***
Кирюше десять. Точнее, уже не “Кирюше”. Так лишь изредка продолжает называть его мама, когда он снова приносит двойку из школы. Анна Петровна, учительница русского и литературы, женщина неплохая, но с Кириллом у неё упорно не получается: он постоянно вертится, болтает, на сочинениях быстро теряет всякую концентрацию. Родителей в школу она не вызывает больше из растерянности — Кир получает "два", не выучив стих, а затем из какой-то упрямой вредности сдает пустую тетрадь. Будто бы нарывается на неприятности, хотя совсем не похож на своих задиристых одноклассников. Всегда в чистой и выглаженной одежде, с обедами в разноцветном ланчбоксе, пушистой каштановой челкой и большими серыми глазами. Чудо, а не ребенок, если бы не жуткое поведение на уроках. Именно так и говорит Анна Петровна после родительского собрания Светлане Макаровой, которая нервно мнет пальцами ремешок сумки. — Я прошу прощения за неуместный, возможно, вопрос, — добавляет учительница, — но, как классный руководитель, я обязана спросить. Всё ли в порядке с вашей домашней обстановкой? Не могут ли быть связаны изменения в поведении Кирилла с семейными проблемами? Светлана улыбается и качает головой: — Нет-нет, что вы. С этим всё прекрасно. Муж последнее время наоборот стал больше времени проводить с Кирюшей. Он водит их с Лерой на кендо, и, будь что-то не так, я бы обязательно заметила… — Ты делаешь недостаточно. Тренер говорит, что так ты пролетишь с соревнованиями, Кирилл, посмотри на сестру! Она лучшая в своей группе. А чем можешь похвастаться ты? Кир прячет взгляд в пол, пока Лера, идущая рядом, неловко поправляет сумку с формой на плече. Кендо нравится ей, Макарову-младшему эти махания деревяшкой под монологи тренера про силу духа и чистоту сознания непонятны и раздражают. Он с тоской вспоминает, как за пару дней до этого увидел кусочек тренировки боксеров — вот это было зрелище! Красиво, круто, мощно. А не дурацкие крики и скакание за противником с деревянной палкой. — Пап, я тут подумал, — когда они садятся в машину, произносит Кир. — Можно я больше не буду ходить на кендо? Мне не нравится… Виктор тяжело выдыхает, поворачивая ключ зажигания. — Нет, Кирилл, ты не подумал, — прерывает он сына, не повышая тон. — Ты хочешь бросить, потому что у тебя не получается. И я, конечно, это понимаю, сын, не у всех врожденный талант, как у Леры, но ты мужчина. Ты не имеешь права сдаваться. Сдашься один раз — будешь так делать всегда. Я знаю, о чем говорю. — Пап, но… — Я сказал нет. Ты просто плохо стараешься. Заставь меня гордиться тобой, Кир. Кирилл замолкает, чувствуя, как подступают слезы. Упрямо сглатывает их, потому что “мальчики не плачут, сынок”. Чувствует, как Лера, сидящая рядом, легко сжимает его ладонь в своей. Кир не позволяет ей этого. Резко выдергивает пальцы из рукопожатия, отворачиваясь к окну. Ей не понять. Врожденный талант, главная радость родителей, безупречная Лерочка!.. — Конечно, пап, — всё же отвечает Кирилл, сглатывая болезненный ком в горле. — Я тебя не подведу, обещаю. — Вот и молодец, сын, — Виктор удовлетворенно кивает, не отрывая взгляд от дороги. — Слова не мальчика, но мужа. Дома Лера с Киром непривычно молча без общих подколов и смеха закидывают форму в стиральную машину и расходятся по своим комнатам. Лера увлеченно пишет домашку по биологии, Кир вяло пытается зубрить Пушкина, злясь, кажется, на все вокруг. Ничего, думает он, ничего. Он покажет отцу, на что способен, заработает все даны в рекордные сроки, а потом перейдет на бокс, когда тренер по кендо разведет руками и скажет, что больше ничему его, Кирилла, научить не может. И тогда отец хлопнет Кира по плечу, улыбнется и скажет, что гордится. Так всё и будет. Кир выдыхает и слышит, как мама кричит с кухни: — Дети, ужинать! ...