遠い

за окном поезда однотипные сеульские многоэтажки сменяются природой, ещё не тронутой активно растущим городом, и для доёна это знаменует начало долгожданных каникул, пришедших вместо унылых серых будней, в которых слишком много. много всего — людей, домашних заданий, проектов и часов подработки в супермаркете по ночам. у кима на бледной коже под глазами чернеют синяки от усталости и недосыпа, а с лица наконец-то сходит прилипшая полуулыбка. это защита, некая преграда к его настоящим чувствам, ведь куда проще коротко улыбнуться в ответ, чем объяснять кому-то, что на самом деле творится в его сердце. ким срывается резко: через пару часов после появления мысли на электронной почте уже лежит билет на ближайший поезд, замена на работу найдена, а рюкзак забит необходимыми вещами. небольшой отель в пригороде пусана целиком оправдывает свою цену. тут уютно, хоть и дороговато по меркам донёновой зарплаты, но оно того явно стоит. пляж буквально через дорогу, местность тихая, ещё и старенький владелец внезапно проникается к нему симпатией и даёт скидку, от которой скорее просто теплеет на душе, чем пополняется кошелёк. доён закидывает портфель в номер, даже не удосуживаясь разложить свои вещи, и первым делом плетётся на пляж, ведь он приехал сюда ради солёной воды и морского прибоя, несмотря на прохладную погоду. так даже лучше, людей будет совсем немного, это единение с чем-то настолько огромным поможет расставить правильно приоритеты и понять, что делать с унылой жизнью дальше. шум волн и ветер, превращающий укладку в беспорядочное нечто, вызывают чувство щенячьего восторга и, одновременно с ним, приносят такое желаемое успокоение. рядом совсем никого, ни единой души, будто доён умер и оказался в личном маленьком раю, где никого, кроме него самого, больше не существует. ни вечного шума огромного города, ни грубых клиентов, ни надоедливых знакомых, необходимых лишь для поддержания социальных навыков, ни мешающих дышать стен крошечной комнаты общежития — ничего. только доён, раскинувший в сторону руки и прикрывший глаза. и какой-то голос справа, выкрикивающий его имя. да твою ж. — ким доён?! — у доёна никогда не было знакомых из пусана, так уж получилось. открывать глаза просто не хочется, игнорировать нарушителя спокойствия куда более рационально, нежели отвечать ему. может, незнакомец подумает, что доён статуя, если он замрёт и не будет двигаться? видимо, отдохнуть у кима действительно получится только в гробу — голос продолжает подозрительно близко и уже куда более спокойно. — доён, неужели это правда ты? — мы знакомы? — открыть глаза всё-таки приходится, как и повернуть голову в сторону, очевидно, парня, с выжженными светлыми волосами. доён честно видит его первый раз в жизни, пусть его стремительно померкнувшая улыбка и вызывает стойкое чувство жгущего сердце дежавю, от которого ким отмахивается, как от назойливой мухи. — думаю, вы обознались. — лучше, чем кто-либо. меня зовут юта накамото, приятно познакомиться вновь. юта странный. он будто сборник всего того, что доён ненавидит и, вот же парадокс, любит в людях. они быстро разговариваются об отдалённой чепухе, накамото буквально забалтывает его, располагая к себе уже через несколько минут этого разговора. с ним неожиданно легко и хочется улыбаться по-настоящему, вслушиваясь в мелодичный голос с лёгким японским акцентом и грамотную речь, в которой нет ни намёка на непонятный молодёжный слэнг, и это звучит, как минимум, необычно. как максимум — на слух приятно, таким слогом когда-то писали книги, в коих доён когда-то находил спасение от скучной подростковой жизни. рассмотреть юту полноценно получается только на следующий день. на нём какая-то дурацкая олимпийка а-ля восьмидесятые, голые коленки выглядывают из дыр на джинсах, а на ремне прицеплен привет из прошлого — касетный проигрыватель, доён видел такой лишь у бабушки на чердаке. всё вкупе это выглядит так странно, будто он вылез с картинки из пинтереста, невероятно красивый и старомодный. и улыбчивый. эта улыбка приковывает взгляд, и ким не сразу замечает, что откровенно пялится на ровный ряд зубов, боясь даже моргнуть. а юта улыбается ему постоянно. слушает, о чём говорит доён, который даже себя своей невероятной разговорчивостью немного пугает, и улыбается солнечно, смеётся. стукает ледяными ладонями, когда ему становится особенно весело. он прекрасный, думается киму, его бы потаскать по городу, накормить, привести в номер и целовать-целовать-целовать, говоря абсолютно неважные нежности — лишь бы в