***
Ночью Оливии как всегда не спалось, мучительная бесконечная бессоница, от которой не помогало ничего. Абсолютно ничего. От простых способов, по типу тратить всю энергию днём, не сидеть в гаджетах, до самых крепких снотворных. Мешки так и залегли с самого детства под её полуопущенными от усталости карими глазами. В такие моменты рекомендовалось прогуляться на свежем воздухе, а так как Браун, в какой-то степени, домосед, это, естественно, происходило чрезвычайно редко. И то ночью, когда город спит, и ты знаешь, что никто тебе не помешает насладиться такими моментами. Летние ночи прекрасны. Лёгкий ветерок обдувает короткие растрёпанные русые кудри девушки. На ней надеты шорты, которые скрывала чёрная толстовка на размер больше неё самой. Её губы искусаны и ободраны в кровь, «обветрились» — отмазка и никому больше не интересно, ноги покрыты мурашками от небольшого холодка, ощутившегося после резкой смены температуры. Оливия уже стоит на тёмно-зелёной истоптанной траве, а перед ней домик на дереве. Мечта детства, что ли. Ларри, наверное, был бы не против. Она осторожно залезла по лестнице и очутилась в небольшом помещении. Комнатку освещал только слабый свет луны, которого явно было недостаточно. Глаза быстро привыкли к темноте, и та смогла разглядеть аккуратно заправленную кровать. Браун села на краешек и уставилась в окно, ожидая рассвета, а он ой как не скоро. Но торопиться ей некуда, остаться наедине с собой и со своими мыслями — самое важное для неё сейчас. Она точно знала, что не уснёт как минимум до пяти утра, а прийти в этот домик было неплохой идеей. Обычно она могла засидеться в столь замечательном, уютном, тихом местечке, рассуждая о прошлом, настоящем и будущем до самого утра, до того, как в обед её не разбудит никто иной, как хозяин этого помещения. Конечно же он не станет делать это специально, но сон у Оливии очень чуткий. Ей опять будет неловко перед Джонсоном, и весь оставшийся день его подруга пристанет со своими извинениями, за которые порой Ларри самому становится стыдно. Кудри Браун обдувал лёгкий порыв ветра, пробивавшийся сквозь окно, становилось довольно-таки прохладно. Оливия развязала шнурки на кедах и, освободив ноги от обуви, закинула их на кровать. Сегодня облачно, что было непривычно для ночных посиделок Оливии. Облако на секунду затмило луну, света в домишке стало намного меньше. Девушка подогнула под себя одну ногу, а другую прижала к своей груди, обхватив руками, продолжая осматривать родную комнатку. Она знала каждый её уголок, где что лежит, абсолютно всё, даже больше, чем сам Ларри. Браун по ночам также успевала прибираться в домике и иногда получала от парня за вещи, переложенные в другие непривычные для него места. Оливия устало смотрела на звёздное небо, которые переодически время от времени скрывали облака, и, возможно, даже тучки. Неожиданно к горлу подступил ком. Такой тяжёлый. В голову прильнули все самые ужасные воспоминания. Начиная от похищения, физического насилия, мучительные смерти её любимых родителей прямо на её глазах, детский дом со старыми воспитательницами, новые строгие родители, которые избивали её аж до потери сознания, а потом шестнадцатилетие, переезд сюда, кошмары, более частые бессоницы, заканчивая убийствами и призраками в апартаментах. Что-то заставило её прямо сейчас взглянуть в лицо своей слабости. Голова раскалывалась от всей нагрузки, боль усиливалась с каждым стуком сердца. Зрение размывалось из-за капель на ресницах и единственное, что видела Оливия — это слабые, тусклые лунные лучи. Она невольно задёрнула рукав толстовки и начала разглядывать каждый шрам, оставленный когда-то на теле сквозь слёзы, боль и страдания. Браун приподняла рукав чуть выше, до локтя, виднелись свежие порезы, сделанные на этой неделе. Задёрнув рукав ещё дальше, почти до плеча, девушка заметила свободные места. «Это для новых» — подумала она и окончательно потеряла контроль над самообладанием, дав волю чувствам.***