Светлана заканчивает накрывать на стол и кладет руку на плечо Виктору, листающему каналы. Он останавливается на новостях, слушая диктора и почти не реагируя на жену. Та устало улыбается, негромко интересуясь: — Как у детей с занятиями? — Как всегда, — отвечает Виктор. — Лера — умница, ей пророчат большое будущее. Кир упрямится. Заявил сегодня, что не хочет больше заниматься, представляешь? — А может быть, — Светлана садится рядом с мужем, — забрать его? Раз не нравится. Вить, нельзя же насильно… — Дорогая, он просто ленится, — мягко перебивает отец семейства. — Кендо воспитает в нем характер и спокойствие. И не надо так с ним носиться, ему не три года. — Ему всего десять, — кивает женщина. — И может… — Тема закрыта, Свет, — Виктор заправляет выпавший из прически локон жене за ухо и легко целует её в лоб. — Киру пора начинать учиться терпению и доводить дела до конца. Светлана молча кивает. Её Кирюша слишком быстро растет.***
Кир впервые серьёзно ссорится с родителями в пятнадцать лет. На костяшках ссадины — подрался с одноклассником, а толстовка, которую нервно комкает в руках мама, прокуренная насквозь. На обеденном столе, как главная улика, лежит пачка сигарет Kent. — Кирилл, ты спортсмен! — отец хлопает ладонью по столу, и все на кухне вздрагивают. — Ты решил угробить лёгкие и вылететь с кендо? Совсем идиот? — Может, я уже с него вылетел! — не уступая, огрызается Кир. — Тебе-то откуда знать? Ты последний раз был на моих соревнованиях лет пять назад! — Потому что я не хочу позориться, когда мой сын проиграет очередному противнику из-за того, что раздолбай и лентяй! — Виктор берет пачку сигарет, потрясая ей в воздухе. — А теперь ещё и это! Взрослый стал? Страх потерял? Ты у меня со своими выходками, — мужчина швыряет пачку обратно на стол, прислоняя ребро ладони к шее, — вот здесь уже! Хочешь по-плохому? Ладно… — И что ты сделаешь? — ядовито перебивает Кирилл, чувствуя, как злость стучит в висках. — Я отправлю тебя в Суворовское, может, хоть там тебе мозги на место вставят! — Виктор брызжет слюной, с высоты своего немаленького роста презрительно осматривая резко побледневшего сына. — Начинай собирать вещи, завтра же напишу им письмо, если по-человечески до тебя не доходит. — Мальчики, пожалуйста, давайте все успокоимся, — слабо просит Светлана, беззвучно всхлипывая, — и поговорим после? Вы сейчас оба не понимаете, что говорите… — Ма, да он с ума сошёл! — окончательно взрывается Кир. Щеки лихорадочно горят, сердце стучит, как бешеное. — Задрал уже всех со своим контролем! Чего ты ему потакаешь? — Кирюш, родной, пожалуйста… — Да хватит уже! — Кир не чувствует возможности остановиться. Хочется высказать все, что кипит не первый день, все, что не даёт спокойно жить и дышать. — Не называй меня так, бесит! Он, — Кир тыкает пальцем в сторону отца, — считает, что мы тут все должны плясать под его дудку, хотя сам не сделал для этого нихрена!.. …подзатыльник оказывается резким, сильным и звоном отдаётся в ушах. Кир от неожиданности прикусывает язык, отступая к стене и ошалело глядя на отца, который тяжело дышит и зло кривит тонкие губы. — Витя!.. — Света, не сейчас, ради бога! — грубо прерывает жену мужчина, глядя исключительно на сына, прижимающего ладонь к голове. — Ты наказан. Никаких карманных, никаких встреч с друзьями. Школа и кендо. И если я узнаю, что ты снова прогуливал и то, и другое, я клянусь, — Виктор заглядывает сыну прямо в глаза, и Кир чувствует настоящий страх, — я клянусь тебе, что ты сию же секунду отправишься в Суворовское, где из тебя сделают настоящего мужчину, а не ту пародию, которой ты являешься сейчас. Ты меня понял? Кир молчит, уже понимая, что проиграл, но упрямо сжимает зубы. Виктор беззвучно выдыхает, а затем хватает сына за ворот футболки и спрашивает еще раз, чуть подтаскивая к себе: — Я задал вопрос. Ты меня понял, Кирилл? — Да, — хрипло отвечает Кир, вырываясь из захвата. Мать за спиной отца громко всхлипывает, ладонями закрывая рот, но парень даже смотреть на неё не может. Обида тугим клубком сворачивается в груди и не даёт нормально дышать. — Спасибо, что помогла, мам. Он выходит с кухни, удерживая себя от хлопка дверью, и фактически влетает в собственную комнату. Плотно закрывается и с силой бьёт кулаком о стену. Руку опаляет отрезвляющей на мгновение болью, свежие корочки лопаются, начиная кровоточить. Кир шипит, прижимая руку к груди и чувствует, как скапливаются в уголках глаз слезы. Дышит часто и поверхностно, спешно смаргивает горячую влагу, плакать он не будет, ещё чего не хватало. Не из-за родителей, не из-за долбанного кендо, не из-за придурка-одноклассника (которому Макаров надрал задницу), сказавшего, что Разумовский, чья фотка стоит у Кира на заставке, может нравиться только психам, девчонкам и (Кир морщится) "пидорам". Плакать он не будет. "Бро, как дома? Че там твой отец?" Кир смотрит на сообщение от друга с кендо и падает на кровать, начиная набирать ответ."Бля, Федь, это трэш какой-то. Орал, подзатыльник дал. А мать, прикинь, просто стояла и смотрела, пока этот больной меня в Суворовское отправить обещал. Пздц"
"Охереть… а про соревнования ты им сказал? Тренер такими словами не кидается, ты реально первый в нашем возрасте, кто может взять второй дан. Даже твоя сис второй в 16 взяла, да?" Кир усмехается. Хоть где-то он Леру уделал. Жаль, что всем насрать."Ничего я им не сказал, им пофигу. И вообще не хочу об этом. Может по сетке зарубимся?"
"Ок. Маме помогу и вернусь, секунду". Кир телефон рядом кладёт, а сам взглядом в потолок утыкается. Оттуда на него с глянцевого постера смотрит Сергей Разумовский, показывая двумя пальцами знак "пис". — Даже у тебя нервы сдали, а ты покруче меня будешь, — бормочет Макаров. — Жаль, что тебя посадили, ты хоть что-то пытался сделать. Разумовский на постере все так же улыбается, показывая "V", а Кир лениво переходит на страничку "Фёдора Губенкова", пока тот не вернулся в сеть. Они дружат года три, с тех пор, как семья Феди переехала из Екатеринбурга в Питер, а сам Федя не пришёл в секцию кендо. Киру с ним прикольно, на самом деле. Друзей у него не так много, но зато все крутые пацаны. С ними можно и девчонок обсудить, и предков. А с Федей вообще говорить легко. И на кендо он крутой — Кир нередко наблюдает за его тренировками. Быстрый, чёткий, резкий, как и надо. И улыбается широко, когда уделывает Кира во время общих спаррингов… Макаров ещё пару секунд смотрит на их общую фотку в профиле Феди и блокирует телефон, прикрывая глаза. Усталость чудовищная, сил, кажется, не остаётся совсем. Поэтому Кир все же пишет Феде, что сыграют они по сети потом, врубает какой-то тяжеляк в наушниках и накрывается одеялом с головой. Последняя осознанная мысль кажется бредом, но Кирилл её запоминает: "В Твиттере, может, зарегаться?.."***
Школу Кир заканчивает в восемнадцать лет, в слюни напиваясь водкой, налитой в бутылку из под газировки, на выпускном. Сам праздник он особо не запоминает, разве что начало. Вручение аттестатов (у Кирилла там всего три тройки), ужасные синие ленточки с надписью "Выпускник 2016", общая фотка класса, и Маринка, которая за руку тянет его к своим родителям знакомиться. — Мам, пап, это Кирилл, мой парень! Кир чуть не добавляет "бывший", вовремя вспоминая, что расстаться ещё не предлагал. Завертелся с экзаменами и документами для поступления — на журфак, который он выбрал, требуются обалденные баллы по литературе и русскому, тут не до шуток. Туда он реально хочет, гнёт свою линию, пару раз собачится с отцом, который агитирует поступать в мед, как "святая" Лерочка. Кириллу же на все эти агитации плевать: у него твиттер, где шесть тысяч подписчиков ежедневно ждут его мнения по поводу политической повестки, желание менять, если не мир, то страну, и журналистика кажется идеальным вариантом. — Кирилл, кстати говоря, спортсмен, — продолжает щебетать Маринка. — У него второй разряд по кендо! Это такая китайская борьба… — Третий дан, а не разряд. И кендо вообще-то японский вид