перерывах чувствовать губами эту завораживающую улыбку. ким списывает это желание на пресловутую любовь с первого взгляда, воспеваемую в фильмах и книгах, абсолютно иррациональную и несуществующую в реальном мире, в которую внезапно так хочется поверить хотя бы на минуту. но накамото от прогулки отказывается, грустнея на глазах, и эту тему они больше не поднимают. у доёна привычная полуулыбка, которая должна скрыть разочарование, но юта, кажется, читает его насквозь, словно в извинении гладя широкой ладонью донёново запястье. — временами я тоскую по осаке, знаешь? — юта разрывает уютную тишину, повисшую между ними на несколько минут. доён усилием воли отвернулся к морю, от юты вело уже конкретно и то, что он чувствовал на себе взгляд чужих глаз, буквально прожигающий в нём дыру, совсем не помогало. в эти минуты ким устроил себе мозговой штурм, задаваясь совершенно очевидные в такой ситуации вопросы. почему он разговаривает с ютой второй день? почему юта пришёл снова? что в нём такого странного, отчего на душе скребутся кошки? и почему незнакомец ощущается как самый знакомый человек на планете? — там цветут сакуры, мама живёт и сёстры, а я так давно у них не был. ты даже представить себе не можешь, сколько лет я бездумно блуждаю тут. доён возвращает взгляд стремительно, пытаясь рассмотреть в карих глазах напротив хоть что-то. замечает только то, что они слишком тёмные, бездонные совсем и без бликов, будто мёртвые. а улыбка на губах грустная-грустная, от неё становится не по себе. — так съезди, в чём твоя проблема? — в ответ на это только усмешка. ядовитая такая, пугающая своим холодом, словно место яркого юты на пару мгновений занял его злой-брат близнец. а потом всё так же стремительно приходит в относительную норму. только вот накамото перестаёт о себе рассказывать и хмурится всё, вглядываясь в линию горизонта. на третий день доён уматывает себя прогулкой по городу — в море шторм, на пляж сегодня лучше не соваться, но каждый раз, смотря на интересное своей архитектурой здание или маленькую живописную улочку, ким мысленно возвращается туда, к юте, потому что эти виды хочется разделить с ним. рассказать, чем же так цепляет лоза на балконе, почему в грязной китайской забегаловке есть особый шарм и обязательно сказать, что тайяки вкусные. что в осаке, наверное, гораздо вкуснее. ночью юта приходит к нему в кошмарах, с болезненно красными глазами, мертвецки бледной кожей и проломленной чем-то головой. алое марево застилает глаза, на пальцах у доёна теплеет свежая кровь, и вот накамото уже в его руках — безжизненный, ледяной. смотрит своими большими глазищами в пустоту, а доёна накрывает самая настоящая истерика, пока пальцы путаются в окровавленных волосах. ким просыпается в слезах и успокоиться, отчего-то, не может никак. рёбра будто давят на лёгкие, комната идёт кругом, и он срывается тут же к бушующему волнами морю, где на пляже одинокая фигура, погружённая в свои мысли. на выжженных осветлителем волосах у неё алеют кровавые разводы, во всей этой картине новыми оказываются объёмные ретро наушники. sоny dr-9. он дарил их юте, когда тот переехал из осаки и осел в сеуле окончательно, планируя остаться с доёном ближайшую вечность. ветер свистит в ушах, худощавого кима буквально сдувает, но он не обращает внимания, утопая босыми ногами в холодном песке. каждый следующий шаг даётся тяжелее предыдущего, голова разрывается от острой боли, а юта перед ним спокойный, безмятежный. на его губах играет лёгкая полуулыбка — ким видит её, когда падает перед ним на колени. — прости, что забыл тебя, юта. на глазах слёзы, а руках нечто эфемерное, почти неосязаемое и слабое. доён обнимает накамото так крепко, как может, даже сквозь ветер слыша мелодию из старых наушников. あなたお願いよ　席を立たないで я останусь. 息がかかるほど　そばにいてほしい я всегда на твоей стороне. прости. доён возвращается в сеул, но не в силах вернуться к нормальной жизни. среди однотипных многоэтажек, тысяч улиц и миллионов лиц он каждый раз пытается найти того самого, кто забрал его сердце в семьдесят пятом, а потом так резко объявился в этой, другой жизни. в пусане, на пляже, среди шума волн и ветра. в дурацкой олимпийке а-ля восьмидесятые. в сером классическом костюме на другой стороне дороги. доён срывается на бег, когда загорается зелёный, не смея отвести взгляд с родной фигуры, стремительно удаляющейся от него. и, будучи уже совсем рядом, кричит ему: — юта накамото! — сквозь пелену слёз ким видит, как юта оборачивается в его сторону. — юта, неужели это правда ты? — мы знакомы?