Сколько времени прошло — неизвестно. Однако полная луна уже начинала сменяться солнцем, освещающим домик на дереве намного сильнее. На кровати валялась опухшая от слёз Оливия. Спит. Подушка уже почти высохла. Через пару часов сюда явится хозяин этого убежища и разбудит спящую красавицу, но он так и не появлялся. Девушка просыпаться, естественно, не собиралась, ведь такая возможность выспаться ей предоставляется, наверное, раз в жизни. Дневной свет светил прямо в глаза, так и подталкивая девушку вставать, но та даже не шелохнулась. Её спокойное, тихое, ровное дыхание никто не посмеет сбить, только не сейчас, не сегодня. Часы уже давно перевалили за полдень, а Ларри всё нет и нет. Скорее всего гуляет где-нибудь с Салом. Если он конечно сам не дрыхнет у себя в подвале. В конце концов Джонсон ведь не каждый день приходит к себе в домик на дереве. Время было всё ближе к трём часам дня, а Оливия могла бы смотреть свой уже десятый сон, страшный кошмар или же наоборот, там, где всё хорошо, но ни монстров, ни милых розовых поняшек ей не снилось. Оно и к лучшему. Обычно Фишер, Джонсон и Браун ходят друг к другу в гости, но сегодня за весь день парни не увидели девушку ни разу. Это было вполне в её репертуаре: запереться в комнате и сидеть сутки напролёт в телефоне, но вот в соцсетях в последний раз она была вчера в пять вечера, что очень не похоже на неё. Вернувшись с прогулки, Сал и Ларри всё же решили набрать номер шатенки. Гудки. Очень длительные. Каждая секунда вызывала у них беспокойство, хоть и внушая самим себе надежды, им в голову лезли переживания за подругу. И вдруг они вспомнили её поведение, она постоянно была отстранённой от людей, но почему? За эти два чёртовых года, что они пережили вместе, они ни разу не поинтересовались. В голову начали лезть мысли дурнее, чем были до этого. «Самоубийство» — они переглянулись, услышав голос надоедливой девушки на конце провода, оповещающей их о том, что абонент не взял трубку. Парни мигом рванули с места на третий этаж, где и жила Оливия. Они стучали в дверь, но безуспешно. А это означало лишь одно… — Чел, я кажется знаю, где она может быть… — внезапно очнулся Джонсон. Фишер в мгновенье оказался у домика на дереве. Один. Ларри сказал, что ему «нужно помочь маме, ну ты ж знаешь, так что без меня». Последняя надежда… А что если она всё же не здесь? Что тогда? Стрелка часов показывала четыре. Последний шанс… Тяжело вздохнув, Сал тихо поднялся наверх. Юноша зажмурил глаза, боясь увидеть что-то страшное, о чём он и сам не раз задумывался, но если такое произойдёт с ней… Салли сглотнул и машинально прикусил щеку изнутри. Ногти впились в ладони до боли и отметин на коже. В ушах раздражительно гудело. «Пожалуйста, пусть всё будет не так. Только не сейчас, только не с ней.» Поборов себя, парень с протезом резко открыл глаза. Какое облегчение. Она лежала на кровати и мирно сопела. Фишер тихо выдохнул, чтобы не разбудить Оливию. Уголки его губ слегка приподнялись и растянулись в нежной улыбке, которую под протезом, конечно же, не видно. Этот придурок вопреки отказывается снимать его даже при самых близких друзьях. Но его улыбка моментально сползла с лица, увидев её запястье. Чёрт, она так была занята истерикой, что не задумалась задёрнуть кофту обратно. Он аккуратно, стараясь как можно тихо, прошёл по скрипучим доскам и присел на край кровати, смерив девушку неодобрительным взглядом. Фишер уже настраивался на серьёзный разговор с Браун, отрепетировал у себя в голове речь, поддержку. «Что же ты пережила, Оливия?» — пронеслось в мыслях. Она всё не просыпалась. Видимо решила выспаться на десяток лет вперёд. Сал не мог отвести взгляд от неё. Её волнистые волосы. Её лицо. Покусанные губы, которые она категорически отказывалась мазать хоть какими-то бальзамами. И руки… Такие больные. Смотря на них, Фишеру становилось ужасно стыдно за то, что не смог уберечь от такого. Сал засмотрелся на неё, «как же она прекрасна», что даже не заметил её громкого вздоха, после которого она слегка приоткрыла свои глаза. — Проснулась, — первое, что услышала девушка. Оливия немного не понимала, как тут оказался он, но это не единственное, что её сейчас беспокоило. Она наконец выспалась, хотя ещё немного сна ей бы явно пошло на пользу. Браун слегка приподнялась на локтях, и попыталась разглядеть обстановку. — Ты в домике на дереве, — будто читая мысли, ответил голубоволосый. — Что произошло? — сонным голосом еле слышно промямлила Оливия. — Сейчас ты мне всё расскажешь по порядку, хорошо? — нежным шёпотом сказал Сал. Браун не до конца понимала о чём он говорит, потому вопросительно и лениво изогнула левую бровь. Она поднялась с локтей и села, облокотившись спиной об стену, её примеру последовал и Фишер. — Вот об этом, — парень взял её руку в свою и слегка поднял рукав повыше. Оливия молча смотрела то на него, то на своё запястье, из-за которого она ночью прорыдала час, а то и больше. — Надеюсь, посмотрев на другую руку, я не найду там такое же? — его голос звучал неуверенно, волнующе. Девушка была не в силах ничего сказать или сделать, да и сопротивляться бесполезно. Он был прав. На левой руке также «красовались» порезы. Сал уставился на них, о чём-то размышляя у себя в голове, а после посмотрел на девушку. — Расскажешь? — в его словах звучала искренность, Фишер и вправду по настоящему интересовался что произошло в жизни Браун. Она выложила Салу всё как есть, скрывать ведь уже нечего. Его сочувствующий, жалостный взгляд… Он повернулся к девушке, а та к нему и им не понадобилось никаких слов. Она упала в его объятия и уткнулась носом в плечо, пытаясь сдержать слёзы. Но через пару секунд уже намочила чёрную толстовку парня своими слезами. Сколько же в них было боли? — Пообещай, что больше никогда не будешь делать это, — сказал голубоволосый, — а если всё же захочется, приходи ко мне, и мы всё обсудим, хорошо? Оливия лишь кивнула головой и продолжила реветь Фишеру в плечо. Уж лучше мокрая толстовка, чем суицид друга. Через пару минут Браун отстранилась от парня. Девушка вытерла слёзы с щёк и, проморгавшись, уставилась на парня. Тот как-то неуверенно и вопросительно посмотрел ей в глаза. «Я что-то сделал не так?» — пронеслось в голове. — Надеюсь не возразишь, — рука Оливии потянулась к протезу. Ну да, всё честно, она ведь поделилась с ним всем, а он? Сал не стал возражать. Пусть будет так. Ремешки протеза два раза щёлкнули, и он уже оказался в другой стороне кровати. — Я урод, да? — спросил Фишер, опустив взгляд. На что девушка усмехнулась. — Как ты можешь о себе такое вообще говорить? — она взяла его лицо в свои холодные ладони, не делая большого акцента на шрамах, чтобы не задеть чувства голубоволосого, — очень даже красивый. Только Сал успел поднять свой недоумевающий взгляд на свою спутницу, как та его неуверенно чмокнула в щёку. Фишер залился краской, услышав смешок со стороны Оливии, между прочим она тоже смутилась и не меньше него. Они несколько секунд сидели с опущенными головами, боясь посмотреть на своего партнёра, будто какие-то хулиганы, провинившиеся в школе в кабинете директора. А когда всё же нашли силы в себе, преодолев смущение, взглянули прямо в глаза. В один момент. Сердце с каждым стуком билось чаще, отдавая какой-то ритм: такой быстрый, но спокойный. «Сейчас или никогда». Салли наклонился к девушке и на секунду завис в расстоянии плюс минус десять сантиметров между её губами. Его горячее тяжёлое дыхание обжигало. Такое искалеченное лицо выглядело и вправду очень даже страшно, согласимся, но это по-особенному притягивало… А губы такие же красные, как и у Оливии. Зачем она вообще на них смотрит. Всего одна секунда и эти губы оказываются на губах Браун, только вот этот миг быстро отстраняется. И им этого мало. Всё же через несколько секунд парень осмелел и снова прильнул к её устам, но на этот раз это был не обычный какой-то там детский чмок. Девушка слегка улыбнулась и, кажется, парень не мог этого не заметить. Они просто чувствовали друг друга, просто поддались чувствам, просто понимали без слов, просто наслаждались моментами, просто жили… просто. Иногда всё бывает очень просто. Вот оно — счастье. — Я тут получается лишний? — в домик на дереве неожиданно поднялся Ларри.