок, ну, или, я не знаю, подрочим на брудершафт, хуже-то не будет уже. От такой откровенности Олег давится воздухом, а Вадик продолжает: – Я из-за тебя, между прочим, сеанс пропустил, – он хлопает себя по татуировке под футболкой. – А я тебе подарок купил. Типа, сувенир, – говорит Олег, хватаясь за безобидную тему, чтобы только не обсуждать то, что может произойти. – Ого, нихуя себе, покажи, – оживляется Вадик и подходит к Олегу вплотную, когда тот поднимается на ноги, чтобы достать аккуратно сложенную футболку из кармана пальто. Олег замирает. Вадик тоже забывает, зачем шёл, стоит напротив, ничего не предпринимая, и просто разглядывает Олега. – Ладно, – говорит он, наконец, – ладно, я понял, что ты загнался, я только не понял, нахуя. И что дрочить на брудершафт ты со мной сегодня не будешь. Я всё понял. Но ты всё-таки подумай насчёт рапорта. Я бы не хотел, чтобы ты уходил, правда. Олег кивает и отводит взгляд, подходит к своему пальто и вынимает аккуратный свёрток в крафтовой бумаге. Протягивает Вадику, тот без колебаний забирает. – Ну это, спасибо, короче. Ты бы только предупредил, я бы тебе тоже чё-нибудь купил. – Можешь мне остатки сигарет отдать, – серьёзно говорит Олег. – Я пойду. Хочу выспаться. Тебе позвать кого-нибудь? – Ага. Позови мне самую сочную, чтобы сиськи побольше, и губы тоже. Потом опять же два месяца в этой сраной пустыне... Олег выходит из номера, сжимая в кулаке полупустую пачку и не глядя на Вадика. Это похоже на злую иронию, но в крошечном самолёте, который везёт их до Минска, они оказываются на соседних креслах. Олег сидит у окна, предвкушая прекрасный полет в компании английского издания «Гарри Поттера и Ордена Феникса», которое он чудом находит на полке буккроссинга в аэропорту среди бесконечных Коранов и методичек от Сайентологов и Свидетелей Иеговы. Когда рядом приостанавливается поток пассажиров, и кто-то начинает убирать вещи на багажную полку, Олег поднимает глаза и разглядывает знакомый торс с торчащей из ворота белой футболки – его, блядь, футболки – недобитой татуировкой. – Хэллоу, – говорит Вадик, скользя равнодушным взглядом по Олегу, и валится в кресло рядом. Ну да, вот вообще неподозрительно, думает Олег, представляя, как они смотрятся со стороны. Вадик приподнимается и пытается что-то вытащить из заднего кармана джинсов. Олег терпит шевеления его немаленького тела в узком пространстве, и Вадик, несколько раз ткнув Олега локтем под рёбра, виновато скалится, когда, наконец, достаёт плеер, обёрнутый проводом наушников: – Сорри. Олег кивает и возвращается взглядом в книгу. Вадик втыкает плеер в уши, и Олег слышит знакомые завывания Леди Гаги. Весь полет Вадик спит: прижимается горячим бедром к бедру Олега, наваливается на него, склонив голову почти Олегу на плечо. Олег пытается читать без особого результата – буквы расплываются, отказываются складываться в слова, и Олег механически переворачивает страницы с нужной, неподозрительной скоростью. В аэропорту Минска Олег сосредоточенно моет руки в туалете в чистой зоне, где они ждут посадки на следующий рейс. Карман пальто прожигает пачка сигарет, выпрошенная у Вадика, и Олег уже триста раз пожалел, что затыкал сигаретами все нервные моменты. Думает: да лучше бы отжимался, блядь, отжиматься же в аэропорту не запрещено. Дверь открывается, заходит Вадик – ну а кто же ещё, блядь – и просто встаёт за спиной Олега, без стеснения разглядывая его в отражении. Олег заканчивает мыть руки, поднимает взгляд, механически стряхивает воду, тянется за бумажным полотенцем, вытирает руки. Вадик не скалится, перекатывает во рту – и где только взял – чупа-чупс. Вадик смотрит так, что у Олега на затылке поднимается шерсть дыбом, и он замирает с полотенцем в руках, не зная, как это себе объяснить. Олег живо представляет, как хватает Вадика за ворот куртки, тащит в кабинку, выдирает изо рта конфету и... Дальше Олег не может решить: бить морду или целовать. Дверь только начинает снова открываться, и всё приходит в движение: Вадик идёт дальше к кабинкам, а Олег выкидывает полотенце в мусорное ведро и проходит мимо лысоватого нервного мужичка. Олег думает, что два месяца до конца смены он точно спокойно не доживёт во всех смыслах, и без рапорта не обойтись. Олег испытывает какое-то щекотное чувство под рёбрами каждый раз, когда рядом оказывается Вадик. Больше всего оно похоже на ожидание начала драки. Ничего, блядь, не понятно, но очень интересно. Думает, сидя на неудобном кресле в зале ожидания: ответ «Нет». Нет. Нет, конечно же, нет. «Гарри Поттер и Орден Феникса» остаётся в Минске, с желтоватой запиской вместо закладки внутри.

***

«Серый! Я знаю, что опоздал на несколько лет со своими извинениями, но я, кажется, ошибся тогда. Прости меня. Прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости».