***
Башня даже на фоне украшенного и праздничного города светится ярче всего. В главном холле никого, и Игорь, кивнув на приветствия Марго, позволяет себе не сворачивать к лифтам сразу. Огромная, до потолка почти, голограмма прямо в центре, напротив входа, так и манит подойти и разглядывать. Он, конечно, и так по сравнению с Сережей и Олегом деревенский дурачок, когда дело доходит до технологий, ну и плевать, хоть настроение им поднимет, если они потом решат глянуть по камерам. Ель благородного стального оттенка мерцает мягко в причудливом завораживающем ритме. Игорь не удивился бы, зашифруй так Сережа «счастья и здоровья» азбукой Морзе, с него бы сталось. Шары с логотипом «Вместе» в цветах компании и какие-то плохо распознаваемые абстрактные композиции из металла — были бы из металла, будь настоящими, — Игорь минималистичность и стиль оценивает. Наверное. Ему бы чего попроще. Позеленее и с ветками, и вообще, осязаемого. — Желаете включить снегопад, Игорь? — доброжелательный голос Марго прерывает тишину, и Игорь чуть виновато опускает руку, желание потрогать было детским, дурацким и очень сильным. — Не стоит, я это, — Игорь стягивает кепку, неловко сминая в руках, — наверное, уже… — Вас ожидают, — отвечает ассистентка не менее приветливо, и Игорь наконец отправляется наверх. Холл жилого этажа с приглушенным светом на контрасте разноцветной подсветки лифта кажется неожиданно уютным и немного нагоняющим сон. Олег выходит навстречу, собранный и прямой, еще даже не в домашнем, улыбается краем губ: — Елочка понравилась? — Не то слово, — Игорь отвечает в тон, — пока весь город ждет две тысячи двадцать второй, как говорится… — Ага, — Олег закончить не дает, обнимает, успевает как-то кепку забрать из рук и расстегнуть кожанку. Игорь позволяет себе целую минуту стоять, чувствуя, как крепко держат Олеговы руки, и не стесняясь зевать в чужое плечо, а потом встряхивается, как пес, выпутывается из объятий: его вроде бы звали не кормить и спать укладывать. — Чего вы тут вообще, как? — спрашивает будничным тоном, на Олега смотрит внимательно, уже научился расшифровывать его больше, чем, казалось бы вообще можно. Не на Сережином уровне, конечно, а все-таки. — Конец года, — хмыкает Волков, чуть хмурится и добавляет с непонятной неловкостью, — Сережа заработался окончательно. Игорь только бровь поднимает, сбитый с толку: заработавшийся Сережа — проблема, серьезная, зато постоянная, решать ее хотя бы на конкретный день, а то и два, путем принудительного выкатывания кресла из кабинета вместе с хозяином оба умеют давно. — Ну как заработался, так и от… — Нет, — Олег хмурится сильнее, — это не как всегда. Там уже Птица заканчивал, и тоже заработался окончательно. — В смысле… Тоже?.. — Игорь, наконец, понимает, почему Олег не написал и не сказал сразу, но и теряется еще сильнее. Он с другими Сережиными личностями знаком одинаково немного и одинаково не знает, как правильно с ними быть. Птица, признавший Игоря за сокровище уровня его любимых шуб, колье и туфлей за дохренналион денег, а то и выше, все равно не стремится к контакту, а наблюдает через Сережу. В редкие минуты встреч норовит закатить скандал и смотреть пытливо, как будто ему интересно, сколько еще Игорь выдержит. Уровень скандала за попытку объяснить проблему суточного сидения перед ноутом Игорь даже вообразить боится. Понятно, почему Олег сам не рискнул его оттаскивать. А может, как раз собирается рискнуть и позвал Игоря попрощаться. Игорь, конечно, будет ему до конца жизни благодарен, но не от всего сердца. — Птиц тоже все, — нарушает Олег тишину, говоря чуть ласковее обычного, Игорь, залипший, так и не отошедший от лифта, отмирает. — То есть, там Тр… третий? — Извини. Игорь вздыхает. Тряпка (Игорю совсем не нравится называть его так, хотя ни Сережа, ни даже Олег ничуть не смущаются) познакомился с Игорем совсем недавно (Птица бы не позволил вообще, но как-то решилось, Игорь стеснялся лезть) и привязался сразу. Как с ним общаться и чем занимать все равно было неясно, хотя Олег почти не оставлял наедине и возвращался по первому зову. Тряпку Игорь, признаться стыдно, боялся. Не его самого, а неожиданную хрупкость существа, которое, по идее, было одним с привычным Сережей. Или не одним, черт разберет, но все же — какой-то частью, а быть знакомым с созданием уровня младшего школьника, который при этом все еще твой парень, жутковато. Особенно, когда ваши отношения давно вышли за пределы держания за руки и подкидывания записок и шоколадок в портфели. Игорь безмерно уважал Волковскую историю жизни и службы, но в глубине души считал его самым героическим поступком ежедневную многолетнюю жизнь с Разумовским, где все два и более участника были относительно довольны. — Это он попросил позвать? — Не, — Олег мотает головой торопливо, - он просто… Ну, тоже от всего устал. И от меня, наверное. Подумал, вы вместе на что-нибудь переключитесь, и ты от отчетов своих тоже, и… — Переключимся, куда денемся, он в своей? — В Сережиной, — Олег чуть расслабляется, понимая, что Гром не раздражен, — но сначала кухня и душ, а то заболтаешься и вообще, знаю я тебя. «Знает», это, видимо, про то, что если Игоря сейчас куда-нибудь усадить, он не встанет до утра ни под каким предлогом. Знает его Волков абсолютно правильно.***
— Игорь! — растрепанная рыжая макушка выкапывается из-под вороха пледов. — Привет, — Игорь смущается, но обещал Олегу держаться молодцом, — в гости вот, пришел, получается. — Ура, — заключает Тряпка, окончательно освободившись от пледов и перепозая на колени к присевшему рядом Грому, — но ты же на самом деле к Сереже, да? И его нет. Голубые глаза наполняются слезами стремительно, и Игорю стремительно же приходится соображать, как втолковать Тряпке, что видеть его тоже очень-очень рады. Через несколько минут Грому уже удовлетворенно сопят в шею, возмутительно колясь безразмерным фиалковым свитером, но Игорю не привыкать, у Тряпки совсем немного любимой одежды, еще более жуткой, чем у Птицы, по Игоревому не-экспертному мнению, но она приводит его в такой восторг, что и слова не скажешь. Игорь, обманувшись воцарившейся тишиной, почти задремывает, когда в него начинают всхлипывать с новой силой. — Чего такое? — гладит по голове машинально, на что рыдания только усиливаются, — устал? — Н-нет, Олег… Олег сказал, можно с-сказать, н-но я… — Конечно, можно сказать, — Игорь не паникует, совсем нет, Олег сказал, никакой катастрофы на горизонте не маячило. Врал, получается, они тут сговорились заранее, ну ничего, Игорь с Волкова еще свое возьмет. А пока главное не умереть на месте от собственной беспомощности, — конечно, можно, что хочешь, а мы придумаем, как сделать, ну… Тряпку на «хочешь» дергает ощутимо, он вцепляется в Игоревы плечи сильнее, оставит царапины, воет тихонечко еще очень долгую минуту, говорит, шепчет: — Я. Я х-х. — сглатывает шумно, — х-хочу елку… Игорь выдыхает с таким облегчением, что на него наконец поднимают заплаканный до крайности взгляд. «Елку, — думает Игорь, елку. Не чтобы у всех котиков и собачек был дом или дед Мороз оказался правдой. Если Олег возьмется за дело, он наверняка может выполнить вообще что хочешь, но с елкой справится даже простой майор полиции, было бы чего ради такую сырость разводить». Но пообещать хоть десять елок Игорь не успевает. — А они… они — нет! И Олег не… не вме-ши-ва-ет-ся! — И не буду, — Олег появляется на пороге, держа в руках заманчиво пахнущую праздниками миску, — потому что не имею особенных пожеланий и хочу, чтобы в первую очередь вы остались довольны. Все трое. «Я понятия не имею, что с этим делать», — переводит для себя Игорь. Ну, вдвоем не иметь понятия уже веселее. — А можно для тех, кто после работы ничего не соображает? — Игорь ловко забирает у Олега целый чищенный мандарин и тут же скармливает Тряпке, уставшему реветь, пару долек, — в чем все ваши проблемы? Красноречиво добавляет Олегу взглядом: «Вы что, позволить себе световое шоу на весь этаж можете, а нормальное дерево — не?». — Все непросто, — вздыхает Олег, одновременно бесконечно-виновато глядя на Игоря и скармливая Тряпке еще мандарина, — у нас перед праздниками всегда непросто. — Сережа хочет елку и Птица елку, но не такую елку, — несчастно добавляет Тряпка, тем не менее, не отказываясь от протянутого Волковым мандарина, — смотри. Игорю протягивают мятые листы бумаги, исписанные так, что места свободного нет, карандашом и ядовито-зеленой блестящей ручкой. — Это?.. — меньше всего на свете Игорю сейчас хотелось строить логические цепочки. — Сережа с Птицей общались, я случайно нашел, от меня прятали, обычно так не бывает, — от очередной порции слез спасением становится подсунутая Олегом шоколадка. — А как бывает обычно? — честно говоря, Игорь понятия не имел, что им нужно какое-то дополнительно общение. Раз голова одна, то и связаться, наверное, можно и как-нибудь так. Игорь честно обещает себе разобраться побольше, а времени все нет. Стыдно. — У них общий чат во Вместе, разумеется, Сережа с неофициального аккаунта, — безмятежно отвечает Олег. — Разумеется, — повторяет Игорь, просто чтобы не материться при Тряпке, разумеется, как же, очевидно же просто, — покурить бы. Можно? Игорю милостиво разрешают забрать листы. Он поднимается тяжело, оборачивается уже на пороге, не зная, что еще сказать Тряпке. Смотрит на Олега, но тот только машет, мол, догоню. Игорь догадывается — просит уйти, пока не ляпнул что-нибудь про «все решим» и не пообещал елку и луну с неба в придачу. Из коридора слышно, что Олег что-то шепчет и шуршит пледам. Слез вроде больше не слышно — и то хлеб.***
— Понимаешь, они все трое почему-то считают новый год безумно важной датой, это Сережино, наверное, он с детства обожал, хотя у нас там праздник был, скажу я тебе… Ага. Так вот, вроде как праздник важен, а идеальное представление у каждого свое, черт-те что каждый раз выходит. Сереже при этом еще работать надо, он даже когда Птица подключается в отчетах по уши. Извини еще раз, я как-то не думал, что рано или поздно тебе в этом тоже надо будет участвовать. Игорь слушает вполуха, впитывает, но сосредотачивается на исчерканной бумаге. Двухцветные письмена впору относить ребятам-дешифровщикам в отделе (он, конечно же, никогда), но кое-что можно распознать. «Салюты СЛЫШНО» — зеленой ручкой, «клуб не лучше» — карандашом, «что угодно ЛУЧШЕ» — одной острой ярко-зеленой линией. «Рыба нет» — «рыбу ест» — «но после тогда НЕ ЛЮБИТ». Игоря хватает еще на дискуссию о схожести классических красных елочных украшений с цветом крови и возможностями заменить все на черный (почему-то не однотонного варианта никто не предлагает), разобраться, где начинается список возможных вин так и не получается. — Игорь. — Да. Сам извини, какое извини. Я бы сам так чокнулся, — Гром осекается, но Олег не дергается, — спасибо, что вообще посвятили. — Вот это свое перестань, — строго, слишком, наверное, но самое то для Игоря. — Я посмотрел тут, — Игорю выяснять свою причастность к семейным праздникам вдобавок ко всему не хочется, — и у меня определенно есть некоторые подозрения по поводу решения вашего вопроса, — Не дожидаясь ответа, прижимается боком совсем тесно, тычется носом за ухом и — не целует, просто мимолетно касается губами. Хмыкает на еле слышный вздох и жалеет немного, что из настроений на вечер у него только уставшее и офигевающее. — И как же решить наш вопрос? — Олег расслабляется, по голосу слышно, Игорь рад, один готов, осталось трое. — Мне кажется, что получившийся праздник должен, прежде всего, понравиться тебе. — Чего? — Олег даже не трудится скрыть удивление, и Игорь улыбается хитро, когда к нему поворачиваются лицом. — Я, конечно, не самый гениальный следователь, но тут очевидно, — смотрит на вытянутое лицо Олега, — не вру же, сам знаешь. — Знаю, — Олег отворачивается опять. — А ты не?.. — Не разрешили. Сережа против. И Птиц. — А мне, получается, можно было? — Дали же. — Там… Ну, ничего такого, — Игорь теряется окончательно, по-дурацки все же выходит, и перед Олегом неловко, тайн-то на три копейки, но будь так просто, наверняка все бы давно договорились словами. — Ну ты еще скажи, что боишься теперь сцен ревности, — Олег коротко смеется, — я же не идиот. Просто удивлен. Правда. Уж кто-кто, а Сережа точно должен знать, что мне не так уж и важно тридцать первое число, как ему хорошо, так и замечательно. — Оно и чувствуется, что тебе не важно. А должно быть важно. Ты же говоришь, Сережа новый год всегда обожал, может, они от тебя того же хотят. Разочек, — Игорь и сам не до конца понимает, что пытается донести, но почему-то чувствует, что прав. Олег растерянно моргает. — Я не… Я всегда говорю, пусть решают, не вмешиваюсь. — А надо, — Игорь, не удержавшись, зевает широко, — не знаю, как тут выкрутиться, но раз мне дали глянуть, значит, мне тебе и убеждать. Выберешь себе праздник, снимешь с Сережи ответственность хоть разок, у него ее и так хоть по… по горло. — Я понял, — Олег тянется растрепать чуть-чуть, совсем немного отросшие в запаре рабочих полицейских будней волнистые пряди и не дает больше вставить ни слова, — дело раскрыто, всем майорам пора по кроваткам.***
Игорь перед сном на выделенной ему самой мягкой в мире кровати на секунду зачем-то думает, что было бы, найдись такая бумажка с учетом всей его жизни и ее влияния на возможный праздник, но вовремя осекается. Для начала пришлось бы всю жизнь прожить с человеком, которому делаешь праздник из ничего в жутких условиях, а там, окажись у человека пара дополнительных личностей, глядишь, и организовалась бы такая переписка. Но это чужая жизнь, а у Игоря — своя, и он берет, что дают, исключительно с радостью, не о чем больше мечтать. Игорь натренирован спать крепче некуда, зная, что засыпал в безопасности, но под чужим тяжелым взглядом открывает глаза, как миленький. Увидев, что Игорь не спит, Птиц, сидевший на свободной половине кровати в позе лотоса, отмирает и устраивается лежа, лицом к лицу. Совсем близко, но Гром не тянется. И вообще никогда не трогает первым. Обычно не трогают и его. — Злишься? — Сумбур вчерашнего вечера всплывает в голове еще не целиком, но что-нибудь, задевшее Птица, там наверняка было. — Злюсь, — отвечают совершенно ровно, смотря немигающим взглядом, чуть сияющим даже в темноте. — Нельзя было говорить? — Нужно. — Тогда не понимаю, — сдается Игорь. Очень хочется перевернуться на другой бок и доспать, вряд ли ему осталось больше пары часов, но тогда его не простят. — Мне нельзя мандарины. Игорь от неожиданности еле сдерживает смех. — Сереже можно, но он устал, надо было догадаться, кто дальше. — Извини, — получается почти серьезно, и вообще, Грому бы обидеться за отнятые законные минуты сна, но это же Птиц. Игорь не удивится, если ночное посещение вообще случилось только потому, что кто-то не признает желание поздороваться. Птиц не отвечает, только вытягивает руку так, чтобы было видно покрасневшую раздраженную кожу на сгибе локтя. — Найти таблетки? — Игорь давит зевок. Подниматься хочется меньше всего, но. Садится, потирая лицо рукой. — Ляг, — раздраженно шипят снизу. — Чего ты, я же щас. — Ляг. Игорь возвращается на подушку. Перед ним снова оказываются пострадавшие от (зверского нападения) мандаринов руки. Птиц молчит, и Игорь почти решается спросить прямо, что ему нужно, но не успевает открыть рот: — Чешется, — таким обвиняющим тоном, как будто Игорь единолично изобрел кожный зуд. — Не чеши, — ляпается на автомате. Птиц фыркает. И не убирает рук. Игорю кажется, что вот так вламываться к нему ради всего этого — форменное издевательство, но, зная Птица, он вообще может думать, что это неплохой способ сказать «спасибо». За что-нибудь. Игорь вздыхает и аккуратно касается кончиками пальцев не пострадавшего участка кожи, медленно ведет к самому сгибу, ждет, на него в любой момент снова зашипят. В ответ слышит абсолютно удовлетворенный вздох. «Вот как, значит, зараза какая. Хороший» — последнее, что успевает подумать Игорь, до того, как окончательно проваливается в сон.***
«СРОЧНО скинь график дежурств январь!!!!!» — Игорь чуть не роняет телефон и нервно смотрит на не открытый чат с Сережей ровно десять секунд, пока от Олега не прилетает «Все в порядке, составляем планы на праздники». «В порядке у вас, как же», — думает, медленно затягиваясь сигаретой на крылечке во внутреннем дворе управления. Выпустил подышать аж на полчаса, значит, конец всем отчетам близок. Игорь думает еще, что со стороны Сережи вообще очень мило сделать вид, что он сам не может достать его расписание хоть взломом системы, хоть забалтыванием его начальника. Игорю как-то неуютно за чуть ли не первые в жизни выходные тридцать первого-первого — Федор Иваныч настоял, сказал, достаточно с него, и вообще, надо привыкать, что и для него праздники могут быть праздниками. А все же отправлять Сереже неловко, как будто, ну. Напрашивается. Но не скрывать же — совсем будет по-детски. Выныривая из глубин Ворда еще после трех часов работы, обнаруживает очередное Сережино сообщение: «УРА» и Олегово: «Заберу вечером к нам? Сережа соскучился и жаждет делиться наполеоновскими праздничными планами». Игорь, конечно, планировал провести вечер (а лучше — остаток жизни), уснув в собственной ванной, и чтобы никаких праздничных, мандариновых и елочных проблем, но как отказать. Сереже отправляет пару смайликов наугад — черт их разберет, вроде, не злые и не грустные, — а Олег пишет, что сам придет. Олег, конечно, встречает все равно.***
— Представляешь, Олег сказал, что хочет елку в сине-серебряном и начал составлять меню на три дня, — возбужденно шепчет Сережа. Они с Игорем в холле (Сережа повис на шее восторженно и сгружать его пришлось на ближайший диван), ждут, пока Олег закончит с чем-то для ужина, на что никак нельзя смотреть в процессе. Работа, отчеты и прочие радости с обеих сторон уже были обсуждены, про Игоревы выходные Сережа как будто бы стеснялся начинать, вот тема и нашлась. Игорь, уютно устроившийся головой на Сережиных коленях, скорее дремлет, чем нет, поэтому понимает не сразу. — Здорово же? — Да! Ты не представляешь, столько лет ноль инициативы, а тут вдруг… — Представляю, Сереж, — до Игоря доходит наконец, что Волков молодец без всяких преувеличений. И Игорь, получается, отчасти тоже — поспособствовал, как мог. — П-представляешь? Нет, там просто долгая история… — Мне рассказали вчера. И даже показали немножко. И, в общем, да, — Игорь садится, чтобы превентивно притянуть Сережу в объятия, — я вообще думал, ты тоже в курсе, а получается, Птиц решил? Короче, в курсе я, да. — Так это получается, ты Олега просил? — голос у Сережи совсем упавший. — Ничего я не просил. Просто намекнул, что ему тоже можно высказывать пожелания и вообще хотеть всякого. Вы, вроде, этого и пытались добиться? Подсобил, чем мог. Игорь убирает аккуратно рыжие пряди за уши, целует в нос. — Поговорите потом сами, ладно? Уверен, что все в порядке. — Поговорим, — кивает Сережа чуть заторможено, но чуть веселеет, — я подумать не мог, что они сговорятся, и ты все это будешь читать. — Да ладно тебе, никаких страшных тайн не узнал, вроде. — Да не в этом дело, — Сережа как будто смущается, — просто… Ну, не знаю. Конечно, я не думал специально скрывать, но уже сто лет до Олега не получалось достучаться. А у тебя раз — и все. — Ну, получается, полезный в хозяйстве, — Игорь усмехается. — Самый-самый, — Сережа наконец позволяет прижать к себе, устраиваясь на чужом плече. — Слушай, зря я лезу уже, наверное, но не могу не спросить, — Игорь не выдерживает через несколько минут тишины, — а почему у Т…тряпки не было права голоса? Сережа напрягается весь, вздыхает: — Все у него есть. Ну, обычно, конечно, а тут… Он рассказывал, чего хочет? — Нет. Сережа вздыхает еще раз: — Он елке радовался только когда мы совсем-совсем маленькие были, один раз нечаянно попал на репетицию утренника — и все, хотел все время смотреть. А потом был первый новый год, когда Олежа ушел, и… и, в общем, праздник ему нужен такой, как тогда. С желтой косой елкой, бумажным серпантином и страшными ватными морозом и Снегурочкой. Сережа умолкает, но Игорь чувствует, что тут что-то не то. — А что в этом криминального? — Сережа поднимает возмущенный взгляд, но Игорь продолжает, — не самое эстетичное зрелище в мире, зато ностальгия какая, из нашего общего детства, как-никак. Да и тебе тогда тоже нравилось, Олег сказал. Дело-то не в цвете шаров и сосулек, на самом деле. — Вот именно, что наше общее, — Сережа отворачивается и хохлится, не Птиц, но птенчик. — Сереж, я для загадок вообще никакой, — приходит Игорева очередь вздыхать, — извини, что полез, проехали. Не заставляю же насильно рассказывать, ну. Сережа горестно мотает головой. — Не заставляешь, — и смотрит как-то слишком отчаянно, — не проехали, Птиц сказал, не надо, чтобы как у тебя было, Олег сказал, ты говорил когда-то давно, что у вас постоянно какая-то ерунда на праздники была, Птиц сказал, если так, зачем… — Сереж, — Игорь прерывает поток обяъснений, пока он не перешел в слезы, — Сереженька. Все хорошо. — Угу. Сереженька, кажется, в «хорошо» верит не особенно, зато прячет лицо в Громово плечо и позволяет гладить по голове. Игорь перебирает шелковую рыжину, не знает, смеяться ему или плакать за компанию. Правда же, заболтались как-то с Олегом, говорили про дачу, вспомнилось, как в Игоревы шесть заглохли по пути к Прокопенкам намертво аккурат тридцать первого числа, и вместо курантов толкали старенький папин запорожец. И как в десять новый год Игорь встречал в гипсе, обидно сломав ногу на лыжах, и про папины суточные смены с первого числа, и дважды — тридцать первого тоже. Рассказывал, как дурацкие вещи, обидные тогда, по детским меркам, но чуда не умаляющие никак, были всегда и застолья с теть Леной и дядь Федей, и попытки деда Мороза застать (дядь Федя всегда говорил, следаком расту, в папку), и подарки, всегда то самое, что хотелось, угаданное непонятно как — Игорь прямо никогда не просил. И вот дернуло же Олега пересказать, а Сережу запомнить. А Птица — отыскать среди кучи бесценных Сережиных знаний и хорошенько обработать информацию на свой лад. Игорь и правда не знает, что говорить, но говорить надо: — Правда, хорошо же, Сереж. Праздники скоро, они же праздники, тут не нервничать надо, а радоваться. И все хорошо получится, и Олегу понравится. — А ты? — Сережа спрашивает несчастным голосом, — Птиц же специально, он думает, ты придешь. Хотел, чтобы тебе не было грустно. — Это цитата? — фыркает, не удержавшись, Игорь. Вот вам и личность-защитник. Защитит вас и вашего парня. — Цитата, — кивает Сережа очень серьезно. — Тогда все решено, — Игорь надеется искренне, что звучит серьезно тоже, — и я. — Ура, — Сережа улыбается слабо, задумывается о чем-то своем. Оживляется через пару минут, — слушай, а мороженое какое лучше? Фисташковое или с маракуйей? С елкой, конечно, сочетаться не будут оба варианта, если ее в голубом, но зато… Игорь вздыхает. Они обязательно переживут грядущий Новый год и обязательно — даже не обсуждается — останутся счастливы.***
Тридцать первого Игорь со всей аккуратностью запихивает под элегантную елку в серебряных сосульках и снежинках три пакета: Птицын Игорь даже открывать побоялся, чтобы не портить упаковку, Юля спасла и выбрала, воодушевившись описанием вкуса получателя и выданной Громом карты с премией и отпускными. Олегу с Сережей выбирал сам. Туда же отправляется сладкий подарок «от зайчика» и возмутительно древних ватных Деда Мороза со Снегурочкой, откопанных в кладовке. Игорь их, честно говоря, очень любит. Всех. Они (в наступающем году он еще много раз убедится, правда) его тоже.