фехтования, — поправляет свою будущую-бывшую девушку Кир. — Я пойду к своим. Рад был познакомиться, — он кивает родителям Марины и уходит к своей семье. — Дети, общая фотка, — Светлана широко улыбается, доставая телефон и делая пару снимков Леры и Кирилла на фоне школы. — Ну какие же вы у меня взрослые и красивые! Виктор рядом негромко просит жену вести себя потише. Светлана смущается, опуская взгляд. — Ну что, сын, — Виктор гордо кивает Киру. — Поздравляю с окончанием школы. Дальше только армия или университет. — Армия в нашей стране калечит людей, пап, — насмешливо отвечает парень. — Тебе скинуть статистику по дедовщине? — Опять спорит, — смеётся Виктор. — Ты посмотри на него, Света! Полемику разводить собрался даже на собственном выпускном. Но да ладно, — мужчина легко хлопает сына по плечу. — А с девушкой чего нас не знакомишь? Красивая. Как зовут? — Марина. Потом познакомлю. — Ну как скажешь, — Виктор добродушно улыбается, а затем Кирилла приобнимает, уводя в сторону от Леры и мамы. — Кир, я надеюсь, что вы с Мариной твоей глупостей не натворите? А то дело молодое, я понимаю… — Пап, — со смешком прерывает его Кирилл, — я не идиот. И с разговором о контрацепции ты опоздал на полтора года. — Как скажешь, сынок, — почти облегченно выдыхает Виктор. А затем добавляет, подмигивая: — Но зато я теперь знаю, что невесту ты нам однажды красивую приведёшь. Кирилл усмехается, кивая. А сам, как только находится свободная минутка, пишет в мессенджере:"У тебя уже кончился этот выпускной дурдом?"
Федя отвечает почти мгновенно: "Сидим в ресторане. Ден вискарь протащил, хоть не так тухло" Кир берет бутылку из под газировки, которую протягивает ему одноклассник, и делает глоток, шумно выдыхая после. Водка раскаленной жижей прокатывается по пищеводу, падая в пустой желудок."У нас водка, я сегодня в отрыв. Школа кончилась, капееец, поздравляю нас"
"Аккуратнее там, чувак. Если че, пиши". Киру от этого сообщения становится иррационально тепло, и он спешно делает ещё один глоток из бутылки, надеясь, что противная щекотка в животе и груди исчезнет. Но она становится ещё ярче, когда он думает о том, что высокому широкоплечему Феде, наверное, очень идёт костюм. А если он ещё и коричневый, то круто сочетается с тёплыми карими глазами и светлыми волосами… Кир снова пьёт из бутылки, запивая колой и отыскивая взглядом Маринку. Та скачет на танцполе, серебристое платье красиво сидит по фигуре, туфли на высоком каблуке девушка даже будто бы не замечает. Макаров встаёт с дивана в пафосном ресторане, который арендовали для них родители, и идёт к своей девушке. Танцевать под новый трек Басты, который поёт что-то про "медлячок, чтобы ты заплакала", Киру не нравится, но Маринка классно целуется и неплохо отвлекает от всякой чуши в голове. ...жаль только, что чушь никуда не исчезает. А продолжает вызывать противную тяжесть в груди, когда спустя два дня Кир с Федей валяются у второго на диване, жуя чипсы и играя в приставку. Кир списывает все на стресс из-за экзаменов, отказываясь даже на секунду думать о том, что глаза у Феди не просто карие, а с тёмными крапинками вокруг зрачка и очень… Кир сжимает зубы. И очень красивые.***
Кир стаскивает с лица защитный шлем, победно улыбаясь толпе на трибунах: ему двадцать и он только что получил четвёртый дан по кендо на выездных соревнованиях в Москве. Лера в первом ряду аплодирует, кажется, сильнее всех, поднимая руки над головой и широко улыбаясь. Кир шутливо посылает ей воздушный поцелуй, от которого сестра так же шутливо отмахивается. Рядом с ней смеётся Люба из Лериной команды. У них соревнования через два дня. — Первое место — Кирилл Макаров! Четвёртый дан! У Кира в руках кубок и грамота с печатью Международной Ассоциации Кендо, а ещё несколько дней отдыха впереди в ожидании выступления сестры. Его он ни за что не пропустит — это их негласное правило. Он уверен, что уже совсем скоро они поменяются местами, и это он будет громко поддерживать Леру, сидя на первом ряду трибун. А пока что он пьёт пиво в их общем с Федей номере — у друга утренний поезд обратно в Питер, свой третий дан он уже получил. Напитки чуть горчат, по телеку идёт какой-то боевик — первые или вторые "Трансформеры", — а Кирилл впервые за долгое время чувствует себя счастливым. Его цель почти осуществилась. Осталось только получить пятый дан до 23 лет и можно смело завершать спортивную карьеру, отец не скажет никакую гадость, это условие было поставлено ещё тогда, когда Киру было всего одиннадцать. — Слушай, — Федю неплохо развозит с пива и он медленно моргает, расслабленно растягиваясь на ковре, — а че у тебя с Ирой? Ну ты рассказывал. — Да фиг его знает, — честно отвечает Кирилл. — Она встречаться хочет, а я что-то не уверен, что оно мне надо. — Ну тоже верно, — друг вдруг резко садится, легко толкая Кира в плечо. — А давай в "я никогда не"? — Нас двое, мы нажремся в сопли, а у тебя с утра поезд, — смеётся Макаров. — Да насрать. До Питера выветрится, — Федя смеётся, открывая им ещё по бутылке. — Я начинаю. Я никогда не пел в караоке! …спустя пятнадцать раундов парни уже ржут в голос, пьянея все сильнее. Федя фактически облокачивается на плечо Кира, то и дело делая глотки из бутылки, а Макаров наслаждается вечером, затыкая поганый внутренний голосок, твердящий что-то про то, что у друга клёвый парфюм. — Я никогда не… — Кир думает, что им нужен перерыв с выпиванием и произносит, по своему мнению, беспроигрышный вариант: — Я никогда не целовался с парнями! Федя рядом вдруг перестаёт улыбаться и нервно сжимает горлышко своей бутылки. А затем на глазах у изумленного Кирилла делает большой глоток. — Воу, — Макаров слегка запинается. — И… как оно? — Приятнее, чем с девушками, на мой взгляд. Кир честно не понимает в какой момент происходят следующие события. Это импульс, какой-то инстинкт, словно что-то резко щелкает в голове и на кончиках пальцев. Это похоже на бред, наваждение и самую большую ошибку в жизни, но плевать обоим. …целовался Кирилл неоднократно, но всегда с девушками, потому что… Просто это казалось правильным. Однако с Федей всё иначе: губы у него на вкус, как пиво, и он не уступает, как все Маринки и Иры до. Целует с напором, шею ладонями обнимая, горячо в рот дышит, пока у Кира какой-то фейерверк в голове. Всё кажется жутко правильным и страшно неправильным одновременно. Кир не хочет анализировать — он вообще мало что в этот момент хочет, — друг уже ладонью под футболку к нему залезает, короткими ногтями царапая пресс. Но мозг трезвеет так быстро, что Кирилл резко отталкивает Федю, упираясь тому ладонью в грудь. — Кир, ты… — Хуйня, забыли. Я не… не из этих, понял? Пойду покурю. Кир из номера выходит так быстро, что забывает взять мобильник. Губы горят, в груди истерично бьётся сердце, а в голове тупым набатом ревут мысли, взрывая черепную коробку и звуча, по какой-то безумной иронии, голосом отца. "Ты же догадывался, что ненормальный! Позорище, не зря родители стыдились, теперь у них будет ещё один повод. Ты же не думаешь, что у тебя получится долго скрываться? Все узнают! Лера узнает и даже не посмотрит на тебя. Нахрена ей дефектный брат? Мама узнает и будет рыдать, а отец… О, он пожалеет, что не сдал тебя в Суворовское, когда была возможность!" Кир дрожащими пальцами держит сигарету, прикуривает с третьей попытки, спиной жмётся к стене здания, чувствует, что как никогда близок к истерике. Банальной, горькой, чтобы до колющего удушья в груди. На Федю он не злится — тот вон как легко доверил ему свой секрет ценой в глоток дешёвого пива. Кир злится на себя, злится на то, что ему, при всех миллионах убеждений в обратном, понравилось. Что он бы хотел повторить, и что, о, черт возьми, — Кир полузадушенно смеётся, — инициатива была его. Не Федя потянулся первым, а долбанный Кирюша Макаров, который запутался, заебался и не вывозит больше ни себя, ни дерьмо в своей голове и жизни. …Кирилл возвращается в номер спустя четыре сигареты подряд, но ни Феди, ни его вещей там нет. На заблокированном экране телефона висит непрочитанное: "Уехал на вокзал, перекантуюсь тут до отъезда. Потом поговорим?" Кир смотрит на сообщение, а затем, особо не думая, заходит в соцсеть, удаляет весь диалог с еще совсем недавно лучшим другом и нажимает на значок его профиля. "Вы уверены, что хотите добавить пользователя в чёрный список?" Кир пару раз моргает, чтобы экран снова приобрёл ровные очертания, а затем нажимает на галочку. Он не уверен, вообще ни в чем не уверен. Но о чем им с Федей разговаривать? О чисто дружеском стояке во время чисто дружеского поцелуя? Кир все же всхлипывает, откидываясь на подушку, зажмурившись и закусив костяшку пальца. Не будет он рыдать из-за того, что сам облажался. Переживет, переболит, ничего, Кир и не с таким справлялся. Вернется в Питер и разберется по ходу дела. Изучит вопрос, найдет информацию — всё, как учат в универе. Критическому мышлению должно поддаться и дерьмо, которое происходит с ним. А как только Кирилл найдет всю информацию о том, что за странное (он сглатывает) влечение к своему полу он испытывает, это можно будет проработать и отрефлексировать. Геи его не пугают и не смущают, он знает про ЛГБТ+, про прайды, он читает новости, но… Кир даже думать не хочет, что он тоже относится к людям, которые веками борются за свою видимость и свои права. Он не хочет, ему это не нужно, ему нужно, чтобы влечение вызывали округлые формы Иры, а не широкие плечи лучшего друга. Ему нужно просто снова стать… — Нормальным, — хрипло заканчивает мысль Кир. — С чистого листа. …Спустя три дня он забирает свои документы и сертификаты по кендо. Тренер, занимавшийся с Кириллом с детства, только недоуменно разводит руками: — Макаров, ты только получил четвертый дан. В твоем возрасте этим может гордиться совсем не каждый. Если у тебя какие-то проблемы, ты всегда можешь поговорить со мной. Я постараюсь помочь… — Я не хочу ни с кем говорить, — прерывает Кир, сжимая в руках папку. — И я просто не хочу больше заниматься тем, что не приносит мне удовольствия. Спасибо вам за всё, но это просто… не моё. Тренер смиренно кивает. Кир и не ждал бурных просьб остаться — кендо и о смирении тоже. Вот только в нём его так и не воспитали, потому что пока Кир вычищает свой шкафчик, ему хочется что-то ломать. Возможно, разбить, ударить. Возможно, ему хочется, чтобы ударили его. Выбили всю убогую дичь, которой он наполнен. — Ты совсем охуел кидать меня в игнор? Федя заходит в раздевалку, захлопывая за собой дверь. Смотрит исподлобья, волнистые светлые волосы влажные от пота, а на щеках румянец (тренировался). Кирилл показушно равнодушно пожимает плечами, хотя внутри всё орет от неловкости и страха. — Блин, Кир, да какого черта! — Федя резко разворачивает Макарова к себе. — Ну поцеловались по пьяни, чего ты драму-то развел? Если хочешь, вообще к тебе не подойду больше. Но кендо-то тут при чем? У нас командные соревнования через три месяца, нахер пацанов бросать? — Слушай, чувак, — Кира самого дергает от этого “чувак”, которое совсем не подходит к ситуации, — я вообще не понимаю, о чем ты. И касаемо кендо… Да срать я на него хотел лет с десяти, ты ж знаешь, что это всё из-за родителей. Надоело. — Так вот оно что, — друг делает шаг назад, качая головой и усмехаясь. — Не по пьяни, значит, да? Зассал? Журналист, бля, с открытым сознанием! — Кир напротив чувствует, как от каждого слова его будто бы током бьет. — Пошел ты, Макаров. Пошел. Ты. Федя выходит из раздевалки первый, хлопая дверью, а Кир кидает в сумку остатки вещей, несколько раз пытается впихнуть туда запасной синай, а затем резко швыряет его в большое помойное ведро и почти бежит к выходу. Кириллу двадцать лет и вместо того, чтобы выслушивать нотации отца и встревоженные вопросы от мамы и сестры, он сваливает из дома, уточняя у знакомых, где планируется ближайшее мирное собрание неравнодушных граждан. Всё свободное от тренировок и соревнований время он теперь будет тратить на борьбу за справедливость, займет этим все свое время, если потребуется, будет лезть на заграждения и баррикады, оказываться в обезьянниках стабильно раз в месяц, учиться не обращать внимания на тревогу матери. Кирилл получает поддых в толпе митингующих и впервые за долгое время не чувствует себя дефектным. Потому что кендо — это про смирение. Потому что вся найденная в интернете информация про внутреннюю гомофобию и про кризис ориентации — про смирение и принятие. Потому что Кир не может смириться и принять. И снова лезет на баррикады, получая по лицу.***
Кириллу двадцать один, когда в его жизни появляется тот, кто живет по-другому и учит этому самого Кира. Шура громкий, Шура яркий, плюющий на любые правила, быстрый, похожий на ветер и волны, — Шура первый целует Кира, а затем ещё и ещё. Шура феерично рвет весь “чистый лист”, который Макаров год склеивал по частям, поджигает кусочки и развеивает метафорический пепел над метафорической пропастью. У Кира от Шуры ноги подкашиваются. Он, конечно, пугается. Каждый раз отдергивает руку, когда синеволосая катастрофа по прозвищу Мальвина будто бы случайно касается его пальцев на улице. Параноидально следит за своим телефоном в универе, чтобы никто не увидел переписку с Шурой. Врет родителям, что ночует у девушки. Запрещает Шуре подвозить его до вуза, чтобы не напороться на знакомых. И ещё сотня мелочей, от которых Кир дергается, которых боится. Ему кажется, что даже Мальвина со своим легким пофигизмом долго не выдержит этих “посиделок в шкафу”. И Кир не знает, чего боится больше — реакции кого-либо или того, что его бросят. Что его бросит Шура. Кир произносит это вслух одной ночью, когда они с Шурой курят на балконе. Время давно перевалило за два, но из-за белых ночей Питер светлый и шумный. Где-то во дворах кто-то орет “Перемен” Цоя, гавкает собака, а Кирилл тихо делится каждым своим страхом с Мальвиной, уютно трущимся носом о его шею. — Детка, — Шура называет его этим до скрипа приторным прозвищем, но Макарову от него тепло, как от чего-то локального и уютного. — Во-первых, бросать тебя я не собираюсь. А, во-вторых, веришь или нет, но всем насрать, с кем ты спишь, что ты ешь и кого любишь. А тем, кому не насрать, всегда можно прострелить колено. — И сесть в тюрьму. — Да, плохой вариант, — Шура целует Кира в подбородок и улыбается. — Но я имел в виду, что если тебе кажется, что ты какой-то неправильный, то вынужден разочаровать: ты самый правильный, замечательный, иногда душный, конечно, и невыносимый, но всё равно потрясающий. И у меня язык без костей, — что не новость, ты это и так знаешь, — поэтому я буду говорить тебе это каждый день, пока тебя перестанет волновать какая-то выдуманная репутация. …Киру двадцать один, когда он силится не заплакать, спешно вытирая влажные глаза и пытаясь уйти с балкона, вывернувшись из чужих объятий. Киру двадцать один, когда сильные руки прижимают его крепче, позволяя уткнуться Шуре в плечо, сотрясаясь в рыданиях. — Пока всё дерьмо из себя не выплачешь, я тебя не отпущу. Как ты не взорвался ещё, родной? — Шура хрипло шепчет ему это на ухо, и Кир шумно всхлипывает. — Очень хочется убить того, кто тебя так травмировал. Скажешь имя? Кир шмыгает носом и улыбается в мокрое от слез плечо своего, черт возьми, парня. А затем отвечает: — Нет. Но мама иногда называет его “Кирюшей”. Шура смеется, прижимаясь губами ко лбу Кирилла, и Макаров, кажется, впервые с детства чувствует себя в полной безопасности. Мальвина шаг за шагом учит Кира, как здорово быть собой, а тот… Кирилл не поправляет маму, когда та снова называет его “Кирюшей”, потому что детская форма имени или нет, — ему плевать. Он чувствует себя комфортно с любой, потому что он — это он. И это, пожалуй, самое важное.